Июль семнадцатого года в Петрограде был не по-северному жарким. Стояли солнечные дни. Небо, покрытое прозрачной пеленой белесой дымки, низко опускалось над столицей. На улицах было душно, как перед грозой. Только под вечер по каменным проспектам растекалась прохлада. Откуда-то с устья Невы, с широких просторов Балтики в город прилетал ночной бриз.

И Петроград сразу преображался. На улицах становилось шумно. Людские потоки широкой рекой текли по Невскому, вбирая в себя ручейки говорливой толпы, вливающиеся с боковых улиц и переулков. Среди разнаряженных кавалеров и их дам — изредка серо-зеленые островки небритых, бородатых солдат-фронтовиков. С винтовками, с котомками за плечами. Волна событий выбросила их прямо из окопной грязи. Печатая строевой шаг, у самой кромки тротуара проходили группы патрулей матросов.

Несмотря на нестерпимую духоту, Петроград жил своей обычной жизнью.

И вдруг разразилась гроза. Она не была неожиданной, как и все грозы в июле.

В тот день было так же жарко и так же нещадно палило солнце. Притихшие улицы безмолвствовали. Огромный город, казалось, еще не проснулся. Неожиданно сонную тишину улиц раскололи удары грома. Над проспектами и дворцами, над переулками и казармами раскатистыми звуками оркестра загрохотал «Интернационал».

И сразу улицы столицы до краев заполнили рабочие и работницы петроградских заводов и фабрик, матросы Балтийского флота, солдаты гарнизона.

На Петроградской стороне у дворца Кшесинской движение человеческой лавины замедлилось. Идущие в колоннах знали: в этом доме находится Центральный Комитет большевистской партии. Здесь — Ленин.

На балконе дворца появились В. И. Ленин, Я. М. Свердлов и А. В. Луначарский. Яков Михайлович обратился к участникам мирной демонстрации с приветственной речью. Громким «ура», возгласами «Да здравствует социалистическая революция!», «Вся власть Советам!» ответили улицы.

Рядом с Лениным стоял рослый моряк в офицерской форме. Он о чем-то просил Владимира Ильича, приветливо махавшего рукой. И, видимо, поддавшись уговорам моряка, Ленин начал свою короткую речь, извинившись, что ввиду болезни скажет лишь несколько слов.

Морским офицером был Федор Федорович Раскольников (Ильин). Всего несколько минут назад его видели идущим впереди матросских колонн. А сейчас стоит рядом с Лениным.

Совсем недавно, три месяца назад, он был произведен в мичманы после окончания отдельных гардемаринских классов. Церемония присвоения чинов состоялась в кабинете военного министра Гучкова. Раскольников туда не поехал, и его произвели в офицеры заочно. А через несколько дней команда учебного судна «Освободитель» выбрала его вахтенным начальником. Матросы знали Раскольникова по его выступлениям на страницах «Правды». Знали, что он большевик. Офицер из народа. Понимает нужды и чаяния простых людей. Видит, чем живут матросы. Верит им.

Гардемарином Раскольников стал в первый год войны. Так велела партия. Морскую форму он надел уже будучи большевиком. В РСДРП вступил в 1910 году, когда учился на первом курсе Петербургского политехнического института. И в том же году, сразу после выхода первого номера легальной большевистской газеты «Звезда», стал активным ее корреспондентом. 5 мая 1912 года родилась «Правда». Федор Раскольников — первый секретарь редакции. Однако поработать долго не пришлось. Через месяц он был арестован и посажен в тюрьму. Затем ссылка в Архангельскую губернию. И только через год, как студент, был освобожден по амнистии. Ему разрешили вернуться в Петроград: здесь он родился, здесь на одной из рабочих окраин, на Большой Охте, жила его мать.

Когда ему было трудно, когда к нему приходили удачи, он обязательно появлялся в тихом домике своего детства. Все здесь было до боли близкое и дорогое. Восьмилетним мальчиком, в 1900 году, он покинул отчий дом. Его отдали учиться в приют, который по своим правам приравнивался к реальному училищу. Почти девять лет прожил он там. Впервые познакомился с книгами Горького. Декламировал на тайных вечеринках «Песнь о Буревестнике». В мятежном 1905 году принимал участие в ученической забастовке. В составе делегации вручал директору училища требования бастующих. Только хлопоты матери спасли его от исключения из училища.

Вернувшись из ссылки, снова пришел в «Правду». Другой дороги, кроме той, которую ему указала партия, для него не было. Раскольников много пишет, ездит по заводам, беседует с рабочими. В газете часто появляются его статьи и фельетоны. Началась война. «Правда» разгромлена. По совету партийных руководителей Раскольников сдает экзамены в гардемаринские классы, становится военным моряком. Командование, конечно, не знало, что он большевик.

Грянул семнадцатый год. Царский трон зашатался и упал. Начались бурные дни революции. Раскольников, сдав экзамены, оставляет гардемаринские классы. «С радостным чувством, — писал он позднее, — покидал я затхлые казармы, чтобы присоединиться к восставшему народу».

Таврический дворец встретил его митингами и речами. Раскольников зарегистрировался в военной комиссии Петроградского Совета, получив удостоверение на право ношения оружия. Он присутствует на первых легальных заседаниях Петроградского комитета большевиков, которые проходили тогда в здании Биржи труда. Здесь впервые встречается с М. И. Калининым. Тот поручает ему провести предвыборное собрание в пулеметном полку. Солдаты послали в Петроградский Совет депутатов-большевиков.

Когда Раскольников с очередной статьей явился в «Правду», ему предложили, ссылаясь на рекомендацию Петроградского комитета, немедленно выехать в Кронштадт. Незадолго перед этим редакцию посетила делегация кронштадтских моряков-коммунистов и просила прислать кого-нибудь из литераторов на пост редактора местного партийного органа «Голос правды». «Хорошо бы Раскольникова», — заявили матросы.

И вот он в Кронштадте.

Кто хотя бы раз бывал в этом городе-крепости, никогда не забудет его суровый и строгий характер, его гранитные набережные и гулкие в полночной тиши мостовые, его видавший виды Петровский парк и знаменитые каналы. Это город морской истории, флотской доблести и боевой русской славы. Недаром его называют отцом моряков.

Я был в этом городе. Здесь прошла моя флотская юность. И мне никогда не забыть тебя, Кронштадт. Я хорошо помню те исторические места, где в далекие годы революционной молодости прославил свое имя Федор Раскольников.

Улицы давно изменили свои названия. Забыты их старые имена. Но дела людей не забываются. Вот на этой улице, носящей ныне имя Ленина, находился Кронштадтский комитет большевиков. Вместе с С. Рошалем, И. Смилгой и В. Антоновым-Овсеенко, Т. Ульянцевым и Б. Жемчужиным Раскольников был одним из его руководителей. Здесь в небольшой комнатке располагалась редакция «Голоса правды», которую он редактировал. Сюда приходили со своими заметками матросы с кораблей. Вслух читались письма. Рождались споры. Шли задушевные беседы. Кронштадтский Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов помещался рядом. Раскольникову часто приходилось здесь бывать. Моряки избрали его товарищем председателя. Якорная площадь помнит шумные матросские митинги, на которых не раз довелось ему выступать. Имя Раскольникова хорошо знал революционный Кронштадт.

А как он любил свой родной Петроград! Может быть, поэтому он так часто навещал его. Привозил материалы для «Правды», рассказывающие о жизни моряков Балтийского флота. В один из таких приездов посетил Максима Горького, чтобы пригласить его в гости к кронштадтским матросам. Зашел как к старому знакомому. Еще в двенадцатом году послал он Горькому письмо на Капри, в котором от имени студентов Политехнического института просил писателя прислать некоторые его книги для библиотеки. Вскоре пришел ответ. Горький выслал свои книги. При аресте письмо отобрали и приобщили к делу. Лично им удалось встретиться через три года в Петрограде. Горький сразу обратил внимание на гардемаринскую шинель, туго обтягивающую крутые плечи, и добродушно заметил:

— Здорово вас, правдистов, переодели.

В тот вечер писатель был занят. У него на квартире шло какое-то совещание. Мичмана попросили пройти в гостиную. Там сидел Иван Бунин. Познакомились. Разговорились. Вскоре освободился Горький. Все вместе прошли в столовую. Пили чай. Беседа шла легко, время летело незаметно. Раскольникова больше всего расспрашивали о Кронштадте.

Рассказать было что.

О Кронштадте в те дни говорили много. Друзья произносили это имя с гордостью и надеждой. Врагов оно бросало в дрожь.

Кронштадт не признавал Временного правительства. Власть здесь принадлежала Совету депутатов, руководимому большевиками. Керенский ненавидел кронштадтцев. А сделать ничего не мог. Даже командование Балтийского флота находилось под контролем выборной матросской организации — Центробалта, где председательствовал большевик Павел Дыбенко. Не случайно кто-то назвал этот город «Кронштадтской республикой».

Выслушав Раскольникова, Горький сказал улыбаясь:

— Молодцы, моряки! Да и вы молодец! — и похлопал дружески мичмана по плечу.

Незаметно пришла весна. Стаял снег. Но Нева еще была подо льдом. Как-то в редакции «Правды» Раскольникову сообщили, что в Петроград из-за границы приезжает Ленин. Кронштадтцы на встречу вождя прислали целую делегацию. После речи с броневика Ленин под охраной матросов уехал во дворец Кшесинской. Здесь, в одной из больших комнат второго этажа, собрались руководящие работники Центрального Комитета. Приглашены были и военные товарищи. Беседа длилась долго. Ленин попросил Раскольникова рассказать о настроениях моряков флота. И по тому, как Владимир Ильич внимательно слушал и глаза его светились радостью, было ясно, что он одобряет дела балтийцев.

Прощаясь, Ленин сказал Раскольникову:

— Сообщайте нам обо всем чаще. Звоните в Цека, мне лично. Пишите в «Правду».

Мичмана Федора Раскольникова вместе с Рошалем кронштадтские большевики на общегородском партийном собрании избрали делегатами на седьмую апрельскую конференцию, где обсуждались вопросы дальнейшего развития революции. Вернувшись в Кронштадт, Раскольников объехал все крупные базы флота — Гельсингфорс, Ревель, Выборг, — чтобы рассказать морякам о приезде Владимира Ильича, о ленинском плане перехода к социалистической революции.

Лето принесло жару и новые тревоги.

3 июля до Кронштадта дошли слухи о том, что в Петрограде готовится большая демонстрация. Матросы стали требовать, чтобы их отпустили в Питер. Раскольников позвонил в Центральный Комитет. Оттуда сообщили: принято решение об участии в демонстрации. Большевики должны взять стихийно начавшееся движение в твердые руки.

Всю ночь кронштадтцы готовились к походу. Созвали заседание исполкома Совета. Решили послать 10 тысяч матросов. Рано утром от причалов отошло сразу несколько пароходов. Высадились у Николаевского моста и под духовой оркестр двинулись по Университетской набережной на Петроградскую сторону к дворцу Кшесинской. Впереди многотысячной колонны моряков шел мичман Раскольников. Кронштадтский комитет партии поручил ему командовать отрядом.

…Слова Владимира Ильича были встречены раскатистым «ура». И шеренги демонстрантов под музыку оркестра двинулись к Таврическому дворцу. На Марсовом поле присоединились новые тысячи рабочих и работниц. Вышли на Невский. Колонна вытянулась на несколько километров. И все росла, росла, росла…

У поворота на Садовую улицу по демонстрантам был открыт ружейно-пулеметный огонь. Откуда и кто стрелял — неизвестно. Но матросы заметили: огонь ведется с чердаков и из окон. И, выстроившись цепью по обеим сторонам колонны, взяв винтовки на изготовку, они так прошли до самого Таврического дворца. Кронштадтцев вел офицер-большевик Федор Раскольников.

Уезжать в Кронштадт в тот вечер матросы отказались. Раскольников по согласованию с Цека распределил их по районам города — направил в Дерябинские казармы, в Петропавловскую крепость, на охрану дворца Кшесинской.

В ночь с 4 на 5 июля юнкера разгромили «Правду». Готовилось нападение на Центральный Комитет большевиков. Вызванные с фронта войска уже прибывали в Петроград. Надо было организовать оборону дворца Кшесинской. Раскольникова назначили комендантом. Он тут же позвонил в Кронштадт, чтобы срочно прислали легкую артиллерию. Послал специального нарочного в Центробалт к Павлу Дыбенко с просьбой прислать в устье Невы миноносец. Проинструктировал матросов на случай нападения юнкеров. Расставил охранение вокруг дома. Съездил в пулеметный полк, привез солдат, назначил им боевые посты. Даже достал броневик. Побывав у матросов в Петропавловской крепости и в Дерябинских казармах. Рассказал им о готовящихся провокациях со стороны войск Временного правительства. Так Раскольников в силу сложившихся обстоятельств стал своеобразным командующим, на которого возлагалась охрана Центрального и Петроградского комитетов партии и других революционных организаций, охрана Ленина. Так революция выдвинула его на трудный пост военного руководителя.

О том, что обстановка в те дни в Петрограде была напряженной, говорит, например, телеграмма, которую послал Керенскому, находящемуся в Ставке, Морской генеральный штаб:

«Четвертого июля вооруженные кронштадтские матросы и солдаты в числе около семи тысяч с Рошалем и Раскольниковым высадились в 11 часов в Петрограде и вместе с некоторыми частями гарнизона произвели вооруженную демонстрацию, окончившуюся мелкими столкновениями… Сегодня разведены мосты, дом Кшесинской изолирован».

По распоряжению Временного правительства командующий военным округом отдал приказ, в котором предписывалось «очистить Петроград от вооруженных людей, нарушающих порядок». На другой день было отдано распоряжение об аресте В. И. Ленина. Вождь революции, партия большевиков ушли в подполье.

Раскольников вернулся в Кронштадт. Он много пишет. «Голос правды» рассказывал о происходящих событиях. Редакция получала статьи из Петрограда. Газета временно заменила «Правду». Почти весь ее тираж сразу же из типографии на пароходах доставлялся в Петроград.

В ночь на 13 июля мичман Раскольников был арестован и посажен в «Кресты». Вместе с ним за тюремной решеткой оказались также Дыбенко, Антонов-Овсеенко и Рошаль. Их дело было приобщено к общему процессу готовящегося, но не свершившегося суда над Лениным. После трехмесячного заключения Раскольников и его товарищи были освобождены. Помогли моряки Балтики.

За окном холодный осенний дождь. Деревья в Петровском парке стоят раздетые. Склянки на кораблях, стоящих у причала, пробили семнадцать часов. Уже темно. На улице тишина. Раскольников в комнате один. Читает письмо Ленина к товарищам большевикам, участвующим на областном съезде Советов Северной области. Фразы медленно проплывают перед глазами:

«…Наша революция переживает в высшей степени критическое время… Момент такой, что промедление поистине смерти подобно».

Ленинские мысли овладевают сознанием, ведут за собой.

«Лозунг «вся власть Советам» есть не что иное, как призыв к восстанию».

Ленин как бы беседует с ним, мичманом Раскольниковым. Говорит ему:

«Флот, Кронштадт, Выборг, Ревель могут и должны пойти на Питер… свергнуть правительство Керенского…»

Он читает и ясно видит, что нужно делать, куда зовут его партия, Ленин.

«Да, промедление смерти подобно», — повторяет он ленинские слова. Твердой матросской походкой, как будто под ним качающаяся палуба корабля, он не спеша ходит по комнате. Обдумывает… «Надо собрать комитет. Немедленно…»

До глубокой ночи шло заседание комитета. Обсуждали, как лучше выполнить указания Ленина.

Утром снова Петроград. Он в Центральном Комитете партии. Беседа с Я. М. Свердловым. Раскольникова направляют для подготовки к вооруженному восстанию в Новгород и Лугу.

— Эти пункты для нас сейчас особенно важны, — объяснил Яков Михайлович. — Через них проходят войсковые соединения, которые по вызову Временного правительства прибывают с фронта в Петроград. Вместе с местными партийными комитетами нужно любыми средствами распропагандировать эти войска, не допустить их прихода в революционную столицу, задержать хотя бы на несколько дней.

Помолчав, Свердлов добавил:

— А в Кронштадте дела надежнее. Обойдутся без вас.

Поездка по грязным осенним дорогам. Выступления на солдатских митингах. Горячие схватки с эсерами и меньшевиками. Откровенные беседы с офицерами… Целая неделя без сна и отдыха. Но усталости никакой. Чувство огромной удовлетворенности: сделано что-то большое, очень важное. Некоторые полки так и не дошли до Петрограда, где в эти Октябрьские дни решалась судьба России, судьба народа. Вооруженное восстание победило. Власть перешла в руки рабочих и крестьян.

Утром 8 ноября Раскольников был уже в Смольном. Здесь — штаб революции. Зашел к Антонову-Овсеенко. Тот занят, еле успевает отвечать на телефонные звонки, отдавать распоряжения. К нему то и дело входят с докладами красногвардейцы, матросы, солдаты. Поговорить так и не удалось.

В комнату вошел Ленин. Поздоровался за руку. Настроение у него хорошее. Он улыбался. Расспросил, как чувствуют себя фронтовики. Раскольников не успел ответить. Владимира Ильича вызвали срочно к прямому проводу. Вбежал раскрасневшийся от холодного ветра Бонч-Бруевич. Торопливо рассказал о последних событиях в Петрограде и куда-то снова убежал, не простившись, сказав лишь одну короткую фразу:

— Красногвардейцев надо проинструктировать…

Снова появился Ленин. Он отдал распоряжение Антонову-Овсеенко о посылке опытного агитатора навстречу отряду самокатчиков, который вот-вот будет в Петрограде.

— Кого же послать? — спрашивал Владимир Ильич, ни к кому не обращаясь.

— Раскольникова, — выпалил Антонов-Овсеенко.

— Правильно, — подтвердил Ленин, и его снова позвали к телефону.

Через несколько минут Раскольникову вручили мандат, написанный на бланке военного отдела исполкома Петроградского Совета:

«Военно-революционный комитет делегирует тов. Раскольникова для встречи войск, прибывающих с фронта, на Варшавский вокзал и назначает его комиссаром прибывающих войск».

Подписал председатель ВРК Н. И. Подвойский.

Выполнив задание, Раскольников вернулся в город. Его вызвал к себе Ленин. Положение под Петроградом осложнилось. Войска Керенского и Краснова заняли Гатчину.

Владимир Ильич сидел в большом кабинете бывшего штаба военного округа. Перед ним на длинном столе лежала карта окрестностей столицы. За столом сидели Подвойский и Антонов-Овсеенко.

— Какие суда Балтийского флота вооружены самой крупной артиллерией? — сразу спросил Ленин.

— Дредноуты типа «Петропавловск», — быстро ответил Раскольников. — Они имеют по двенадцати двенадцатидюймовых орудий в башенных установках, не считая более мелкой артиллерии.

— Хорошо… — продолжал Владимир Ильич. — Если нам понадобится обстрелять окрестности Петрограда, куда можно поставить эти суда?

— Ввиду глубокой осадки линейных кораблей и мелководья Морского канала проводка столь крупных судов в Неву невозможна…

— Так каким же образом можно организовать оборону Петрограда судами Балтийского флота? — спрашивал Ленин, пристально вглядываясь в лицо Раскольникова.

Тот, немного подумав, сказал:

— Линейные корабли могут стать на якорь между Кронштадтом и устьем Морского канала, примерно на траверзе Петергофа. Помимо непосредственной защиты подступов к Ораниенбауму и Петергофу, они будут обладать значительным сектором обстрела и в глубь побережья.

Добавил:

— Что касается Невы, то здесь «Аврору» можно усилить другими крейсерами с артиллерией от восьми до десяти дюймов, а также миноносцами.

Владимир Ильич тут же заставил Раскольникова показать все это на карте, точно обозначив границы секторов обстрела. Ленин сказал, что тотчас же отдаст распоряжение в Гельсингфорс о немедленной присылке в Петроград боевых кораблей.

— А вы, — обратился он к Раскольникову, — позвоните по телефону в Кронштадт. Сделайте необходимые распоряжения о срочном формировании еще одного отряда кронштадтцев. Необходимо мобилизовать всех до последнего человека. Положение революции смертельно опасное. Если мы сейчас не проявим исключительной энергии, Керенский и его банды нас раздавят.

— Есть! — по-флотски лихо ответил мичман. Он встал, положил руки «по швам». В его серых спокойных глазах заиграли огоньки радости.

Вызвать по телефону кого нужно Раскольникову не удалось. И он тут же сам едет в Кронштадт, срочно организует отряд моряков.

А положение под Петроградом становилось все опаснее. Контрреволюционные войска вступили в Царское Село. В городе вспыхнуло восстание юнкеров.

Гельсингфорс прислал в Петроград четыре миноносца: «Забияку», «Деятельного», «Победителя» и «Меткого». Они были направлены на боевые позиции к селу Рыбацкому. Крейсер «Олег» и линкор «Заря свободы» стали на якорь в устье Морского канала. Для связи с действующими частями в район Пулковских высот была высажена с кораблей группа корректировщиков.

С отрядом кронштадтских моряков Раскольников выехал под Пулково. Матросы доставили восемь орудий. Установили их на высотах.

Войска Керенского были разбиты. Опасность, нависшая над революционной столицей, миновала. Раскольникова вызвали в Военно-революционный комитет. Прибыл он туда далеко за полночь. Вошел в кабинет. Подвойский и Еремеев спали на стульях. Он разбудил их.

— Очень хорошо, что прибыли, — сказал Подвойский. — Вам придется сегодня же принять командование сводным отрядом моряков. Его по указанию Владимира Ильича мы посылаем на помощь московским товарищам… Константин Иванович, — он указал на Еремеева, — поедет туда же.

Отряд состоял из 750 матросов. Помощником командира назначили Николая Ховрина, начальником штаба — Анатолия Железнякова. Выехали ночью. В районе станции Бологое настигли бронепоезд белых. Загнали его на запасную ветку и принудили к сдаче. Тут же бронепоезд был укомплектован матросской командой.

Когда прибыли в Москву, уличные бои здесь шли уже к концу. По заданию ревкома моряки помогали ликвидировать остатки контрреволюционных гнезд, арестовывали мятежных офицеров и юнкеров. Установили в городе постоянное патрулирование. Потом путь отряда лежал на юг. Раскольникова же телеграммой Центрального Комитета отозвали в Петроград. Ждала работа в Морском комиссариате.

Еще в Октябрьские дни Советское правительство провело реорганизацию флота. Во главе Морского комиссариата была поставлена коллегия. В ее состав назначили Дыбенко, Вахрамеева и Раскольникова. Декрет о роспуске старого флота и создании нового Красного флота написал Дыбенко. Докладывали об этом на заседании Совнаркома Дыбенко и Раскольников.

Новый год пришлось отпраздновать в пути. Без тостов, без песен. С незнакомым соседом по купе обменялись пожеланиями друг другу счастья.

Январским морозным утром восемнадцатого года в Таврическом дворце собралось Учредительное собрание. Раскольников среди депутатов от большевистской партии. Перед открытием первого заседания фракция большевиков собралась на короткое совещание. Свердлов прочел «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». В этом документе законодательно закреплялись все завоевания советской власти. Члены фракции одобрили «Декларацию» и приняли решение: если Учредительное собрание откажется утвердить ее, большевики немедленно покинут Таврический дворец.

От имени ВЦИК Учредительное собрание открыл Яков Михайлович и тут же прочел «Декларацию», Реакционная часть депутатов выступила против этого революционного манифеста. Большевики ушли с заседания.

Владимир Ильич собрал членов правительства на экстренное заседание Совнаркома. Позвали и Раскольникова. Он был в то время заместителем Народного комиссара по морским делам. Ленин поручил ему объявить Учредительному собранию об уходе большевиков.

На заседании Совнаркома утвердили текст заявления. Раскольников прошел в зал, подал председательствующему записку с просьбой предоставить слово для внеочередного заявления. И вот он на трибуне. Смотрит в лица депутатов. В них — озлобление, страх, ненависть. Спокойным голосом прочел заявление об уходе большевиков. Зал застыл в оцепенении.

Покидая Таврический дворец, Владимир Ильич сказал Раскольникову:

— Я сейчас уезжаю, а вы тут присмотрите за вашими матросами. Разгонять Учредительное собрание не надо. Пусть все выговорятся до конца и свободно разойдутся по домам. А завтра никого в Таврический не пускать.

В караульном помещении весело. Матросы шутят, смеются. Время незаметно переваливает за полночь. Раскольников с Урицким не спеша пили чай по-флотски — густой, горячий. В комнату как ураган ворвался Дыбенко и, громко хохоча, рассказал о том, как, наслушавшись вволю скучных речей говорунов-социалистов, Анатолий Железняков, весь перепоясанный пулеметными лентами, в лихо сдвинутой на затылок бескозырке, не прерывая очередного оратора, молча поднялся на сцену, подошел к председательскому креслу и, положив тяжелую матросскую руку на плечо сразу онемевшего Чернова, строгим, приказным тоном объявил:

— Караул устал! Предлагаю закрыть заседание и разойтись по домам!

Караульное помещение наполнилось дружным, раскатистым матросским хохотом. Раскольников взглянул на часы: было сорок минут пятого.

Тревожным и тяжелым для молодой Советской республики было лето восемнадцатого года. В Москве шли холодные дожди. Покрытые сотнями зонтов, у магазинов толпились очереди за хлебом. Не кричали по утрам заводские гудки. Плакаты РОСТА звали добровольцев на защиту революции.

В один из дождливых дней июня Раскольникову позвонил Ленин и попросил немедленно прибыть в Кремль.

В светлом кабинете Владимира Ильича было просторно. Ленин сидел за письменным столом на деревянном стуле с круглой спинкой. По другую сторону стола два кожаных кресла для посетителей. Сбоку— вертящаяся этажерка с книгами. В шкафах, что прижаты к стене, тоже книги. У входной двери на полустенке карта России.

Владимир Ильич пожал руку Раскольникову, предложил сесть. И сразу же начал:

— Я вызвал вас потому, что в Новороссийске дела идут плохо. Потопление Черноморского флота встречает неслыханное сопротивление со стороны части команд и всего белогвардейски настроенного офицерства. Многие настаивают на уходе в Севастополь. Но увести флот в Севастополь — это значит отдать его в руки германского империализма. Этого никак нельзя допустить. Необходимо во что бы то ни стало потопить флот, иначе он достанется немцам.

Ленин вышел из-за стола, сделал несколько шагов, вернулся, снова сел и продолжал:

— Вот только что получена шифровка из Берлина… Наш представитель телеграфирует, что германское правительство требует перевода Черноморского флота из Новороссийска в Севастополь…

Он разыскал в груде бумаг расшифрованную телеграмму.

— Прочтите, пожалуйста.

В самой категорической форме кайзеровское правительство требовало не позже 18 июня перевести флот в Севастополь, где он будет интернирован до конца войны. В случае невыполнения ультиматума немцы грозили начать военные действия, захватить Новороссийск и забрать флот силой.

— Вам придется сегодня же выехать в Новороссийск, — решительно заявил Ленин. — Непременно возьмите с собой матросов. Между Козловом и Царицыном неспокойно.

Владимир Ильич встал, направляясь к карте. Раскольников последовал за ним.

— Вот здесь, — он указал на карту, — донские казаки перерезали железную дорогу.

Ленин снова сел за стол.

— Сейчас я напишу вам мандат… Сегодня воскресенье, и Бонч-Бруевича здесь нет. Зайдите к нему на квартиру, и он поставит печать. — Он взял чистый бланк с надписью «Председатель Совета Народных Комиссаров РСФСР» и, низко склонившись над бумагой, быстро начал писать.

Подавая мандат, сказал;

— Желаю вам успеха.

В Новороссийск Раскольников прибыл на рассвете 18 июня. Прямо с вокзала поспешил в Порт. Солнце еще не поднялось над морем, а в порту было шумно. На пристанях матросы, грузчики, какие-то чиновники. Они о чем-то спорят, ругаются. Некоторые из них нагружены большими узлами, вооружены винтовками.

Раскольников, помня о секретности своей миссии, несмотря на личное желание, не мог броситься в этот человеческий водоворот. Он спешил к причалам, у которых стояли военные корабли. «Значит, не ушли, — думал Раскольников, хотя видел, что некоторых кораблей нет. — «Свободная Россия» стоит. А где же «Воля»? И миноносцы не все». И он чуть не бегом бросился к причалам.

Чтобы понять происходящие здесь события, вернемся на несколько недель сначала в Севастополь, потом в Новороссийск.

Германские войска находились на подступах к Крыму. Они со дня на день ожидались в главной базе. Как же быть с кораблями? Ведь немцы захватят их. Этот вопрос волновал не только моряков эскадры. Этим жил весь Севастополь.

Жаркие споры шли на кораблях. Одни настаивали на уходе в Новороссийск. Другие были против. А немецкие войска подходили уже к Севастополю. Двойственную игру вел и командующий флотом бывший царский адмирал Саблин. Его поддерживало контрреволюционное офицерство. Эти люди считали: пусть уж лучше немцы, чем большевики. Но открыто высказать свои мысли остерегались. Боялись матросов.

И вот настал последний день, пробил «двенадцатый» час. Войска кайзера находились буквально в нескольких километрах от Севастополя.

Темной ночью, с притушенными огнями, часть кораблей покинула рейд и взяла курс на Новороссийск.

В Севастополе остались подводные лодки и надводные корабли старой постройки. Сразу же по приходу немецких войск на них были подняты германские флаги.

Немцы были ошеломлены уходом флота в Новороссийск. Министерство иностранных дел Германии в ультимативной форме требовало возврата кораблей Черноморского флота в Севастополь. Этот вопрос обсуждался на Высшем военном Совете и в Совнаркоме. Ленин на докладной записке начальника Морского генерального штаба наложил следующую резолюцию:

«Ввиду безысходности положения, доказанной высшими военными авторитетами, флот уничтожить немедленно».

В Новороссийск на имя командующего флотом и главного комиссара была послана секретная директива:

«В виду явных намерений Германии захватить суда Черноморского флота, находящиеся в Новороссийске, и невозможности обеспечить Новороссийск с сухого пути или перевода в другой порт, Совет Народных Комиссаров, по представлению Высшего военного Совета, приказывает Вам с получением сего уничтожить все суда Черноморского флота и коммерческие пароходы, находящиеся в Новороссийске.

Ленин».

Выполнение этой директивы было возложено также на члена Морской коллегии Ивана Вахрамеева, который специально, с особыми полномочиями, прибыл в Новороссийск.

Шли дни. Срок ультиматума истекал. А командующий флотом не спешил выполнять приказание, под всякими предлогами откладывал решение вопроса о судьбе флота. Это был явный саботаж.

10 июня Реввоенсовет Республики послал Вахрамееву шифрованную телеграмму, в которой подтвердил необходимость потопления кораблей.

Наступили последние дни. На судах началось дезертирство. Поползли слухи, что немцы высадились на Тамани, скоро будут в Новороссийске. За линией внешнего рейда шныряли немецкие подводные лодки. Над городом все чаще появлялись вражеские аэропланы-разведчики. У эскадры иссякали запасы топлива и продовольствия. Командующий флотом, до конца сыграв свою гнусную роль, выехал в Москву. Покинул Новороссийск и Вахрамеев. Поступил он неправильно, допустил ошибку. Начатое дело до конца не довел. Воспользовавшись этим, в ночь на 17 июня часть кораблей — линкор «Воля» и семь миноносцев — снялись с якоря и ушли в Севастополь. Когда эти суда выстроились перед походом на внешнем рейде, эсминец «Керчь» поднял сигнал:

«Судам, идущим в Севастополь. Позор изменникам России».

…По деревянным качающимся сходням Раскольников прошел на ближайший эсминец. Это была «Керчь». На палубе многолюдно. Матросы занимаются приборкой, драят медяшки. Корабельная жизнь шла своим чередом. Вахтенный начальник провел Раскольникова к командиру. Короткое знакомство. Старший лейтенант В. А. Кукель, усталый и измученный бессонными ночами, быстро доложил обстановку.

— Нельзя ли нагнать ушедшие корабли и силой вернуть их в Новороссийск? — спросил Раскольников.

— Нет, уже поздно. Они раньше придут в Севастополь, чем мы успеем настичь их.

Раскольников разговаривал с командиром «Керчи» громко, размахивая руками, как будто тот лично был виноват в уходе кораблей в Севастополь. Нервно ходил по тесной каюте, сжимая кулаки.

Через полсуток истекал срок ультиматума. Корабли вывели на внешний рейд. Раскольников лично отдавал распоряжения. Первым был потоплен эсминец «Фидониси». Его торпедировала «Керчь». Затем один за другим стали погружаться в пучину моря остальные корабли. На их мачтах развевался сигнал: «Погибаю, но не сдаюсь!» Последним ушел на дно линкор «Свободная Россия». Люди давно покинули его борт. «Керчь» выпустила по кораблю пять торпед. И он медленно стал опускаться в воду. «Керчь» направилась к Туапсе и там самозатопилась. Последняя радиотелеграмма, посланная с борта этого корабля, гласила:

«Всем. Погиб, уничтожив часть судов Черноморского флота, которые предпочли гибель позорной сдаче Германии. Эскадренный миноносец «Керчь».

Задание Ленина было выполнено.

Ночи над Волгой в августе темные, звездные. Даже противоположный берег не видно. Бакены не горят. Огни прибрежных сел и деревень скрыты ставнями. Волга стала фронтовой рекой, ареной жестоких боев. О Волге заговорил весь мир. Это название вдруг замелькало на страницах сотен газет. Великая русская река все чаще стала упоминаться в секретных планах генеральных штабов западных стран.

На Волге в те дни решался вопрос, быть или не быть советской власти. Интервенты и белогвардейцы заняли всю Среднюю Волгу. Враг готовился к походу на Москву. С севера наступали англичане. Они рвались к Волге, чтобы единым фронтом наступать на столицу большевиков.

Летом 1918 года Центральный Комитет партии считал Восточный фронт решающим фронтом. Для руководства боевыми операциями создаются Реввоенсовет и штаб Восточного фронта. Руководителями назначаются опытные партийные работники С. Гусев, В. Куйбышев, А. Мясников, П. Штернберг. По решению ЦК сюда направляются тысячи коммунистов.

Бои шли за Волгу. Бои кровопролитные, тяжелые. Враг захватил Казань. Его части при поддержке флотилии продолжали наступление. Противник располагал большим отрядом хорошо вооруженных кораблей. Войска сопровождали авиация, бронепоезда.

Для успешной борьбы с врагом нужны боевые корабли. Без них противника не одолеть. Совнарком принимает решение: срочно создать Волжскую военную флотилию. В постановлении говорилось «о передаче всей охраны водных путей Волжско-Каспийско-Камского бассейна морскому ведомству с возложением руководства на тов. Раскольникова». Он назначается командующим флотилией.

Своим рождением Волжская военная флотилия во многом обязана трудолюбию и мужеству балтийского матроса большевика Николая Маркина. Он первым с группой кронштадтских моряков прибыл в Нижний Новгород. Под его руководством шло переоборудование и вооружение речных пароходов и буксиров. Работы выполнял коллектив завода «Нижегородский теплоход». Рядом с инженерами и рабочими трудились матросы. Местные партийные и советские органы получили от председателя ВЦИК Я. М. Свердлова специальную телеграмму: «Оказывать всяческое содействие… товарищу Маркину в порученной ему работе». Маркин лично присутствовал при установке орудий на палубах кораблей и их испытаниях на воде. Сам отбирал команды пароходов.

Николай Маркин был назначен заместителем командующего флотилией.

…Миноносец «Ретивый» в походе. На борту командующий флотилией Федор Раскольников. На мостике темно. Огни притушены. Раскольников стоит рядом с лоцманом, седым бородатым стариком. Старательно огибая частые отмели и перекаты, вплотную прижимаясь то к одному, то к другому берегу, корабль медленно продвигается вперед.

— Нельзя ли, дедушка, увеличить немного ход?

— Никак нельзя, товарищ командующий, — тихо отвечает лоцман, — плёс здесь тяжелый, да и ночь очень темная. И так не знаю, как доберемся.

Поход разведывательный. Через несколько дней флотилия совместно с сухопутными частями начнет штурм Казани. Нужно еще раз уточнить расположение вражеских батарей, места сосредоточения войск.

Раскольников только позавчера прибыл на Волгу. Одновременно с ним пришли сюда и балтийские миноносцы. За их переходом лично следил Ленин. Корабли были посланы по его указанию еще в начале августа. В пути немного задержались, и тут же в Рыбинск полетела телеграмма комиссару и старшему командиру отряда миноносцев:

«Приказываю самым срочным порядком закончить погрузку орудий, снарядов и угля и незамедлительно следовать в Нижний. Работа эта должна быть выполнена в самый кратчайший срок. Местный совдеп и советские организации должны оказать полное содействие. Каждая минута промедления ложится тяжелой ответственностью и повлечет соответствующие меры по отношению к виновным. Телеграфируйте исполнение.

Председатель Совнаркома В. Ульянов (Ленин)».

Вахтенный начальник докладывает командующему, что скоро Верхний Услон. А в черной темени ночи ничего не видно. Только крутизна левого берега, покрытого лесом, чуть-чуть вырисовывается на фоне звездного неба. Раскольников знает: здесь у противника сосредоточены крупные силы. Высоты укреплены артиллерией. Батареи расположены так, что простреливают не только фарватер Волги, но и противоположный берег. Орудия шестидюймовые, скорострельные. В помощь им придан бронепоезд. Он курсирует по железнодорожной ветке вдоль берега. У пристани стоят корабли флотилии. Они охраняются дозорными катерами.

Так доложила разведка. Теперь эти сведения надо уточнить, проверить на месте огнем.

— Ну что ж, — говорит Раскольников командиру корабля, который стоит тут же на мостике, — благословляйте артиллеристов, пусть начинают. А штурману передайте: как начнется ответный огонь, сразу к правому берегу прижимается и на обратный курс ложится. Нам тут делать нечего. Мы только прощупаем их, — он указал в сторону белогвардейских батарей, — засечем огневые точки… А ударим завтра.

Миноносец открыл огонь. Залпы глухим эхом повторились где-то на обоих берегах. И сразу же на высоком уступе, что темной громадой поднимался над рекой, вспыхнули огненные столбы снарядных разрывов. Берег ответил не сразу. Но его батареи ударили одновременно все. Тяжелые снаряды падали далеко от борта корабля. Миноносец успел отойти. Сделав еще несколько залпов, снова резко отвернул в сторону. Теперь заговорил бронепоезд. На пристани вспыхнул пожар. Видимо, загорелись складские постройки. Пламя, яркое, высокое, осветило стоящие у причалов корабли.

— Ударить по ним! — отдает приказание Раскольников. Он внимательно следит за вспышками на берегу, запоминает. Завтра это все пригодится. Конечно, наблюдатели нанесут обнаруженные огневые точки на карту. Однако личные впечатления тоже нужны. Ему невольно вспомнились занятия по морской тактике в гардемаринских классах. «Бои» кораблей-макетов. «Управление огнем» по кнопочной электросхеме. Прошел год с небольшим. И вот он уже командует целой флотилией кораблей. Должность адмиральская. А он — лейтенант. Лейтенант Красного флота. Это звание ему присвоил I Всероссийский съезд моряков, проходивший в ноябре 1917 года. На нем присутствовал Ленин. Выступая с ответной речью, Раскольников благодарил партию за оказанное ему доверие. Обещал оправдать высокое звание красного офицера. И вот наступило время…

Командир миноносца доложил о выполнении задания. «Ретивый» лег на курс отхода.

В базу вернулись еще до восхода солнца. Вскоре на флагманский корабль прибыли представители армейских частей. Командующий пригласил командиров кораблей, работников штаба и политотдела. Еще раз уточнили план совместных действий по разгрому верхнеуслонского укрепленного района.

Первой наносит удар по врагу флотилия. Миноносцы, прорвавшись к берегу Верхнего Услона, своей артиллерией подавляют огонь тяжелых батарей. По этой же цели действует плавучая батарея «Сережа», вооруженная 120-миллиметровыми морскими орудиями. Канонерские лодки обстреливают стоящие у пристани суда, бьют по бронепоезду. Под прикрытием их огня высаживается десант. Как только он зацепится за берег, начинается наступление пехоты. В прорыв сразу вводятся два полка 28-й дивизии, которой командовал В. Азин. Их действия на берегу обеспечивают огневой поддержкой канонерские лодки. Миноносцы продолжают обстрел батарей до полного их уничтожения.

К полудню флотилия изготовилась к походу.

По сигналу с «Ретивого» корабли заняли свои места. Впереди, вслед за флагманом, шли миноносцы «Прочный» и «Прыткий». В кильватерной колонне, на небольшой дистанции от них, следовали канонерские лодки «Ваня-коммунист», «Добрый», «Дельфин», «Ташкент», «Ольга», «Олень». Справа находилась плавучая батарея «Сережа». Отряд сопровождало несколько катеров-истребителей, вооруженных легкой артиллерией и пулеметами.

Авиагидроотряду флотилии командующий приказал прикрывать действия кораблей с воздуха. Два самолета несли патрульную службу. Их задача: отражать налеты аэропланов противника, вести наблюдение за передвижением вражеских войск и кораблей, бомбежка и обстрел укреплений.

Бой длился около двух часов. Огневой удар начали наносить миноносцы. Батареи противника сразу же были вынуждены замолчать. Но вскоре снова открыли огонь. От их снарядов погибли две канлодки — «Ташкент» и «Дельфин». Осколками шрапнели выведен из строя орудийный расчет на миноносце «Прочный». Плавучая батарея получила пробоину. Но и бронепоезд противника стрельбу прекратил совсем.

Меткими залпами «Ретивого» потоплены три вооруженных парохода прямо у причалов. Остальные корабли, отстреливаясь, ушли вниз по Волге. Десант высадился успешно. Но, встреченный сильным пулеметным огнем, вынужден был отступить к берегу. Помог миноносец «Прыткий». Подошел почти вплотную к кромке воды и огнем своих пушек расчистил дорогу десанту. Сухопутные войска вскоре ворвались на окраины Верхнего Услона, овладели высотами, где стояли батареи. К вечеру противник был окончательно сломлен. Путь на Казань открыт.

В том бою отличился матрос с канлодки «Ваня-коммунист», будущий писатель-маринист и драматург Всеволод Вишневский. Вместе с флотилией он прошел с боями по всей Волге и Каме.

В начале сентября командующий флотилией получил приказ командующего 5-й армией о совместном наступлении на Казань. Бои начались 9 сентября. Накануне вечером и ночью корабли флотилии переправили через Волгу несколько полков пехоты вместе с артиллерией и обозами. На рассвете миноносцы и канонерские лодки провели двухчасовую артиллерийскую обработку позиций противника. Разбитыми оказались многие вражеские орудия, разрушены десятки пулеметных точек. Под прикрытием огня части 5-й армии охватили город с трех сторон, подошли к его окраинам. Враг упорствовал. Батареи, расположенные на центральных улицах и особенно за стенами Кремля, мешали дальнейшему продвижению советских войск. Цепи залегли. Атаки завершались рукопашными схватками, но противник не отходил. Его защищала артиллерия.

К Раскольникову на «Ретивый» прибыл представитель армейского штаба. Ознакомил с обстановкой на суше. Показал на плане города расположение вражеских батарей.

— А если высадить десант прямо на пристань, — предложил командующий флотилией, — и с ходу захватить Кремль?

Так и порешили.

Вечером, под покровом темноты, миноносцы «Ретивый» и «Прыткий» совместно с тремя канонерскими лодками прорвались прямо к причалам порта. Ошеломленная прислуга вражеских орудий, установленных на пристани, при первых же залпах корабельных пушек разбежалась. В течение нескольких минут корабли ошвартовались у стенок, и десантники по трапам сошли на берег. Раскольников, стоя на мостике «Ретивого», в мегафон отдавал распоряжения кораблям и десанту. Командиром отряда был Николай Маркин.

В полночь десант, состоящий из матросов и солдат, после упорных боев овладел Кремлем. Батареи противника перестали существовать. Наши части, не прекращая атак, перешли в наступление сразу по всему кольцу окружения. К утру войска 5-й армии вступили в город. Казань снова стала советской.

«Моряки Волжской флотилии! — говорилось в приказе Реввоенсовета Республики. — Под Казанью ваша флотилия покрыла себя славой. Все суда соревновались в героизме и преданности рабочему классу. Славные моряки показали, что они остаются тем, чем были: красой и гордостью революции».

Противник отошел. Вместе с наступающими частями флотилия перенесла свои действия на Каму. Линия фронта отодвинулась на восток.

Красивы ранней осенью берега Камы. Особенно в тихие солнечные дни. На песчаных отмелях сотни лебедей. Белые крылья, как флаги, полощутся на легком ветру. Лебеди готовятся к отлету на юг, пробуют крылья. Река близ Сарапула широкая, глубокая. Течет медленно. Берега обрывистые, из желтой глины. Наверху зелень низкорослого кустарника. Одинокие пихты, как часовые, стоят молча.

Дни короткие. Ночи длинные. Рассветы неторопливые. Темнота отступает не спеша. Над водой, как от большого костра, белый дым тумана. За ним, словно за занавесом, ничего не видно.

…Хорошо об этих краях, о той далекой боевой осени рассказала в своих фронтовых очерках-былях друг и соратник Федора Раскольникова, талантливая журналистка и писательница, бесстрашный боец партии неутомимая Лариса Рейснер. Долгие годы трудной и горячей жизни они были рядом. Она прошла с Волжской флотилией весь ее боевой путь. Была не только летописцем героических дел. Она — активный участник боевых событий на Волге и Каме. Вместе с моряками делила радость побед и горечь утрат. Ее пламенные речи агитатора звучали в корабельных кубриках, в солдатских окопах, в крестьянских хатах освобожденных от белогвардейцев деревень. Она ходила в разведку по тылам врага. Несла правду о революции в занятые противником села и города. Она была по духу и по сердцу боевым комиссаром. И, может быть, верен рассказ о том, что прообразом комиссара в «Оптимистической трагедии» Всеволода Вишневского была неустрашимая Лариса Рейснер…

«Ретивый» и «Прочный» подошли к Сарапулу. Сигнальщики докладывают: рядом мост, по нему усиленное движение. Повозки. Люди. Идет переправа. Противник подтягивает новые силы.

А наши войска штурмуют город. Бойцы дивизии легендарного Азина уже заняли несколько улиц.

— По переправе, огонь! — звучит команда, и артиллеристы обоих кораблей начинают обстрел подступов к мосту. Легче, конечно, взорвать мост. Но Раскольников решил подождать с этим. Мост пригодится самим. Новый построить не так-то легко.

Вскоре подошли канонерские лодки. На оба берега были высажены небольшие десанты с пулеметами; Мост захвачен. Переправы больше нет. Корабли ведут огонь по войскам противника, обороняющим город. Азинская дивизия успешно наступает. Сарапул освобожден.

В тот же день штаб флотилии получил срочный приказ. В 30 километрах ниже Сарапула находилась угнанная белогвардейцами баржа-тюрьма, в трюмах которой томилось более семисот приговоренных к расстрелу советских активистов и красноармейцев. Заключенных лишили пищи и воды. Они не видели дневного света. Белогвардейские палачи решили при приближении Красной Армии вывести баржу на глубину, поджечь и потопить вместе с живыми людьми.

Реввоенсовет армии дал указание командующему флотилией Раскольникову принять любые меры, но спасти товарищей.

В поход отправились три миноносца. Они шли под белогвардейскими флагами. Вел их Раскольников. Обманув таким образом корабли охранения, командующий приблизился на «Ретивом» вплотную к барже. Короткий рукопашный бой с часовыми. Баржа взята на буксир. Отстреливаясь от вражеских орудий, миноносцы вернулись обратно.

Потом началось преследование отступающего противника. Корабли флотилии оторвались от своих частей. Враг решил воспользоваться этим. К берегу были стянуты орудия. Устроены всевозможные засады.

Когда Раскольникову доложили об этом, он спокойно ответил:

— Прорвемся!

У села Пьяный Бор произошел первый бой. Начался он разведкой. Командующий послал вперед два катера. На большой скорости они неуязвимы для полевой артиллерии. Противник, обнаружив катера, открыл огонь. Водяные столбы всплесков остаются за кормой. А враг продолжает стрелять. Расположение его батарей теперь известно.

На «Ретивом» ждут команды открыть ответный огонь. Раскольников не спешит. Он смотрит туда, где рвутся снаряды. Не спускает глаз с катеров. А тут еще, напуганная взрывами, в небо взметнулась стая лебедей. Кружатся, кричат, но их голоса тонут в грохоте стрельбы.

— Огонь! — произносит командующий, и корабли вступают в единоборство с батареями врага.

Вперед вырывается канонерская лодка «Ваня-коммунист». На ее борту Николай Маркин. На полном ходу корабль посылает снаряд за снарядом в расположение белых. «Ваня-коммунист» все ближе подходит к берегу. Стреляет почти в упор по пулеметным точкам, спрятанным в прибрежном кустарнике.

Увлекшись боем, сигнальщики «Вани-коммуниста» не заметили молчавшую до сих пор батарею. Она укрылась за штабелями дров. Ударило несколько залпов. Прямое попадание в борт. Второе — в надстройку корабля. Пожар.

На помощь поспешил «Ретивый». Подошел почти вплотную. Загородил «Ваню-коммуниста». Батарея перенесла огонь на миноносец. Раскольников с мостика крикнул Маркину:

— Задний ход! Я прикрою тебя!..

Но было уже поздно. Пламя охватило корабль. Он окутался паром и дымом и стал погружаться в воду. «Ретивый» попытался взять раненый корабль на буксир. Но он уже наполовину находился в воде. Спасти его было невозможно.

Так погиб «Ваня-коммунист». Так погиб герой-моряк Николай Маркин.

Раскольников телеграфировал Ленину:

«Первого октября под Пьяным Бором в ожесточенном бою нашей флотилии с судами и береговой батареей противника погиб вооруженный пароход «Коммунист», бывший «Ваня». На нем нашел себе преждевременную кончину помощник командующего Волжской военной флотилией товарищ Николай Григорьевич Маркин, революционный герой, преданнейший член нашей партии, один из основателей и самых энергичных созидателей нашей молодой флотилии на Волге и Каме. Его смерть является тягчайшей и абсолютно незаменимой утратой как для флотилии, так и для всей Советской республики. Вечная память отважному революционеру».

Командующего белогвардейской флотилией адмирала Старка считали «хитрой лисой». Но он не оправдывал это мнение. Видимо, потому, что был трусоват. В боях он лично мало участвовал. А на этот раз решил отличиться.

После гибели «Вани-коммуниста» Старк собрал корабли своей потрепанной флотилии. Поднял флаг на канонерской лодке «Орел» и… приготовился к атаке. Бой наметил провести на рассвете.

В тот вечер на «Ретивом» в каюте Раскольникова шел разговор о том, как лучше встретить Старка. Какие приготовить ему гостинцы. Чем его попотчевать. Туговато было с «продуктами». Корабли давно не пополнялись свежими запасами. Помогла моряцкая находчивость. «Меню» подобрали подходящее.

Ночью два катера вышли на постановку мин. Корабли флотилии сменили позицию. Встали поближе к «гостям». Еще не успел забрезжить поздний осенний рассвет, из-за поворота реки показались темные силуэты вражеских кораблей. Над водой тихо. Спят берега. Старк, видимо, рассчитывал на удар исподтишка. Но «хитрая лиса» сама попала в капкан.

Предрассветную тишину разорвали два оглушительных взрыва. Это на минах, поставленных ночью, подорвалась идущая впереди вражеского отряда канонерская лодка «Труд». Вспыхнул пожар. Корабль быстро начал тонуть.

А где же адмирал Старк?

Он развернул свои корабли на 180 градусов и быстро стал уходить в обратном направлении. По удирающему противнику ударили орудия миноносцев. Под их дружные «аплодисменты» дорогие «гости» покинули радушных хозяев. Больше адмирал Старк никогда не проявлял личной храбрости.

Вскоре на Каму пришли холода. На реке появился лед. Корабли флотилии возвратились к месту зимней стоянки — в Нижний Новгород.

Год двадцатый. Каспийское море. В Астрахани еще холодно. Лед на Волге вот-вот придет в движение. И тогда этот край оживет.

А сейчас…

Каспийское море почти полностью в руках англичан и белогвардейцев. Только северная его часть с единственной базой в Астрахани наша, советская. Здесь в порту стояли четыре миноносца и несколько вооруженных пароходов. Плохо с топливом.

Прошедшая осень и зима были тяжелыми. Астрахань находилась в кольце вражеских войск. С юга наступали деникинцы, с востока — уральские казаки.

Выход на Каспий был закрыт. За спиной, белогвардейцев орудовали войска англичан. Их манила легкая победа. Они чуяли запах нефти. Со дня на день ожидали падения Астрахани, захвата Нижней Волги. Тогда две лавины контрреволюционного нашествия слились бы вместе. Весь юг Советской России с его хлебными богатствами и нефтью достался бы им.

Так думали и планировали в Лондоне. Но советский народ, как хозяин, распорядился по-своему. В те дни на весь мир прозвучали слова: «Пока в Астраханском крае есть хоть один коммунист, устье реки Волги было, есть и будет советским». Так сказал от имени защитников Астрахани С. М. Киров. Он стоял во главе обороны Нижней Волги.

Раскольников прибыл на Каспий в самое жаркое время боев. Флотилия, зажатая в устье Волги, была, разделена на несколько отрядов. Корабли действовали там, где складывалась наиболее трудная обстановка. Артиллерийским огнем, высадкой матросских десантов флотилия помогала частям 11-й армии оборонять подступы к Астрахани.

Особенно трудным был октябрь. Бои шли непрерывно днем и ночью. Противнику удалось захватить берег Волги в районе Черного Яра. Это угрожало городу и единственной железной дороге. Реввоенсовет 11-й армии приказал защитникам Черного Яра отстаивать свои позиции до последнего бойца. Корабли флотилии во главе с командующим Федором Раскольниковым бессменно находились в этом районе. Их огневые удары не давали покоя врагу. Моряки доставляли гарнизону Черного Яра боезапасы и продовольствие. Все атаки деникинцев были отбиты. Войска 11-й армии перешли в контрнаступление и отбросили врага от Волги.

Астрахань, как известно, порт речной. Море здесь мелководное. Вывод судов на так называемый двенадцатифутовый рейд производится по каналу. И только там, на рейде, корабли могут принимать топливо, пресную воду, производить погрузку материалов, разводить пары. Все это создает огромные неудобства, особенно для военного флота. Все действия кораблей на виду у противника. Он мог делать что хотел: ставить мины, чтобы не выпустить наши корабли из канала, подстерегать их здесь и, пока они беззащитны, топить.

Флот у противника был сильный. В его составе около 20 судов, вооруженных артиллерией, и до трех десятков новейших английских быстроходных катеров. В руках интервентов и белогвардейцев находились хорошо оборудованные базы в Баку и Петровске, в Тюб-Караганском заливе и на острове Чечень. Враг располагал неограниченными запасами нефти, используя ее как топливо для своих кораблей.

Могла ли Советская республика мириться с таким положением? Ведь здесь, в районе Каспия, находятся наши главные нефтеносные источники. Рядом — богатства Кавказа. Разве можно оставлять все это в руках захватчиков?!

Вот почему весной двадцатого года за Каспийское море развернулась ожесточенная борьба.

Волга вскрылась в марте. Наступила настоящая весна. Она принесла с собой первые победы. Войска 11-й армии, действующие на побережье, вели успешное наступление. Дело теперь за флотилией.

Вместе с половодьем в Астрахань пришли новые корабли: шесть миноносцев, две канонерские лодки, три морских парохода, вооруженных тяжелой артиллерией. Где-то на подходе, на Волге, находились еще четыре миноносца и шесть сторожевых кораблей, перебрасываемых с Балтики. Волжско-Каспийская флотилия теперь могла померяться с любым противником. Это радовало ее командующего Федора Раскольникова.

Он отдает первый в эту кампанию боевой приказ. На двенадцатифутовый рейд выходит отряд судов, состоящий из пяти вооруженных буксиров, двух плавучих батарей с шестидюймовыми пушками и двух пароходов, специально оснащенных для постановки мин. Через несколько дней здесь была оборудована боевая позиция. Поставлено минное заграждение. Плавучие батареи заняли свои места. Противник спохватился, но поздно. Ночью в район рейда вышел белогвардейский крейсер «Князь Пожарский», чтобы поставить мины. И сам подорвался на минном заграждении.

Армейские части вплотную подошли к главной базе вражеского флота — Петровску. Раскольников принимает решение: вывести на рейд все морские суда и начать активные операции на путях отступающего противника. Не давать ему подбрасывать подкрепления. Топить его корабли. Подняв флаг на миноносце «Карл Либкнехт», командующий с отрядом кораблей вышел к Петровску.

Перед самым уходом вызвал к себе Ивана Кожанова, командира десантных войск флотилии. Приказ был коротким. Высадиться на остров Чечень. Занять его бухты. Подготовить места для базирования кораблей.

Петровск наш. Основные силы англичан и белогвардейцев ушли в Энзели. Часть кораблей направилась в Тюб-Караганский залив, в форт Александровский, где находились остатки разбитой под Гурьевом Уральской белоказачьей армии. Раскольников оставляет свой отряд в Петровске, а сам на «Карле Либкнехте» направляется в форт Александровский.

К вечеру следующего дня «Карл Либкнехт» и сопровождающий его истребитель «Зоркий» были у цели.

— Ударим главным калибром, — заявил Раскольников командиру миноносца. — Сдадутся…

На якоре стояли два крейсера белых — «Опыт» и «Милютин». Заметив миноносец, вышли в море. Начался артиллерийский бой. Длился он два часа. Противник не выдержал, стал уходить в сторону мелководья. «Карл Либкнехт» преследовать его не мог из-за малых глубин.

По радио Раскольников предъявил гарнизону форта ультиматум. Противник молчал. Наступила ночь. Командующий послал в бухту истребитель «Зоркий», чтобы огнем пулеметов напомнить об ультиматуме. Вскоре гарнизон форта капитулировал. Раскольников организовал из матросов миноносца небольшой десантный отряд, который и занял форт Александровский. Полностью сдались 70 офицеров и более тысячи казаков во главе с атаманом Толстовым. За эту операцию экипаж миноносца «Карл Либкнехт» был награжден Советским правительством почетным Красным знаменем.

В конце апреля командующий Кавказским фронтом прислал боевую директиву о подготовке к взятию Баку. Кораблям надлежало высадить десант южнее города. Вести наступление с тыла. Вышли три транспорта под конвоем четырех миноносцев. Командование отрядом Раскольников взял на себя. В Баку вспыхнуло восстание. В город вошли советские войска. Десант пришлось высадить в Ленкорани с целью преследования отступающего противника.

Баку — главная база флота. Теперь Волжско-Каспийская флотилия приказом командующего морскими силами республики переименовывается в Каспийский военный флот. Правительство Советского Азербайджана избрало командующего Каспийским флотом Федора Раскольникова командующим и Азербайджанским красным флотом.

Корабли противника, отступая, ушли в Энзели. Это последний оплот интервентов и белогвардейцев на Каспии. Командование флотилии решило атаковать Энзели, изгнать англичан с Каспийского моря, вернуть Советской России угнанный туда флот. Советское правительство официально заверило персидское правительство, что советские войска не имеют целью нанести какой-либо ущерб Персии. «Советскому десанту предложено очистить персидскую территорию, как только минует военная надобность и закончится восстановление свободного и безопасного плавания по Каспийскому морю».

14 мая Раскольников отдал боевой приказ:

«Оставшиеся в распоряжении противника суда в настоящее время интернированы в бухте Энзели, охраняемой английскими войсками численностью до 2 000 человек. Для защиты бухты с моря на берегу за восточной окраиной города установлены шестидюймовые батареи; вход в бухту, кроме того, охраняется плавучей батареей «Которость», вооруженной двумя шестидюймовыми пушками и находящейся у южной оконечности канала.

С целью не допустить возможности противнику в будущем вновь воссоздать боевую силу на море и в корне обеспечить за нами господство на Каспийском море, необходимо захватить в свои руки все находящиеся в Энзели плавучие средства.

Поэтому флоту и десантным отрядам приказываю произвести операцию захвата вооруженной силой города и бухты Энзели путем высадки десанта и дальнейших комбинированных действий его с боевыми судами по следующему плану: десантные отряды под прикрытием боевых судов высаживаются в районе Кумаль-Кавру, прерывают сообщение Энзели с Рештом и, продвигаясь вдоль шоссе, стремительным натиском овладевают береговыми укреплениями у Энзели. Одновременно производится бомбардировка этих укреплений с моря, а за два часа до момента высадки десанта флотом производится, путем обстрела района Качалал — Энзели, демонстрация. В то же время кавалерийский дивизион из Ленкорани, передвигающийся вдоль побережья, подходит к городу Энзели с запада…»

Вечером перед отходом кораблей Раскольников зашел к Серго Орджоникидзе. За чаем засиделись до полуночи. Время бежало незаметно. Попрощались.

— До лучшей встречи!

— Семь футов под килем!

Военная гавань. Раскольников вступает на борт «Карла Либкнехта». Миноносец снимается с якоря. Эскадра легла курсом на юг. Корабли в кильватерной колонне. Миноносцы в голове. В середине транспорты с десантом.

На рассвете 18 мая эскадра подошла к Энзели. Город еще спал. Корабли стали на якорь против глинобитных домиков с плоскими крышами. Невдалеке дворец губернатора, окруженный пальмами.

Флагман поднимает сигнал: начать высадку десанта. Матросы уже на шлюпках. Подошли к песчаной отмели. Бросаются прямо в воду. В руках впереди идущего Красное знамя. Винтовки наготове. Берег был захвачен с ходу. Вышли на шоссе, ведущее на Решт и Тегеран. Пути отхода англичан отрезаны. Батареи даже не открывали огня. Прислуга разбежалась. Появились солдаты. Несколько залпов миноносцев, и они исчезли, попрятались.

Раскольникову на мостик принесли радиограмму. Английский генерал Шампайнь спрашивал о цели визита Красного флота. Вместо ответа — ультиматум о выводе английских войск из Энзели, о возвращении русского флота его настоящему хозяину. Срок — два часа.

К «Карлу Либкнехту» подходит моторный катер. На ветру полощется белый флаг. Молодой, элегантно одетый офицер поднялся на палубу миноносца. Это парламентер. Его доставили на мостик к Раскольникову.

— Лейтенант Крачлей, — отрекомендовался на ломаном русском языке англичанин.

…И вспомнился Раскольникову Лондон. Брикстонская тюрьма. Дорога туда была трагической. Декабрь 1918 года. Балтика. Неудачный поход на эсминце «Спартак» в Ревельский залив. Неожиданный налет английской эскадры. Корабль сел на мель. Плен.

Матросы переодели в бушлат. Нашелся предатель, бывший однокурсник по гардемаринским классам. Выдал. Закованный в кандалы, прибыл в Лондон. Допросы. Унижения. Газеты шумят: «Мы захватили в плен первого лорда большевистского адмиралтейства».

В памяти всплыл один вопрос, очень интересовавший английскую разведку:

— Сколько миноносцев и сколько моряков переброшено с Балтийского моря в Каспийское?

Раскольников глядел на офицера, а сам думал: «Теперь-то вы наверняка знаете, сколько кораблей у нас на Каспийском море…»

Срок ультиматума истек. Генерал согласился сдать Энзели. Раскольников вызвал Кожанова. Тот явился во френче, в коричневой кудрявой папахе набекрень. Его скуластое лицо улыбалось.

— Приказываю тебе, Иван Кузьмич, принять от них, — он указал на английского офицера, — город и флот!

Богатые трофеи. Захвачен весь белогвардейский флот: 10 вспомогательных крейсеров, 7 канонерских лодок, 12 быстроходных английских катеров, свыше 50 орудий, 20 тысяч снарядов, 6 гидропланов, 20 радиостанций.

Спустя несколько дней английская газета «Таймс» писала:

«…весь английский престиж теперь поставлен на карту, захват персидского порта Энзели является громадной угрозой, которая может заронить искру в легковоспламеняющийся материал, рассеянный по всему Среднему Востоку, от Анатолии до северо-восточных границ Индии».

Что ж, господа из «Таймса» не ошиблись. Дальнейшая жизнь подтвердила их прогноз.

Трудящиеся Энзели встретили красных моряков, как долгожданных друзей.

В Москву на имя В. И. Ленина была послана телеграмма:

«Захватом в плен всего белогвардейского флота, в течение двух лет имевшего господство на Каспийском море, боевые задачи, стоящие перед советской властью на Каспии, всецело закончены.

Отныне Российский и Азербайджанский советские флоты являются единым и полновластным хозяином Каспийского моря. Притоку нефти к сердцу республики не угрожает никакая опасность. Все вооруженные суда, пригодные для водного транспорта, будут немедленно разоружены и приспособлены на перевозку нефти из Баку в Астрахань.

Красный флот, завоевавший для Советской республики Каспийское море, приветствует с его южных берегов любимого вождя пролетариата товарища Ленина.

Командующий Красным флотом Каспийского моря Раскольников».

За успешное завершение боевых операций на Каспии флот был удостоен почетного Красного знамени ВЦИК РСФСР. Федор Раскольников награжден вторым орденом Красного Знамени. «Деятельность морских сил Каспийского моря в кампанию 1920 года, — говорилось в докладе Реввоенсовета Республики VIII съезду Советов, — является одной из наиболее блестящих страниц боевой работы Красного флота».

После Каспия судьба забросила Федора Раскольникова снова в Кронштадт. Он командующий Балтийским флотом.

Бои шли на юге, на Черном море. На Балтике была уже относительно спокойно. Флот посылал на помощь черноморцам отряды матросов, корабельные и береговые пушки, минно-торпедное вооружение. Осенью Врангеля разбили. Страна переходила к мирной жизни. На флоте прошла частичная демобилизация личного состава старших возрастов. Корабли осиротели. Плохо было с топливом. Ремонт производить негде. Заводы не работали. Республика переживала трудные дни послевоенной разрухи. Все это не могло не отразиться на боевом состоянии флота.

«В общем ходе революции и случайностях гражданской войны, — писал М. В. Фрунзе, — на долю флота выпали особенно тяжкие удары. В результате их мы лишились большей и лучшей части его материального состава, лишились огромного большинства опытных и знающих командиров, игравших в жизни и работе флота еще большую роль, чем во всех других родах оружия, потеряли целый ряд морских баз и, наконец, потеряли основное ядро их рядового краснофлотского состава.

В сумме все это означало, что флота у нас нет».

Но он должен быть. Страна наша — морская. Больше половины границ проходит по водным рубежам. Для ее защиты нужны крепкие военно-морские силы. Так говорили морякам партия, Ленин.

В эти дни Раскольникова волнуют судьбы флота, его будущее. Он пишет в газету «Известия». Статья напечатана в начале января 1921 года. Автор ставит вопрос о быстрейшем возрождении флота. Молодая Советская республика в окружении капиталистических государств. Для надежной ее охраны нужны сильная Красная Армия и сильный Красный флот.

«Для того, чтобы оказаться на высоте задач, которые может поставить нам история, — писал Раскольников, — наш флот должен тщательно, напряженно, сосредоточенно работать над собою, воссоздавая свою техническую силу и боевую мощь… Не развивая широковещательных судостроительных программ, мы прежде всего должны использовать судовой состав, имеющийся налицо в потенциальном виде, и, приведя его в порядок, создать сильный социалистический флот».

В том же январе в Москве состоялось совещание моряков — делегатов VIII съезда Советов. Для разработки планов восстановления морских сил республики совещание избрало специальную комиссию. Первой была названа кандидатура Раскольникова. Его освобождают от должности командующего Балтийским флотом, переводят в распоряжение Реввоенсовета Республики. Комиссия занималась подготовкой материалов о флоте к X съезду партии, который состоялся в марте двадцать первого года.

«Съезд считает необходимым, — говорилось в постановлении, — в соответствии с общим положением и материальными ресурсами Советской республики, принять меры к возрождению и укреплению Красного военного флота».

В 1921 году полпредом Советской России Раскольников едет в Афганистан. Так начинается его новая, дипломатическая служба. Он сделал многое для того, чтобы заложить прочные дружественные отношения между СССР и Афганистаном. Федор Федорович первый из советских дипломатов был награжден орденом другой страны. Король Афганистана вручил ему эту награду.

Через три года Раскольников возвращается в Москву. Работает редактором журналов «Молодая гвардия» и «Красная новь», главным редактором издательства «Московский рабочий». Он — председатель Главреперткома, начальник Главискусства, член коллегии Наркомпроса. Написал несколько книг об участии моряков в революции, об их подвигах на фронтах гражданской войны. Его перу принадлежит известная пьеса «Робеспьер», которую ставили не только советские театры. Она шла в Париже. Он сделал инсценировку романа Л. Н. Толстого «Воскресение». Был автором многих статей по вопросам литературы и искусства. В 1934 году Раскольникова приняли в Союз советских писателей.

Потом снова дипломатическая работа. В 1930–1938 годах Федор Федорович был советским послом в Эстонии, Дании, Болгарии. И здесь он, как и раньше, все силы отдавал тому делу, которое ему поручала партия. Показал себя талантливым дипломатом.

Находясь за рубежом, Раскольников узнает о жестоких репрессиях Сталина. Тяжело переживает трагическую гибель в результате произвола и беззакония Сталина ни в чем не повинных людей — ближайших соратников Владимира Ильича Ленина, активных деятелей Великой Октябрьской революции, выдающихся полководцев гражданской войны. Многих из них Федор Федорович знал лично по совместной работе. Тогда же он стал замечать, что и за ним следят ежовско-бериевские агенты. Чувствовал недоброе. Предвидел надвигающуюся опасность.

Глубоко потрясла Раскольникова весть о том, что по указке Сталина его объявили «врагом народа», лишили советского гражданства, поставили вне закона.

Федор Федорович до конца своей жизни оставался настоящим ленинцем, советским патриотом, бесстрашным бойцом большевистской партии. Он верил и знал, что правда восторжествует. Культ личности, как явление чуждое нашей Коммунистической партии и нашему советскому строю, будет разоблачен, осужден и уничтожен.

Умер Раскольников 12 сентября 1939 года во Франции.

Таков боевой путь этого замечательного человека — флотоводца, дипломата, партийного деятеля и писателя.

ВЕН. ТИХОМИРОВ