Уже несколько дней меня не покидает ощущение тревоги. Зоя тоже была настороже. Мы не могли обмениваться мнениями при свидетелях. Охранники, которых приставил ко мне Виктор, не оставляли меня в покое даже в часы кормления. И телепатически выйти с ней на контакт никак не удавалось. Я подозревала, что Виктор догадывался о моих скрытых талантах и только и ждал момента, когда я «проколюсь». Видимо, поэтому я постоянно была под наблюдением. Я никак не могла допустить «проколов». Зое было что-то известно потому, что в последнее время вся стража Центра находилась на круглосуточном дежурстве. Мне непременно хотелось все выведать.

Я знала только одно место, где меня оставят в уединении – кабинет Виктора. Я старательно пыталась отключиться, но ничего не выходило. Я оставила попытки и принялась за излюбленное занятие. Засидевшись в библиотеке до рассвета, я пропустила кормление и сама не заметила, как потеряла сознание. Вместо ожидаемого видения я увидела нечто странное и нереальное, чему поверить никак не могла. Я находилась в сознании живого человека и смотрела на предметы его глазами. Мне было настолько комфортно и волнительно испытать сердцебиение и теплоту тела, что я не сразу осознала, где нахожусь. Тело моего контактера находилось в стеклянном саркофаге в огромном слабоосвещенном помещении. Я не могла пошевелиться и все как следует осмотреть. Мне был доступен лишь обзор боковым зрением. И все, что я смогла рассмотреть, не на шутку напугало меня. Вокруг было множество стеклянных капсул, подобных той, в которой находилась я. В них тоже были человеческие тела и, судя по запотевшим отпечаткам на стекле, все они были живы. Я не успела сосчитать капсулы. Ко мне подошли две фигуры, облаченные в спецкостюмы. Они сверили данные на мониторе, что располагался у основания капсулы, и ослепили меня светом ручного фонарика. Я невольно зажмурилась.

Когда я опять открыла глаза, то обнаружила себя за письменным столом в кабинете Виктора. По подземелью истошным воплем завывала сирена. Я вышла в коридор, чтобы разведать, в чем дело. Тут стражники подхватили меня под руки и уволокли в мою комнату, так и не объяснив, что произошло. В неведении я провела около трех часов, пока не появилась Зоя. Она-то мне все и разъяснила.

Один из экспериментов, которые проводились на засекреченных уровнях, вышел из-под контроля. Виктор приказал изолировать бункер. Когда все наладится, он откроет заградительные шлюзы, а до тех пор всем придется оставаться там, где их застигла тревога. На мое счастье, Зоя возвращалась на кормление. Мы остались с ней вдвоем, без свидетелей и надзирателей. Наконец, появилась возможность поговорить.

Виктор неспроста не подпускал к себе других гомотогов. Он держал место своего обитания втайне ото всех. Причины такого решения стали нам понятны и очевидны. Во-первых, он единственный владел древними знаниями и не мог допустить посягательств на свою персону. Отсюда и сверхтехнологичная защищенность и неприступность убежища. Во-вторых, именно здесь он выращивал колонию человекоподобных особей, неуязвимых перед светом и людским оружием. Они создавались для того, чтобы обратить все человечество в рабство и на руинах цивилизации основать новую империю бессмертных. В-третьих, всех гомотогов рано или поздно ожидает повальное истребление. И, кажется, страшные времена на подходе, потому что Виктор готов нас отпустить на волю.

– Мы возвращаемся?! – озадаченно спросила я Зою.

Теперь я осознала, что моя тревога не была беспочвенной. Зоя сообщила и еще одну неприятную новость. В Московской ветви творились странные вещи. Марина сбежала. Ее побег означал, что предателей среди своих куда больше, чем мы предполагали. Ирина негодовала. Ведь под угрозой не только ее репутация, но и безопасность ветви. Что же касается Марины, то она могла быть где угодно и с кем угодно. И тут требовался мой талант «нюхача», чтобы обнаружить след беглянки. Как ни странно, Витюшу так и не реабилитировали. Возможно, по этой причине мне бы хотелось в это верить, Виктор нас и отпускал.

– Я даже не представляю, – распылялась Зоя, – как она могла сбежать. У Ирины отлажена служба безопасности и контроля, и как они проворонили Марину – вопрос.

Новость о возвращении домой затмила все прочие. Я только и мечтала вырваться отсюда, сменить диктаторский режим на демократичный. Со скоростью ветра я скинула с себя белоснежную робу и переоделась в свои вещи, по которым порядком соскучилась. Голубые джинсы и винтажную футболку. Мой баул был собран давно. В нем лежали сменные вещи, которые вернулись из чистки еще в первую неделю нашего пребывания. Оставалось только дождаться команды «сверху».

Освещение замигало и танцующими бликами пробежало по поверхности окна. Из коридора донесся ужасающий протяжный скрежет. Взбудораженные гомотоги хлынули с обеих сторон потоком. Белые ручейки поравнялись с нами, обогнули нас, словно не замечая, и бесследно пропали из виду в витиеватых лабиринтах подземелья. Ни один из них не проронил ни звука. Видимо, эксперименты частенько тревожили местных обитателей, и они просто-напросто привыкли и к вою сирены и жуткому скрежету открывающихся шлюзов.

Зое пришлось оставить меня. Она велела мне дожидаться ее возвращения в комнате и никуда не уходить. Я как всегда была послушна. Я очень исполнительная, но нетерпеливая. Ожидание изводило меня. В голову лезли жуткие мысли о том, что мы можем не успеть вернуться домой; о том, что Марина и ее лизоблюды захватили ветвь; о том, что Виктор передумает нас отпускать, или и вовсе задумал нас испепелить. Чем дольше я находилась один на один со своим воображением, тем больше оно рисовало мне картины одна угрюмей другой. Я погрузилась в уныние. Вот теперь я взмолилась, чтобы произошло чудо!

– Рената! – раздалось из динамика. От неожиданности я вздрогнула. Если бы мое сердце еще билось – оно бы выпрыгнуло наружу от испуга. – Тебя ожидают на «нулевом» уровне.

Наконец-то! Я испытала такое облегчение, словно меня из-под завала достали. Но после сомнения настигли снова. Ведь голос не произнес заветную фразу: «с вещами на выход!» Я на всякий случай прихватила вещички.

Нулевой уровень был чем-то вроде переходного, запасного. Некой прослойкой между лабораториями верхними, где трудились люди, и нижними, где обитали гомотоги. Стены укутаны изоляционными панелями, чтобы экспериментаторы не слышали друг друга, а отдельные воздуховоды предусмотрены, чтобы одни других не учуяли. Здесь проходили все собрания «охранки». Здесь декламировались пафосные выступления. И здесь же таились пути отступления.

Виктор не заставил себя долго ждать. Как всегда красивый, подтянутый и манерный, он томным баритоном успокоил галдящих гомотогов и заверил, что случай не рядовой, но опасаться нечего. Он призвал всех сплотиться и вспомнить свое предназначение. Мне в очередной раз предстояло услышать хвалебную речь об альтернативном сообществе и о великом будущем для каждого из нас.

Вскоре к нам присоединились «люди в черном». Смешная аналогия, однако, не давала повода к веселью. Нас ожидала скрупулезная подготовка к отбытию. Долгожданное возвращение домой, хотя то место с натяжкой можно назвать «домом», сулило быть гораздо быстрее, нежели наш вояж в Центр. В Центр мы добирались пешком, одолевая огромные расстояния от заката до рассвета, а днем отсиживаясь в укромных местах. Теперь же мы должны были лететь самолетом, спецбортом в гробах в сопровождении сотрудников похоронного бюро. Наши сопровождающие были людьми, но весьма осведомленными в вопросах транзита нелюдей. В мире живых правят деньги, и у кого их больше, тот живее всех живых!

Меня поражала циничность наших проводников. Ради денег они готовы были работать с самим чертом. Конечно, алчность – порок современности – присущ большинству людей. Но неужели у людей не осталось ничего святого? Неужели человечество и впрямь утратило веру? Неужели, действительно, грядут темные времена, предсказанные античными оракулами? Страшнее всего, что я знала ответы. Ведь само мое существование было доказательством этого.

Нам предстояло внешнее бальзамирование. Нас было четверо: я, Зоя и двое моих «телохранителей». Знакомые все лица. Гробовщики занимались нами по очереди. Сначала под нож легли мужчины. Как, однако, благородно с их стороны. Затем занялись Зоей, а после взялись и за меня. Действо было настолько отвратительным, что у меня появился легкий мандраж. Нам сделали на груди Т-образные разрезы и тщательно сдобрили края раствором со специфическим запахом, для того, чтобы рана не затянулась. Затем ловкими движениями стянули порез черными медицинскими нитками. Боли практически не было. Я лишь ощущала дискомфорт от всеобщей наготы. Затем нас облачили в траурные одежды. Мужчины надели светлые сорочки и темные костюмы – «двойки», а мы с Зоей сорочки и грубые балахоны. Каждому досталась по паре тряпичных тапок. И после нам наложили плотный грим на открытые участки тела. Мы выглядели как киношные зомби в представлении сценаристов.

Все, что с нами происходило далее, и вовсе напоминало театр абсурда. Эти потрошители привезли на каталках солидные лакированные гробы, выполненные из красного дерева с позолоченной отделкой. Они провели нам полную и красочную презентацию образцов так, будто рекламируют комфортабельное жилье. Однако внутренне содержание деревянных «квартир» комфортом не отличалось. Изнутри гробы были обиты красным сатином с белой окантовкой на торцах. В изголовье лежала подушка с тонким наполнителем, а в основании свернутое рулоном льняное покрывало.

Нас положили в гробы. Меня охватило сомнительное чувство дежавю. Так вот как все было со мной! Болезненным воспоминанием отозвалось и жжение в груди, которое я когда-то уже испытывала. Я несколько раз примеряла место. Мне было жестко и неудобно лежать. Зоя успокаивающим тоном привлекла мое внимание. Я смотрела на девушку ненасытным взглядом, точно боялась больше не увидеть. Зоя предложила подложить мне под подушку баул с вещами, чтобы было удобнее. Она и сама сделала так, и никто не возражал. Нам велели принять успокоительные капсулы. Я на мгновение потеряла с Зоей зрительный контакт, когда мне клали на язык таблетку. Я уже собиралась проглотить лекарство, как увидела в глазах девушки панику. Я быстро смекнула, что не стоит этого делать, и незаметно избавилась от капсулы, ловко сплюнув ее в ладонь. Пока я копошилась, мне удалось припрятать таблетку в изголовье. Когда один из ритуальщиков укутывал меня, он удостоверился, что я проглотила успокоительное, и с надеждой ждал, когда я угомонюсь.

Когда надо мной нависла крышка, я вновь запаниковала. Я вскочила и уперлась руками в нее. Окружающие недоумевали. У меня еще свежи воспоминания о времени, проведенном в гробу, и отчаянных попытках выбраться наружу. Зоя утешила меня, сказав, что все гомотоги ненавидят свой первый гроб, а все последующие гробы – это комфортный «бизнес-класс» для избранных в мире мертвых. Отныне я не просто страж, но «избранная персона». Надо отдать должное находчивости девушки. Она нашла нужные слова, которые меня не только утешили и приободрили, но и ослабили бдительность всех остальных. Радости от этого только мало! Зоя произнесла бы еще много утешительных слов, но она сымитировала обморок. Этот спектакль предназначался для меня как знак того, что таблетка подействовала. Я незамедлительно поддержала игру и повалилась на подушку. После я лишь услышала синхронные щелчки затворов и погрузилась во мрак.

Нас погрузили в машину и повезли по бездорожью. Пару часов постоянной тряски показались мне вечностью. Я с иронией сожалела, что не приняла чудо-лекарство. Следующие пару часов были куда спокойнее. Нас везли уже по шоссе в аэропорт. Легкое покачивание убаюкало меня. Я намеренно погрузилась в сон, чтобы удовлетворить свой интерес. Мне уже удавалось контролировать астральные полеты, и я не преминула этим воспользоваться. Я распласталась над похоронным катафалком, который безостановочно следовал заданному маршруту.

Пейзаж вокруг был поистине прекрасен! Закат плавно ложился на холмы и кручи. Солнечные лучи путались в кронах деревьев, а те лениво поигрывали листвой и хвоей. Маленькие ручейки и речушки торопились в большие и не очень озера, по берегам которых, словно на бал, собирались в стаи длинноногие птицы. Вдоль шоссе встречались городки и поселки, но жизни в них я не расслышала. Здесь – не Москва, где гул стоит даже ночью. Здесь время застыло, люди не торопились жить, а значит, и умирать.

Мы добрались до аэропорта. Я почувствовала толчки на физическом уровне и вернулась в реальность. Нас перегрузили на каталки и повезли в здание. Для многолюдного вокзала здесь оказалось на редкость тихо. Нас везли по специально отведенному коридору к пункту досмотра спецгрузов. Я слышала, как открывают по очереди крышки гробов и сканируют тела. Я ощутила и на себе равнодушные, пустые взгляды работников аэропорта. Неужели к подобному зрелищу можно привыкнуть?! Какая-то женщина грустно заметила: «Какие молоденькие! Что с ними случилось?». Один из сопровождающих сказал: «Передозировка. Родителей жалко!». Потом было еще пренебрежительное шушуканье, которое к слову сменилось на плоский юмор гораздо быстрее, чем закрылась крышка четвертого (моего) гроба.

Еще немного тряски, и мы оказались в багажном отсеке самолета. Потом раздался оглушительный рев турбин, и я почувствовала грузность собственного тела. Ощущения не из приятных, но терпимых. Это мой первый полет! Я сожалела, что не могла воочию насладиться просторами из иллюминатора. Воображение лишь дорисовывало примерные картинки, которые я когда-то могла видеть из репортажей или в кино. Но ощущение полета было таким же сильным, как и астральный полет.

Из мира грез меня беспощадно выудил хлипкий скрип. Кто-то снаружи шарил по крышке моего саркофага. Я учуяла поблизости множество гомотогов, что меня не могло не удивить, ведь нас должно было быть четверо, и отдаленное присутствие человека. Я не на шутку взволновалась и мертвецки замерла.

– Привет, дорогая! – прошептала Зоя, вскрывая мой «панцирь».

– Как ты выбралась? – удивилась я.

– Ш-ш-ш! У меня были подозрения касательно планов Виктора. И я не ошиблась. Посмотри…

Зоя указала на гробы. Их оказалось намного больше, чем четыре. Некоторые стояли поверх других. Мы насчитали около сорока. Я оторопела.

– Ты знаешь, кто там? – спросила я девушку.

– Я надеялась, ты прояснишь. Сможешь почувствовать или увидеть?

Я всматривалась и принюхивалась к каждому гробу. В большинстве из них были гомотоги, я узнала каждого из них. Трое были древнейшими вампирами из прошлого Виктора, так сказать «первая волна». Они давно находились в длительном сне. На момент нашего прибытия в Центр я не ощущала их присутствия, но в последнее время их запахи выделялись из общего потока. Виктор неспроста их пробудил. Но я не понимала для чего. И еще больше не понимала, для чего они летели в Москву. Остальные гомотоги – лаборанты, стражи и разведчики.

Еще несколько гробов содержали совсем странную начинку. Сверху лежали восковые куклы с человеческими скелетами. Вероятно для того, чтобы пройти досмотр в аэропорту. Но под куклами было второе дно со свинцовой отделкой. Там скрывался целый арсенал: мечи, арбалеты, ружья. Этот маскарад не на шутку нас озадачил. Я боялась вслух произнести то, что и так очевидно. Ирина готовилась к войне.

– Шпионы есть? – спросила Зоя мысленно.

Я уловила ее мысль. Она имела в виду гомотогов, «страдающих бессонницей», как мы.

– Все в отключке, – заверила я, – только не знаю, как надолго.

– Не беспокойся, – сказала девушка, – они еще долго проспят. Они приняли «белой крови». Это очищенная человеческая плазма. Очень питательна, подавляет жажду. Но главное блокирует центральную нервную систему гомотога в течение суток. Что-то вроде КДС, но в таблетках.

Я неожиданно опять уловила посторонний запах, человеческий. Но он как две капли воды походил на мой собственный. Я следовала за ним. Меня более не тревожили ни старейшины, ни оружие. Только странное совпадение. Я ловко пробиралась мимо наставленных деревянных нагромождений с тем, чтобы найти тот самый загадочный гроб. Зоя следовала за мною след в след. Я обнаружила то, что искала, но лучше бы мне не знать, что там находилось. Зоя безуспешно пресекала мои попытки вскрыть гроб. Я все же откинула крышку.

Там оказался человек. Там была моя точная копия.

Это было невероятно. Я не знала, что делать, что сказать, что и подумать. Там лежала молодая девушка один в один похожая на меня, с едва заметными признаками жизни: сердце практически не отзывалось, дыхание было редким и неглубоким. Как вообще с первичными признаками смерти можно оставаться живой. Я заключила, что мой двойник либо в глубокой коме, как в сериалах, либо в литургическом сне. О последнем явлении я вообще мало что знала.

– Закрой, она может обморозиться, – прошептала Зоя, – и тогда тот, кому предназначалась посылка, поймет, что конверт вскрывали. Нас ждут неприятности.

– Как думаешь, кто она? – закрывая гроб, спросила я.

– Наверное, это один из экспериментов Центра. Если моя догадка верна, то у Ирины дела совсем плохи, раз это… отправили с нами.

«Виктор мнит себя моим отцом, – прозвучал голос в моей голове. – Он создал нас для третьей Эры».

– Зоя, ты тоже это слышала?

– Да, командир сообщил, что мы снижаемся. Нам пора.

– Я о другом…

Я не успела сказать Зое, что вышла на контакт со своим клоном. Я не просто уловила ее мысли, я словно была ею, словно думала ее мозгом, словно в моей груди все еще билось сердце. Мне казалось, я стала думать за двоих, как будто я находилась в двух телах одновременно, и в то же время я отчетливо чувствовала соседство другого разума. Как все это можно объяснить? Я до конца не понимала, не верила и не принимала этот факт.

Мне требовались ответы и разъяснения. И как бы Ирина ни упиралась, ей придется мне все рассказать. А чтобы быть более убедительной, я продемонстрирую ей свою силу.