Самолет приземлился. Нас ожидала томительная перегрузка в катафалки. У работников «Домодедово» вопросов к грузу совсем не возникло. Та же процедура досмотра без лишних эмоций. В очередной раз убедилась, что люди стали жестокосердными. «Бессердечными» людей не назовешь по определению! Далее – полуторачасовая ездка на окраину Москвы в пункт промежуточного перевала – похоронное бюро «Служба Ритуал Плюс».

Я была озадачена и взволнована. Из головы не шло, что я ощутила контакт, будучи в сознании. Возможно, это вовсе не я вышла на связь, а со мной вышли на связь. Если то существо было так похоже на меня, то вполне вероятно, что она тоже обладала телепатией. И более того, ее сотворил Виктор. Теперь мне стало понятным, почему он ожидал от меня иных чудес.

Машина остановилась, и наши ящики начали небрежно перекладывать на каталки. Лязг стоял жуткий. У меня сложилось впечатление, что снаружи уже развернулись бои. Конечно же, впечатление было надуманным, просто я отвыкла от шума, и немного устала в полете.

Теперь мне особенно нужно постараться не выдать себя. По идее, я должна была беспробудно проспать еще несколько часов. Демонстрировать глубокую отключку оказалось куда сложнее, чем я думала. Когда подняли крышку, свет ударил по глазам. Я едва не поморщилась, но сдержалась. Я не знала, как себя вести, и решила дождаться, пока меня кто-нибудь не разбудит.

Ко мне долго никто не проявлял интереса. Я не знала, одна я здесь находилась, или поблизости были и остальные мои попутчики. Я воспринимала все на слух. Я слышала, как разгружали оружие, как его перевозили на грузовых лифтах куда-то вниз. Вверх – не могли потому, как наверху были пустые помещения, по которым гулял сквозняк. Скорее всего, там находились офисы, конторы или магазины, но, судя по всему, людей уже или еще не было, кроме, возможно, охраны. Снизу же доносилось гулкое эхо. У меня сложилось явственная картина подземного города. Я не удивилась, если б так оно и оказалось. Зная Ирину, и ее опаску быть разоблаченной, она столько ульев настроила, что по подземным лабиринтам можно всю Москву обойти.

– Этот не вскрывать! – раздалась команда раздраженным голосом. Ирина была в смятении, и это чувствовалось. Она лично пришла осмотреть груз. Я слышала, как раздавался цокот каблучков. Сначала поступь была уверенной, даже напористой. Но потом шаги стали невесомыми и беззвучными. Я чуяла, как она ко мне приближается, и оттого испытывала неловкость.

Она подошла ко мне и прикоснулась к щеке. Ее пальцы дрожали. Она действительно испытывала ко мне материнские чувства, и только вот так, без свидетелей, могла их проявить. Она гладила меня по волосам, и тихо причитала. Мне отчаянно захотелось прокричать «мама!». Бросится ей в объятия и никогда не отпускать.

– С прибытием! – отстранившись от меня, куда-то в сторону произнесла Ирина холодным тоном.

– Спасибо, – сказал один из моих прихвостней, – я Антон!

Надо же! Я поймала себя на мысли, что в Центре ни с кем лично не знакомилась. Я знала всех исключительно по архивным выпискам. Народ там был не общительный, а я практически постоянно упражнялась. Там было не до знакомств.

Вскоре и Зоя пробудилась, а вслед за ней и я. Нас, как ни странно, оказалось только четверо. Куда девались остальные, я понятия не имела. Но была уверена, что где-то неподалеку. Ирина поприветствовала нас, но ее любезности хватило ненадолго. Она отдала команду вынести гробы в выставочный зал, а нам велела следовать за ней.

Я держалась рядом с Зоей. Ирина бросила в мою сторону ревнивый взгляд, но мгновенно охладела. На подсознательном уровне я чувствовала ее опеку, а на сознательном, понимала причины ее сдержанности. Прояви она хоть раз ко мне заботу, я оказалась бы тем слабым местом, по которому могли ударить недоброжелатели. А как показали последние события, такие имелись.

Мы спустились. Двери лифта распахнулись, и пред нами предстал огромный зал с колоннами. Здесь собрались вновь прибывшие гомотоги. Они сидели на скамейках и, не торопясь, кормились. К моему удивлению, общей озабоченности массовыми сборами не было. Напротив, царила мертвецкая тишина. Настолько мертвецкая, что эхо от наших шагов заполнило все помещение. Я сделала удивленный вид. Но никаких комментариев не выдала. Ирина тоже не стала ничего объяснять.

Мы с Зоей нашли свободные места и сели рядом. Служанка Ирины (я помнила ее – официантка из клуба), принесла нам подкрепиться. Я испытывала сильнейший голод, но пила кровь очень медленно, подражая во всем Зое. Она одобрительно кивнула. Наше поведение должно было быть заторможенным, как и у прочих прибывших. Ведь по идее в нас еще текла «белая кровь».

Среди собравшихся не было старейшин. Зато следы их присутствия ощущались буквально за стеной в соседнем помещении. У них был статус-кво. Никто не должен был знать, что они среди нас.

После кормления в зале развернулся импровизированный стационар. Лавки сдвинули по двое и оградили передвижными ширмами. Образовалось восемь отдельных боксов, куда по очереди входили гомотоги для процедуры оздоровления. Меня обрадовало, что больше не придется выставлять напоказ голое тело. Я, пожалуй, единственная, кто испытывал стеснение и стыд.

Манипуляции с телами проводили сами прибывшие лаборанты. Все действо занимало по меньшей мере минут десять. В первую очередь они привели в порядок самих себя, а затем принялись обрабатывать всех прочих. По залу пронесся затхлый запах с характерной химической отдушиной. Когда подошла наша очередь, я проследовала в кабинку вместе с Зоей. Так получилось, что среди лаборантов была только одна женщина. Зоя уступила мне место и прошла в соседний бокс. Лаборантка не стала возражать. Казалось, ей вообще не было дело до моих комплексов. Ей нужно было поскорее закончить процедуры. Я разделась. Впервые я была рада избавиться от одежды. Балахоны – не мое! Женщина сунула мне в рот капсулу с адреналином и попросила прилечь. Я знала, как на меня действовал адреналин, поэтому уверенно проглотила препарат. Женщина обработала шов кислотой, отчего края раны покрылись волдырями. Одним движением она вырвала нить из кожи. Шов затянулся на глазах, оставив призрачный серый след.

Женщина дала мне бумажный сверток, внутри которого был эластичный костюм, по крою походивший на гидрокостюм аквалангистов. Я засомневалась, подойдет ли он мне по размеру. Хоть я и считалась невысокой – всего метр шестьдесят четыре сантиметра – но костюм был размером на пятилетнего ребенка. Лаборантка возмущенно цыкнула, что на ее языке означало: «не выделывайся!». И я послушно натянула костюм на себя. Он сидел превосходно. Мне было комфортно и удобно. И более того, теперь ничего не сдерживало моих движений.

К костюму прилагались высокие ботинки на шнурках, очень легкие и мягкие, с причудливо загнутым мыском, на небольшой танкетке. Я еще никогда не носила обуви на каблуках. Чудеса! С размером осечки тоже не случилось. Ботинки пришлись впору по ноге. Как же мне хотелось взглянуть на себя в зеркало. Мне казалось, я необыкновенно хороша в этом новом воинственном образе.

Я вышла из бокса и осознала, что все дожидались только меня. От стыда я готова была гореть вечность. На смену самолюбованию пришло самобичевание. За моей спиной спешно разбирали боксы. Гомотоги принялись расставлять лавки и уже не придавали значения моей медлительности. Вскоре в зал прибыли еще гомотоги. Их всех я тоже знала по отпечаткам, а некоторых и лично. Они состояли в разных ветвях, а теперь прибыли на инструктаж.

Ирина в окружении троих стражей прошествовала к западной стене, на которой размещался белый экран, а рядом стол с аппаратурой. Она жестом велела приглушить освещение и продемонстрировала нам записи с камер видеонаблюдения внутреннего и внешнего периметра. Мы своими глазами увидели коварный и хорошо спланированный побег Марины. Вернее сказать, на пленках не запечатлено ни единого движения, кроме открытия двери в помещение с капсулами КДС и вскрытия капсулы, в которой находилась Марина. Было видно, как обледенелый женский силуэт не торопясь покидает капсулу, и спустя мгновение растворяется в воздухе. Ирина нажала на ускоренную перемотку, демонстрируя, что целых два часа помещение не осматривалось стражами! То есть на протяжении двух часов не было никакого движения дверей. Это говорило о том, что в ветви были предатели. И все они покинули блок раньше, чем была замечена пропажа.

Ирина рассказала о результатах расследования «по горячим следам». Выяснилось, что система видеоконтроля была перехвачена, но благодаря резервным архивам стражам удалось выявить подлог. Они восстановили события побега с точностью до минуты. Выявили предателей. Но остаются неясными причины и цели побега. Допрос опального протеже Марины ясности не прибавил. Но уже тот факт, что беглянка оставила своего фаворита в заточении, реабилитировал парня в глазах Ирины. Я тоже не чувствовала угрозы или подлога с его стороны. Но он меня почему-то раздражал.

Ирина ознакомила нас с планом действий. Нашими задачами было отследить все связи и контакты беглецов внутри ветвей; отследить их маршрут передвижений с тем, чтобы знать, где бы они могли осесть; проработать возможные зарубежные контакты на предмет сотрудничества и, самое главное, проанализировать возможные варианты развития событий и оценить степень угрозы в каждом конкретном варианте.

Нас разделили на группы. Одни отслеживали в интернете любую информацию о странных случаях смертей. Другие – прорабатывали все внешние контакты Марины за пределами Московской ветви. Третьи занимались разработкой стратегии на случай битвы и планов эвакуации на случай отступления. Старейшины должны были связаться с европейскими кланами. Мне и Витюше предстояло выявить ее возможное местоположение.

Нас поместили в отдельную комнату – допросную. В центре стоял широкий прозрачный стол и два рядом стоящих прозрачных стула. У меня опять случилось дежавю. Сутки назад я покинула точно такую же комнату, которую безмерно ненавидела именно из-за обстановки. Я ощущала себя не столько полезной, сколько преступницей. К моему удивлению, я быстро смирилась и даже освоилась. Я присела за стол и, облокотившись, опустила голову. Витюша вел себя нагло и цинично. Он отпускал на мой счет грязные шуточки, похвалялся своими похождениями и кровавыми пирушками. И еще нес полную несуразицу на счет своей уникальности и незаменимости. Я едва не кипела от ярости. Еще немного, и я бы накинулась на этого самодура и растерзала его в клочья. Я помнила, каким была его прежняя сиротская жизнь, и допускала, что он мог очерстветь. Но я не понимала, почему он вел себя, как избалованный вседозволенностью мажор. Самовлюбленный выскочка. Мое терпенье было на пределе возможного. Зоя появилась как нельзя кстати.

Зоя пришла в сопровождении двоих гомотогов. Они задавали нам вопросы типа: «почувствуйте настроение Марины», «услышьте ее разговоры», «какие звуки и запахи сопутствуют», в общем, их интересовали все наши нетактильные ощущения. Я растерялась и чувствовала свою беспомощность. Витюша же, напротив, был слишком разговорчив, но, по-моему, говорил туманно, без конкретики. Я попросила сделать перерыв и ненадолго вышла. Меня не стали задерживать. Скорее всего, они тоже считали меня бесполезной. Зоя выбежала за мною вслед. В общем зале была суета. Это больше напоминало оперативный штаб, который был собран с целью предотвратить вселенскую катастрофу. Примерно такой сюжетец показывали в блокбастерах про шпионов и террористов, коих бесчисленное множество на просторах онлайн.

Зоя нашла для меня закуток и оставила там отсидеться. Я закрыла глаза и постаралась освободить сознание. Слишком много информации, которую мне предстояло понять и переварить. В голове был сумбур. Мысли сменяли друг друга со скоростью света. Сознание отображало какие-то лица, обрывки слов, жестов. Мне казалось, чем больше я стараюсь отключиться, тем больше погружаюсь в хаос. В центре меняющихся картинок я увидела себя. Отчетливо расслышала свой голос. Только это была не я. Это была она. То создание, которое не так давно перевернуло мое представление о людях и нелюдях. Та, кто стала для меня еще большей загадкой, чем мое собственное естество.

«Пойдем со мной…», – прозвучало у меня в голове.

Я не закрывая глаз, погрузилась в сумрак. Голос увлекал меня по следам памяти. Я увидела и свою прежнюю, и свою нынешнею жизнь. Хронология воспоминаний была последовательной. Но складывалось впечатление, будто я наблюдала за собой со стороны. Это были не просто мои воспоминания, но и ее тоже.

Меня насторожило такое тесное единение сознания. Я хотела докопаться до истины. Но пока мне необходимо справиться с главной задачей – отыскать Марину. Я отпустила события прошлого, и рассудок просветлел. Я настроилась на поиски. Образ Марины сам собою появился перед глазами. Сначала она предстала застывшей статуей, которой я видела ее в последний раз, но после силуэт ожил. Я увидела Марину в обществе нескольких гомотогов, не знакомых мне. Они отличались от нас по запаху и цвету кожи. На щеках багровел румянец. Не было и намека на мертвецкую бледность. Они выглядели больше живыми, чем мертвыми. Поведение и манеры их тоже отличались сдержанностью и аристократичностью. Эти особы – явственно порождение прошлых эпох. Я насчитала всех не более тридцати, но каждый из них был куда сильнее нашей доброй дюжины.

Они обсуждали «Великий Поход на Москву», но больше расспрашивали Марину о Викторе. Она охотно сотрудничала, рассказывала обо всем, что знала. А знала она немало! Их план был простым: выманить Виктора. Он нужен был им для того, чтобы завладеть его технологиями, а после всех уничтожить. Марине они пообещали вернуть Москву.

– Рената?! Рената, – издалека накатывал звук женского голоса. Зоя теребила меня за плечи, – с тобою все в порядке?

– Да, – ответила я. – Я знаю о планах Марины.