Дождь впивается в моё лицо ледяными иглами.

Заливает глаза так, что их невозможно открыть.

Я стараюсь думать, что это просто дождь.

На самом деле, это дождь, Плюс мои слёзы, Плюс моя кровь.

Кровь из рассечённой брови.

Говорят, вся наша жизнь — движение от одной нулевой точки до другой. От точки «ноль» под названием «рождение» до точки «ноль» под названием «смерть». Говорят, что после «ноль / смерть», мы рождаемся снова.

Если это так, я в точке «Ноль/Ноль».

Сейчас я умру. Последует ли за этим ещё одна реинкарнация?

Мне больно. Мне Нереально БОЛЬНО.

Говорят, что после смерти мы ответим за все свои грехи. Мои:

Лжесвидетельство. Праздность. Прелюбодеяние.

Человек, стоящий передо мной, выкрикивает их мне в лицо. Я не могу различить Его черты. Мне мешают: хлещущий дождь, Плюс мои слёзы, Плюс моя кровь.

Я слышу его голос, заглушающий собой Гром Небесный, заставляющий меркнуть вспышки Небесного Огня:

Лжесвидетельство. Праздность. Прелюбодеяние.

Стандартный минимум жителя планеты Земля.

Сейчас я отвечу за свои грехи.

Сейчас и ещё раз, после, собственно, смерти.

Если после Неё вообще что-то есть.

Точка Ноль/Ноль.

Дождь проникает в мои уши. В мой нос.

Скапливается во рту и течёт по подбородку.

Я стараюсь думать, что это просто вода.

На самом деле, это вода, Плюс моя слюна, Плюс моя кровь.

Кровь из разбитых дёсен.

— Покайся! — говорит мне стоящий передо мной.

Я хочу ответить ему, но не могу: мой язык, израненный осколками зубов, не слушается меня.

Стоящий передо мной бьёт меня по лицу, и я стараюсь думать, что яркая вспышка в глазах — росчерк близкой молнии.

Я стараюсь думать хоть о чём-нибудь, лишь бы отвлечься от боли в моих кистях.

Запредельной БОЛИ. НЕРЕАЛЬНОЙ.

Я войду в Царствие Божие со стигматами. Если войду, конечно.

Мой разум распят. Я распят. В прямом смысле: в обе мои ладони вогнано по огромному ржавому гвоздю.

Моё место не здесь. Не сейчас. Я не должен быть здесь.

Не на этом кресте посреди комбайнового кладбища. Но я здесь.

Я чувствую, как трещат кости и натягиваются сухожилия, принимая на себя мой вес.

— Покайся! — говорит мне пригвоздивший меня к кресту. Он обвиняет меня. Он несёт свою ересь. И здесь, на земле, принадлежащей Церкви Обвинения, она звучит как нельзя кстати.

Я шевелю кровоточащим языком, пытаясь сказать ему: Пшёл нах, урод. Заканчивай, что задумал, и дай мне переместиться в соседнюю точку «Ноль». Если она, конечно, существует.

Но единственное, что получается выдать в эфир, это:

— Пфол нах…

Я получаю удар в живот.

Я получаю удар в солнечное сплетение. В раскрошенную челюсть. По печени. Это больно.

— Ты сдохнешь! — говорит мне он.

Сдохну. Обязательно.

Обязательно сдохну… Только побыстрее, если можно…

Христос искупил грехи всего человечества.

Отмазал миллионы.

Чьи грехи искупаю сейчас я?

Свои.

Лжесвидетельство!!!

Кричит Он.

Праздность!!!

Орёт Он.

Прелюбодеяние!!!

Захлёбывается Он.

И я начинаю смеяться. Я смеюсь, давясь осколками своих зубов и непомещающимся во рту куском плоти — языком.

Язык Мой.

Враг Мой.

«Урод, — пытаюсь сказать ему я, —

Дебил,

Болван румяный.

Ты забыл об ещё одном грехе.

Грехе, имя которому Кровосмешение.

«Я трахнул свою сестру», — пытаюсь сказать ему я.

«Я кончил в неё, — хочу сказать ему я, — и она кончила. Кончила впервые в жизни со мной, урод, а не c тобой, её мужем».

Язык Мой. Враг Мой. Друг Мой. Помоги Мне.

Я смеюсь. И Семён бьёт меня в живот.

Бьёт в солнечное сплетение. В раскрошенную челюсть. По печени.

Это больно.

Мои шейные позвонки больше не могут удерживать мою голову.

Сквозь росчерки Боли/ Молний я вижу землю под своими ногами.

Вижу свою пропитавшуюся дождём и кровью обувь.

Я слышу, как кто-то скулит позади меня.

Скулит, как раненное животное.

— Ты этого хотела, сука?!!! — спрашивает Семён.

— Этого, бл*дь?!!!

— Этого???!!!

И понимаю, что позади меня находящегося в точке «Ноль/Ноль», меня в Jesus Christ Pose — ещё одно существо — Ольга.

Я знаю, что она лежит в грязи. Под хлещущими с неба холодными струями.

Обнажённая. Скулящая в свои прижатые к разбитому рту ладони. И кровь под подошвами моих кроссовок не только моя.

Дождь смешивает Нереальный Коктейль.

Вот Оно, Кровосмешение.

Настоящее Кровосмешение.

Когда Её и Моя Кровь, Наша Кровь, стекает в общую лужицу. Смешивается.

— Покайся! — говорит мне Семён.

И я из последних данных мне сил, смотря на лужу крови под своими ногами, «нет» —

мотаю подбородком.

Покаюсь. Когда-нибудь. Но не здесь. Не перед тобой, урод.

— Тебе пи*дец! — говорит Семён. Он хватает меня за ухо и подносит свою руку к моему лицу.

Я вижу нож.

Кухонный нож, которым нарезают хлеб.

Я распят. В прямом смысле: в обе мои ладони

вогнано по огромному ржавому гвоздю.

Это Больно. Нереально БОЛЬНО.

Тот, кто сделал это, стоит сейчас на коленях в грязи. Он не собирается целовать мои посиневшие от холода ноги. Он не молится. Он стаскивает с меня промокшие от дождя и крови штаны.

Он собирается отрезать мне яйца. И член.

Он говорит, что сначала лишит меня Инструмента Греха, а затем — Жизни.

И когда холодное лезвие прикасается к моему паху.

Когда первая в жизни не женская рука так по-свойски хватает мой член, примериваясь,

Я слышу Голос.