Элейн Кеварьян медитировала на крыше Святилища Коса в лучах пробивавшегося из-под завесы плотных туч заходящего солнца. Раскинувшийся под ней Альт Кулумб готовился окунуться в наступающую ночь.

Она парила в пяти сантиметрах над крышей, и если бы заметила это, то непременно отчитала бы себя за такой промах. Левитация была признаком незрелости Посвященного. Ученики часто парили в воздухе, чтобы почувствовать связь со вселенной. Но, как и любой другой неестественный поступок, парение вызывало куда больше неудобств, чем пользы, особенно в подобном городе, где Кос запретил выше, чем на ладонь отрываться от земли.

В лабиринтах ее разума словно призраки по старому дому бродили разные мысли. Судья Кабот, ее хороший знакомый и лучший контакт в Альт Кулумбе был мертв. Убит с помощью Таинства в довольно грубом исполнении, бросая подозрение на третьи лица. Мог ли убийца специально подставить горгулий — Защитников — или он просто расставил ловушку, ожидая, что в нее кто-то угодит?

Это дело скрывалось на дне в мутной реке словно толстый коварный сом: Церковь Коса — крупнейшая организация на западе, имеющая дело с божественной силой, центр тауматургической торговли всего континента — умрет вместе со своим божественным покровителем. Элейн ни секунды не сомневалась, что дело отнюдь не в некомпетентности. Кардинал Густав был в своем уме и документы были в порядке. Не представлялась возможной и смерть от естественных причин. Возможно, что один из далеко идущих планов церковников вышел боком. Либо же виной всему… предательство.

Она мысленно оценила вкус этого слова, и выдохнула его.

Если предательство имело место, то предатели, как и Церковь уже в курсе, что Кос потерпел поражение и повержен. И сейчас они где-то собираются с силами.

Тара хорошее дитя. Умненькое. Она сумеет выжать подобие правды из архивов… но правда, это такое странное чудовище, которое часто легко заметить, но тяжело выудить. А она, между тем, будет наблюдать, планировать и готовиться.

Скоро появится ее оппонент, Посвященный, которого выбрали представителем те силы, с кем Кос был связан контрактными обязательствами. Кредиторы обязательно выберут кого-то солидного — по возрасту и силам, кто участвовал в процессах с темными делишками, и проявил уверенность и силу. Кого-то знакомого с нравами Альт Кулумба.

Подобному описанию удовлетворяет лишь десяток Посвященных и Мастериц. И она знает лично большую часть из них.

Ветер кружил серые тучи, солнце зашло. Они с Тарой привели в этот город грозу. Завтра будет много работы.

* * *

Абелард побледнел, и Тара испугалась, как бы он снова не рухнул в обморок.

— Это — Бог?

Она прикусила губу, обдумывая, как бы поделикатнее все объяснить.

— Послушай, это — не Кос. Не совсем Он. То, о чем ты думаешь как о Боге — это клубок силы, информации, связей, сделок и соглашений, растянутых на столетия. За последние сто лет как минимум, ваши писцы зафиксировали в архиве все церковные контракты и уступки. Наша кровь в чаше запустила сложные заклинания, которые соединили информацию из тысяч документов в трехмерную модель, по которой мы можем перемещаться и управлять ею, чтобы понять, что происходит. — Она обвела рукой открывшийся ландшафт мертвого божества.

— Но Он выглядит мертвым.

— Он — мертв. Как еще Он должен выглядеть? — Она двинулась вперед. Абелард поплелся за ней, неуверенно наступая на мраморную божественную плоть. — Тебе знакомо понятие «мнимое подобие»?

Абелард, не задумываясь, ответил лишенной эмоций цитатой: «мнимое подобие — это модель, используемая для апроксимации, то бишь для определения сходства поведения системы. Например двигателей. Так механику не нужно беспокоиться о компрессии в камере сгорания и теплообмене. Все, что ему нужно это понимать, как двигатель превращает потенциальную энергию топлива в механическую силу. Мнимое подобие описывает двигатель как черный ящик, превращающий топливо в движение». Отлично. Переход к знакомым ему концепциям поможет преодолеть неловкость момента.

— Никогда не слышала подобный пример, — отметила Тара.

— А какие примеры используют у вас?

— Действительность.

Она обошла огромную яму, являющуюся пупком павшего и безжизненного Коса, похожего на пейзаж далекой планеты.

— Ты утверждаешь, что вот это, — неуверенно произнес Абелард, — не тело моего Повелителя, а мнимое подобие? Ты представляешь его себе в виде огромного трупа потому, что… потому, что это поможет тебе оценить его в контексте темных искусств?

— Более или менее так, — ответила она. — Уверена, ты мог бы многое рассказать о своем Боге только лишь взглянув на чертежи и данные ежедневных журналов. Считай, что это своего рода чертеж, но в другой плоскости. Это для меня понятнее, чем топки. — Она заметила слева от себя обесцвеченный участок: вытекающий из тела Коса ихор, образовал на его просторах реку.

Когда они добрались до возвышающихся будто скалы ребер бога, Абелард, несмотря на длинную оранжево-коричневую рясу, с неожиданной грацией и ловкостью словно обезьяна принялся взбираться вверх. Таре пришлось снять туфли на каблуках и чулки, и, закинув их наверх, воспользоваться всеми конечностями. Когда она добралась до вершины то вся взмокла и запыхалась. На последнем участке из кости и разбухших мышц ей бы пришлось туго, если бы не помощь со стороны Абеларда, который при этом едва не свалился сам.

— Где ты так ловко научился лазать? — поинтересовалась она, отдышавшись и прилизав растрепанные волосы.

— В бойлерной, — с ностальгической усмешкой отозвался он. — Там тысячи труб всех форм и размеров, и множество лестниц. Для одиннадцатилетнего мальчишки во всем Святилище Коса нет места лучше. Вот для шестнадцатилетнего есть места и получше, — закончил он.

Не став надевать туфли, она запихнула в них чулки и все убрала в сумочку. Божественная плоть под ногами была холодной.

— Тайный университет одинаково скверное место и для одиннадцатилетних и для шестнадцатилетних. Неплохое для двадцатилетних, если ты хочешь дожить до двадцати.

— Значит, там мало забавного для детей?

— Там полно забавного, но большая часть убьет тебя при любом неверном движении.

Они двинулись дальше. Наконец сдавшись, Абелард стряхнул пепел с сигареты на тело своего бога, без сомнения, постоянно повторяя про себя, что это всего лишь модель, а не реальный Бог.

— Скажи, а в чем цель всех наших блужданий? — через некоторое время спросил он.

— Осмотр тела, — ответила она. — Божественная плоть отмирает почти как человеческая. В него проникают и начинают его грызть изнутри крохотные темные создания — не боги и не люди — призрачные миноги. Такие призраки, полу-сформировавшиеся концепции, которые способны стать новыми божествами. По нанесенным ими повреждениям мы можем сказать, как долго мертво божество. Другие признаки помогают выяснить причину смерти.

— И что ты видишь?

— Нечто непонятное.

— Например?

— Например, — она коротко выдохнула, накрывая своим дыханием распростертое тело, словно плотной тканью. — Мы видели лужи ихора. Это божественная кровь и сила. Ее совсем немного для божества, которое умерло совсем недавно. Трупоеды присутствуют, но их немного. Однако, на теле гораздо больше ран, чем следует, и вместо того, чтобы группироваться в одном месте, они рассеяны по разным местам. Падальщики обычно атакуют там, где защита послабее. Теперь перейдем к плоти как таковой. Наверное, ты уже заметил.

— Она холодная и плотная.

— А должна быть теплой, верно?

— Если бы Он был жив, — ответил Абелард, вздрогнув на последнем слове.

«Бедолага».

— Божественный жар остывает медленно. Он до сих пор должен был бы быть чрезвычайно горячим. И к тому же, недостаточно крови.

— Что?

— Тело, в котором содержится много крови недолго остается плотным. Кровь — сила — привлекает вредителей, которые разносят инфекцию. С Косом этого не произошло. Твой Бог перед тем, как умер потерял большую часть крови. Кровотечение не было внезапным, иначе кожа была бы обесцвечена куда сильнее. Его силы таили медленно, постепенно. — Она подняла голову. — Ты не знаешь, что могло вызвать подобное?

Абелард молча покачал головой.

— Скажи, а не было ли странностей в поведении Коса за последние несколько месяцев?

— Да нет. Он был силен как обычно. — Он запнулся, не зная, стоит ли продолжать. Она не стала ждать, пока он соберётся с мыслями.

— Вот только что…?

— Вот только… за последние пару недель Он стал медленнее отвечать на мои молитвы. Всегда появлялся, но иногда требовалось от получаса и более, чтобы привлечь Его внимание. — Взгляд Абеларда опустился под ноги. — В ночь Его смерти, я решил, что он бросил меня. Может счел, что я недостоин. А может, так оно и было.

— А у других возникали те же проблемы?

Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, не глядя ей в глаза.

— Вечногорящий не часто удостаивает молящегося личным ответом. Даже наиболее истово верующие могут рассчитывать лишь на частичку Его благодати. По чуть-чуть, может пара слов.

— Разве у жрецов нет своей выделенной линии?

— Как и у мирян, внутри церкви есть много разновидностей веры, но в качестве обслуживающего персонала Святого престола, обязанного контролировать участок между Вечногорящим и городскими сетями, мы встречаем Бога всякий раз, заступая на службу. Точнее, должны.

— Если проблема возникала у тебя, другие так же должны были с ней столкнуться. Ты упоминал об этом кому-нибудь?

— Кардиналу Густаву во время утренней беседы.

— А до того… за две ночи? Ты не спрашивал о помощи?

— Нет, — Абелард выдохнул облако дыма. Его глаза покраснели.

— Почему?

— А вы побежали бы к леди Кеварьян при первых же признаках проблемы, если бы это расследование вызвало затруднения?

Она не ответила.

— Я самый младший техник на службе, — продолжил Абелард тихо, и это подкупало: — Вакансии появляются не чаще раза в несколько лет. Я с трудом попал на это место. Как вы думаете, если бы я заявил, что у меня есть трудности в общении с нашим Владыкой, что случилось бы? На мое место полно желающих. — Его худые плечи опустились, словно под рясой он начал таять.

— Другие наверняка тоже старались молчать.

— Я слышал, что они шушукаются. Может, они, как и я, скрывали собственные косяки, но, когда я доложил обо всем кардиналу, он был удивлен услышанным. Значит, рассказал только я.

Она взяла его за тонкую, хрупкую руку. Он не стал сопротивляться.

В этом потустороннем мире не бывает ветра. Даже звук сердца не тревожит это место.

— Я думал, если я вам помогу, — произнес он наконец, — то сумею смириться с Его смертью. Найду смысл.

— Мы с моей начальницей не занимаемся поисками смысла, — ответила Тара. — Прости.

— Знаю, — Абелард не отрывал глаз от лежащего под ногами божества. — Но что мне еще делать? Моя вера не была крепка и раньше. А без Него, что останется?

Ей хотелось ответить: «Да миллионы людей спокойно живут без веры вообще. И отлично живут. Любят, смеются, и совсем не жалеют о мессах, колоколах и жертвоприношениях». Она мысленно взвесила эти слова и решила, что они дурно пахнут.

— Не знаю.

Он кивнул.

— И все равно, мне нужна твоя помощь. — Молчание. — А чего Он хотел от тебя? — Она указала на тело под ногами.

Абелард обмяк:

— Помощи… чтобы я помог Ему, помог городу, миру. Я хотел. Помощь это единственное чем я могу Его восславить. Вот только не знаю, как.

— Именно этим мы и занимаемся.

— Мы здесь как букашки. Меньше, чем букашки. Что мы в состоянии изменить?

— Возможно проблема не настолько велика, как ты ее себе представляешь. Быть может мы стоим слишком близко. Хочешь рассмотреть получше?

Он вытер тыльной стороной ладони глаза. Когда он взглянул на нее, они были сухими:

— Что вы имеете в виду?

Она подняла голову вверх. Он проследил за ней взглядом.

— Мы, что, взлетим?

— Не по-настоящему. Снаружи это потребовало бы от меня слишком много усилий, даже для полета вне находящегося под запретом города. Но здесь у нас с тобой совместная галлюцинация, и мы можем делать все, что захотим, если только это принципиально что-то не меняет.

Она подняла руку.

Чувства полета не было, потому что они и не летели. Гравитация исчезла, и они воспарили.

По мере их подъема Кос сжимался. Сперва склоны и равнины Его ребер и мускулов заполняли все поле зрения. Потом она смогла увидеть всю Его грудную клетку разом, отлично сложенную и прекрасную. Следом появился живот, и ей впервые удалось разглядеть границы Его вселенной — бездонную пропасть, отделяющую Его руки от могучей грудной клетки. Его лицо слабо светилось — черты лица были похожи, но все-таки не совсем человеческие. Они слегка искажались под их взглядами — то были смазанными и нечеткими, то ясными и далекими словно крохотное перевернутое изображение в увеличительном стекле. Но одна деталь оставалась неизменной: уголки его рта были приподняты в заговорщицкой улыбке. Улыбка того, кто видел землю с высоты и купался в пламени солнца.

«Я тоже видела мир издали, — восхитившись и воодушевившись, подумала Тара. — Когда-нибудь я стану равной тебе».

— Эти раны, — показал Абелард. — Они нанесены упомянутыми вами созданиями? Миногами-призраками?

— Да, — с этой высоты они были едва различимы, хотя вблизи напоминали огромные озера. Небольшие ранки, словно кто-то тыкал плоть Коса стамеской. — А вот те… — Она указала на большие круглые отверстия в руках и ногах божества, на груди и шее, из которых не текла его кровь. — Это вовсе не раны.

— А выглядят весьма похоже.

— Таков дефект системы. Видишь, вокруг нет ни крови, ни признаков проникновения. — Он побледнел и вздрогнул, но кажется справился. — Это связующие отметины. Когда божество заключает сделку с людьми, другими богами или с Посвященным, оно одалживает часть своей силы, крови и плоти — через эти отметины. Через них сила вытекает, при заимствовании, и через них же возвращается при расплате, в большем объеме по условиям договора. — Она нахмурилась. — Вот, так лучше видно.

Она взмахнула рукой, и вокруг зияющих отверстий вспыхнули кровеносные сосуды. В половине из них, окрашенных в красный цвет, слабо пульсировала кровь, вязкая и неторопливая, увлекаемая требованиями сделок, которые были тверже железа. Теперь ее не выталкивала мощная воля потока от неустанного биения сердца Коса. По голубоватым — кровь возвращалась, быстрая и чистая.

— По красным сосудам его сила передается вовне, а по голубым возвращается. Вытекает больше крови, чем возвращается. Видишь, поддержание даже существующих договоренностей истощает оставшиеся у вашей Церкви силы, оберегающие тело Коса от трупоедов.

— И что? Вы сделаете так, чтобы Кос получал больше, чем отдавал? Перезапустите Его сердце? Оживите Его?

Она подумала, не соврать ли. На самом деле Абелард не хотел знать ответов на свои вопросы. Он хотел заверений, хотел услышать обнадеживающее «да»: через две недели безумие закончится, и Кос будет цел и невредим.

Она думала, что ответить.

— Таинства работают не совсем так, — ответила она.

Он промолчал.

— Мы можем сделать из его останков нечто, что сможет выполнять обязанности Коса, но остальные части нам придется обрубить. Альт Кулумб не замерзнет этой зимой, и поезда будут приходить по расписанию. Боги и Посвященные продолжат подпитываться энергией от огненного бога Альт Кулумба, но сущность, которую ты звал Косом, не вернуть.

— А что изменится?

Она подыскивала слова утешения, но не находила.

— Мне представляется, что Кос был участливым богом. Знал население Альт Кулумба поименно. Это изменится. Он навещал тебя во сне, был с твоей душой во время долгой ночи. Думаю, верующие везде в городе ощущали его сияние. Такого больше не будет. Даже голос его изменится.

— Но у нас останутся тепло и поезда.

— Да, — хотелось сказать: «Не стоит пренебрегать теплом, энергией и поездами. Тысячи тысяч людей умрут без этого еще до прихода зимы от мятежей, погромов и разорения, голода и войны».

Но она промолчала.

— И никакого иного способа нет?

— А что ты предлагаешь?

— Есть те, кто любят моего Повелителя больше ожидаемых от него даров. Не может ли эта любовь вернуть его к жизни?

— Возможно, — она очень осторожно выбирала слова. — Он мог бы укрыться в их любви, чтобы избежать обязательств. Но сознание — это функция высшего порядка. Божеству, чтобы проявить рудиментарный разум, требуется вера почти тысячи последователей, и то, если они ничего не просят взамен. Если столь сильно связанный обязательствами бог, вроде Коса, попытался бы сделать то, что ты описал, то едва ли остался бы жив, испытывая постоянную и мучительную боль от раздирающих его обязательств по контрактам. Думаю, он скорее предпочел бы умереть.

— Звучит ужасно.

— Так и есть.

Он некоторое время молчал, молчала и она. Ни одного звука, только их дыхание.

— Знаете, он любил этот город. Его жителей и этот мир.

— Да, — Тара не знала, правда ли это, но ей было все равно; Абеларду — не было.

Он стряхнул сигаретный пепел, и тот полетел в пустоту.

— Чем я могу помочь?

Она вынула из сумочки блокнот и ручку с серебряным пером, и протянула ему:

— Начинай записывать.

* * *

Где-то есть ярко освещенная комната в высокой башне, окна которой выходят на погруженное в туман поле. Из того же тумана словно лес под луной, окрашивающей весь мир в серебристый свет, вырастают другие башни.

Солнце село, настала ночь. В ярко освещенной комнате кипела работа. Молоденькая женщина склонилась над хирургическим столом, делая аккуратные надрезы на трупе. Стоящий рядом мордатый пожилой мужчина просматривал испещренные мелкими знаками таблицы. У школьной доски в углу двое студентов изучали уравнение из непонятной части тауматургии. Все разговоры происходили еле слышным шепотом. Каждый старательно трудился над своей частью проекта. Это была лучшая из лабораторий — идеально отлаженная система.

Стоило симпатичной вивисекторше вдохнуть, как вдыхали воздух студенты у доски; стоило ей выдохнуть — выдыхал пожилой человек у стола. Мел на доске оставлял черты в такт с разрезами скальпеля в плоти и жировых тканях. Вяло вытекала густая кровь, наблюдающий за процессом у окна студент прихлебывал чай. В одном углу комнаты опускалась чья-то нога, ей в такт в другом — поднималась чья-нибудь рука. На заданные шепотом вопросы звучали приглушенные ответы. Студенты передавали использованные инструменты именно в тот момент, когда они требовались кому-то еще.

По лаборатории, дыша в такт со всеми, прохаживался профессор. Или же это они дышали с ним в такт. Его тихие шаги по покрытому черно-белыми плитками полу были словно стрекотание главного двигателя, приводящего в движение их вселенную. Биение его сердца гнало кровь по их венам.

У него в руках был планшет с карандашом. Время от времени он на ходу делал пометки, стирал старые записи, исправлял сумму или зачеркивал предложения. На этом планшете была запечатлена работа целых столетий, и многие мужчины и женщины убили бы за его содержимое.

Обходя хирургический стол, его взгляд сосредоточился на торчащих из-под края лабораторного халата ножках молодой вивисекторши. Они имели весьма аппетитные очертания. Гибкие. И ее работа была очень аккуратной.

Ах, плотские утехи, плотские утехи. Какие это мелочи по сравнению с играми разума!

Он подошел к окну, где поджидал наблюдатель. Профессор чуть откинул голову перед окном, чтобы рассмотреть свое отражение в стекле: лицо круглое с высоким лбом, окруженное густой темно-рыжей бородой, на широком носу пенсне. В отражении на орбите вокруг него — мир его лаборатории.

Он закрыл глаза и увидел связующие их нити.

Ему было известно, что стоящий рядом студент хочет что-то сказать, и, поджидая это, уже готовил ответ.

— Вам письмо, профессор. Вас ждут в Альт Кулумбе.

Профессор вслушался в музыку своего мира: тихие шаги, приглушенную симфонию переговоров и тихое шуршание скальпеля и иглы сквозь человеческую плоть, всплески жидкостей в стеклянных сосудах и ток крови. Он всегда слушал ток крови. Он снова подумал о ножках вивисекторши.

Взяв конверт, он осмотрел свинцовую печать и сломал ее одним прищуром глаз, разрезав метал словно раскаленным клинком. Освободив сложенный лист сливочного оттенка от конверта, он поднес его к свету.

— Что ж, — произнес он в подходящий момент. — Я отправляюсь завтра утром.

Облака внизу казались черным полем, и луна продолжала невозмутимо светить.

* * *

Тара подошла к последнему из голубых кровеносных сосудов и измерила его ширину кусочком завязанной узлами бечёвки. Едва веревочка оказалась приложенной на место, как на поверхности сосуда вспыхнули серебристые паутинки знаков.

— Это возврат от военно-морского ведомства ишкарского министерства обороны с гарантированной доплатой в десять процентов сверх уровня инфляции, расчет производится ежемесячно, в приоритетном порядке, извлечено из чакры на животе.

— Это необычно, так? — Абелард почти полностью исписал блокнот Тары своими схемами и рисунками. У него оказался прекрасный разборчивый подчерк, куда лучше, чем у самой Тары. По ходу дела он задавал редкие, но постоянные вопросы, пытаясь получше понять суть их работы, чтобы быть полноценным помощником, а не просто на подхвате. И его вопросы не давали Таре терять концентрацию. Разбор документации, даже в столь важном для карьеры случае, как это, всего лишь рутина. — Большая часть ведь извлекается из рук и ног, но не из самой чакры.

— Да, это необычно, но не так уж странно. — Она еще раз сверилась со знаками, чтобы убедиться, что не ошиблась. — Для разных обстоятельств требуются разные соглашения. Ис’Де’Мин — громадная обладающая множеством щупалец сущность, правящая населением в несколько миллионов. С юга ее атакуют Бессмертные цари, с севера Камлаан, а с востока — Кощей. Этот контракт гарантирует их оборону. Чтобы рассчитывать на помощь Коса, они должны быть способны, не взирая ни на что, призвать ее в нужный момент. Контракт опасен для Коса, поскольку заимствует его силу на глубинном уровне, но гарантирует ему отличные дивиденды.

— Ясно. Значит это наш главный подозреваемый. — Он поставил галочку.

— В смысле?

Абелард замялся, но потом ответил без заминок и сомнений:

— Именно это его и убило. Вы сказали, что чакры разбросаны от основных жизненных функций до самым развитых: копчик, пах, желудок, сердце, горло, лоб, темя. Эта сделка зашла дальше всех остальных. Если отток силы был произведен в неподходящее время, то это иссушило Его, а остальное добило.

— Такое не могло бы произойти. Контракт слишком мал.

Абелард скептически оглядел голубоватый кровеносный сосуд и его красного собрата. Каждый из них был размером со ствол могучего красного дерева.

— Я имею в виду, слишком мал для подобных последствий, — пояснила Тара. — Нам он кажется большим, но что он в сравнении с остальным телом? Прояви уважение к своему Богу и собственной Церкви. Они бы ни за что не позволили забрать столько, что могло бы погубить всю систему.

— Коса.

— Что, прости?

— Прошу, называйте Его Кос. Когда вы произносите все эти слова: «твой Бог», «система»…

— Прости, но смысл от этого не меняется.

— Мне показалось, вы говорили, что Кос был ослаблен.

— Верно. Слабее, чем должен быть, но не настолько.

Абелард сделал пометку. Даже то, под каким углом в его губах находилась сигарета выражало сомнение.

— Ты что, мне не веришь?

— Я ничего подобного не говорил.

— Тогда давай я тебе покажу, — она собрала бечевку и отплыла от тела назад, поравнявшись с Абелардом.

— И что теперь?

— Я собираюсь обратить время вспять.

И, не дожидаясь расспросов и возражений, она приступила.

Это тоже, разумеется, была иллюзия, но очень впечатляющая. На каждой записи архива были проставлены дата и время. С помощью Таинств Тара могла отмотать модель мертвого Коса на минуты, часы и недели назад. Стоило ей взмахнуть рукой и время обратилось вспять.

Кровь и ихор устремились в обратном направлении к меткам в теле божества. Раны и гнойники на его коже исцелились без следа. Жуткие, копошащиеся в темноте твари, отдернули свои щупальца. Раскинувшееся перед их глазами тело на глазах наливалось здоровьем и гибкостью. От плоти отделился свет, особенно от сердца и едва заметное, но живительное дуновение божественной благодати для служащих Ему смертных. Когда промелькнул третий день, Тара скорее почувствовала, чем услышала громкий хлопок, словно по пустыне разнесся далекий взрыв. Ритм вселенной.

Стук Его сердца.

Он проникал в душу, требуя поклонения. У основания позвоночника пробежали мурашки трепета.

«Ты всего лишь эхо, — мысленно обратилась она к нему. — Дух, растолстевший на торговле собственным могуществом. Будь я проклята, если тебе уступлю».

Она отгородила свой разум кольцом холода, представив бесконечное покрытое льдом поле под холодным ночным небом и светом звезд, которые людские умы связали между собой, создав понятия и Таинство. «Между нами нет разницы, — кричала она в водоворот этого сердцебиения. — Я отвергаю тебя и остаюсь самостоятельной!»

Но колени так и хотели преклониться.

Она скрестила пальцы и бег времени замедлился.

— Мы приближаемся к той самой ночи твоего дежурства на скорости в тридцать раз выше обычной.

Абелард зажал руками уши. На его лице застыло обожание. Он был бесполезен, зато наблюдал.

— Видишь, как устойчиво течет кровь? И свечение, и конечно же сердцебиение.

— Что? — спросил он, перекрикивая шум.

— Сердцебиение.

— Что?

Она хотела было повторить, но в этот момент кровеносные сосуды, связывавшие Коса с неуклюжим ужасом из ишкарского министерства обороны вспыхнули ярким светом. Через эти соглашения хлынул столь мощный поток силы, что мог смести стены городов, утопить флот и разорвать дракона в полете на клочки. По телу Коса пробежала быстрая монохромная вспышка, которая столь же мгновенно угасла.

Когда она исчезла, стук сердца стих.

— Впечатляюще, — произнес Абелард слабым и дрожащим голосом. — Лично для меня очевидно, что все дело в ишкарском соглашении.

Тара залилась румянцем, и сделала один за другим несколько глубоких вздохов.

— Это невозможно, — наконец сказала она.

— А как же яркая вспышка света и ничего? Что еще вам нужно?

Она снова направила время вспять к пиковой нагрузке ишкарского соглашения. Ее вычисления были скрупулезно точны. Если уж говорить прямо, то не столь уж скрупулезно, но в пределах погрешности. Предмет договора был слишком мал, чтобы убить Коса, но вот он ярко вспыхивал, и секундой позже Бог был мертв.

— Странно, — она снова прокрутила время вспять на одной двадцатой от реальной скорости. Вот засветилось ишкарское соглашение, вот погасло. Всего одно. — Очень странно.

— Думаю, «Прости, что не поверила», будет довольно для извинения.

— Ни одно другое соглашение даже не мигнуло. Да и ишкарцы задействовали не так уж много силы, как предусмотрено соглашением.

Абелард перевел взгляд с Тары на Бога и обратно:

— И?

— Прости, что не поверила. Кажется, ты прав — ишкарское соглашение нанесло смертельный удар Косу. В это же самое мгновение не было никаких иных запросов силы. Но и я права. Ишкарцы не забрали бы у Коса столько силы для его гибели, если бы его состояние было таким, как отражено в церковных архивах. Должно быть он был значительно слабее. Значительно. Чтобы погибнуть в следствие ишкарского соглашения, силы Коса должны были быть вполовину меньше учтенных. А может даже меньше.

Абелард покачал головой.

— Как такое возможно?

— Пока не знаю, но для нас это хорошо. Церковь не знала о слабости Коса, так что ишкарское соглашение составлено по всем правилам, а это значит, что у нас будет больше контроля над воскрешением Коса. Теперь все, что нам нужно это узнать, что стряслось в Ишкаре.

— Разве нам не нужно определить причину Его слабости?

— Разумеется, но здесь этой информации мы не найдем. Проблема не в Церкви, а глубже. Завтра мы окунемся в глубины чистого Таинства и определим, куда подевалась сила Коса. А пока лучшая наша ниточка — это Ишкар.

— Мы знаем, что это случилось и знаем — когда. Что еще нам нужно?

— Нам нужно знать причину. Ишкарцы заключили это соглашение для защиты, но я не слышала о войне в Ишкаре или в Старом свете. Если твой Бог умер потому, что ишкарцы злоупотребили этим соглашением, то мы выиграем у его кредиторов и обретем еще больший контроль над процессом. Возможно, мы сможем вернуть часть старого Коса.

Она ослабила свою хватку над иллюзией. Окружающий мир померк, дал трещину и перевернулся. На этот раз обошлось без воплей со стороны Абеларда.

Когда космос успокоился, они снова очутились возле железной чаши в центре архива в окружении свитков. В воздухе висел едва ощутимый запах железа и соли от испарившейся в чаше крови. В помещении было темнее чем прежде, но оно уже казалось знакомым. Абелард стоял, прижимая к груди блокнот. Лоб послушника был мокрым от пота, а глаза чуть навыкате после перехода, но он уже немного пообвык. Сейчас он выглядел увереннее, чем при первой их встрече на лестнице Святилища.

Она сверилась по карманным часам: восемь часов вечера. Неплохо.

— Где в городе мы можем раздобыть свежую газету?

Абелард ответил недоуменным взглядом:

— Что?