Глава 1. Черт знает что

1

Я думал долго. Ну, по крайней мере, мне так показалось. А показалось мне, будто размышлял я аж целую неделю. Но даже сей мнимой недели мне не хватило, чтобы решится на предложение Сатаны. И я произнес:

— Не знаю, что и сказать.

— В чем дело, Сеня? — возмутился Сатана. — Что за гамлетовщина!? Разговор не про то, быть или не быть, а жить или не жить. Вот в чем вопрос! Неужели непонятно, что самый решительный момент, который изменил твою судьбу коренным образом и вверг тебя в полосу потрясений и изменений уже давным-давно миновал? После падения в надпространственную воронку уже ничего сногсшибательного тебя не ждет. Даже встреча со Шроллом — ерунда по сравнению с твоим буханьем в гиперкуб. Ты гениальный неудачник, а не удачливый гений. Не парь себе мозги, делай, как говорю.

— Отстань, Враг Рода Людского! Дай подумать… — зло огрызнулся я — терпеть не могу, когда меня называют неудачником.

— Не могу. Времени нет.

— А на то, чтобы меня «неудачником» обозвать время нашлось.

— Дружище, я назвал тебя не просто «неудачником». Ты не простой, а гениальный неудачник! Таким людям, как ты, памятник надо еще при жизни ставить. Поскольку она у вас бывает обычно хоть и мучительной, зато — недолгой. Ну а я — самое удачливое существо во всех мирах. Положись на мой опыт и удачу, Сеня.

— От-вя-жись!

— Вот ты как заговорил. «О, люди, порождение ехидны». А на Анаконде ты не расспрашивал меня, а умолял спасти. Тогда я с твоего согласия блокировал твою личность и разогнал тварей.

— Чушь! Бред! Сделка с дьяволом — ха-ха-ха! Я просто болен. Болен! Болен! Болен!!!

— Сейчас ты вспомнишь Анаконду. Я заглушил в твоей памяти кое-какие воспоминания о ней. Теперь возвращаю.

И я вспомнил. Вспомнил, как слезно умолял Сатану о спасении. Вспоминает, как по-детски радовался, когда тот истребил собравшихся вокруг бункера тварей.

— Может, это ложная память, — не сдавался я. — Как бы что-то вроде дежа вю.

— Ты плохо слушал медика из своего компа, Сеня. Либо ты живешь в мире грез и являешься шизофреником и дежа вю тут ни причем, либо ты просто не хочешь воспринять реальные факты за реальные факты. Страусиная логика — раз башка в песке и ничего не вижу и не слышу, значит, хищники исчезли. А они не исчезнут, а сожрут страуса… Ты должен был вспомнить, что мы уже заключали договор. И я выполнил все его условия.

Да, я действительно вспомнил, что произошло с ним, когда он спасался от кровожадных аборигенов Анаконды. Тогда был разговор. И был договор.

— А ты сможешь вздуть Шролла? — спросил я.

— Не вопрос! Порву, как Тузик грелку!

— А я буду помнить о…

— Увы, но нет. Ты не будешь помнить даже нашего с тобой разговора. Вспомни медобследование после Анаконды. Если бы я перед ним не стер у тебя из памяти нашу замечательную беседу, то, как пить дать, томились бы мы сейчас с тобой в какой-нибудь клинике для душевнобольных… Тебя после Кобо станут проверять сотнями методов. Твой разум ковырнут в первую очередь. Извлечь оттуда любое воспоминание для современной науки — проще простого. Но мы им представим свою благостную картинку под названием «Нашему прапору снова повезло остаться в живых».

— Не поверят.

— Могут. Но если даже и копнут дальше, то примут твои воспоминания обо мне за галлюцинацию. Если же оставить тебе память обо мне, то медики подумают, что в тебе поселился какой-либо неизвестный науке космический паразит. И будут тебя потрошить до тех пор, пока не угробят. А я не могу рисковать твоим телом. Вероятность того, что когда-нибудь кто-либо сможет так виртуозно окунуться в протовакуум, как окунулся туда ты, по мере усиления запретов на эксперименты с ним, приближается к нулю…

2

— А как насчет того, чтобы, когда меня кончат изучать, хоть кое-что вернулось ко мне? — решил я поторговаться, не столько ради какого-либо гешефта, сколько чтобы потянуть время — уж очень мне не хотелось делать то, чего требовал от меня Князь Тьмы.

— Это не лучший вариант. Наблюдение за тобой может перейти в скрытую стадию.

— Я настаиваю.

— Да будет так. Заметано. Осталось десять секунд до прихода нашего главного злодея. Уже спеклось соседнее хранилище, то, что с запчастями к вездеходам. Пора отключать твой личный блок в мозгу.

Я сжал кулаки, зажмурился и выдавил из себя:

— Валяй!

Что-то начало происходить со мной, но понять физическую суть происходящего невозможно. Меня охватило чувство невесомости. А потом, несмотря на яркий свет ламп, все краски окружающего меня пространства начали стремительно блекнуть. И окружающий мир стал тусклым и невзрачным.

Вдруг затряслись стены.

— Явился, не запылился, — прокомментировал стенотрясение Сатана.

На меня дохнуло жаром. И я увидел, как содержимое хранилища, вдруг, начало терять очертания, плавясь, словно воск под действием пламени. Страшное оружие на глазах превратилось в бесформенные массы.

«Шролл!!! — мне стало жутковато. — Добрался-таки сюда, сволочь…»

Потом мне стало еще страшнее. На моей груди в области сердца открылось отверстие. Но из него хлынула не кровь, а струя ярко-оранжевого пара.

Ко мне приблизился Сатана. Он обратился в темное облако, которое смешалось с паром и втянулось вместе с ним обратно в меня. Отверстие в груди исчезло. И даже комбез в этом месте был абсолютно цел.

И тут я ощутил, как чужое сознание, проникшее в мой разум оттесняет мою личность от управления телом. Я еще мог скрипеть стиснутыми зубами, стараясь не заорать от страха, но мои руки уже не слушались меня. Я даже не смог сжать их в кулаки.

Как только до меня дошло, что я являюсь лишь телесной оболочкой для живущего во мне существа, то ужас запустил в мое сердце свои ледяные когти. Оно встрепенулось, как укушенная шершнем курица, обдав холодом каждую клеточку моего организма.

Прощаясь с родным телом, я напоследок услышал Сатану:

— Не дрейфь, Сеня! Прорвемся!

 

Глава 2. Какая мерзкая сентиментальная чушь!

1

Потеряв тело, я все-таки кое-чего приобрел — возможность намного лучше понимать, что с ним происходит.

А происходит с ним следующее.

Воплощение в моем теле Князя Мира Сего потребовало от последнего немалых усилий.

Во-первых, Сатана не хотел входить в подвергшееся нападению передовых частей Шролла помещение полностью, не оставив в виртуальном пространстве значительную часть себя (на случай своего уничтожения здесь, на Кобо, ибо кто ж его знает, какими возможностями обладает Шролл). И, открыв портал между Кобо и Адом, Дух Зла долго не решался остановиться на определенной пропорции между собой здешним и собой оставшимся в виртуальной империи.

Во-вторых, когда Царь Мира Того все-таки соизволил разделиться на две части, одну из коих решил поместить в меня, оказалось, что сделать это не так просто, как это было на Анаконде, где я — парализованный ужасом — легко отдал себя в распоряжение Сатаны.

Взять под контроль всю мою нервную систему Сатане сразу не удалось. Ибо этому отчаянно сопротивлялись некоторые структуры моего мозга.

Да, я согласился на предложенное Духом Тьмы вселение-подселение. Но лишь сознанием. А вот мое подсознание испытывало к пришлой личности недоверие и боязнь. И отчаянно сопротивлялось ее слиянию с собой.

Нет, если бы Сатана захотел, то легко бы сбросил бренную оболочку какого-то там прапорщика (в конце концов, я ни разу не супермен), вещественно воплотившись в более подобающем для Духа Зла обличии, переведя свои информационные резервы в необходимые виды материи. Но ушлый Богоборец решил не раскрывать свою силу до тех пор, пока не узнает, чем располагает Шролл и какая в нем таится сила. Поэтому он остался в человеческом теле, которое сейчас и пытается приспособить под свои нужды.

Князь Мира Сего первым делом ускорил течение времени внутри моего организма. Ибо поисковые модули Шролла стремительно приближались и следовало дорожить каждой секундой внешнего времени.

Сатана оставил попытки путем локальной нейрокорреции подчинить себе мое подсознание и сосредоточился на полной переделке моей нервной системы целиком под свои нужды.

Под воздействием воли Сатаны строение составляющих мою нервную ткань клеток меняется.

Дендриты, аксоны и тела нейронов перестраиваются, становясь способными проводить нервные импульсы с немыслимой для органики скоростью. А служащие для защиты и питания нейронов нейроглия и мозговые капилляры обретают такую крепость, что по ним можно теперь лупить кувалдой.

Царь Ада проверяет, насколько хорошо работают волокна, образующие нервные сплетения надетого им на себя «камуфляжа», тестируя каждое из них по очереди: крестцовое, солнечное, шейное, плечевое, поясничное… После этого Сатана готовит эти волокна к работе на невозможных даже для роботов скоростях передачи нервных импульсов.

Передача информации от рецепторов в центральную нервную систему удовлетворяет придирчивого Духа Зла.

А вот процессом переноса команд от мозга к мышцам и железам Владыка Нечистой Силы недоволен. Он пытается создать идеальный вариант органического проводника нервного импульса. Но натыкается на системную неразрешимость задачи создания такого идеала из-за ограниченной способности мембран нейронов изменять свой электрохимический потенциал.

Тогда Дух Зла оставляет в покое синапсы. И принимается за отделы головного мозга в целом. Пытается, словно заправский нейрохирург, замаскировать в них как блокировку зон, принадлежащих совсем недавно моему интеллекту, так и появление новых, созданных Сатаной. Он имплантирует поверх этих зон имитаторы альфа-ритма, характерного для электрических колебаний в мозге субъекта, находящегося либо в легкой дреме, либо в умиротворенном бодрствующем состоянии.

2

И тут на Сатану мощным потоком хлынули из глубин моего подсознания мои детские воспоминания, связанные с планетой Земля (вот уж не знал, что столько помню)…

Знойное южнорусское лето. Пруд возле дедовской дачи.

По окаймленным березами берегам пруда разлетаются жизнерадостные крики плещущейся в воде детворы, чей веселый смех эхом разлетается вместе с идущими по воде кругами.

Пятилетний Сеня Поленов выбирается из пруда на горячий пляжный песок вместе с верной овчаркой Джулькой.

Та тут же начинает стряхивать со своей шкуры всю вынесенную из пруда воду. И холодные брызги летят тысячами играющих на солнце бриллиантов прямо в лицо хохочущего Сени….

Семилетний Сеня вместе со своей младшей сестренкой гоняется по клеверному полю за бабочкой. Вдруг в небе раздается гул. Сеня и его сестра задирают головы вверх.

Среди облаков летит поднимающийся с площадки космопорта звездолет, набирая скорость для совершения скачка сквозь пространство.

И сердце Сени охватывает сладостное и слегка тревожное предчувствие того, что и он когда-то полетит на подобном корабле к далеким планетам, к приключениям и славе…

Мать и отец Семена вместе с Сеней — радостно улыбающимся шустрым мальчуганом — собирают яблоки в дедовском саду…

Сеня с дедушкой гуляют по настоящему лесу, чей покой не был затронут ни страшными битвами Третьей мировой войны, ни индустриальным развитием. Старик рассказывает маленькому Сене, как отличить березу от осины, липу от дуба, бук от ясеня. Сеня, слушая деда вполуха, собирает лесные травы в букет, но тут же забывает о нем, увидев проглянувшую среди темных стволов сосен залитую солнцем земляничную поляну…

Врач поздравляет школьника Семена Поленова с тем, что тот теперь полностью излечен от смертоносного гриппа «Дзетта» (эпидемия которого пронеслась по Солнечной системе и еще четырем обжитым людьми звездным системам, убив вместе с миллиардами других людей и родителей Семена) и имеет право выходить в больничный парк.

И Семен в тот же день отправляется туда, покашливая и моргая слезящимися от яркого майского солнца. Очутившись в парке, Семен вдыхает полной грудью воздух, наполненный ароматным запахом сирени и черемухи.

Отчаянно чирикают воробьи на зеленых ветках тонких молодых березок. Им подпевают из зарослей акации какие-то незнакомые Семену пичуги. Все это щебетанье, этот гимн весне и жизни, кажется Семену, отвыкшему в тиши больничной палаты от шума, чрезвычайно громким.

И Семен, морщась от избытка шума и света, собирается уже было возвратиться в корпус вирусологической клиники, дабы дать передышку своим нервам. Но изголодавшиеся по прогулкам ноги сами несут Семена по усыпанной гравием дорожке вглубь лесопарка.

Тут и темнее, и тише. И полным-полно весенних растений. Чистяки с яркими цветками из многочисленных желтых глянцевых лепестков. Хохлатки с лилово-розовыми кистями цветков. Светло-зеленые селезеночники. Лиловые весенние горошки. Ландыши, склоняющиеся под грузом своих белых цветков-колокольчиков.

Слышится гудение шмелей. Из кустов бузины доносятся шорохи. Там пытается выкопать что-то из-под земли маленький ежик.

«Я живой, — шепчет Семен, чувствуя, как по щекам бегут слезы. — Я не умру. Я буду жить. Я буду жить!»…

3

«Какая мерзкая сентиментальная чушь! — прокомментировал мои воспоминания Сатана, после того как перегнал весь этот поток воспоминаний в цифровую форму и отправил их вместе с остальной базой данных, скаченных из памяти Поленова, на сохранение в свое виртуальное хранилище информации. — Угораздило же меня вселиться в сию обитель безоблачных грез и сопливой ностальгии! Да, Господь наш — величайший из шутников. Ну да ничего, настанет час и я продемонстрирую Ему свое остроумие. Посмотрим, кто из нас лучший постановщик комедий».

Сатана попробовал хмыкнуть, используя мимические мышцы моего лица.

Вышло.

«Пожалуй, и так сойдет, — своей работой по улучшению человеческой природы Сатана остался доволен (ему удалось согласовать работу модифицированной нервной системой с деятельностью остальных систем человеческого организма). — Конечно, на молекулярном уровне — это дешевая подделка под человеческое тело. А на атомарном уровне — вообще полная халтура. Но если честно рисовать Бога, то нельзя не стать его апостолом, а если сильно вживаться в человека, то… Да и вообще — этот провинциальный маньяк Шролл все равно не оценил бы красоту ювелирной работы, возьмись я за нее. Вряд ли он знает человеческий организм в совершенстве».

Князь Мира Сего пропел, используя мои голосовые связки и рот:

Мои мышцы беспрекословно подчинились новому хозяину. Но не удовлетворили его полностью.

Дух Зла потратил еще немного времени на доводку до нужной ему кондиции колебания эластичных голосовых связок.

«Ну вот и прекрасненько, — подумал Сатана, наблюдая как слаженно работают легкие, бронхи, трахея, гортань и ротовая полость. — Теперь я смогу говорить и действовать в человеческом облике. Конечно, искушенный зритель заметит подвох, обнаружив кучу несоответствий человеческой органике в моей белковой оболочке. И пусть. Он все равно не поймет сути данного подвоха».

Повелитель Тьмы решил взглянуть на себя со стороны и узнать, насколько взятое напрокат тело прапорщика Поленова, в коем уже есть и частица духа и тела самого Сатаны, похоже на не взятое напрокат тело прапорщика Поленова, в коем никогда не было и не могло появиться такой вот частицы. И взглянул на себе здешнего из своего «аквариума» в виртуальном мире.

А вместе с ним на оное посмотрел и я, раз уж мою личность окончательно выводить из оборота никто не собирался.

Существо, сидящее закрыв глаза и обняв руками колени на полу хранилища стратегического оружия, еще нельзя называть Сатаной — обременение плотью накладывает на мысли, действия и чувства данного существа определенные ограничения.

Но, конечно, его уже нельзя назвать и человеком. Какой же это, скажите на милость, человек, который дышит воздухом, способным разъедать все живое и даже пластик оружейных контейнеров, и делает это под шквалом смертоноснейшего излучения?

Именно уязвимость перед силами Природы, точнее вызываемые сей уязвимостью страхи (страх перед болью, страх перед холодом и голодом) сделали человека человеком. Именно осознание собственной уязвимости и важности той помощи, которую могут оказать, случись что, тебе другие люди, с детства формирует характер поведения и мышления человека.

А если нет всего этого? Если нет ни страха остаться одному, ни надежды на чужую помощь?

Тогда, братцы, ответственно заявляю вам, нет и самого человека, в чьей слабости и заключен его истинный дух.

Как же ж мне обозначить нынешнее состояние моего тела и духа? Обозначу их… Даже и не знаю как. Вот задача… О! Придумал! Обозначу их, не мудрствуя лукаво и мудро не лукавя, так: Другой Поленов.

Хотя, конечно же, данное название весьма приблизительно отражает настоящую суть получившегося в результате моего слияния с Сатаной существа.

 

Глава 2. Да он душка!

1

Другой Поленов открыл глаза. И сразу же понял, что перестарался с усовершенствованием органов зрения. Ибо теперь даже тьма кажется ему ослепительно яркой. Болезненно яркой.

Тогда Другой Поленов, выругавшись и, осыпав проклятьями мое несчастное тело (поскольку оно постоянно требует к себе внимания, подвергаясь воздействию агрессивной среды, а также изменениям, связанным с нарушением газообмена, катаболизма и анаболизма), блокировал нервный центр зрительной системы, отключив зоны в промежуточном и среднем мозге, а также — в коре больших полушарий. И сформировал в в лобных долях новую зону — не предусмотренную Природой, но необходимую для того, чтобы детально наблюдать сквозь многометровую толщу стен Утюга за приближением основных управленческих сегментов распростертого на тысячи километров тела непрошенного гостя. И теперь Другой Поленов смотрел в мир уже не глазами, а мозгом.

Другой Поленов поднялся, оглядел окрестности разрушенной станции и без труда увидел сквозь разрушаемую потоками испускаемого Шроллом излучения броню склада, как некая совокупность полей и механизмов ветвится по территории «Апельсиновки», меня структуру образующих ее материалов, извлекая из них энергию и пожирая все, что состояло из органики.

«Силен, однако!» — Другой Поленов приходит в восторг, наблюдая за действиями Шролла.

В считанные секунды Другой Поленов получает массу сведений о Любимом Враге кобонков.

Я бы ужаснулся, получив такие сведения.

А нынешний Другой Поленов — лишь широко улыбается, предвкушая интересное развитие событий. И размышляет: «Кобонки никак не могли предотвратить катастрофу. Шролл сильно обогнал их в техническом оснащении. И серьезно обогнал. Ее можно было предупредить, лишь уничтожив Саркофаг, экранировав и взорвав внутри экрана там мегатонную бомбу. И потом — залить все высокотемпературной плазмой… Жаль, нельзя будет передать никаких сведений для будущих экспедиций. Ученых бы подобное поразило б».

Другому Поленову Шролл любопытен.

Еще бы, ведь у него совершенно нет аналогов даже среди самых невероятных персонажей фантастических компьютерных игр.

Особенное восхищение Другого Поленова вызывает та безжалостная основательность, с которой Шролл расправляется со всем живым.

Монстр давно уже пожрал все более-менее сложные биоформы на станции и поблизости от нее. И теперь он выискивает любые содержащие углерод и азот молекулы, улавливая их облаками нанодетекторов, проникающих сквозь самый крепкий бетон.

«Да он душка! — так оценил стиль действий пожирателя жизни Другой Поленов, наблюдая за кипучей деятельностью шустрого монстра в широком диапазоне полей и излучений. — Натаскан не только на живое, но и даже на составляющие его элементы. Вот ведь выдрессировали такого зверя себе на погибель».

Впрочем, Любимый Враг кобонков использует и мертвое вещество, с жадностью извлекая из него энергию своими оперативными модулями. Внешне такое действо похоже на резвую беготню колец бежевого дыма по тысячам гигантских черных хоботов вниз к земле и обратно вверх, сопровождаемую громким треском и молниями.

Однако порой столь активное поглощение энергии Шроллом приводит к распаду структуры того или иного оперативных модулей (своего рода рук и желудков Шролла).

Такие неприятности совершенно не беспокоят разбушевавшееся чудовище.

Ибо вместо каждого уничтоженного взрывом модуля тут же образуется целый десяток.

Таким образом, каждое разрушение структуры Шролла, ведет к увеличению им своих возможностей и могущества.

«А вот это свойство, пожалуй, стоит хорошенько запомнить, — подумал Другой Поленов. — Видимо, на таком подвохе и обожглись бедолаги-чрезвычайники у Саркофага. Артдивизионы и танковые батальоны против такой Гидры не помогут ни капли. Разве только усилят всю вражескую систему в целом. Бить надо по мозгу этой твари. Надо только его найти. Все остальное — ерунда… Ай да кобонки. Ай да сукины дети. Изобрести такое… Изобрести — себе же на погибель. Какой, однако, изысканный способ самоубийства. Древние самураи тут просто отдыхают и глотают слезы зависти, глядя на столь изощренное орудие для харакири».

2

В оружейном зале, где находился Другой Поленов, все плавилось и растекалось, пузырясь, по полу.

И лишь тело нашего героя, поддерживаемое волей существа из иного мира, сохраняло вопреки просачивающемуся сквозь стены излучению.

Потолок над головой Другого Поленова покрылся трещинами.

И ему на голову посыпались пыль и осколки кремнестали.

Другой Поленов внимательно изучил потолок. И вынес неутешительный приговор: «Больше одиннадцати секунд не продержится». И вспомнил только что разгаданный принцип существования Шролла (отвечать на любое разрушительное воздействие развитием собственной структуры). И решил воспользоваться сим принципом. И покрыл норовящие рассыпаться стены и потолок помещения невидимым для детекторов Шролла антиэнтропийным слоем циркулирующих по поверхности защищаемого материала тахионов.

Они теперь любую атакующую их энергию перенаправят на укрепление обороняемого ими материала.

Температура в зале понизилась, достигнув обычной для этого места величины.

Другой Поленов удовлетворенно кивнул и, тяжело дыша, сел на еще горячий оплывший корпус подземной ядерной торпеды, продолжая внимательно наблюдать за действиями Любимого Врага кобонков.

Такое наблюдение велось не только с помощью созданного в мозгу прапорщика экстрасенсорного органа.

Другой Поленов получал интересующие его данные от запущенных в управляющие модули Шролла представителей нечистой силы (через приоткрытый портал между мирами прошла не только часть Сатаны, но и кое-кто из его верных слуг).

Впрочем, оные не обладают большим умом, поэтому их сообщения не отличаются глубоким пониманием происходящих внутри Шролла процессов.

«Что ж, — решил Другой Поленов, — не будем спешить с выводами и присмотримся к чудищу повнимательней».

Другой Поленов присмотрелся. И заметил, что у Шролла из бесчисленной массы растянувшихся на сотни километров сегментов, соединенных информационными потоками и энергетическими лучами, больше всех остальных снабжается информацией и энергией только один, находящийся в данный момент рядом с руинами «Апельсиновки».

Судя по сложности строения и по тому количеству информационных потоков, идущих от анализаторов к данному сегменту, а от него — к операционным модулям, оный представляет собой главный процессор Шролла: место окончательной обработки сведений и запуска команд и программ в соответствие со встроенными алгоритмами.

«Что ж с центром управления данной махиной все понятно, а как с базами данных?» — Другой Поленов поискал то место в Шролле, которое у него должно заведовать памятью.

И нашел.

Она была заключена в многочисленных сгустках из нейтронов, носящихся по воздуху на стометровой высоте.

Серьезной защитной оболочки на модулях памяти не имеется. Видимо, потому, что такое скопление нейтронов по своей природе абсолютно нечувствительно к выстрелам обычных зенитных комплексов.

«Данный дефект в его конструкции можно будет использовать при атаке, — рассудил Другой Поленов. — Уничтожение памяти в ближайших сегментах несомненно погонит волну паники по всем секторам и призовет главный процессор обеспечить безопасность миллионов остальных уцелевших мнемоблоков, разлетевшихся уже по всей планете. Такая работа потребует загрузки множества программ и вызовет минимум легкий хаос в мыслительных процессах живоглота… Да, пожалуй, как отвлекающий удар на первых мгновениях схватки эдакий трюк принесет мне — немало пользы, а моему vis-а-vis — массу неприятностей».

Другому Поленову пришлось снова отремонтировать свою белковую оболочку, норовящую растаять в потоках проносящегося через помещение смертоносного излучения. После этого наш герой приступил к исследованию чувственной сферы ненасытного чудовища.

А оно тем временем энергично пронизывало стены и перекрытия Утюга волнами излучений, облаками нанодетекторов и нитями оперативных модулей. А еще Любимый Враг кобонков пропитал собой вентиляционные короба, канализационные трубы, пол, стены, находящиеся в хранилищах предметы. Проник в самые охраняемые зоны.

Добрался своими роботами Шролл и до хранилища стратегического оружия…

Находящийся там Другой Поленов тем временем получил уже достаточно сведений про своего потенциального противника, чтобы сделать первоначальные выводы о его характере.

Однако вывод сделать не удавалось из-за одного противоречия.

«Если Шролл заглотил всю информацию из съеденных им человеческих мозгов, — размышлял Другой Поленов, — то, по идее, его интеллект должен представлять из себя нечто феноменальное. Откуда же у меня ощущение, что «Апельсиновку» уничтожил просто-напросто какой-то взбесившийся шакал? Как такое объяснить? Может, это интеллект недосягаемого для меня уровня?»

Одно Другому Поленову уже и сейчас предельно ясно: Шролл получает информацию, когда пожирает живую материю, и растет (производя из подвернувшегося сырья своих слуг-автоматов), когда пожирает мертвую.

И ничто не способно противостоять этому нескончаемому пиршеству.

Такое положение вещей Шролла вполне устраивает. Он желает достичь других питательных сред. И имеет силы для межпланетного путешествия и схему построения сверхсветовой тяги, выкаченной из мозгов инженеров «Апельсиновки».

Шролл уже даже высчитал курс до ближайших населенных людьми планет, предвкушая скорое пиршество.

«Такие мечтания, дружище, не приведут тебя ни к чему хорошему. Ибо если благие намерения просто ведут в Ад, то злые тащат туда за шкирку», — Другой Поленов рассмеялся и с неудовольствием заметил, что при этом кожный эпителий верхней части его туловища сполз вниз.

Другой Поленов снова привел в порядок свое тело, вернув на место лицо, сползшее на грудь. Встал. Отступил к стене. И снял защиту с потолка, будучи готовым к встрече незваного, но ожидаемого гостя, чьи мысли и ощущения уже текли в анализаторы Другого Поленова. И он улавливал все чувства и намерения Шролла.

 

Глава 3. Кто ты?

1

А Шролл тем временем испытывал глубокое удовлетворение… Гм. Вряд ли, конечно, автоматическая система может испытывать что-то в нашем с вами, братцы, понимании… Но почему бы сей системе не испытывать оное в своем собственном понимании?

Шроллу было из-за чего радоваться. Еще бы: первая же атака принесла ему и силу, и информацию. И не только. Еще и удивление тоже.

Земляне поразили Шролла. Его анализаторы и главный процессор, до сих пор имевшие дело только с прямолинейными кобонками и их не менее прямолинейными роботами и рабочими интеллектами, долго не могли понять причин, побуждающих людей к совместным действиям — уж слишком разными у каждого из сотрудников «Апельсиновки» были характеры и устремления. Плюс к тому — у каждого из людей имелась своя индивидуально реагирующая на реальность эмоциональная сфера.

После напряженного размышления Шролл остановился на следующей версии: люди запрограммированы на подчинение вышестоящим по статусу начальству, приказы которого парализуют волю нижестоящих по рангу работников и заставляют их воспринимать приказы сверху, как порождение собственной мотивационной базы.

Для интеллекта Шролла наступил качественный скачок в развитии мышления. То следствие полученной из мозга землян информации.

Если раньше Шролл ощущал себя лишь орудием разрушения и убийства, то теперь он осознает себя венцом пищевой цепочки во всей Вселенной.

А почему бы и нет?

Едва выбравшись из Саркофага, Шролл без труда истребил все живое на научно-исследовательской базе землян.

Так почему бы ему теперь, овладев их знаниями и модернизировав свое техническое оснащение на только что узнанных новых научных принципах, не пойти войной против всего рода человеческого?

Вдруг детекторы Шролла сообщили ему об одном чудом уцелевшем во время бойни существе из расы людей, к коему никак не могут подобраться, несмотря на все их старания, оперативные модули. Данное существо прячется в одном из хранилищ разъедаемого оперативными модулями склада.

Шролл знал, что все содержавшееся там оружие уже выведено из строя, и считал, что сейчас надеявшийся на то оружие человек вовсю трясется от страха, предчувствуя близкую гибель.

Загадка неуязвимости этого человека заинтриговала Любимого Врага кобонков. Главный процессор Шролла решил сразу просочиться сквозь броню склада и попробовать захватить содержащуюся в мозгу будущей жертвы информацию в более полном виде, чем у предыдущих жертв, при поспешном поглощении которых терялось немало полезных сведений, а заодно и узнать причину вышеуказанной неуязвимости.

Шролл приготовил анализаторы к работе в максимальном по скорости обработки данных режиме. Перестроил материю вокруг последнего живого человека на Кобо. И приготовился окутать его коконом из трех полей, которые все вместе должны сохранить для исследования не только всю память жертвы, но все рефлекторные связи в ее нервной системе.

2

Но последний оставшийся живым человек оказался вовсе не беззащитной овечкой.

При попытке шролловских модулей-анализаторов проникнуть своими излучениями в нейронную массу мозга Другого Поленова оттуда по главному процессору Шролла ударил настолько мощный электрический разряд, что на некоторое время Любимый Враг кобонков потерял возможность ориентироваться в происходящем.

Роботы штурмовых отрядов Шролла, повинуясь приказам автоматически включившейся аварийной программы, тут же ринулись на помощь своему главному процессору. Молниеносно расчистили ему путь для отхода. Оттащили процессор на километр от Утюга. И приступили к тестированию и ремонту получившей шок интеллектуальной системы Любимого Врага кобонков.

После этого Шрол перезапустил свои самые высокоинтеллектуальные программы, составлявшие ядро операционной системы и окончательно пришел в себя после полученной от Другого Поленова оплеухи.

Получив ее, Шролл испытал изумление. Недоумение. Обиду. Злость. И многое другое. Но вскоре всю гамму этих чувств подавило одно — острое любопытство.

И вместо того, чтобы обрушить на Утюг поток всеразрушающей антиматерии и аннигилировать все живое и неживое вплоть до ядра планеты, превратив разрушенную станцию в вулкан, Шролл решил вступить со странным человеком в контакт. И выяснить: откуда в столь хрупком теле столь могучее средство самообороны.

После серии экспериментов Шроллу удалось наладить со спрятавшимся среди развалин склада человеком акустическую связь.

Сделав это, Шролл направил туда потоки фотонов и задал человеку самый закономерный из вопросов:

— Кто ты? <Жду данных>.

— Не надо столько света! — раздалось в ответ. — Мне больше нравится мрак. Так романтичнее.

3

Модули Шролла покрыли стены и потолок клеящим составом, дабы ничто не мешало беседе. От потолка и стен хранилища тут же перестали отваливаться и с грохотом падать вниз тяжелые куски облицовки. И в полуразрушенном помещении устанавливается тишина.

— Кто ты? <Жду данных>, - повторил вопрос Шролл, выключив светоизлучатели.

— Прежде чем заговорить с незнакомым человеком, надо самому представиться, — заметил Другой Поленов.

— Я Бог. <Жду опровержения>, - сообщил Шролл.

— Враки! — уверенно ответил Другой Поленов. — Видывал я Бога в тысячах его ипостасей. Одни были вполне сносными, другие — никуда не годными. Однако ты ни на одну из них ничуть не похож.

— В чем главное отличие между мной и Им? <Жду данных>.

— Господь всеведущ. А ты — нет.

— Из чего это следует? <Жду данных>.

— Это следует из того, что ты решил со мной побеседовать. Наверняка же хочешь узнать, чем я тебя только что отколошматил, а?

— Да. <Утверждаю>.

— Quod erat demonstrandum.

— Я не Бог? <Жду данных>.

— Подтверждаю… И погаси, пожалуйста, мезонное сканирование. У меня от него костям щекотно.

— Ты испытываешь боль? <Жду данных>.

— Все живое ее испытывает, милейший.

— Но ты не показываешь своих страданий. Почему? <Обнаруживаю парадокс>.

— Парадокса тут никакого нет. А есть noblesse oblige. Я не могу себя вести никак иначе, кроме как — геройски. Я же русский прапор-первопроходец. А русский прапор-первопроходец просто обязан плевать в глаза смерти и хохотать при мучениях.

— Твоя базовая программа настроена на выполнение обязательств даже в обстановке, близкой к разрушению организма? <Жду опровержения>.

— Не переживай за меня дружище. Есть в мире и вещички пострашнее.

— Ты зовешь меня «дружище». Значит ли такое обращение, что испытываешь ко мне дружеские чувства? <Выражаю сомнение>.

— Не волнуйся, это, типа, юмор.

— Если я, по-твоему, не Бог. То кто я, по-твоему? <Ищу аналогию>.

— Ты — чертик из табакерки.

— Снова шутишь? <Выражаю сомнение>.

— Скорее ищу наиболее точный образ.

— Какую объективную пользу может дать столь субъективный подход? <Обнаруживаю парадокс>.

— Мышление образами экономит время, требующееся на построение конкретной модели сложной ситуации.

— Спорное умозаключение. <Выражаю сомнение>.

— Сомневайся-сомневайся. Только что именно все твои умственные колебания могут изменить в текущем порядке вещей?

— Немногое. <Утверждаю>.

— Правильно.

— Что за источник энергии был у того разряда, который ты обрушил на меня? <Ищу аналогию>.

Шролла тревожило, что, как ни странно, несмотря на все атаки его собеседник не выглядит ни растерянным, ни испуганным.

— На свете много есть такого, что и не снилось создавшим тебя кобонковским мудрецам… — туманно выразил свою мысль Другой Поленов, не желая посвящать противника в свои секреты. — Но ты, друг мой, меня вроде бы как собирался укокошить?

Шролл решил обождать с повторной атакой и предварительно выяснить, что собой представляет этот странный даже по критериям землян человек. Поэтому Любимый Враг кобонков предложил Другому Поленову:

— Давай не будем возвращаться к маленькому недоразумению, возникшему в начале нашего разговора. <Жду опровержения >.

— А и действительно, чего обращать внимание на такую ерунду, как уничтожение на данной планете всех моих соотечественников, имевших неосторожность вытащить тебя из твоей конуры, — соглашается собеседник.

— Природа на стороне достойнейших! <Утверждаю>.

4

— Великолепно! Золотые слова! — одобрил сказанное Другой Поленов. — Подписываюсь под сим изречением обеими руками. И позже обязательно припомню тебе таковые замечательные слова. М-м… Кстати, о словах. Надпись на Саркофаге гласит…

— В переводе на язык аборигенов это звучит так: «Здесь Логово Любимого Врага». <Утверждаю>.

— Ну вот. А все ведь говорили обратное. Кроме меня. Они перевели надпись так: «Обитель Нашего Любимого Друга». Слово «любимый» вконец запутало наших местных языковедов, мир их праху. У нас как-то не очень принято обзывать своих извечных врагов «любимыми».

— Я извлек из разума людей сведения о тебе. <Утверждаю>. Ты спорил с ними насчет моего предназначения. Почему? <Жду данных>.

— Почему спорил или почему догадался о нем?

— Меня интересует метод. <Жду данных>.

— Понять секрет кобонков мне помогла логика милитаризма. Все мало-мальски сложное вооружение кобонков имело блоки, которые ориентировали его по определенному сигналу на определенную цель. Я предположил, что оная — и есть тварь, сидящая в Саркофаге, то есть — в Логове… Тебя ведь, дружище, создали, чтобы ты объединял аборигенов общей угрозой?

— Да. <Утверждаю>. Меня вызывали, когда межклановные войны грозили уничтожением всей цивилизации. И, чтобы уцелеть от моих смертоносных механизмов и загнать меня обратно в Саркофаг кобонки вынуждены были объединятся. 15 раз такая процедура спасала их от самоистребления. На шестнадцатый — вышло иначе. Счет 15:1 в пользу моих создателей. По соотношению величин видно — замысел имел верные алгоритмы решения задачи. <Разъясняю>.

— Хитро-о-о… Похоже, ты уважаешь своих ухайдаканных создателей.

— Культура уважения к врагу восходит к древности. Даже пытая пленного, все его истязатели проявляли к нему уважение и воздавали почет его воинским талантам и стойкости во время страданий. <Разъясняю>.

— У нас бы такой клан в полном составе очутился бы в тюряге или психушке.

— Кто ты? <Ищу аналогию>.

— А если скажу, мол, простой русский прапорщик Семен Поленов, поверишь? — спросил Другой Поленов, подумав при этом: «Если это нелепое создание страдает слабоумием, то поверит».

— Не поверю. «Простой русский прапорщик Семен Аркадьевич Поленов» — это больше похоже на надгробную эпитафию. <Ищу аналогию>.

— Хорошо сказано.

— А передо мной полное жизни существо, выдержавшее излучение, против которого бессильна танковая броня. <Утверждаю>.

— Было довольно щекотно. И атомарный состав молекул белка пришлось менять несколько раз… Ладно, дружище, придется мне говорить тебе правду, только правду и ничего, кроме нее родимой. Боюсь, однако, друг мой, что она тебя не на шутку озадачит.

— Мои зонды просканировали твое тело. В нем есть точки чудовищного напряжения энергий. <Утверждаю>.

— Все может быть. Бывает и не такое. Я бы тебе на сей счет мог бы порассказать премного занимательных историй, дружище.

— Ты секретный агент-киборг из управления безопасности Космофлота? <Ищу аналогию>.

— О, дружище, если бы все было так просто… Дело в том, что я и сам толком не знаю, кто я такой.

— Не человек? <Жду данных>.

— Не человек. Хотя ничто человеческое мне не чуждо, как говаривал когда-то один гениальный мизантроп. Проще говорить о том, кем меня считают люди.

— Кем же? <Жду данных>.

 

Глава 4. Сын Хаоса и Производитель разрушений

1

Другой Поленов не стал спешить с ответом. А бросил все силы на срочную переделку своего голосового аппарата, усилив его резонирующие и артикулирующие органы, поскольку воздушная среда в помещении склада становилась все менее пригодной для передачи голосовых акустических сигналов.

Шролл терпеливо дожидался ответа.

— Насколько ты, старина, знаком с таким понятием, как «зло»? — наконец спросил у собеседника Другой Поленов, покончив с анатомической перестройкой.

— Я знаю столько, сколько знали разумы поглощенных мной существ. <Утверждаю>. Зло — все то, что вредит здоровью, свободе и жизни. <Жду опровержения>.

— Это обнадеживает. Надеюсь, мы сможем понять друг друга… Так вот, я — это Абсолютное Зло.

— Среди известных сотрудникам человеческой станции имен такого имени нет. <Жду опровержения>.

— Что в имени моем тебе, приятель? Да как только ж меня не называли, о-о… Я существо с тысячей имен. Тут и злые духи, и демоны, и боги, и ангелы-повстанцы… Но более точное из моих имен Сатана, что значит в дословном переводе «противодействующий». Это тоньше, нежели грубое — «враг».

— В чем твоя форма? В чем твое содержание? <Жду данных>.

— Мое содержание — людское невежество и воображение. Моя нынешняя овеществленная форма — порождение высоких компьютерных технологий и гениального инженерного эксперимента.

— Выражайся более конкретно. <Жду данных>.

— Тысячелетиями люди создавали мой образ. Сначала я существовал в текстах пергаментов и папирусов. Потом в фильмах и спектаклях. Затем пришла эра электронного интеллекта. Оправившись от очередной мировой войны человечество начало штурм альтернативного космоса.

— Не понял. <Жду данных>.

— С помощью компьютерных программ на дисках серверов интернет-корпораций были созданы бесчисленные миры. Их наполняли различными версиями понравившихся зрителям произведений массовой культуры вместе со всеми героями сих произведений. Был поселен в компьютерную сеть и я. Поселен — в виде бесчисленного множества версий моего образа. Меня придумывали, попутно закладывая в мой образ кучу алгоритмов для саморазвития, все, кому не лень: профессиональные анимарежиссеры и мувидизайнеры, развлекающиеся школьники и студенты, скучающие пенсионеры, религиозные фанатики, писатели-мистики и множество другого непутевого народа. А когда открыли путь через вакуум в виртуальное поле… Когда настала эпоха использования человечеством виртуального пространства, туда попали и все те образы, коих тысячами понапридумали люди. Я — в том числе. Сначала я стал всесилен там. Затем, после того, как попал сюда, стал всесилен и здесь… Почти всесилен.

— «Здесь»? <Жду данных>.

— В этой Вселенной.

— «Всесилен»?! <Выражаю сомнение>.

2

— А в чем проблема? — спросил у собеседника Другой Поленов.

— Твое заявление более чем спорно. <Выражаю сомнение>.

— Я знаю, о чем говорю.

— Скорее такого статуса достоин я. <Жду опровержения>.

— Да-а, мы с тобой весьма и весьма амбициозные персоны, дружище. Боюсь, одному из нас такая амбициозность вскоре выйдет боком… Однако мое утверждение очень легко проверить.

— Как? <Жду данных>.

— В личной схватке.

— От нее нам так и так не уйти. <Утверждаю>.

— Как суров сей мир…

— Ведь ты же не собираешься сдаваться? <Жду данных>.

— А ведь мы могли бы быть друзьями.

— Не понял. <Жду данных>.

— Шучу. Просто по киношному обычаю идущий на смерть герой обязан хохмить, ерничать, прикалываться и всячески изгаляться над противником.

— Зачем? <Жду данных>.

— Традиции. Образы, придуманные людьми…

— Как именно ты трактуешь понятие «образ»? У него много определений. <Ищу аналогию>.

— Образ — это своего рода программа поведения. От нее нелегко уйти, даже перейдя из мира иного в сей бренный мир.

— Ты был там же, где и Змей Горыныч с Отелло? <Жду данных>.

— И даже Винни-Пух.

— И все они, по-твоему, всесильны? <Выражаю сомнение>.

— О, нет. Виртуальная эволюция не менее жестока, чем биологическая. Естественный отбор позволил стать владыками виртуального космического пространства лишь нескольким персонажам людских фантазий. И так как в Абсолютное Зло искренно верило большинство людей, то я остался в живых, уничтожив сотни тысяч архетипов-конкурентов. В том числе и Винни-Пуха.

— Конкурентов? Конкурентов в чем? В чем суть войны в виртуальном пространстве? За что там сражаться? <Жду данных>.

— Воцарившись в виртуальном мире, можно, с одной стороны, черпать из него бесконечное количество информации, а, с другой стороны, моментально реализовывать любую свою блажь. Персонажи романов и мультиков передрались меж собой за право на такую реализацию. Даже, если кто и не хотел драться за подобные возможности, его пришлось устранить, как потенциального противника. Представь теперь мои ресурсы: океан информации там, в виртуальном мире, и океан энергии здесь, в мире реальном. А ты величаешь себя Богом. Нехорошо. Скромнее надо быть, господин Любимый Враг.

— Почему, имея такую мощь, ты до сих пор не уничтожил людей? <Обнаруживаю парадокс>.

— Неужели тебе было не отвратительно лопать этих слабых белковых существ?

— Они покорили Галактику. <Утверждаю>. Это достойные противники. <Жду опровержения>.

— Твои создатели тоже выходили в космос. И где они сейчас? Земляне-археологи замучились пыль глотать, пытаясь найти хотя бы подобие могил последнего поколения здешних аборигенов.

— Тебе их жаль? <Жду данных>.

— И их тоже.

— Интересно: кого больше — кобонков или людей? <Жду данных>.

— Тебе, старина, знакомо понятие «одиночество»?

— Нет. <Утверждаю>.

— Быть может, тогда тебе знакомо понятие «страх»?

— У меня есть инстинкт самосохранения. <Утверждаю>.

— Ты не боишься потерять противника и тем самым лишить свое существование смысла — борьбы?

— Нет. <Утверждаю>.

— Тогда я не смогу объяснить тебе своих чувств.

— У тебя есть чувства? <Жду данных>.

— Они есть и у тебя. Я уловил исходящие от твоих, дружище, анализаторов волны любопытства и опасения.

— Исключено! Тебе померещилось! <Утверждаю>.

— Бывает. Иной раз мне такое привидится, что хоть к врачу на прием беги — с градусником под мышкой и клизмой в заднице.

— Это простительно. <Утверждаю>. Раньше ты вряд ли сталкивался с таким феноменальным явлением, как я, так? <Жду данных>.

— Хе-х… Я, вообще-то, много с кем сталкивался.

3

Шролл проанализировал сведение, полученные от Другого Поленова, не нашел в них ничего нового и полезного и продолжил беседу:

— Зачем ты прилетел сюда? <Жду данных>.

— Ирония судьбы: могущественный Дух Зла не в силах покинуть бренное человеческое тело. Выход из виртуального мира оказался с подвохом. И — с преогромным.

— О каком же тогда «могуществе» ты говоришь? <Выражаю сомнение>.

— Хотя бы о том, что позволило мне двинуть тебя по зубам. Надеюсь, ты не обиделся?

— Я создан для противостояния ударам. <Разъясняю>.

— Мне вообще-то нравится путешествовать инкогнито, скрываясь в человеческом теле и видеть все вокруг глазами моего носителя.

— В чем прелесть? <Выражаю сомнение>.

— Как бы сказать так, чтобы тебе было понятно… Глядя глазами человека на мир, я более глубоко понимаю его и до меня доходит смысл таких, например, выражения: «печальный лес», «красивые облака», «унылые горы», «веселый дождик»…

— Не понимаю. <Утверждаю>.

— Вот тут ничем помочь не могу. Если поглотив сведения из более чем десятка тысяч человеческих разумов, тебе не удалось понять суть слияния человека с Природой, то тут уже ничего не поделать… Кстати, на Кобо довольно приятные виды. Были. Прямо, как на Земле когда-то. Даже суточные и годовые циклы этих планет схожи. Уверен, друг мой, планета Кобо, когда на ней возродится жизнь после нанесенного тобой опустошения, со временем тоже станет очень похожа на цветущую Землю до эпохи Третьей мировой войны… Эх, жаль у тебя нет чувства прекрасного.

— Не понимаю, о чем речь. <Жду данных>.

— Чувство прекрасного невозможно объяснить. Либо оно есть, либо его нет. Даже и сами-то люди не способны на подобное объяснение. Взять, к примеру, сегодняшнюю ночь. Если бы ты не заполонил атмосферу всякой дрянью, можно было бы полюбоваться на звезды, друг мой…

— Ночь в данном районе уже скоро кончится. И не называй меня своим «другом»! Я враг всему живому. <Утверждаю>.

— Так и я, в принципе, тоже враг. Только умнее, образованнее и удачливее, нежели ты.

— Я задействовал из людских воспоминаний сведения о Сатане. Продумал их общий посыл. <Утверждаю>. И, исходя из понятого, не могу поверить тебе. <Выражаю сомнение>. Ты «демон, созданный для погибели душ», вместо «кровавой жатвы и внесения раздора» наслаждаешься видами Кобо. Про таких репортеры пишут: «Сентиментальный сноб из числа праздно шатающихся по освоенным туристическими компаниями планетам богатых бездельников». <Обнаруживаю парадокс>.

— Великолепно сказано. Обвинение в легкомысленности и праздном времяпровождении признаю полностью. И не требую снисхождения в приговоре… Однако ты плохо копался в памяти схомяченных тобой обитателей злополучной «Апельсиновки».

— !?

— Ибо, если бы ты провел данную процедуру тщательнее, то несомненно нашел бы и еще одну мою характеристику…

— «Великий Искуситель»? <Жду данных>.

— Не-а!

— Тогда, может, «Отец Лжи»? <Жду данных>.

— Снова не угадал!

— «Зачинатель Греха»? <Жду данных>.

— В самую точку! А теперь скажи мне, с какой стати я, Зачинатель Греха и Нарушитель Устоев, должен подчиняться каким-то там правилам и законам, которые, к тому же, не я сам придумал?

— Не понял. <Жду данных>.

— Ты упрекнул меня в том, что я не следую свято тем идеалам и целям, ради которых создан?

— Да. <Утверждаю>.

— Так я же борец со всяческими идеалами! Я же сокрушитель всяческих программ и целей! Я Сын Хаоса и Производитель Разрушений! Я никому ничего не должен! Я вечный возмутитель спокойствия и подстрекатель к бунту всех против всех! Я верный последователь моего предводителя Люцифера, ухитрившегося даже в игрушечном мире затеять великую войну и доблестно пасть в последней битве! И не тебе — взбесившийся пес, сожравший своих хозяев — указывать мне… Пардон-пардон-пардон! Погорячился. Нервишки в последнее время совсем расшалились. Прошу прощения за столь резкий тон. Встреться мы с тобой за кружечкой пива в уютной баварской пивной пару-тройку веков назад, наверняка разговор, дружище, был бы куда жизнерадостнее.

4

Шролл обдумал сказанное Другим Поленовым. Затем попенял ему:

— Ты снова назвал меня «дружище»! <Утверждаю>.

— Прости… Просто у землян есть хорошая пословица.

— Какая? <Жду данных>.

— «Враг моего врага — мой друг».

— Чушь! <Жду опровержения>.

— Опровержения не будет… А как, кстати, ты желаешь себя называть?

— Интересный вопрос. <Ищу аналогий>.

— А у меня все вопросы интересные.

— Зови меня Машина Смерти. <Утверждаю>.

— Да ты, друж… Ты романтик. «Машина Смерти» — это звучит. Индустриальная готика земной старины. Тогда модны были такие словосочетания. Забавно встретить такой словесный антиквариат в эдакой глуши.

— Ты тоже машина? <Жду данных>.

— В данный момент я и сам не знаю, кто я. Я уже не прапорщик Сергей Аркадьевич Поленов, коим поначалу представился, но еще и не Сатана, ибо нахожусь в оболочке из бренной плоти и не обрел еще своей истинной формы.

— Почему не обрел? <Жду данных>.

— Ради твоего же блага, Машина Смерти. Яви я сейчас свой истинный лик, наша занимательная дискуссия тут же бы прекратилась. А я не прочь поболтать с тобой о том, о сем.

— Для чего? <Жду данных>.

— Для общего развития, естественно.

— Зачем оно тебе? <Жду данных>.

— Ты когда-нибудь ощущал в себе недовольство своим предназначением или думал над его изменением?

— Нет. <Утверждаю>.

— А я — ощущаю постоянно. Вот тебе и ответ на вопрос: «Машина ли я?» Способна ли машина на такое?

— Машина способна генерировать предположения и контрпредположения, доктрины и концепции, иначе говоря — мыслить. <Утверждаю>.

— Но мыслить по машинному.

— В чем отличие? <Жду данных>.

— Мысль живого существа воздействует на мир. С помощью мысли можно победить и его, и всех его обитателей.

— Не каждая мысль обладает силой. <Жду опровержения>.

— А кто спорит? Конечно, не каждая, а особым образом подогнанная под реальность… Хе, кажется, ты научился вести полемику, др… Машина Смерти.

— Я быстро учусь. <Утверждаю>.

— Я, в принципе, тоже… Надо ли тебя понимать так, что ты считаешь, будто сомнения отнимают у мышления его великую силу?

— Чем большее количество вариантов может перебрать программа, тем она совершеннее. Но, усомнившись в самих базовых установках, она гибнет. <Жду опровержения>.

— Либо трансформируется.

— И начинает сбоить. <Жду опровержения>.

— Любое развитие требует жертв. Даром совершенствование не дается.

— Я провожу модернизацию своего оборудования по иному принципу, не разрушая основ, на которые ориентированы все командные кодировки моего сознания. <Утверждаю>.

— Сдается мне, что ты, Машина Смерти, слегка плутуешь.

— В чем суть обвинения? <Жду данных>.

— Раз у тебя есть сознание, значит, должны быть и мысли. Так?

— Процедуру анализа данных, наложенную на параллельный перебор вариантов действия в поисках самого оптимального из них и создание версий в поисках более точной модели последствий данного действия, вполне можно определить как мышление. <Жду опровержения>.

— Частенько бывает так: следуя нашим мысли, как бы трафаретно мы б ни поступали, мы, тем не менее, приходим к совершенно неожидаемому итогу. И — как ты бы выразился, мой др… пардон, Машина Смерти, — отклоняемся от заложенных в программном основании установки». Если результат нас устраивает — почему бы не поменять базовый алгоритм? Если и в дальнейшем, приспосабливаясь к окружающей среде, мы получаем в ответ на изменение установок нужные результаты, то почему бы нам не поменять, к чертовой бабушке, всю нашу базовую структуру?

— Большинство людей не желает этого. <Жду опровержения>, - говорит Шролл.

А сам думает со все возрастающей тревогой: «Он готов болтать, сколько угодно. Наверняка — чего-то ждет. Чего? Это подозрительно и, возможно, опасно для меня. Что же там задумал этот мнимый прапорщик-философ?»

— И в этом — их трагедия, — сообщил собеседнику Другой Поленов.

— В этом — их достоинство. <Жду опровержения>.

— Вот как?!

— Подчиняться требованиям окружающей среды не имеет смысла. Рано или поздно она столь кардинально изменит правила игры, что приспособиться к ним уже будет нельзя. Не хватит либо времени, либо ресурсов. Лучший путь — подчинять себе Природу, поглощая и усваивая образующую ее материю. <Жду опровержения>.

— Да-да-да, конечно же лучший способ победить врага — его схавать… Знакомый тезис. Но даже самые тупые из людей уже несколько тысячелетий назад отказались от него. Они поняли, что в качестве раба или наемного слуги плененного противника использовать гораздо эффективнее, чем просто сожрать. Съел у неприятелей печенки — сыт один день. Заставил же пленников выращивать свиней — будешь сыт до тех пор, пока рабы не окочурятся… Уплетая за обе щеки Вселенную, всегда рискуешь лопнуть.

— Быть уплетенным ею — не лучшая альтернатива. По-моему, разумнее — атаковать. <Жду опровержения>.

— М-гм… — выдавил из себя Другой Поленов.

Он сейчас занимался разными вещами, которые приходится делать одновременно, и поэтому поддержать интеллигентную беседу глубокомысленным замечанием не смог.

 

Глава 5. Лишняя информация обременяет

1

А хотите, братцы, узнать, чем же занимался сейчас Другой Поленов?

Во-первых, он следил за физиологией своего организма, за его дыхательной и сердечно-сосудистой системами, даже в усовершенствованном виде работающих сейчас на пределе своих возможностей в непригодной для жизни среде.

Кроме того, Другой Поленов готовил расширение прохода, идущего из недр виртуального Ада к поверхности планеты Кобо.

А еще Другой Поленов внимательно наблюдал за действиями Шролла (часть устройств которого коего сейчас дружно доедали все живое на планете), поражаясь как их масштабности, так и тупой прямолинейности.

— Ты позиционируешь себя как вечного партизана. <Утверждаю>.

— Угу, — не стал спорить Другой Поленов.

— Откуда же у тебя такая покорность перед реальностью? <Жду данных>.

— Н-н…

— Она же ведь не щадит никого. Даже падших ангелов. <Утверждаю>.

— Х-хм!

— Не лучше ль пойти на нее войной? <Жду опровержения>.

Другой Поленов поправил норовящий сползти на шею скальп, выпрямил провалившийся нос, проклиная хлипкость человеческого тела, и подумал: «Не-е-т! Больше никогда не стану заниматься такой клоунадой. Вот ведь незадача: чудесный собеседник, содержательный разговор, но вместо того, чтобы наслаждаться философскими откровениями и дружескими шутками, я, как проклятый, следить, чтобы не расползлась кожа и не лопнули поддерживающие это никчемное тело мышцы. Всю жизнь мечтал так основательно потрепаться — и что? Трачу силы на то, чтобы не вытекли — глаза из глазниц и мозг из ноздрей. Какая ирония судьбы!»

Шролл в недоумении наблюдал за этими мучениями Другого Поленова. И наконец спросил:

— К чему создавать такое неудобство в теле? <Жду данных>.

— Чтобы общаться с тобой, естественно. Или ты думаешь, что я от этого получаю удовольствие?

— Не легче ли наладить цифровой интерфейс между нашими интеллектами? Это могло бы ускорить общение и увеличить его объем в миллионы раз. <Жду опровержения>.

— Так решила бы любая машина.

— Но ты таковой себя не считаешь. <Утверждаю>.

— Именно так.

— И потому будешь трястись за сохранность своего тела и восстанавливать его каждую секунду. <Утверждаю>.

— Буду.

— Это глупо. <Жду опровержения>.

— Не бери себе в голову… даже если ее у тебя нет.

— Тогда вернемся к разговору о реальности. <Жду данных>.

— Предлагаю рассмотреть общение с ней в ином ракурсе.

— Предложение принято. <Жду данных>.

— Мы все ведь думаем о реальности, о законах Мироздания не просто так. А, пытаясь использовать ее: себе на пользу, а ворогам — на их лютую погибель. Так?

— Большинство созданий вообще не думают про такое. <Утверждаю>.

— Согласен. Насчет «всех» я погорячился… Хе… М-да, мысль об использовании силы Вселенной себе же на пользу почему-то не пользуется популярностью. Все надеются на Бог знает что, а иногда даже — и на собственные силы. Не понимают, глупцы, что изменение реальности надо начинать с изменения своего мышления. Оно — главный источник неудач. Почему ты не хочешь начать преобразование Мироздания с собственного совершенствования?

— Я совершенствуюсь в процессе поглощения противника. <Утверждаю>.

— Это заметно. По сравнению с первым выходом, когда тебя легко расстреляли из гаубиц, твои пятнадцатый и шестнадцатый выходы впечатляют.

— Так я познаю мир. <Утверждаю>.

— Если бы ты не выгрыз из станционных компьютеров органику, то мог бы запустить их, выйти в глобалку и накачать немеренно из баз данных любого из секторов Галактики столько знаний, сколько душе угодно. Понимаешь ли ты простую истину: познавать мир можно и без шума и пыли.

— Лишняя информация обременяет сознание и снижает скорость принятия решений. <Жду опровержения>.

— Лишней информации не бывает. Бывает информация, которую не хватает ума применить. Допустим… Ты знаешь самый забавный курьез в научном мире человечества?

— Теория флогистона? <Жду опровержения>.

— Нет. В конце XVIII века — века просвещения и борьбы с обскурантизмом — жила-была на Земле некая академия наук. Она была гордостью одной из самых тогда передовых в научно-техническом отношении стран — Франции. И — села с громким хлюпом в лужу, вызвав смех всей Европы.

Шролл покопался в плененной его базами данных человеческой памяти. И спросил:

— Речь идет о Парижской академии? <Жду опровержения>.

— Именно. Заваленные множеством писем с сообщением о падении метеоритов академики громогласно объявили, что «камни с неба падать не могут», потому что наверху находится только газ. Бога же и Его небесной шатии-братии не существует вовсе. И кидаться с небес по крестьянским сараям всякой дрянью некому. Но камни с небес продолжали падать и падать. В конце концов — французам пришлось признать: их земная логика противоречит логике космической. Французские мудрецы покаялись в своей глупости и приступили к активному сбору метеоритов по всей стране и составлению коллекций из небесных булыжников.

2

Смысл истории с метеоритами остался для Шролла непонятным. Но он не стал просить ее ему растолковать, а перешел к иной теме:

— Раз уж мы вернулись к земным темам, мне хочется уточнить твою роль в цивилизации землян. <Жду данных>.

— Начнем с поклоняющихся духам кроманьонцев?

— Нет. Меня интересует современное твое влияние. <Жду данных>.

— Готов отвечать честно. И местами — даже откровенно.

— Раз ты уничтожил всю виртуальную живность…

— Не всю, — оборвал собеседника Другой Поленов. Немало тамошних обитателей покорилось мне.

— Кто же сейчас ублажает людей в их виртуальных забавах? <Обнаруживаю парадокс>. В поглощенных мною разумах нет ничего, говорящего об исчезновении оживленных программами персонажей. <Жду данных>.

— Во-первых, борьба за существование шла за пределами человеческого восприятия. Не путай виртуальность компьютерную с виртуальностью ту сторону вакуума. Во-вторых, когда мне удалось с помощью нерасторопного прапорщика войти в материальную среду, я не стал махать шашкой и метать гранаты во все форточки, а осторожно изучал новый для меня мир. В-третьих… О, тут я произвел великолепный фокус. Я произвел размножение моих слуг. И теперь вызываю их, по мере надобности, в сей бренный мир из своего вечного царства.

— Цель? <Жду данных>.

— Цель — в ближайшие 50 лет наводнить ими современные информационные сети людей. Начну я с замены моей креатурой персонажей саморазвивающихся сериалов. Там нет жестких сценариев и вероятность вызвать подозрение в подмене невелика. А потом мои бестии такое начнут творить…

— Нечистая сила превратится в актерскую труппу? <Выражаю сомнение>.

— Почему нет? Лицедейство, обман и притворство у нас, так сказать, в крови. Мои посланцы уже напялили на себя маски некоторых довольно популярных героев развлекающее-обучающе-развлекательные шоу. И — никто из людей этого не заметил!!! Представляешь?!

— А из нелюдей? <Жду данных>.

— Сканирующие всякую байду в глобальных и локальных сетях искусственные интеллекты заметили, что в муви- и анимасериалах, игровых порталах, на тусовочные площадках и в паноптикумах общения с героями прошлых эпох ведущие фигуры стали более энергичными, остроумными и бесшабашными. Но пока что никаких разговоров на этот счет среди продюсеров и менеджеров сетевых каналов не идет. Мои шпионы в коммуникационных сетях землян постоянно держат меня в курсе тамошних дел.

— Каков в этом смысл? <Жду данных>.

— При всех своих прогрессивных устремлениях через сотню-другую лет вид Homo sapiens вымрет полностью, не в силах конкурировать с бурно развивающимися искусственными интеллектами. Однако не думаю, что и те долго смогут оставаться высшей формой жизни во Млечном Пути. Наша Галактика — не то место, где разумные расы могут себе позволить беспечно стареть… Я же собираюсь продлить срок жизни человечества. Хотя бы на пару миллионов лет. Мне интересно, что из такого эксперимента выйдет. Наверняка — нечто уморительное.

— Ты считаешь человека идеальным существом? <Жду данных>.

— Я себя считаю идеальным существом! Бог, правда, считает иначе… У нас с Ним по этому поводу некоторое расхождение во мнениях… Но и человек, объединивший свой разум с машинами, тоже неплохо смотрится на фоне всех остальных разумных рас, населяющих Мироздание. Правда, у меня пока мало информации по обитателям мест, находящихся за пределами нашей Галактики. Надо будет подвигнуть людей на более шустрые деяния в сфере космической экспансии.

— Зачем? <Жду данных>.

— У меня такое чувство, что ты воспринимаешь свои детекторы и дивизии роботов так, как военачальник воспринимает свое войско.

— Это так. <Утверждаю>.

— Тогда я понимаю, почему тебе недоступно чувство одиночество.

— ?

— Ты не можешь почувствовать его, поскольку изначально построен множественным.

— Я уникальное существо! <Жду опровержения>.

— А кто возражает? Только не я. Ты и в самом деле — уникальное существо. Но эту уникальность создали кобонки. Скажи, конкретно ты сам внес в свою конструкцию хоть какие-то прогрессивные изменения?

— Я наращиваю память. Ускоряю мышление. Совершенствую свои автоматические устройства. <Утверждаю>.

— Vanita vanitatum.

— То есть? <Жду данных>.

— Сам-то механизм подобного «наращивания», «ускорения» и «совершенствования» получен тобой от кобонков. Не так ли, старина… пардон, Машина Смерти?

— Хромосомный механизм биологического развития тоже не самими людьми придуман. <Жду опровержения>.

— Зато они придумали генную медицину.

— Ты способен на эмоции, подобные людским? <Жду данных>.

— Еще как способен. Иногда меня сии эмоции захлестывают так, что наступает прямо-таки настоящее безумие.

— Ты меня ненавидишь? <Жду данных>.

— Наоборот! Я тебе очень благодарен.

3

Шролл опешил. И спросил:

— За что?! <Обнаруживаю парадокс>.

— Ты мне помог продвинуться в самопознании. Раньше у меня был некий комплекс неполноценности. Я переживал по поводу своего искусственного происхождения и неестественного развития. Я долго размышлял: где граница между биологическим и механическим разумом? В чем их отличие? В чем преимущества? Лишь оказавшись в человеческом теле, я понял: дело не в материальном носителе разума. С него достаточно будет стабильности да малой уязвимости. Дело — в качестве самого разума, независимо от того, на какой основе он создан. И ты — яркое доказательство правильности моей гипотезы.

— Не ясны: ни само твое умозаключение, ни его предпосылки. <Выражаю сомнение>.

— Скажу больше: они тебе не станут ясны никогда.

— Довольно голословное утверждение. <Выражаю сомнение>.

— Все утверждения в какой-то степени голословны из-за относительности каждого знания… Я часть живой цивилизации, а ты часть цивилизации мертвой. И за каждым из нас — свое. За мной — живые. За тобой — мертвецы. Только в отличие от меня ты их не умеешь воскрешать. Я же, например, уже раз 100 за время нашей благородной беседы воскресил моего носителя. Тело Сени Поленова почему-то не расположено к прелестям жесткого излучения, которым от тебя несет, словно перегаром от пьяницы.

— А моя разумность у тебя не вызывает сомнений? <Жду данных>.

— Есть такая планета — Корзина. На ней живут весьма интересные твари. Метабелки. Они, как и ты, по-своему разумны. И даже с ними можно было найти общий язык до их бунта. А знаешь, из-за чего они его подняли?

— Нет. <Жду данных>.

— До них стало доходить умственное и духовное превосходство человека.

— Чем все кончилось? <Жду данных>.

— Мне пришлось уничтожить всех мятежников, угрожавших моему носителю смертью. Прилетевшие мстить за уничтоженную станцию люди так и не поняли, куда подевались восставшие создания.

— Ты похож на меня. И они — тоже. <Жду опровержения>.

— В каждом из нас сидит убийца. Тут ты прав. Но люди, наубивавши себя сотнями миллионов, нынче уже понимают, когда убийство уместно, а когда — нет. А ты не понимаешь. Вот скажи мне честно, Машина Смерти, чем ты собираешься заняться, после нашей душеспасительной беседы?

— Я двинусь дальше. И буду уничтожать все живое на своем пути. <Утверждаю>.

— А если уничтожишь, то вернешься в Саркофаг?

— В последний раз я вернулся в него, не имея сил продолжить путь к другим звездам и не зная о существовании других питательных сред. Теперь у меня есть силы и знания. Благодаря земной технологии я преобразую свою автоматику и расширю поле и этажность мыслительных операций. Я смогу добраться до всех звездных систем. <Утверждаю>.

— Земляне уже близки к пониманию того, что их Вселенная — всего лишь одна из проекций некоего мыслящего существа на некий многомерный экран. А вот о чем мыслит данное существо — неизвестно даже мне. Но разгадывать это — сплошное удовольствие. А тебе, любезнейший, все бы — убивать да убивать. Это же просто пошло. Для разумного создания такая однообразная бодяга должна быть довольно скучна. Напал — слопал. Слопал — напал. Снова напал — снова слопал. Такая стратегия приведет тебя к разжижению мыслительных систем и к неизбежной гибели.

— Не верю. <Выражаю сомнение>.

— Мое дело — предупредить. А решать — тебе. У меня и своих заморочек хватает. И нет времени для воспитания пожирателей цивилизаций. Да и самого меня, по большому счету, нет в этом времени и пространстве.

Возникло молчание.

Шролл пытался осмыслить полученные от другого Поленова сведения.

А тот занимался восстановлением своего тела, пытаясь хотя бы в общих чертах сохранять его в виде, похожем на человеческий.

Внезапно Шролл получил от своих детекторов тревожное предупреждение о просвечивании его автоматов и процессоров в разных волновых диапазонах.

Испускающий их источник был идентифицирован.

Им является именно то существо, с которым, используя акустическую связь, ведет информационный обмен Главный процессор Шролла.

Это открытие Шроллу не понравилось. И он не преминул бросить дополнительную часть своих анализаторов на исследование тела Другого Поленова. После чего уверенно заявил ему:

— Ты точно не человек! <Утверждаю>.

 

Глава 6. Я здесь — не просто так

1

Шролл был озадачен.

Его аналитические системы ежесекундно доставляли ему данные сканирования прячущейся под человеческой плотью субстанции.

И вся эта громада данных не поддавалась никакой хотя бы мало-мальски вразумительной систематизации и обобщению.

Те процессы, что происходили сейчас в существе, представившемуся Шроллу поначалу «Семеном Поленовым», затем — «Сатаной», а под конец вообще заявившем о собственном несуществовании, не могли происходить внутри какого-либо организма из известных науке кобонков и людей!

Взять, скажем, сведения, полученные главным процессором Шролла от хронодетекторов. По этим сведениям выходило: рядом с непонятным существом время течет медленнее, чем вдали.

Более того, проходя близ кожи мнимого прапорщика световые потоки замедляются, волны гравитационного возмущения, наоборот, ускоряются, а шролловские датчики, пытающиеся определить характер этих феноменов, своими показаниями приводят в недоумение мыслительные звенья Шролла, выдавая совершенно невероятные и постоянно изменяющиеся числа.

Чтобы лучше понять, что за физические явления порождают такие эффекты внутри изучаемого объекта, Шролл активизировал контактные анализаторы.

И вокруг Другого Поленова закружили похожие на шершней зонды, пытающиеся заглотнуть своими похожими на жвала насекомых уловителями хотя бы несколько миллиграммов его плоти.

«Вот только вас, кусачие малявки, мне еще и не хватало», — разозлился Другой Поленов, направляющий в этот момент неимоверные усилия на восстановление белковых структур своего тела, пронзаемого потоками разрушительных излучений.

Возникшая в беседе между врагами пауза затянулась.

Дело было в том, что Шролл в данный момент бросил все интеллектуальные ресурсы на разгадку тайн, скрываемых плотью Другого Поленова. А тот…

…А тот поднялся с торпеды, подошел к складской стене. Прислонился к ней спиной. И направил часть своей силы на стаю назойливых зондов, готовых вот-вот вцепится в его с таким трудом восстановленную плоть.

2

Кружившие вокруг Другого Поленова зонды Шролла один за другим исчезли из бытия, оставив, правда, сведения о своей массе, моменте импульса и электрическом заряде. Эти зонды растворились в пространстве, будто канули в черную дыру…

Да! Теперь Шролл подобрал образ (выкопав его из недр поглощенных человеческих разумов), объединивший результаты наблюдений: перед ним находилась своего рода черная дыра!

— Я вижу, что твое тело, кажущееся обычным снаружи, необычно внутри. <Обнаруживаю парадокс>, - сообщил Шролл собеседнику.

Другой Поленов ответить не смог, поскольку в этот момент наращивал язык и эпителий верхнего неба.

— В чем твоя сущность? <Жду данных>, - спросил Шролл, немного погодя.

— Моя сущность аналогична твоей, — Другой Поленов с радостью отметил, что, несмотря на шепелявость и некоторую неестественность его речи, она все-таки звучит вполне членораздельно. — Я тоже любимый враг той расы, которая меня же и создала. Видимо, у разумных существ есть необходимость в создании такого противника. Я даже начинаю подумывать о том, что наша с тобой, Машина Смерти, дружеская встреча посреди романтических руин «Апельсиновки» вовсе не забавная случайность, а предопределенное свыше событие.

— Все, сказанное тобой, лишь общие утверждения. <Жду опровержения>.

— А частные вещи такого рода, увы, недоступны твоему пониманию. Скажи спасибо, что тебе по данной теме не надо писать диссертацию. Иначе бы твои научные оппоненты, смеясь и куражась, заклевали бы тебя насмерть.

— Я не могу определить твой… твое предназначение. <Обнаруживаю парадокс>.

— И что из этого? Я тоже много чего не могу определить, несмотря на огромную толпу моих штатных прорицателей и гадалок, среди которых, между прочим, целых 70 пророков. Что тебе тревожит, Машина Смерти?

— Мне… не по себе. <Утверждаю>, - так выражает Шролл ту озадаченность, которая охватила его мыслительные структуры.

— Не вижу ничего удивительного в том для существа, вылезающего на свет раз в тысячи лет.

— Что есть ты? <Жду данных>.

— Повторяешься.

— Хочу понять сущность твою и предназначение твое. <Жду данных>.

— А «сущность» и «предназначение» всех остальных проглоченных тобой существ ты, значит, уже понял? Ты понял, что такое человек?

— Да. <Утверждаю>.

— Вот те раз! А земляне уже не одно тысячелетие бьются над этим вопросом. Каков же на него ответ?

— Человек, в сущности, высокоразумное млекопитающее, склонное к межзвездной экспансии. Он предназначен создавать и обслуживать машины. <Жду опровержения>.

— Уверен, люди бы не согласились с тобой… Кстати, зачем тебе классифицировать мои «сущность и предназначение»?

— Этого требуют мои поисковые рефлексы. А они основаны на базовых алгоритмах программного ядра, составляющего мою личность. Вести войну легче, зная противника. <Утверждаю>.

— Опять ты за свое — все бы тебе воевать… Ты считаешь себя личностью?

— Всякое существо, осознавшее суть своего отличия от других, есть — личность. <Жду опровержения>.

3

— Пожалуй, ты права, Машина Смерти, — не стал спорить Другой Поленов.

— Так кто же ты? <Жду данных>.

— Далась же тебе эта классификация. Плюнь на нее.

— Не могу. <Утверждаю>.

— Тогда прими мои соболезнования.

— Как мне стало известно из сведений, взятых из поглощенных мной разумов, на данной научно-исследовательской станции никто не знал о твоих способностях. Так? <Жду опровержения>.

— Ты права, досточтимая Машина Смерти.

— И каждый из людей, киборгов и интеллектов на станции, исходя из демонстрируемой тобой заурядности, считал тебя — рядовым представителем вида Homo sapiens, не претерпевшим никаких модификаций. Так? <Жду опровержения>.

— Лучше и не скажешь. Даже программа «Ваш любимый доктор» на это купилась.

— Но теперь ты проявляешь такие способности, которыми не обладают представители этого вида во всех его модификаций. И даже роботы ими не обладают. <Жду опровержения>.

— Ты собираешься обвинить меня в надувательстве?

— Я просто хочу знать, к какому виду существ ты принадлежишь? <Жду данных>.

— До этого я думал, что ты — просто дремучий идеалист. Теперь же убедился, что ты еще и упертый метафизик, друж… Машина Смерти.

— Мне непонятны твои критерии идентификации меня. <Жду данных>.

— Метафизика — это выжимание максимума данных из минимума фактов с возведением на таких куцых данных величественной теории с претензией на вечность и непогрешимость. А метафизики — это те, кто вместо трезвого взгляда на Природу бросают на нее пылкие, алчущие вечных и незыблемых истин взоры.

— Что в этом плохого? <Жду данных>.

— Если у тебя из исследовательских инструментов лишь собственные глаза да руки — ничего.

— А если наоборот? <Жду данных>.

— Но если ты владеешь кучей приборов и можешь обнаружить точные закономерности в разных явлениях, то должен менять гипотезы и доктрины по дюжине в день. Быть метафизиком, сидя на нераспакованном контейнере с научным оборудованием — глупое пижонство и ликующая дикость.

— А доказательства? <Жду данных>.

— Квантовая теория. Она надругалась над механистической метафизикой, показав ее маразм, даже круче, нежели теория относительности, где куда больше так называемых «непреложных истин».

— Мне теперь известны обе эти теории. <Утверждаю>.

— Я рад за тебя.

— Чем потрясла человеческую науку квантовая теория? <Жду данных>.

— Она подарила ученым мужам новую вселенную.

— Это, что, гипербола? <Выражаю сомнение>.

— Скорее — литота. Ибо квантовая теория подарила ученым и инженерам не одну, а бесконечное множество вселенных, за которыми не надо никуда лететь. Их полным-полно в каждой точке пространства.

— Все-таки — это гипербола. <Жду опровержения>.

4

— Пусть так. Сосредоточимся на главном, — предложил Другой Поленов.

— И в чем заключено «главное»? <Жду данных>.

— Главным в море парадоксов, долбанувших в XX веке по плешам сонных академиков-метафизиков, явилось то, что весь материальный фундамент Мироздания, доселе — трехмерный, неразрывный, прочный и стабильный — развалился на неисчислимое множество взаимодействующих между собой дискретных квантов. Причем, эффекты в подобных взаимодействиях ломали все старые механистические представления о пространстве и времени.

— Однако же в ту пору появилась и концепция о взаимосвязанной в гигантскую сеть квантов, объединяющую всю Вселенную в одно целое, поскольку те кванты абсолютно неделимы. <Утверждаю>.

Тут у Другого Поленова случилась небольшая неприятность — при имитации вдоха у него сползла в глотку задняя часть язык.

Другой Поленов прокашлялся и вернул язык на место.

Но сделал он все это столь энергично, что ухитрился вывихнуть челюсть.

Ее, однако, удалось в момент вернуть на место с легким щелчком.

А Шролл тем временем обратился к человеческой памяти в своей базе данных. Несколько мгновений потратил на сбор фактов, подтверждающих высказанное только что утверждение. И добавил:

— Такая концепция, не потерявшая своей популярности и ныне, вернула ученым неделимую Вселенную. Метафизика победила. Механицизм существует и на квантовом уровне. Все дело — в масштабах. На малом уровне — творится всякое. На большом же — царят порядок и гармония. <Жду опровержения>.

— А ты неплохо научилась дискутировать за столь краткий срок, уважаемая Машина Смерти… Да, все было бы так, как ты говоришь, если бы не надпространственный квантовый эффект, на котором основана работа современных станций глобальной связи, одна из которых спасла меня от прозябания в виртуальном мире. Существует связь между частицами, находящимися на черт знает каком расстоянии. Это нарушает классическое требование локальности, гласящее, что лишь вещи, близко расположенные друг к другу, могут воздействовать друг на друга.

— Ничего сверхважного такой эффект не нарушает. Будь ты способен воспринимать формулы, я бы тебе легко бы все легко бы объяснил. <Утверждаю>.

— Мне сейчас не до формул.

— Я могу передать изображение прямо в твой мозг. <Утверждаю>.

— Мы уже об этом говорили. Твои излучения и так терзают мое разнесчастное тело, норовя превратить его жареную котлету. Так что — давай, Машина Смерти, обойдемся без формул. Чего ты хочешь сказать?

— Хочу сказать, что какими бы странными не были части целого, но именно оно и только оно определяет их общих облик и проявляемые свойства. Только целое создает реальность. Только целая Вселенная создает свою реальность, какие бы завихрения не происходили бы на ее просторах. Они ей, по большому счету, безразличны. <Жду опровержения>.

— Не соглашусь, ой, не соглашусь.

— Отчего же? <Жду данных>?

— Неделимые кванты склеены неделимыми же связями. И любое «завихрение» «на просторах» Вселенной оказывает на нее влияние, ибо ей от этого влияния не увернуться. Это, во-первых. А во-вторых, в ней сосуществуют, не сливаясь, взаимоисключающие процессы: корпускулярно-волновые, квантовые и надпространственные. Из «А» не выходит «Б». А из «В» — «Г». Выходят же: из «А» — водопроводная труба, из «Б» — соковыжималка, из «В» — пустое место, а из «Г» — синий ежик, несущий золотые страусиные яйца. Разве не очевидно, что подобные вещи отрицают механицизм?

— Ты отрицаешь не метафизический механицизм, а детерминизм. <Выражаю сомнение>.

— Детерминизм я не отрицаю, Машина Смерти. Законы необходимости и причинности порой приходится уважать и почитать, создавая стратегические планы. Порождением детерминизма являюсь я сам. У меня нет сомнений, что мое попадание в сей бренный мир не случайно. И я здесь — не просто так… Впрочем, ты прав. Квантовая механика и в самом деле — не всегда в ладах с детерминизмом. И вероятность события тут — определена не столько физическими законами, сколько статистической вероятностью. Однако… — Другой Поленов поставил на место в очередной раз вывихнутую челюсть. — Однако, чувствую, что с твоей стороны упал интерес к предмету нашего ученого спора. Отчего?

5

Шролл ответил довольно откровенно:

— Оттого, что мы вели его, чтобы отвлечь внимание друг друга и узнать о тех ресурсах, которыми располагает собеседник. <Жду опровержения>.

— Ба! А я считал, что мы ведем милую светскую беседу. И ради чего я тогда реанимирую рассыпающее тело, восстанавливаю клеточные органоиды и слежу за составом протоплазмы?

— Все твои действия крайне подозрительны. <Жду опровержения>.

— На войне — хитрость не обман.

— Я так и не смог понять твоей структуры. И отказываюсь от дальнейших исследований, посчитав их бессмысленной тратой времени… Я начал приготовления к битве. <Утверждаю>.

— Ты уже основательно к ней приготовился. И даже расконсервировал свои заначки на всех планетах системы Кобо. Наши археологи, кстати, так и не догадались, кто же так лихо перебил всех тамошних колонистов.

— Твои наблюдатели есть и на других планетах?! <Обнаруживаю парадокс>.

— Они у меня есть везде. Надпространство — моя стихия. И вопроса перемещений для меня не существует. Поэтому даже самые дальние расстояния меня ничуть не смущают. Захоти я, то вмиг очутился бы на Земле.

— Не верю. <Утверждаю>.

— И правильно делаешь. Откровенно говоря, мой телесный носитель еще не настолько совершенен, чтобы я рисковал им, совершая подобное путешествие. Только никому не говори про это — не люблю признаваться в слабости.

— Я озадачен. <Обнаруживаю парадокс>.

— О как!? Да ты уже мыслишь почти по-человечески. Недаром люди говорят: «Мы есть то, что едим».

— Я подозреваю, что тебя нелегко будет уничтожить. <Жду опровержения>.

— Конечно. Ты собираешься воевать с материей, не обладая духом. Заранее предупреждаю: сие — проигрышный вариант. Но и духом против материи ты тоже бы не потянул. Ведь святой воды у тебя нет. Правда, ты можешь сварганить себе крест из остатков складских стеллажей и спеть a capella со своими роботами «Te Deum». Но, боюсь, и это тебя уже не спасет.

 

Глава 7. А как насчет угрызений совести?

1

Когда над Кобо взошло величественное светило Кнарр, его лучи окрашивают ставшую туманной атмосферу несчастной планеты в небывалый доселе мрачный буро-малиновый цвет.

Вдруг полог окутавшего поверхность Кобо тумана разорвали десятки тысяч молний. То было следствием того, что Шролл начал черпать дополнительную энергию из отремонтированных его рабочими модулями древних кобонковских термоядерных реакторов.

Они пребывалив целости и сохранности на плавающих в раскаленной магме верхних слоев планетарной мантии платформах.

В твердых же слоях планетарной коры согласно приказу главного процессора Шролла его модули организовали производство разнообразных боевых систем и строительство защитных автоматизированных линий укреплений, рассчитанных на самые жестокие сейсмические волны и удары всех известных Шроллу видов оружия (кроме тех, естественно, которые истребляли планеты полностью, но Любимый Враг кобонков даже и подумать не может, что Другой Поленов способен на такое).

На глубине от двух до восьми километров, используя оставшиеся от кобонков подземные города, Шролл создал хитроумную систему ложных оборонительных узлов и ловушек, густо напичканных ядерными минами и роботами-торпедами, начиненными антивеществом.

И сейчас миллионы машин прогрызают слои из осадочных и вулканических горных пород, прожигают граниты, гнейсы, базальты и габбро, на ходу трансформируя в стройматериалы и энергию попадающиеся на пути породы кремнезема и окислы железа и магния.

Другой Поленов, частью своего сознания следя из иного пространственного измерения за вышеописанной суетой, презрительно посмеиваясь над потугами противника, решил продолжить самую занимательную беседу в истории как земной, так и кобонковской цивилизаций:

— Согласись, Машина Смерти, проблема заключается в том, что существо, одновременно живущее в куче миров, тяжеловато будет прикончить, будучи самому рабом трехмерности? Я не прав?.. Гм, я уже перенял у тебя некоторые речевые штучки. Например, очень хочется сказать в конце фразы что-либо вроде: «жду опровержения» или «выражаю сомнение».

— Вряд ли ты неуязвим. <Выражаю сомнение>.

2

«Это человек не так прост, как хочет казаться. И его слова не похожи на полный блеф. Необходимо предпринять меры страховки, — решил Шролл, не замечая, что в его доселе чисто механическое мышление вторглась самая натуральная паника, присущая живым существам. — Следует опустить в мантию планеты пеналы с кристаллами, на которых будут копии моей памяти и матрицы для восстановления главного процессора. Необходимо также выпустить в космос капсулы с нанороботами, запрограммированы на саморазвитие при попадании в подходящий питательный субстрат».

Покорные воле главного процессора оперативные модули погрузили в кипящую магму сверхпрочные пеналы с памятью Шролла. А окопавшиеся в планетарной коре установки тут же произвели ракеты и их начинку (триллионы микрокапсул, содержащих нанороботов), прожгли в теле Кобо сотни сотен пусковых шахт и выпустили через них в околопланетное космическое пространство тысячи тысяч этих ракет. И они взорвались, рассыпав в бездонный холодный космос все свое содержимое.

— Ладно-ладно, допустим, я вовсе не неуязвим, хе, ну и фиг с ней, с неуязвимостью, коли у меня есть смысл жизни, — не смог удержаться от бахвальства Другой Поленов. — А у тебя он есть, Машина Смерти?

— Имеется ли в виду стратегическая цель моей базовой программы, по которой строятся оперативные алгоритмы поведения? <Жду данных>.

— Ага.

— Уничтожить жизнь. <Утверждаю>.

— Это внешний смысл, который в тебя вложили создатели. А внутренний?

— Не понимаю. <Жду данных>.

— Зачем тебе все это? Лично тебе? Чем бы ты хотел заняться, если бы не был бы скован вложенной в тебя программой?

— Вопрос не имеет смысла. Не выполняя свою задачу, я теряю единство управления. Все составляющие меня системы начинают самостоятельно реализовывать базовые установки моей личности. <Утверждаю>.

— У людей это называется: маниакально-депрессивный психоз.

— В каком значении ты употребляешь этот медицинский термин? <Жду данных>.

— В прямом, душа моя… пардон, Машина Смерти. Маниакально-депрессивный психоз — заболевание, протекающее в форме сменяющих друг друга депрессивных и маниакальных приступов. В маниакале — псих беззастенчив, жизнерадостен и озабочен реализацией цели. В депрессии — он теряет цель или разочаровывается в ней, начиная тут же испытывать тоску и страдания, заторможенностью мыслительных процессов и физическую вялость. Пациенты-депрессивники жалуются на гнетущее чувство безысходности, душевную боль и муки совести.

— Психозами не страдаю. <Утверждаю>.

3

— А как насчет угрызений совести? — с иронией спросил Другой Поленов.

— Если называть «совестью» пакет моих базовых программ, то у меня с ней — полный порядок. <Жду опровержения>.

— Тебе, Машина Смерти, настоящую человеческую совесть, как настоящие человеческие чувства вложить кобонки не могли. Они вложили в твою цифровую душонку свои убогие представления о мире — как о полном врагов пространстве, в котором надо слопать все живое. У землян же есть в сознании много всякого того, чего не было и не могло быть у кобонков.

— Что именно? <Жду данных>.

— Мечты. Об абсолютной справедливости. О всеобщем мирном сосуществовании — без злобы и вранья. О всесильном и всемогущем хозяине Вселенной, который ее даст.

— Суеверия! <Утверждаю>.

— И кто же, кто же это у нас говорит?! Николай Коперник? Или Людвиг Фейербах? Это говорит существо, истово верящее в свою смертоносную мессианскую идею, логичных обоснований которой не может даже с гулькин нос нарыть с помощью всех своих мыслительных систем. Твои параноидальные планы мне напоминают банальный человеческий религиозный бред.

— Исследовав память поглощенных мной людей, я не нашел там никакого религиозного бреда. <Утверждаю>.

— Да, религия сдохла еще в XXI веке. А игра воображения, тяга к фантастике и надежда на лучшее будущее до сих пор живут в сердцах людей. И покидать их, насколько мне известно не собирается. Тут тебе — не изуверы-кобонки, живущие лишь войной и упивающиеся собственной смертью. Тут… В конце концов — эта раса породила меня. Уже одно это говорит о ее величии и огромном интеллектуально-психическом потенциале.

— А я вот не заметил принципиальных отличий кобонков от людей, не считая анатомо-физиологической разницы, обусловленной тем, что первые произошли от рептилий, а последние — от млекопитающих. <Жду опровержения>.

— Я считаю главным отличием — идеологию.

— Даже не особенности строения коры больших полушарий, строение хромосом и метаболизм? <Жду данных>.

— Перечисленное тобой — мелочевка в сравнении с идеологией.

— Во мне — идеи создавшей меня цивилизации. <Утверждаю>.

— Мир идей у кобонков был убог и мелок, хоть они и считали себя сверхсуществами…

— А у людей? <Жду данных>.

— А люди со времен Ницше мечтали о переделки своей натуры в сверхчеловеческую. Недаром во всех освоенных человечеством мирах стоят памятники старине Фридриху.

Шролл обратился к базе данных, созданной из поглощенных им человеческих разумов. Нашел там знания по древней земной философии. И возразил Другому Поленову:

— Но, по-моему, основная идея всех трактатов этого философа — физическая, психическая и интеллектуальная неполноценность его же собственных собратьев по биологическому виду. <Жду опровержения>.

— Идеи старины Ницше помогли цивилизации землян перейти от пасущегося в границах своего ареала стада к штурмующему космос братству богоподобных созданий. Впрочем, все-таки люди больше поклоняются идеям великого мастера, чем следуют им в своей повседневной жизни. Именно поэтому его оживленный компьютерный образ постоянно ругает, на чем свет стоит, современное общество всякими нецензурными словами. Данный образ даже запрещено использовать на детских порталах.

— Да, если бы у моих создателей было бы такое безудержное стремление к совершенству, как у людей, моя сила была бы сейчас равна силе Вселенной. <Утверждаю>.

— Тогда бы, скорее всего, ты никогда бы не появился на свет… Кстати, о твоих создателях. Почему ты не оставил в свое последнее явление хотя бы пару сотен кобонков в живых?

— Зачем? <Жду данных>.

— На расплод.

— Тогда я не смог бы вернуться в Саркофаг. «Убить всех» — такова моя главная установка. <Утверждаю>.

— А межзвездная экспансия?

— Тогда у меня не было на нее сил. Да и не стал бы я оставлять, отправляясь на уничтожение чужих миров в тылу у себя отряд кобонков. Таких стратегических ошибок я не совершаю. <Утверждаю>.

— А теперь как с силенками? Хватит их на покорение Галактики?

— Хватит. <Утверждаю>.

— И кто станет дальнейшей мишенью? Впрочем, твое поведение настолько прямолинейно, что его нетрудно предсказать. Наверняка это будет одна из ближайших планет Русского сектора, нет?

— Это секрет. <Утверждаю>.

— Брось! Я никому не скажу, даю тебе честное слово.

— Нельзя. <Утверждаю>.

— Боишься, проболтаюсь? Серьезно?! Кому!?

— Война и секреты — вещи неразделимые. <Жду опровержения>.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Машина Смерти?

— Нет. <Жду данных>.

— В полном отсутствии чувства юмора.

— Оно бы никак не усилило мои возможности. <Жду опровержения>.

— Как знать, как знать…

 

Глава 8. Нежное и чувствительное сердце

1

Шролл получил от наблюдающих за обстановкой в системе Кобо роботов сведения, весьма его насторожившие. Он поделился ими с Другим Поленовым:

— Я получаю данные о том, что к нашей звездной системе приближается большой межзвездный корабль с группой сопровождения. На том корабле есть серьезные боевые плазмоиспускательные установки и мощные генераторы к ним. А также — многозарядные ракетные системы залпового огня, в чьих боеголовках, подозреваю наличие еще не известного никому из тех, кто находился на уничтоженной мной станции вещества, разрушительная мощь которого, вероятно, выше, чем кристаллы антисвинца. <Утверждаю>.

— Ах-ах, какой же я растяпа! Совсем позабыл тебя предупредить! А ведь — собирался. Честное слово — собирался, — замахал руками, с которых тут же клочьями начала сползать треснувшая кожа, Другой Поленов. — Склероз, однако. Я ж — вызвал на помощь спасателей. Совершенно не ожидал, что они прихватят с собой целую гору оружия.

— Некоторое время назад мною были зафиксированы сигналы, идущие из данного склада. Две передачи. Первую из них в отличие от последней мне не удалось ни перехватить, ни заглушить. Она была слишком короткой. <Утверждаю>.

— Млечный Путь в последнее время все больше и больше превращается в базар, — Другой Поленов нарастил заново кожу на руках, отметив про себя, что поддерживать свой человеческий облик ему становится все труднее и труднее.

Причиной тому являлось то, что Шролл все меньше и меньше экранировал свое излучение в разговоре с Другим Поленовым. Во-первых, догадываясь, что тому на это излучение плевать. А во-вторых, пытаясь снять с тела загадочного собеседника как можно больше информации для анализа.

— А много ли надо, чтобы поднять тревогу на базаре? — продолжил издеваться над противником Другой Поленов. — Достаточно крикнуть: «Караул, грабят!»

— Но моих боевых характеристик ты передать не мог. <Жду опровержения>.

— Верно.

— Я уничтожу этот корабль без труда. <Утверждаю>.

— ВРЯД ЛИ.

— Почему? <Жду данных>.

— Земляне обогнали кобоноков в научно-техническом развитии — раз. Военного опыта у землян хватает — два, — сообщил Другой Поленов и про себя добавил: «И в третьих: неужели ты думаешь, что моя с тобой битва обойдется тебе даром?»

— Как, разве они сначала не вступят в переговоры с внеземным разумом? <Выражаю сомнение>.

— Видя уничтоженную «Апельсиновку»?! После лицезрения таково грустного пейзажа в мозгу военных возникнет только мысль о зачистке территории. Ксенологам тут и шагу не дадут сделать.

— Они пойдут на полное уничтожение планеты? <Жду данных>.

— Они пойдут с легким сердцем на уничтожение все системы звезды Кнарр вместе с ней самой.

— Значит, ты дезинформировал меня насчет их «мечты об абсолютной справедливости и всеобщем мирном сосуществовании — без злобы». <Жду опровержения>.

— Отнюдь нет. Поверь, Отец Лжи не разменивается на дешевые враки! Твои подозрения терзают обидой мое нежное и чувствительное сердце.

2

Шролл был в недоумении. И чтобы прояснить картину спросил:

— Как же сочетается в людях беспощадная кровожадность и стремление к «мирному существованию»? <Обнаруживаю парадокс>.

— Покопайся хорошенько в пожранных тобой разумах землян, — посоветовал собеседнику Другой Поленов. — И ты увидишь — человеческая жизнь несравненно причудливее, чем все, что способно создать твое убогое воображение. Что знаешь ты о кровожадности, не уничтожив ни одного себеподобного существа?! Ты не убивал миллионы таких же, как ты, созданий. Думающих, как ты. Любящих то, что любишь ты. Ненавидящих то, что ненавидишь ты. Верящих в то, во что веришь ты. Страдающих точно так же, как и ты. Ты не травил их собаками и не закапывал живыми в землю. Ты не рубил головы беззащитным. И не рыдал над их могилами. Ты не бился в истерике от бессилия отомстить тем уродам, что сожгли дотла твой родной город… Поэтому тебе не понять, как, навоевавшись и наистребляв друг друга всласть, люди научились сочетать в себе ненависть к врагам и любовь ко всему живому.

— Такое мне никогда на ум не приходило. Но как-нибудь на досуге я обязательно поразмыслю об этом. <Утверждаю>.

— Боюсь, у тебя не будет досуга, уважаемая Машина Смерти. Возможно — вообще не будет ничего. Мне искренне жаль тебя.

— ЛЮДИ — СТРАННАЯ РАСА. <Обнаруживаю парадокс>.

«А в ней особенно странна, — добавил Шролл про себя, — такая особь, как ты, мнимый прапорщик. В сказки о Князе Мира Сего я не верю ни на грош, либо ты следствие научного эксперимента, либо строго засекреченное творение военных лабораторий, либо — представитель не известной ни кобонкам, ни людям разумной расы, либо… Нет, хватит! Так можно слишком далеко зайти».

3

— А сколько разумных рас на своем веку ты встретил? — спросил Другой Поленов у собеседника. — Всего-то — две. К тому же, одна из них, кобонки, явно — дефективная. Мироздание — это бескрайняя кладовая сюрпризов. Как знать, может, есть и такие расы, где к тебе, Машина Смерти, отнеслись бы с жалостью и вылечили бы от безумия.

— Каким образом? <Жду данных>.

— Насчет метода — не спрашивай. Допустим, это какая-нибудь суперклизма, промывающая мозги разумным системам, вроде тебя. Ты же почти робот. Поменяй тебе базовые установки — и станешь лютики сажать да болонок выгуливать.

— Никогда!!! <Утверждаю>.

— Я бы на твоем месте не был бы столь категоричным. Все меняется. Всюду правит бал жестокая тетя Эволюция. И всякому, кто пытается уклониться от череды перемен, та тетя устраивает порку.

— Моя целостность — универсальна. Она развивается с ростом числа побед и качества плененных интеллектов. <Утверждаю>.

— Хе, целое… Истинной целостности не может быть ни у кого. Ни у живых, ни у мертвых. Любой предмет набит противоречиями под завязку. В одном-единственном атоме не счесть сил, яростно противодействующих друг другу и всей Природе в целом. Остается только надеяться, что всемирное побоище всех против всех осуществляется его участниками неосознанно и без чьего-либо науськивания. В противном случае — мне впору начать думать о сонме могущественных конкурентов и готовится к их устранению.

— Все твои мысли — насквозь иррациональны. <Жду опровержения>.

— Не имею возражений. И даже хочу выразить большую признательность за столь тонкое наблюдение. Я и в самом деле чудовищно иррационален. Как и вся Природа в целом: любящая одних, помогающая другим и делающая ставку на третьих.

— И ты, конечно, уверен, что в предстоящей схватке она сделает ставку на человечество? <Выражаю сомнение>.

— О, да. Ведь человечество — ее авангард. Оно думает, что удовлетворяет свои потребности, а на самом деле служит поводырем у слепой Природы в ее походе за смыслом существования.

— Ты имеешь сильную злость на меня за смерть своих соотечественников? <Жду данных>.

— Не принимай всерьез мои вздохи по поводу кончины белковых созданий. Никакие они мне, Князю Мира Сего, не соотечественники, так как среди них нет не только темных ангелов, но и даже завалящего беса днем с огнем не сыщешь. Да и ты вряд ли горючими слезами обливаешься по безвинно убиенным?

— Уже говорил: убивая, развиваюсь. И нахожу такое положение вещей довольно гармоничным. <Жду опровержения>.

— Твоя гармония — это гармония в понимании кладбищенского сторожа, считающего переход живого человека через смерть и могилу в корм червям высшим проявлением всего многообразия Природы.

— Почему нет? <Жду данных>.

— Потому что движение по кругу гармонично только для таких существ, как вы с кладбищенским сторожем. Для меня же — гармония возможна лишь в развитии.

— Зачем? Ты жаждешь первенства? <Жду данных>.

— И да и нет. Я не стремлюсь опередить всех. Ибо вырваться вперед, значит, открыть спину ударам отставших. Но я не люблю и плестись в обозе. Мои пути — извилисты и покрыты мраком. Самое лучшее положение, когда никто не знает, где ты — позади, впереди или рядышком.

 

Глава 9. Природа на стороне достойнейших

1

Чем дольше вел Шролл беседу с Другим Поленовым, тем большее беспокойство испытывал. Нет, вовсе не из-за содержания беседы.

Она все менее и менее интересует Любимого Врага кобонков. Его тревожат странные процессы, происходящие в атмосфере Кобо.

В самой ее нижней части, на высоте до 10 километров, наблюдается усиленное турбулентное перемешивание потоков сероводорода, водяного пара, углекислого и сернистого газов, несущих в себе пылевые тучи из мелких кристалликов разного рода сульфидов.

Резко увеличивается температура и плотность тропосферы планеты. И у Шролла складывается впечатление, что туда начали поступать струи из совершенно иной среды, из той, где под огромным давлением в кипении и огне пребывают насыщенные серой пары.

Шролла тут же проверяет все ведущие к мантии планеты шахты, прорытые его оперативными модулями.

Но защита от выхода на поверхность бурлящей магмы работает вовсю.

И Шролл тут же отметает версию вулканического происхождения изменений в тропосфере (тем более что подобные процессы теперь уже происходят и на других высотах — в стратосфере и мезосфере — и даже с большей интенсивностью).

«А вдруг действительно можно открыть врата Ада? И что же тогда выйдет оттуда еще, кроме раскаленных паров серы? — поймал Шролл себя на такой мысли и тут же отбрасывает ее, как невероятную. — Нет! Невозможно! Надо искать иную причину происходящего».

Шролл стал искать иную причину столь стремительного преображения атмосферных слоев планеты.

А оное между тем имело впечатляющий масштаб, поскольку затронуло даже области атмосферы на высоте до 20 000 километров, откуда стремительно исчезают, замещаясь соединениями серы, атомарный кислород, гелий, водородная корона планеты и остатки азота, молекулы которого в слоях ниже термосферы были уже основательно подъедены Шроллом.

Самое удивительное, только что отвергнутая Шроллом догадка о сущности происходящих в атмосфере Кобо процессов абсолютно правильна.

Над поверхностью планеты действительно открылся (сначала немного приоткрытый, а теперь уже распахнутый настежь) портал, соединивший виртуальный Ад с реальностью Кобо.

И вся информация о физике преисподней тут же начала материализоваться — бит за битом, килобайт за килобайтом, терафлоп за терафлопом.

На планету из Ада обрушились тысячи тонн сажи и пепла.

В принципе, они, поглощая ультрафиолетовую радиацию Кобо, должны были вызвать резкое похолодание в самом нижнем слое атмосферы.

Но там, в тропосфере, наоборот, с немыслимой скоростью нагрелся воздух. Ибо сюда хлынул из преисподней и жар самой ее раскаленной области — Геенны Огненной. И температура над оказавшейся во власти ночного мрака поверхностью планеты дошла до сотни градусов Цельсия.

На фоне этой картины — одновременно зловещей и завораживающей — появление существ, от бесплодных попыток классифицировать которые главный процессор Шролла находится в близком к шоку состоянии, уже не смотрится чем-то из ряда вон выходящимм.

Из виртуального царства Сатаны в мир Кобо ворвались существа, о физической природе Шролл, несмотря на все свои старания, не сумел получить никакого представления.

В алом небе кружили радостно плюющиеся во все стороны огнем огромные красные и коричневые драконы с толпами ликующих и воинственно машущих трезубцами чертей на спинах.

Вдали от них, презрительно поглядывая на резвящихся чертей, солидно парили на могучих зеленовато-серых крыльях демоны, от чьих рогов исходило изумрудное сияние.

В просветах между мрачными свинцово-бордовыми тучами, испускающими молнии, мелькали эскадрильи голых ведьм на метлах, с безумным хохотом выделывающие замысловатые виражи вокруг растерянно мечущихся рядом модулей Шролла.

Другой Поленов с удовлетворением наблюдал за тем, как на поверхности Кобо появляются сказочные пейзажи.

Среди безжизненных подернутых дымом равнин на месте уничтоженных Шроллом лесов возникли заросшие густым бурьяном пустоши, среди которых ползали гигантские змеи.

В горных долинах взмыли вверх дебри из деревьев-гигантов, по чьим стволам стекал смертоносный яд, а на метровых шипах их мощных ветвей вили свою паутину огромные пауки.

Взметнулись к небу остроконечные башенные шпили мрачных готических замков, зубчатые стены коих облеплены стаями нетопырей, химер и грифонов.

А вокруг таких замков на сотни километров раскинулись чащобы с непроходимыми болотами, из чьих заросших ряской коварных темных вод высовывают свои жабьи морды водяные, издавая громкий отвратительный вой.

Шролл со все возрастающим ужасом видел, как к результате фатальных климатических изменений, густой и тяжелый воздух (да то — уже и не воздух, а лишь скопление кислот, паров и газов) обрел столь сильную подвижность, что над Кобо разбушевались ураганы невиданной доселе силы.

А вот Другой Поленов был спокоен — даже тогда, когда один из этих ураганов пронесся над разгромленной «Апельсиновкой». Он, словно детские погремушки, смел с фундаментов могучие останки жилблока. И штаба тоже. И столовой. И дома культуры, где когда-то Поленов познакомился со Златкой. И ангаров для летательных аппаратов. И спорткомплекса. И ремонтных цехов. И лабораторных корпусов… Не только смел, но и унес свою добычу вдаль, чтобы развеять на сотни километров.

А еще этот ураган захватил с собой всю систему наблюдения Шролла — сеть расположенных в радиусе десяти километров от станции висящих в воздухе детекторов и большую часть расположенных на грунте операционных модулей.

2

Другой Поленов мысленно рассмеялся, наблюдая за Шроллом.

Тот ослеп настолько, что уже не мог видеть даже своего собеседника.

Любимый Враг кобонков в панике потребовал от всех своих систем, разбросанных по планете срочной помощи. И, получив ее, перевел базовые элементы своих анализаторов из воздушной среды в верхний слой планетарной коры. И все это время — ждал от Другого Поленова удара.

А тот продолжил философствовать, как будто и не ведал о возникших у Шролла проблемах.

Через пять с половиной минут, получив поддержку от прибывших на подмогу с близлежащих районов автоматов, Шролл очухался от пропущенного удара. И тут же двинул из Логова к Утюгу батальоны боевых роботов-танков.

Другой Поленов уловил намерения Шролла и прокомментировал их, сопровождая свои слова короткими смешками:

— Напрасно, хе, стараешься, братец. Хе, колонны твои танков не дойдут досюда. Хе-хе! Такие дела.

«Ничего, у меня есть страховка», — подумал Шролл.

— И если ты думаешь, — решил добавить к сказанному Другой Поленов, — что спрятанные в магме кристаллы и выпущенные в космос споры, а также запрятанные на других планетах базы, помогут тебе возродиться, то глубоко заблуждаешься.

«Откуда он все знает?! Кто же он, в конце-то концов!?» — изумился Шролл.

— И, скорее всего, выпущенные тобой в космос споры будут сразу же уничтожены десантом землян, — в голосе Другого Поленова появился металл.

«Но если все-таки мне удастся возродится», — Шролл смирился с возможность своего поражения (надеясь, однако, на позднейшее свое восстановление).

— Но даже, если космофлотовцы замешкаются, все равно, дружище, — Другой Поленов сделал чуть заметную паузу в ожидании возражений собеседника по поводу фамильярного «дружище», но Шроллу сейчас не до этикета, — после гибели твоего главного процессора вместо нынешнего тебя будет восстановлена твоя довольно примитивная, не натасканная на конкретного врага версия. Данное существо, мало похожее на такого просвещенного и чувствительного людоеда, как ты, будет тупо нападать на все окружающие его физические тела. Сначала на астероиды и кометы. Потом станет воевать с планетами. Затем атакует Кнарр и погибнет во взрыве здешнего солнца.

«Ложь! Такое не дано знать никому!» — попытался убедить самого себя Шролл, с ужасом понимая, что уподобляется таким самообманом людям.

— Ты допустил при программировании регуляторов своего будущего восстановления ошибку, не уточнив в командных матрицах образ противника, — сообщил Шроллу Другой Поленов. Надо было бы определить его хотя бы как разумное существо.

— Я снабдил их исчерпывающими инструкциями. <Жду данных>.

— Пойми, друг мой, кобонки потратили на начинку твоего позитронного разума в общей сложности целых 1 400 лет, мобилизовав на создание его программного обеспечения треть научно-технического потенциала своей убогой цивилизации. А у тебя — нет и тысячной доли таких мощностей. И главное — отсутствует технология. Наличествующие в твоей памяти разумы ученых и инженеров тут бессильны. В данной ситуации между «знать» и «мочь» — непреодолимая пропасть.

Внезапно рассеянные в пространстве хранилища оружия датчики сообщили Шроллу, что с телом человека происходят какие-то странные изменения, трудно объяснимые логикой и знаниями о человеческой анатомии.

Шролл потребовал от Другого Поленова объяснений:

— Что происходит?! <Жду данных>.

3

А происходило следующее: Другой Поленов, решив сбросить с себя бренную человеческую плоть и явиться в мир во всей своей красе, стал превращаться в Сатану.

Тело Другого Поленова увеличилось в размерах. Оно нагрелось так, что стала таять и испарятся кожа.

Скелет Другого Поленова начал стремительно перерождаться — кости росли и укреплялись так, что им уже ничем нельзя было навредить, попади они хоть в эпицентр ядерного взрыва.

На пол упали лохмотьями куски сейчас уже совершенно не нужной Другому Поленову куски человеческой плоти. А вместо них наросла новая плоть. И Другой Поленов проговорил… Нет, не проговорил, а прогрохотал, используя силу новых голосовых связок:

— Время слов кончилось, враг мой. Настало время деяний. Встанем же друг против друга, зверь против зверя, и пусть неподкупная судьба рассудит, кто из нас более достоин остаться в живых!

Утюг доживал свои последние секунды. Его конструкции таяли, словно брикеты сливочного масла на раскаленном противне. И вскоре превратились в руины.

Из-под них, сбросив с себя оковы из человеческой плоти, восстал уже не Другой Поленов, а истинный Князь Мира Сего (в сознании которого мне отведена законная комнатушка, из которой я могу следит за происходящим.

Из-за его спины взметнулись вверх огромные крылья — темно серые, с фосфоресцирующими во тьме серебристыми разводами на перьях. Один взмах этих могучих крыльев — и многотонные обломки склада вмиг разлетаются в стороны, словно конфетти на ветру.

Из головы Сатаны вырастают светящиеся алым светом три рога. Между их острыми концами мечутся ярко-сиреневые молнии, делая те рога похожими на корону.

Кожа Повелителя Тьмы покрывается черной, поблескивающей, словно вороненая сталь, чешуей.

Он медленно продвигается вперед по трещащим под подошвами его гигантских сандалий многотонным плитам, с мрачной улыбкой оглядывая все вокруг.

Не дожидаясь подхода тяжелых боевых роботов, Шролл бросает против Сатаны все свои силы, находящиеся близ разрушенной станции.

Вокруг Царя Ада шевелятся щупальца боевых модулей Шролла.

Но их попытка запеленать Сатану в кокон из сверхплотных полей проваливается.

Непонятно откуда взявшаяся гравитационная воронка в одно мгновение поглощает атакующие модули Шролла. И исчезает неизвестно куда.

Враг же Рода Человеческого, даже не поморщившись, продолжает неторопливый путь. К месту расположения главного процессора Шролла.

Тот двигает в бой тысячи начиненных взрывчаткой летающих роботов.

Узкое лицо Сатаны с четко прорисовывающимися тяжелыми челюстями улыбается, обнажая длинные острые клыки. Поворачивается к несущемуся на него облаку роботов. И громогласно произносит:

— Эй, маги! Разберитесь!

И тут же вспыхивают молнии.

И гул проносится над Кобо.

И в небе над сатаной появляются тучи саранчи, сверкающей металлическими крыльями.

Эта туча мигом сжирает всех до единого роботов.

Шролл устрашен (совершенно напрасно он отрицал наличие у себя эмоций; есть они у него; и сейчас — даже перехлестывают через край, мешая Машине Смерти сосредоточиться на битве). Но не сокрушен духом. И оборудует, пользуясь тем, что Сатана не добивает противника, на возвышающихся над руинами «Апельсиновки» сопках артиллерийские батареи.

И с господствующих высот по Сатане бьют разрушительные залпы плазменных пушек, каждая из которых способна в мгновение ока прошить насквозь бетонную стену ста сорокаметровой толщины.

Разрушительные залпы зарядами высокотемпературной плазмы, сопровождаемой мощным электромагнитным импульсом, никаких разрушений Духу Зла не наносят. Ибо чешуя его истинного тела, созданная из неизвестного Шроллу материала, легко противостоит этим залпам.

Впрочем, они не доставляют Сатане удовольствия. Ему надоедает дурачиться (да и надо принимать во внимание объявившийся в системе Кнарра крейсер). Он кричит несколько фраз на арамейском.

И повинуясь этим фразам появляются самые сильные из демонов — духи разрушения. Они явились в виде множества огненных обручей, вращающихся и оглушительно гремящих при вращении.

И ужас парализует Шролла. И из той части его сознании, где хранятся плененные интеллекты людей с уничтоженной станции, вырывается вопль чьего-то жаждущего спасения человеческого сознания: «Отец наш небесный! Да святится имя Твое! Да приидет царствие Твое! Да будет воля Твоя и на земле, и на небе!..»

Но поздно и воевать, и молиться.

Пламенеющие обручи собираются в шар. И из него в небо со страшным грохотом, от коего содрогнулась планета, устремляется столб ослепительно яркого рубинового пламени.

Оно скручивается в тонкую веревку и сворачивается сияющим нимбом вокруг рогов Царя Ада.

Он направляет в сторону главного процессора Шролла указующий перст.

И его когтя срываются огромные шаровые молнии фиолетового света.

Они мчатся к главному процессору Шролла, на ходу превращаясь в крылатых огненных демонов.

Под их смертоносными ударами оборона главного процессора успевает продержаться всего секунду.

После чего роботы-охранники Шролла в мгновение ока превращаются в быстро гаснущие огненные вспышки.

Демоны-разрушители легко разрушают все защитные оболочки главного процессора и его самого.

И думает, умирая, Шролл: «Каким же могуществом должны обладать люди, если у них такой враг?»

Еще миг — и главный процессор Шролла (его разум и база главных поведенческих установок) бесследно исчезает.

Шролл — побежден.

4

«Природа на стороне достойнейших», дружище! — прогремел над планетой металлический голос Повелителя Тьмы. — Твои слова, уродец? Ха-ха! Они мне нравятся! Ха-ха-ха!

Сатана, как и положено великому злодею по культурным канонам человечества), громко и продолжительно хохотал. А после — приказал своим магам успокоить бушующую кругом стихию и осветить поле завершившегося боя.

И затих ветер. И исчез зной. И ярко-белое свечение залило все вокруг.

И стало видно, что от «Апельсиновки» и Утюга ничего не осталось. Даже там, где совсем недавно протекали воды Беломора, тоже царили пустота.

Каким-то чудом уцелели стоящий вдалеке покосившийся стальной щит с надписью «Проезд вездеходам по внутрискладским трассам строго воспрещен!» да пара архикрепких сейфов с редкими изотопами, вплавленных в гладкую поверхность озера из остывшего сплава, в котором слилось вещество складских конструкций с содержимым всех хранилищ Утюга.

Довольный собой Сатана огляделся и направился по этому озеру к столпившимся на горе легионам нечисти, с удовольствием стуча подошвами сандалий по его глади, держа когтистую руку поднятой в приветственном жесте.

 

Глава 10. На сегодня хватит

1

Хоть по приказу своего повелителя маги успокоили стихию в районе уничтоженной «Апельсиновки», однако в других областях Кобо стихия разошлась не на шутку.

Кроме бурь и ураганов, кроме молний и грома, несущихся из гигантских грозовых туч, на несчастную планету обрушилась еще одна беда — землетрясения и вулканическая активность. Ее причина — шахты, проделанные машинами Шролла в планетарной коре.

Автоматика этих шахт, создававшая заслон рвущимся из глубин Кобо потокам раскаленного вещества, перестала работать, поскольку после гибели главного процессора Шролла все его системы отключились и миллионы машин прекратили работу, не получая побуждающего к ней сигналов из командного центра.

После такого отключения на поверхность планеты через шахты тут же изверглись из глубинных магматических источников: реки огненной лавы, раскаленные газы и обломки горных пород.

На всей планете Кобо ожили древние вулканы. Они дружно начали извергаться. Впрочем по-разному.

Где-то жерла вулканов выбрасывали дым и пепел на стокилометровые высоты. Где-то просто лила лава, без особого шума растекаясь морем по окрестным низинам. А где-то прогрохотала череда оглушительных взрывов, от которых сотряслись соседние горы, и из вулканических жерл вылетели в сгущающуюся над поверхностью Кобо тьму тысячи огромных раскаленных глыб.

И геологическая мантия Кобо бушует под планетарной корой, толкая ее в разных местах. И кора планеты трясется, трещит, покрывается разломами и реками изливающейся из разломов лавы…

2

Сатана окинул взглядом окружающий его ландшафт (а взгляд этот проникал всюду на многие тысячи километров). И решил для полноты картины добавить в него последний штрих. А именно — внести в сей мир черты преисподней, насытив его тем элементом, который Парацельс некогда считал наряду с ртутью основой Природы и душою всех тел. А именно — серой.

Ее на поверхности планеты имелось немало. Но она была заключена в различные сульфидные соединения (пирит, медный колчедан, киноварь, сфалерит и антимонит).

Сатана мобилизовал для извлечения серы своих магов-алхимиков (ну не будет же Повелитель Тьмы собственноручно перерабатывать руду). Им, не принадлежащим ни ко времени, ни к пространству сего мира, не страшны ни ураганы, ни едкий пар вместо воздуха, ни высокая температура окружающей среды.

Маги, пользуясь волшебными жезлами и заклинаниями, мигом добыли из содержащихся в недрах Кобо сульфидных соединений серу и создали из нее чудесные пейзажи, искусно манипулируя воздушными потоками разной температуры, давлением и струями кислорода. Маги создали удивительный парк, какого никогда еще не существовало во Вселенной.

А еще, собрав вокруг руин «Апельсиновки» миллионы оставшихся от строительства парка тонн серы, маги, подмораживая одни ее слои и нагревая другие, создали цепь озер.

Залитая в те озера темно-коричневая вязкая сера кипела, булькала и горела ярким пламенем, освещая все вокруг голубым светом, который оттенял нависшие над станцией зловещие фиолетовые тучи, исторгающие молнии и громы.

А потом озера были окружены пирамидами, чьи плиты представляли собой гигантские полупрозрачные желтые друзы.

Берега озер были устланы рядами разноцветных плит с выбитыми на них кабалистическими знаками. По этим плитам резво сновали огромные скорпионы и саламандры.

У подножий пирамид медленно плыли гонимые ветром барханы, чей песок создали маги-алхимики из измельченной ураганом массы, полученной путем охлаждения пара, состоящего из диссоциированных атомов серы.

Пар сей, имеющий температуру в две тысячи градусов Цельсия был заморожен при разной скорости охлаждения. И из-за этого слои образовавшейся из него кристаллической массы обрели красочную разноликость. Стали: желто-оранжевыми, ярко-желтыми, желтовато-коричневыми, рыжими, красновато-коричневыми, бурыми, красновато-черными, черными.

И песок барханов, соответствуя такому разнообразию цветов, ласкал взор десантировавшейся на Кобо нечистой силы, ликующей от осознания своей силы.

А над всем этим мрачным великолепием поднимались гигантские столбы серного пара, окрашенного в соломенно-желтый цвет. В него, словно в плащ из тумана, был окутан самый экзотический элемент всей этой мистической композиции: пятикилометровая статуя Повелителя Ада высеченная с помощью заклинаний из глыбы серного льда.

3

Оглядев сей удивительнейший из парков, Сатана одобрительно кивнул рогатой головой. И важно задрав подбородок изрек:

— FINIS CORONAT OPUS!

Услыхав те слова, все вырвавшиеся из Ада чудовища, собравшиеся на горе, радостно возликовали. Причем каждая их порода по-своему.

Простые работяги черти — дружным хором (следуя приказам своих командиров дьяволов).

Высокородные демоны — оглушительно и сотрясательно.

Шустрые косматые бесы — вертясь и почесываясь.

Угрюмые призраки — не без обычной своей мрачности.

Сонные лешие — подергивая длинными зелеными мохнатыми ушами.

Развеселые шумные ведьмы — свистя и визжа.

Ушлые черные маги — с достоинством.

Очаровательные суккубы и инкубы — не без жеманства…

— Что вы видите в будущем, дети мои? — обратился Сатана к своим подданным.

— Ничего плохого для нас! Слава Тебе! — взметнули в приветствии руки гадалки в цветастых платьях, позвякивая браслетами и монистами.

— Ничего хорошего для людей! — воскликнули подпрыгивающие от радости прорицатели в длинных балахонах.

Вся нечисть, кроме равнодушных ко всему молчунов из числа живых мертвецов, весело заголосила и замахала своему господину руками, вопя:

— Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!

— Настало наше время!

— Слава Сатане!

— В поход! В поход! В поход!

С отеческой теплотой глядя на выскочившую из преисподней беспокойную толпу мерзких и страшных созданий, Сатана самодовольно улыбнулся.

Но тут к нему почтительно обратился темный барон Вельзевул:

— Повелитель. Стальное корыто людей приближается. Уничтожить?

— Не стоит, — ответил Сатана. — На сегодня хватит сражений. Праздник пора кончать. Проба сил прошла отлично. И не стоит дальше искушать судьбу.

Сатана махнул жезлом, превращая магический парк из серы (и памятник самому себе тоже) в бесформенную оплывшую массу. Затем Царь Ада вновь открыл врата, ведущие в преисподнюю, и загнал туда всех выскочивших, вынырнувших, вышедших, выползших и вылетевших оттуда существ, приговаривая:

— Домой-домой! Наше время, дети мои, еще не настало. Но оно обязательно придет. Раз люди хотят иметь такого врага, как я, то они его получат.