Всю ночь ела пирожные, размышляла о жизни и вышивала бисером цветы на занавеске. Месяц назад, взявшись за ремонт в собственной спальне двумя руками, я решила, что ими и должна быть здесь сделана большая часть вещей. Занавеска и так неплохая, с узором из какой-то экзотической (и явно страшно ядовитой) растительности, ее подарила папе какая-то модель. Папа у меня страшно суеверный, поэтому почти все подозрительные подарки от недостаточно знакомых людей выбрасывает. Думает, что на него порчу наводят или, чего доброго, приворожить пытаются. Занавеска — подарок необычный и жутко подозрительный, папа без колебаний отправил бы ее на помойку, если бы предприимчивая дочка вовремя не спрятала. Тогда я как раз пыталась изо всех сил получить зачет у Одуванчиковой и, как средневековая монахиня, дала обет: если сдам фотожурналистику, вышью все цветы по кромке бисером и пайетками.
Часам к пяти утра я пришла к выводу, что Гоше надо дать второй шанс. Если, конечно, он захочет общаться с перманентно зевающей, красноглазой девушкой — синяки под глазами и полный желудок жиров и углеводов. В десять меня разбудила Полина, заместитель редактора YES!.
— Жень, я тут подумала, ты не напишешь статью о несчастной любви?
Почему на этой неделе все читают мои мысли?
— Какую статью? Я не пишу, я фотографирую! — попыталась возмутиться я, но спросонок вышло не очень убедительно.
— Ты же на газетном отделении? Вас там должны были учить писать! — уверенно заявила она. — Позвоню вечером.
Я уже два года ничего не писала. А до этого работала в газете для дальнобойщиков. Среднестатистический вопрос из интервью: «Как вы оцениваете карданный вал нового КамАЗа?». И с таким «опытом» писать про несчастную любовь?
Кажется, ночные пирожные начинают откладываться толстым слоем на том месте, где раньше была талия. Решила посоветоваться с Варежкой и заорала:
— Варь, я толстею!!!
— Что же, все мы когда-нибудь умрем, — философски ответила она. — Как прошло вчерашнее свидание?
— Отвратительно. (Кажется, что-то в этом роде вчера говорил ИЛ.) Меня попросили написать статью о несчастной любви!
— Гоша попросил? — уточнила Варежка.
— Редакция!
— Вот это уже хуже. То есть это же здорово, Жень! Ты станешь настоящей журналисткой!
Варя в прошлом году тоже решила стать настоящей журналисткой и убедила маму, что ей в туристическом агентстве для полного счастья катастрофически не хватает собственного PR-отдела. Но так понадеялась на собственные силы, что в подчиненные набрала себе одних мужиков. Их было всего трое, но для неопытной начальницы более чем достаточно. За соседними столами Варя постоянно наблюдала мужественные профили с кислыми ухмылками…
Ну почему, если опоздает кто-то из них, все будут с уважением жать ему руку: как же, у настоящего мужчины была бурная ночь, встал он, конечно, вовремя, да девушка долго не отпускала, ей разве откажешь? А если у Вари сломался будильник, встречают снисходительной улыбочкой: понимаем, слабый пол, отдыхай, девочка, пока мы тут пашем, и пот с нас в три ручья, и сильные пальцы сводит от долгой работы на клавиатуре… Дочка начальницы, все с тобой ясно.
Варежка решила доказать, что она о-очень профессиональная дочка начальницы, и выбила какой-то безумно выгодный контракт на Центральном телевидении. А эти три здоровенных лба не смогли вовремя ролик отснять! Эфирное время кануло в Лету, Рита в приступе ярости чуть не уволила PR-отдел в полном составе, но тут вмешалась Варя. Ни с того ни с сего заявила, что сама во всем виновата и уходит по собственному желанию, а отдел просит не расформировывать. После такого мужественного поступка подчиненные должны были бы ей ножки целовать… Как бы не так! Они решили, что любящая мама, генеральный директор, просто не хотела свою чувствительную дочурку расстраивать. Хм…
Короче, помощи со статьей мне ждать неоткуда. Зато личного опыта в несчастной любви — хоть отбавляй. Я отыскала в столе старый блокнот и запихала его в сумочку. К творчеству готова! Но сначала придется заняться Томкиной карьерой.
Тамара нервничала, все время поправляла прическу и пыталась сбежать на каждом повороте.
— Ой, зачем я в это ввязалась! Я не могу быть моделью! У меня не получится! Пустите меня обратно в мой лягушатник!
Лариса в зеленом чешуйчатом костюмчике критически рассматривала свои ногти, на которых разместился целый террариум из разных змей и ящериц.
— Привет, Жень, он вас ждет! Ты, случайно, не знаешь, как называется вот эта тварь? — Она протянула мне безымянный палец, на котором изящными кольцами свернулась черная змейка.
— Гадюка египетская.
— Клеопатра такой удавилась? — простонала Томка.
Ей явно хотелось тоже удавиться. Чем угодно! Хоть гадюкой…
— Вроде того, — улыбнулась я.
— Ненавижу змей! — поежилась Ириска. — Это мне специалист по nail-дизайну отомстил. За то, что я с ним поужинать отказалась. У тебя нет жидкости для снятия лака?
Я сочувственно улыбнулась и втолкнула упирающуюся Томку в дверь папиного кабинета.
— Привет, пап! Это Тамара. Она снималась для YES!.
— Угу. — Он задумчиво обошел вокруг. — А почему у нее в волосах гирлянда для елочки?
Томка нервно сняла с волос несколько стразов и попятилась к двери.
— Пап, я и так ее еле притащила. Томка, не обращай внимания, он со всеми такой…
— Еле притащила? А что это она упиралась? Стеснительная? Тут стеснительной быть нельзя — сожрут. — Все это время он кружил вокруг опешившей Томки. — Ничего, можно что-то придумать. Только никаких стразов на голове, договорились? Сколько тебе лет?
— Двадцать два.
— Хм… Взрословата. У нас тут все лет по шестнадцати…
Она опять рванулась к двери, я ее еле удержала.
— Пугливая какая! С подиума не сбежит? — задумчиво спросил папа.
Через пятнадцать минут Томка чуть не рыдала от благодарности у меня на плече и умоляла пойти вместе с ней к ИЛу сниматься для портфолио.
— Ну ты же тоже фотограф, поможешь… Честно говоря, я его немного боюсь, Же-ень.
Мне совсем не хотелось встречаться с ним после вчерашнего сеанса телепатии, но сознание собственной значимости и желание доказать, что я хорошая подруга, пересилили неприязнь.
Квартира у ИЛа огромная, новая и совершенно пустая.
Посреди бежевой гостиной, которая играла роль фотостудии, стоял огромный круглый красный диван с белыми подушками.
— Отличный диван! Я такие в мексиканских сериалах видела! — попыталась съязвить я.
— От прошлого хозяина остался, — невозмутимо отвечал ИЛ. — Тут художник жил раньше, так он на этом диване своих натурщиц раскладывал…
Томка резко вскочила, отбросив белую подушку, ИЛ засмеялся.
— Я думал, ты после вчерашнего хотя бы дня два будешь на меня обижаться.
— Она собиралась, — выдала меня Томка. — Но я ее очень попросила прийти тебе помочь.
— Мне уже ничто не сможет помочь, но пусть попробует, — улыбнулся ИЛ.
Моя посильная помощь ограничилась тем, что я немножко подержала сломанный штатив софита, сбегала в соседний супермаркет за пирожными (ох, моя фигура!), пару раз влезла в кадр, а потом заявила, что меня нагло используют, и ушла в другую комнату. Там везде были разбросаны старые пленки, альбомы с фотографиями, фотографии без альбомов, в общем, царил полный творческий хаос. Я никак не могла избавиться от ощущения собственного ничтожества. Дело в том, что все снимки, даже те, что порванные лежали в углу, были явно лучше моих. Понятно, почему в YES! мне не поручали работы важнее, чем поиск мальчиков для «Выбора». Домашнее видео, он абсолютно прав.
Я достала из сумочки мятый блокнот и ручку. Та-а-ак, значит, несчастная любовь. Гоша в меня безответно влюблен. Несчастный Гоша. Или несчастная я, если не могу ответить ему взаимностью? ИЛ считает, что мне нужно расслабиться. Я уселась на пол среди разбросанных фотографий и попыталась представить заголовок для статьи. Представились, почему-то съеденные ночью эклеры. Ах, вот почему говорят, что художник должен быть голодным!
— Я не могу так долго стоять! — заорала Томка в соседней комнате. — Это против законов гравитации!
— Терпи, — промычал ИЛ, щелкая затвором камеры. — Тьфу на тебя! Ну не делай такие глаза… А то тебя возьмут только в рекламу антидепрессантов. Нет, не судьба! Давай отдохнем, что ли?
Он зашел в комнату и кинул что-то на стол у меня за спиной.
— «Несчастный Гоша в меня безответно влюблен»… Это что, психологический тренинг?
Я перевернула блокнот и возмущенно фыркнула.
— Я пишу статью о несчастной любви.
— Несчастной любви не бывает. Она всегда приносит счастье. Даже если безответная.
— Глупости! — возмутилась я. — Ты разве не будешь страдать, если тебя не полюбит девушка, которую полюбишь ты?
— В смысле — «страдать»? Рыдать от безысходности, биться головой об стенку и прыгать с моста в бушующую Москву-реку? Нет, не буду. А ты?
— Я не знаю… — задумалась я. — Может, я еще просто не любила?
— Да ладно! — рассмеялся ИЛ. — Неужели никому не признавалась в любви?
— Признавалась. Гоше. И тогда мне казалось, что это правда. А теперь мне кажется, что он страдает из-за меня.
— Если мужчина думает, что ты в него влюблена, переубедить его практически невозможно, — ИЛ тихо засмеялся. — Он все время будет думать, что ты кокетничаешь, или стесняешься, или боишься ему разонравиться… «Я никогда больше не сделаю тебе больно, малыш…»
Какой же он жестокий! Жестокий, циничный, нахальный, отвратительный гад! Я изо всей силы швырнула в ИЛа блокнотом и на удивление метко угодила в голову. Он потер лоб.
— Сейчас, подожди, — он стал рыться в кучах хлама на столе.
Ищет, чем бы в меня зашвырнуть?
— Вот! — ИЛ держал в руках мятый листок. — Слушай: «Притча о Ветре и Цветке. Ветер встретил прекрасный Цветок и влюбился в него. Пока он осторожно ласкал Цветок, тот благодарил его своим ароматом. Но Ветру показалось мало этого, и он решил: «Если я дам Цветку всю свою мощь и силу, то он одарит меня чем-то бОльшим». И он дохнул на цветок мощным дыханием своей любви. Но Цветок не вынес бурной страсти и сломался. Ветер попытался поднять его и оживить, но не смог. Тогда он утих и окутал Цветок нежным дыханием любви, но тот увядал на глазах. Закричал тогда Ветер: «Я отдал тебе всю мощь своей любви, а ты сломался! Видно, не было в тебе силы любви ко мне, а значит, ты не любил!»
Но Цветок ничего не ответил. Он умер».
С ума сойти. Стоило мне убедиться в том, что ИЛ мне отвратителен, как он снова ставит меня в тупик своей полной непредсказуемостью. Как же мне себя жалко! И Гошу жалко…
— Я совсем запуталась! Может, стоит дать ему второй шанс?
— Чтобы чувствовать себя жертвой, а не хищницей? — ИЛ, передразнивая меня, завел глаза к потолку и помахал ресницами: — «Наверное, надо попробовать! Меня все будут жалеть, а я смогу рыдать всю ночь в подушку…»
— Тебе повезло, что мне больше нечем в тебя кинуть!
— Ах да, я же забыл отомстить.
Я еле успела увернуться от своего собственного блокнота, швырнула в него пачку фотографий и вдруг заплакала. От злости, непонимания. Что я ему сделала? Почему он такой грубый? Ой, как же все меня достали!
— Ты чего? Больно? Я же вроде не попал… — Он уселся рядом и неловко погладил по плечу. Ты слишком серьезно все воспринимаешь. И слишком часто плачешь.
— Ну да, почитай мне еще нотации-и-и, — отталкивая его, всхлипывала я.
— Почему каждый раз, когда я к тебе захожу, на полу сидит девушка и льет крокодильи слезы?
В дверях стояла блондинка с факультета. Но не одна. Их было две и обе нахально улыбались. Две абсолютно одинаковых, длинноногих блондинки с розовым блеском на губах. Это ночной кошмар. Ущипните меня!
— Мамочки! — в комнату зашла Томка. — У меня в глазах двоится! Лена?
— Я — Лена, — призналась одна из девушек. — А это — Оля.
— Офис-менеджер в нашей редакции, — объяснил ИЛ.
— Кто? — хором спросили мы с Томкой.
— Обе.
Болек и Лёлик (они же Оля и Лена) работают офис-менеджером в «Серьезной Газете». Именно что офис-менеджером: вакансия в свое время была одна, а их все равно обычные смертные не различают. Но ИЛ не обычный смертный. Он — жутко наблюдательный гад. Ему стало интересно, почему одна девушка через день то носит на шее крестик и пьет зеленый чай, то без крестика и — кофе. Оказалось, что офис-менеджер с крестиком и зеленым чаем — Оля, а без и с кофе — Лена. И обе они без ума от ИЛа, потому что никто их раньше не различал, кроме собственной мамы и незабвенной Лилии Владимировны Одуванчиковой.
Томка потом рассказала, что они с Леной познакомились, когда та плакала рядом с универом. Тамара тогда пришла надрать мне уши за неуважение к танским монахам и увидела у входа девушку. Она так плакала, что чувствительная Томка не выдержала и подошла спросить, что случилось. Выяснилось, что они с ИЛом договорились встретиться, а он не пришел. Это было даже не свидание, Лена просто принесла ему какие-то документы из редакции, но страшно расстроилась, когда он опоздал. Зато потом ИЛ очень красиво извинился, я знаю. Огромным букетом роз.