Только я решила, что хуже меня подруги быть не может (это я не эксплуататоршу имиджа Варю имею в виду, а Томку), как Тамара позвонила сама и предложила встретиться. Я серьезно занялась подготовкой речи о вреде наркотиков, даже в Интернет залезла. Варежку брать с собой не буду: мы теперь выглядим, как пара заговорщиков, — слишком уж похожи. Томка решит, что мы всегда заодно и все вокруг на нее ополчились.

Встретились мы в небольшом ресторанчике на Никольской — не самое лучшее место, на мой взгляд, но многие его обожают. Наверху у бара зимой очень холодно, а внизу, в подвальчике — только зал для курящих, так что если идти туда вечером, можно почувствовать себя ежиком в тумане. Зато живая музыка, и цены очень демократичные. И бутик «Cavalli» рядом. Пока я ощупью искала в сигаретном тумане Томку, официантка с накладными ресницами вручила мне меню и тут же спросила, что я буду заказывать. Интересно, как она в этом дыму не путает заказы?

Томка устроилась в центре зала и косила под диву: пушистая горжетка из чернобурки и сигарета в длинном мундштуке (обычная, но все равно отстой). Я села рядом, глубоко вдохнула, чтобы сразу сказать ей все самое главное, но от концентрации никотина в воздухе закашлялась, а пока официантка с ресницами отпаивала меня водой, Томка уже заговорила о своем.

Оказывается, вчера в «Антилани» прозевала все самое интересное. Был жуткий скандал.

— Лелик Юлия чуть не убил, — томно вздохнула Тамара.

— Какого Юлия? — не поняла я. — Цезаря?

— Да нет, Шульмана. Юлечка Шульман — это агент «Миу-Миу», ты его на приеме должна была заметить.

— Его и Леша тогда заметил, — напомнила я.

— Да-да, так заметил, что чуть до драки не дошло. Что мне, из-за его дурацкой ревности от работы отказываться?!

То ли Томка Шульману понравилась, то ли он решил Леше отомстить за попорченные нервы на приеме, но Тамаре досталось самое наипрозрачнейшее платье из всей коллекции. Томка по всем подиумным правилам надела его без лифчика…

— Положено так! Ты когда-нибудь видела моделей в лифчиках на показах?!

— Только если это показ нижнего белья, — согласилась я.

— Ну вот! Только Лелику это разве докажешь…

— А он там был? — ахнула я.

— Был, — вздохнула Томка.

Лелик закатил истерику прямо на «месте преступления». Пригрозил Шульману жестокой расправой. Наорал на Томку, стащил ее с подиума и увез домой вместе с платьем от «MiuMiu» за три с лишним тысячи евро. Спасите-помогите!

— Я когда в метро поняла, что все еще в этом платье, чуть с ума не сошла, — жаловалась Томка. — Хотела обратно бежать, а Леша ни в какую. Я ему пытаюсь объяснить, что это воровство, что нас посадят, а ему — хоть бы хны. Главное, что защитил свою мужскую гордость. Боже ты мой, кому она нужна, эта его гордость!

Шульман, конечно, тут же вызвал милицию, но написать заявление не успел. Томка спряталась от Леши в ванной и позвонила ему на мобильный.

— Ты себе представить не можешь, как мне пришлось перед ним унижаться! — Тамара даже всхлипнула. — Причем с платьем вообще ничего не случилось…

Теперь ей придется участвовать в показе совершенно бесплатно, чтобы компенсировать чувствительному агенту моральный ущерб. И проделывать это придется с риском для жизни, потому что Леша категорически против.

— Отелло нашелся! У него что, так плохо с самооценкой? Неужели он может подумать, что я предпочту ему какого-то плешивого Шульмана, пусть он хоть десять раз агент «Миу-Миу»? Представляешь, ему легче с ментами связаться, чем отпустить меня на этот показ! Да он просто не понимает, на что идет… Это же уголовщина!

И тут я решила, что пора резко менять тему, как папа, иначе я никогда не решусь заговорить с ней о главном:

— А «травку» курить — это не уголовщина?

Томка поперхнулась безалкогольным коктейлем и посмотрела на меня исподлобья.

— Жень, кажется, ты пересмотрела голливудских боевиков. Строишь из себя полицию нравов?

— Я работаю под прикрытием. Присматриваю за тобой уже три года. Ты все время вела себя хорошо, но в последнее время… В общем, ты внушаешь ФБР беспокойство.

— Не смешно.

— Ради бога, Том, я могу и серьезно. Ты знаешь, насколько это опасно для твоего здоровья?

Томка расхохоталась. Слышала бы она себя со стороны.

— Если ты немедленно не завяжешь со всем этим, мне придется сказать обо всем папе.

Понятия не имею, как еще я могу ее убедить.

— Строишь из себя бога? Кто дал — тот и взял?! Да плевать я хотела на тебя и на твоего ненаглядного папочку!

Она явно неадекватна, так что обижаться я и не подумала.

— Леша знает?

— Зачем ему знать? — резко успокоилась Томка. — Он вообще ничего не знает, кроме своей драгоценной гордости. Только и ищет, с кем я ему изменяю. Как будто мне больше делать нечего. Мне надо думать, чем за квартиру платить. На что машину покупать. А он даже учиться перестал. Лешу из универа на днях отчислят, причем драгоценная его Мамуся уверена, что это я во всем виновата… Он маленький еще совсем. Перестал на экзамены ходить и думает, что принял настоящее мужское решение. Если бы он при этом еще работу нашел — куда ни шло. Нет, он просто так ко мне переехал. Наверное, думает, что деньги у меня растут вместо листьев на комнатных цветах. Своей ревностью только работать мне мешает…

— Господи, Том, да пошли ты его обратно к Мамусе.

— Не могу, Жень. Я люблю его.

Мамуся — гроза всех московских невест, Лешина мама. Все девочки на курсе были когда-то в него влюблены и передумали они хором, когда Мамуся первый раз пришла вместе со своей младшей дочкой Милочкой на студенческую вечеринку. У нас демократичный универ, на праздники вся учебная часть ходит с деканом во главе, но до тех пор родители как-то стеснялись. Мамусе стеснительность вообще несвойственна. Не думаю, что она получала какое-то удовольствие от громкой музыки и пива, но ей уж точно было приятно испортить праздник нескольким десяткам девушек, которые у себя на кухне поклялись, что именно на этой вечеринке они подойдут к неприступному Леше и познакомятся. Мне он никогда особенно не нравился, хотя не могу отрицать, что он красив. Только это красота рафинированная — такой «сладкий мальчик» из бойз-бэнда. Огромные карие глаза, черные кудри до плеч, без излишеств подкачанные руки, хорошо одет — мечта всех школьниц. Впрочем, как оказалось, и студенток тоже.

Но что-то я отвлеклась. Мы ведь о Мамусе. Для Леши самый легкий способ заставить девушку навсегда про него забыть — познакомить несчастную со своей семьей. Семейка та еще: Мамуся — самый страшный зверь, Милочка, которая под Мамусиной защитой может творить все, что угодно, и французский бульдог Элвис — просто отвратительное животное.

В этой нездоровой среде и вырос Леша — парень вроде замечательный, но, как выяснилось, совершенно неприспособленный к жизни. У Мамуси даже хобби говорит само за себя — она выращивает кактусы. Слава богу, не догадалась разводить хрюкающих французских бульдогов. Хотя точно догадается, когда Элвис дорастет до половозрелого возраста.

В середине января Томка ходила в это змеиное гнездо на святочные гадания. Перепугалась не на шутку. Купила Мамусе в подарок пятисотдолларовый сервиз из тончайшего розового фарфора. Оделась, как на экзамен по алгебре в школе: белая блузка, черная юбка-макси. Взяла с собой тапочки, потому что пред светлые Мамусины очи полагалось являться в собственной домашней обуви.

Начиналось все неплохо — вопреки всем ожиданиям, подарок был принят благосклонно:

— Конечно, полная безвкусица, но зато видно, что от чистого сердца. — Еще бы не от чистого сердца, за пятьсот-то долларов! Впрочем, на лучшую характеристику нельзя было и надеяться.

За столом Томка совершила непростительную глупость — перепутала вилку для гарнира с вилкой для рыбы, чем чрезвычайно удивила юную Милочку:

— Моделей разве не учат таким вещам?

— Нет! — честно ответила Томка.

Милочка Томку терпеть не может — видимо, в глубине души мечтает стать моделью и слегка завидует. Они с Мамусей, наверное, ночей не спят — гадают, как такая невоспитанная девушка попала в модельный бизнес.

Вот и сейчас решили погадать: выключили в комнате свет, выгнали за дверь Лешу.

— Чтобы ауру не портил, — объяснила Мамуся.

— Какую ауру? — удивился Леша и с жалостью посмотрел на Томку, но Милочка уже захлопнула у него перед носом дверь.

Томке так страшно было, только когда ее в первом классе водили в кино на «Фантомаса». Она этого синего мужика до смерти боялась, а все вокруг ржали. Только теперь еще страшнее, потому что все вполне реально, а не на экране: в гостиной горят три ароматические свечи, от которых больше запаха, чем света; Милочка что-то химичит над спиртовкой от набора для фондю и тихо посмеивается; Мамуся тащит таз с водой. Выглядит все так, как будто Томку собираются порезать на ритуальную тушенку. Громко звать на помощь Лешу или сразу бросаться в окно?..

Мамуся установила на стол таз, а Милочка торжественно вручила Томке ковшик с расплавленным воском и пояснила:

— Лей, только ме…

Наверное, она хотела сказать «медленно», но Тамара уже успела перевернуть ковшик в таз, и воск застывшим шариком пошел ко дну.

— Надо же быть такой неловкой! — возмутилась Мамуся.

— Извините, — пробормотала Томка, попятилась от стола и наступила на лапу Элвису.

Собака взвыла и вцепилась в подол длинной Томкиной юбки.

— Леша-а-а! — не выдержала Тамара.

В гостиную ураганом ворвался Лелик, включил свет, оторвал бульдога вместе с куском юбки и спросил:

— Господи, чем это у вас воняет?

— Это свечи с ароматом пачули, — оскорбилась Мамуся. — А по твоей Томочке сразу видно, что она модель: начинает звать на помощь мужчину, столкнувшись с малейшей проблемой.

— Вообще-то это видно по ее внешности, — неожиданно пришел на помощь Леша.

Милочка с Мамусей хором задохнулись от возмущения. Томке, конечно, приятно, но совсем не хочется становиться причиной семейного конфликта. Пришлось сменить тему.

— Вы обещали рассказать историю Милочкиного портрета… — со всем возможным энтузиазмом попросила она.

На самом видном месте в гостиной висит портрет Милочки, нарисованный какой-то синей субстанцией (Мамуся утверждает, что углем). История у портрета весьма романтическая.

— Когда Милочке было четырнадцать лет, — закатив глаза, рассказывала Лидия Михайловна, — в нее влюбился взрослый мужчина…

Тут она сделала эффектную паузу, ожидая, что гостья выразит свое удивление. Как же, Милочка — такое юное создание, а привлекает взрослых мужчин! Томка вяло ахнула, чтобы не разочаровывать Мамусю.

— Он был скульптором, он видел в ней Лолиту, прекрасную в своей невинности…

Тамара с трудом подавила зевок.

— …и нарисовал на прощание ее портрет! — торжественно закончила Лидия Михайловна.

Томка поняла, что пропустила самое главное, но все равно решила спросить:

— Он же был скульптором, а не художником! При чем тут портрет?

Ой, лучше бы она молчала… Мамуся просто испепелила ее взглядом и прорычала:

— Я же говорила, у него не было материала!!

Какого такого материала?.. Но задавать еще один вопрос при виде Мамусиного гнева было страшновато.

Пока пили чай, Томка сидела молча и вытягивала нитки из кружевной скатерти, явно Милочкиной вязки. Лешина сестричка не только умеет очаровывать взрослых скульпторов без материала, но еще и вяжет замечательно. Мамуся достала семейный фотоальбом в трех томах, Элвис похрюкивал в углу и пережевывал кусок Томкиной юбки, Милочка колдовала со спицами над неким розовым объектом, отдаленно напоминающим чепчик. Более мирную картину сложно себе представить. Но это было всего лишь затишье перед бурей.

Леша, который до этого ни слова не сказал, вдруг залпом допил чай и выпалил:

— Меня исключают!

Томка от неожиданности так дернула скатерть, что разорвала накрахмаленное кружево. Мамуся схватилась за грудь справа, вспомнила, что сердце у нее с другой стороны и передвинула руку влево, а потом уже спросила:

— Что значит «исключают»?

— Меня исключают из университета. Я за эту сессию не был ни на одном экзамене, — как ни в чем не бывало объяснил Леша.

— Это все из-за нее, — свободной рукой показала на Томку Мамуся. — Она ведь через месяц от тебя сбежит!

— Никуда я не сбегу… — растерянно протестовала Тамара, но ее уже никто не слушал.

Милочка капала в стакан валерианку для Лидии Михайловны, Элвис хрипло лаял, а Леша сидел на диване, закрыв лицо руками. Томка ушла. А на следующее утро Леша явился к ней с чемоданами и сказал, что стал взрослым и жить с Мамусей больше не собирается. Не то чтобы Томка была против, но он, видимо, не совсем понимает смысл словосочетания «самостоятельная жизнь».

— Он просто нашел себе новую мамочку, и все, — вздохнула Тамара.

Никак не могу избавиться от чувства неловкости, когда резко меняю тему. Как-то это невежливо. А Федор ведь ни капельки не смущается…

— Том, ты мне не ответила про… Про свое отношение к наркотикам, — чувствую себя идиоткой.

— Что я должна тебе ответить? — Томка подняла на меня усталые глаза. — Что больше так не буду? Я больше не буду курить, Жень. Это был первый раз тогда, на приеме. И последний. Теперь ты спокойна?

— Нет.

— Ты меня достала. — Томка встала, бросила на стол пятисотрублевую бумажку и вышла.

Тяжело терять лучшую подругу. А я ведь очень люблю ее. Она так устала сейчас от этой идиотской работы, в которую я ее втянула. Как бы много я дала, чтобы ей помочь…

— Ваша сдача, — официантка с накладными ресницами протягивала мне несколько сторублевых бумажек.

— Это чаевые, — сказала я.

Официантка так обрадовалась, что помогла мне сквозь туман добраться до выхода.