В понедельник утром я подняла Джоди с постели, умыла и одела ее. Сидя за столом, она по-прежнему смотрела в пустоту. В конце концов я выбросила овсянку, к которой Джоди даже не притронулась, сунула в сумку пакет чипсов и помогла ей обуться и надеть куртку. Я сказала, что мы идем к доктору Берроуз. Джоди никак не отреагировала. В машине я пристегнула ее ремнем безопасности и поставила ее любимую кассету. Она не воспринимала ничего и, скорее всего, даже не замечала, где находится.

Мы прибыли в клинику, в регистратуре я сообщила наши имена, и нас проводили сразу в комнату для консультаций. Доктор Берроуз раскладывала карандаши на детском столике. Стоило Джоди увидеть доктора, и ее «летаргию» как рукой сняло. Она начала кричать во весь голос:

— Не хочу! Пусти! — И швырнула пластиковый стул через всю комнату.

— Все хорошо, Джоди, — успокаивала доктор Берроуз. — Не бойся. Я хочу помочь тебе.

— Не нужно мне, чтобы ты помогала! Уйди! — Джоди закрыла уши, зажмурила глаза и завопила со всей силы.

Доктор знаком велела мне ничего не предпринимать, я стояла на месте, а Джоди сотрясала стены криком. Ее вопли оборвались так же резко, как и начались, — в легких закончился воздух. Джоди бросилась к столу и опрокинула его на стену. Перевернула коробки с игрушками, разбросала содержимое по полу, потом посмотрела в сторону шкафа с бумагами, один ящик которого был закрыт не до конца. Доктор Берроуз остановила ее.

— Нет. Туда нельзя, — сказала она спокойно, встав между шкафом и Джоди. — Эго принадлежит мне. Там находятся очень важные вещи. Так что не нужно.

К моему удивлению, Джоди согласилась, но нерастраченная ярость обратилась теперь на нее саму. Она вцепилась себе в волосы и рванула со всех сил. Теперь я подошла к ней и попыталась остановить.

Это могло показаться неправильным доктору, но я не могла стоять и смотреть, как Джоди причиняет себе боль. Я схватила ее за руки, скрестила их у нее на груди, как раньше делала дома. Она сопротивлялась, извивалась, но наконец обмякла, и тогда я усадила ее на диван и обняла. Что там думала себе доктор Берроуз, я не знала. Она села напротив. В наступившей тишине я оценивала степень беспорядка — следы разрушений и заваленный разными предметами пол.

Доктор Берроуз нарушила молчание и наклонилась к Джоди. Она говорила спокойным, тихим голосом и пыталась поймать ее взгляд.

— Я знаю, тебе больно, Джоди, и я хочу попробовать сделать так, чтобы тебе больше никогда больно не было. Ты позволяешь Кэти помочь тебе. Позволь и мне тоже. Я буду очень благодарна, если ты позволишь.

Этот мягкий подход, без угроз, не раз помогал в работе с другими детьми. Джоди сидела тихо, и мне показалось, что она снова ушла в себя. Доктор Берроуз ободряюще мне улыбнулась и повторила свою просьбу. Джоди не пошевелилась и не подала даже знака, что слышит.

— Джоди, Кэти рассказала мне, как смело ты себя вела. Тебе столько пришлось преодолеть. Но мне кажется, твоя беда слишком серьезна, чтобы ты смогла справиться с ней в одиночку. Поэтому здесь Кэти, и поэтому здесь я. Я тоже хочу помочь тебе.

Джоди продолжала смотреть в какую-то неопределенную точку (где-то во дворе, а может быть, за его пределами), она молчала и, казалось, никого не слышала. Доктор Берроуз откинулась назад и взяла блокнот:

— Кэти, может быть, тогда вы расскажете мне, как Джоди вела себя после нашей последней встречи. Я знаю, ее состояние беспокоит вас.

Возможно, таким способом она хотела подтолкнуть Джоди поделиться своими эмоциями. Я объяснила, что Джоди чувствовала себя очень хорошо, но тяжелые воспоминания из прошлого тревожили ее. Я привела несколько примеров, чтобы Джоди сделала вывод: доктор Берроуз знает всю ее историю, и ей можно довериться. Упомянула я и о том, что вся наша семья крайне обеспокоена, Эдриан, Люси и Пола очень переживают за Джоди и не хотят видеть ее такой расстроенной. Доктор Берроуз снова наклонилась к ней:

— Я видела много детей, которые тяжело переживали или испытывали злость по поводу того, что с ними происходило. Но это не их вина. И я знаю, как помочь им избавиться от этой боли, чтобы они снова стали счастливыми. Я хочу помочь и тебе тоже, Джоди.

Это был уже не обычный осмотр, а сеанс психотерапии. Но если Джоди не будет участвовать в нем, если не наладится контакт, пользы от этого не будет никакой.

— Я надеюсь, что вы нам поможете, — сказала я, рассчитывая на то, что слово «нам» придаст Джоди уверенности, но она сидела неподвижно и смотрела куда-то в сторону.

Доктор Берроуз снова записала что-то в блокнот.

— Не хочешь поиграть, Джоди? — спросила она. — Я могу принести кукольный домик.

Джоди не шелохнулась.

— Не хочешь? Ты нарисовала чудную картинку в прошлый раз.

Но девочка даже не моргнула.

— Вот что, — доктор поднялась, — прежде чем начать, мы с Кэти соберем эти игрушки в коробки. Помоги нам, пожалуйста.

Я поняла намек, отпустила Джоди и присоединилась к доктору. Видимо, ее целью было вовлечь Джоди в фактическое сотрудничество. Но пока мы собирали игрушки и карандаши, боковым зрением я видела, что Джоди не смотрит на нас, возможно, в этот момент она даже не замечала нашего присутствия. Скоро мы закончили и сели на свои места. Доктор Берроуз записала что-то в блокнот, а я снова обняла Джоди. Не знаю, о чем она там писала, наверное, отмечала какие-то симптомы, заметные только ее профессиональному глазу, а может быть, уже и диагноз установила.

Она закрыла блокнот и приветливо улыбнулась:

— На сегодня хватит. Спасибо вам обеим, что пришли. Звоните.

Я удивилась: это что, еще одна хитрость, чтобы расшевелить Джоди?

Доктор Берроуз встала:

— До скорой встречи, Джоди. — Прием был окончен.

Я посмотрела на ребенка: она была все так же безучастна и смотрела куда-то непроницаемым взглядом.

— Ладно, милая, нам пора. — Я взяла ее за руку и поднялась, доктор Берроуз открыла нам дверь. А когда мы вышли на улицу, у меня появилось дурное предчувствие.