1

Свою вторую половинку Юдит могла наблюдать на примере того, как проворно она влезла в первую. Вместе они одну за одной продавали дорогие лампы, потели на степ-аэробике в обеденный перерыв, копались после работы в книжных магазинах и бутиках, вечером не опускались до того, чтобы тупо пялится в телевизор, обмирая от восторга от Джеймса Бонда и передачи «Германия ищет суперзвезду», питались пиццей и шаурмой, чокались кьянти и были в полном согласии с самими собой, прекрасно уравновешивая свою хозяйку.

Юдит хотя и удивлялась, отчего это от Ханнеса третий день нет никаких известий, однако ни одна из ее половинок не взялась бы утверждать, будто затянувшийся тайм-аут в их отношениях был ей неприятен. Только забравшись под одеяло и прислушавшись к себе, она обратила внимание на промелькнувшее едва ощутимое движение от живота до головы, потом снова вниз и дальше до внезапно похолодевших пальцев ног. Конечно, это ощущение было слишком слабым, чтобы его можно было назвать тоской, но у него имелась еще пара дней, чтобы оформиться до настоящего сильного чувства.

В среду Юдит впервые за прошедшие дни перемолвилась с ученицей:

— Бьянка, поздравляю вас с внушающим уважение объемом груди, но здесь всего лишь магазин по продаже светильников, и вы спокойно могли бы носить бюстгальтер.

— Да, госпожа начальница, но, простите, здесь очень жарко, — вяло попыталась объясниться Бьянка.

— Поверьте, вы возбудите гораздо больше интереса к себе, если не станете выставлять на показ все свои прелести разом.

Бьянка: вы плохо знаете мужчин. Кстати о мужчинах. Госпожа начальница, почему ваш друг перестал к нам заходить? Юдит: он отлучился по работе, в Лейпциг. Бьянка: тем не менее сегодня он был здесь спозаранку. Юдит: нет, этого не может быть, потому что Лейпциг находится в Германии. Бьянка: он действительно проходил мимо и хотел разглядеть что-то через витрину. Юдит: нет, Бьянка, вы его с кем-то спутали. Бьянка: в таком случае, госпожа начальница, в витрину заглянул некто, как две капли воды на него похожий. Юдит: ну хорошо, хорошо. А завтра, прошу вас, постарайтесь все же явиться в бюстгальтере!

 

2

Вечером Юдит встречалась с Гердом и его коллегами из Института графики на Мерцштрассе. Куда пропал Ханнес? — услышала она вместо приветствия. Юдит: в командировке в Лейпциге. Герд: ах, как жаль. В его интонации Юдит уловила откровенные нотки, а не формально-вежливую отговорку, и это не могло ее не обеспокоить. Она почувствовала маленький выпад против своей второй только недавно вновь обретенной половины.

Через четыре часа, прощаясь, Герд совершил еще одну неловкость: ты всегда особенная, но сегодня будто вылезла из самой себя. Юдит: ну спасибо. Темы разговоров (о пыли, о матерях, о яблоневой минирующей моли, о повторном рождении) явно не способствовали раскрытию ее талантов. Юдит: мне было хорошо с вами, вечер удался.

Полуулыбка на губах — отпечаток приятного, уютного вечера — сохранялась и когда она щелкнула замком парадной двери дома, и когда поднялась на лифте на мансардный этаж, и когда нажала светившуюся в темноте светло-красной точкой кнопку, которой зажигался свет на лестничной клетке. И тут у нее непроизвольно вырвался резкий крик. Связка ключей выпала из рук и с громким дребезжащим звоном упала на каменный пол. Будто разбилась толстая стеклянная стена. Перед дверью сидел на корточках какой-то человек. Заметив ее, он выпрямился и направился к ней. Первая мысль: бежать прочь и звать на помощь, но парализованный шоком мозг лишил тело способности действовать.

— Любимая, — глухо и тихо произнес человек.

— Ханнес, ты? — с трудом выдавила Юдит. — Ты сошел с ума! — Сердце едва не выпрыгивало у нее из груди: — Что с тобой? Что ты тут делаешь? — Только сейчас она заметила у него в руках букет огромных черных роз. Он направил его стеблями в ее сторону, точно оружие.

— Я ждал тебя. Ты пришла поздно, любимая, очень поздно!

— Ханнес, ты в своем уме? Ты не должен был этого делать. Ты меня до смерти напугал. Почему ты не в Лейпциге? Что здесь ищешь?

Юдит было тяжело дышать. Ханнес положил цветы на пол и протянул к ней руки. Она подалась назад.

— Что я здесь ищу? Тебя, любимая. Хотел удивить тебя. Я же не знал, что ты вернешься домой так поздно. Почему ты припозднилась? Где пропадаешь? Почему не бережешь наши отношения? — Его голос дрожал. Лампочка на лестничной клетке тускло освещала его лицо. Вокруг глаз образовались глубокие темные складки.

— Уходи, прошу тебя, — сказала Юдит.

— Ты отсылаешь меня прочь?

— Я не в состоянии сейчас видеть тебя. Мне нужно побыть одной и переварить все это. Прошу, уходи!

— Любимая, ты делаешь неверные выводы. Я все могу объяснить. Я хочу быть с тобой, всегда с тобой. Мы созданы друг для друга. Пусти меня к себе. Позволь мне все объяснить!

Юдит почувствовала, что ее охватывает ярость.

— Ханнес, ты немедленно уйдешь из этого дома! — крикнула она. — Сию же секунду! Ты меня понял?

На четвертом этаже открылась дверь, и кто-то пригрозил:

— Тихо там! Не то вызову полицию!

Грозный тон отрезвил Ханнеса, он как-то стушевался и едва слышно произнес:

— Мне казалось, это тебя обрадует. — Он уже стоял у двери лифта. — Ты по мне хоть чуточку скучала?

Юдит промолчала.

— Возьми хотя бы цветы. Им нужна вода, они почти высохли.

 

3

После чудовищной бессонной ночи Юдит послала Ханнесу эсэмэску, в которой просила о встрече. Они встретились в обеденный перерыв в кафе «Райнер». Он сидел за тем же самым столиком, что и в их первое свидание, только сейчас на угловой скамейке. Юдит выбрала неудобный стул напротив. Ханнес выглядел бледным и утомленным после бессонной ночи. Стыдливое и раскаивающееся выражение лица ей было уже знакомо. Он превращался в ученика, которому предстоит признаться в двойке по математике.

История с Лейпцигом была обманом, как он признался. Не было никакого архитектурного семинара. Он подметил, что ее любовь росла не так быстро, как его, поэтому решил предоставить ей паузу, чтобы дать возможность преодолеть отставание (он думал, что в любви действуют те же правила, что и на конных бегах). До поры все складывалось удачно, сказал он, оставалось сделать еще кое-что, о чем она скоро узнает.

— Ханнес, если и дальше так пойдет, то никаких отношений между нами быть не может, — заявила Юдит.

— Я тебя понимаю, — кивнул он, — ты обиделась за вчерашнее. Да, это было глупо с моей стороны. Мне следовало позвонить тебе заранее. Я застал тебя врасплох.

— Нет, Ханнес, тут все гораздо сложнее. Я за доверительные отношения…

— Прошу, ни слова больше! — От прежнего школьника не осталось и следа. Теперь Ханнес походил на разнервничавшегося и строгого отца ученика, вещающего авторитетным тоном: — Я понял тебя и знаю, что допустил промах. В будущем подобного не повторится. Тоска по любимому человеку! Может, мне надо проговорить по буквам? Тоска. Я тосковал по тебе. Разве это преступно?

Заметив, что Юдит смотрит на его сжатый кулак, он сразу разжал его. Попытался мягко улыбнуться, но тщетно — солнечные морщинки не появились. Потом протянул руку Юдит. Она отпрянула.

— Вот увидишь, любимая, все наладится, — произнес Ханнес. Она попросила счет.

— Я заплачу, — сказал он.

 

4

Прошло несколько часов.

— Госпожа начальница, вас к телефону! — громко крикнула Бьянка из торгового зала, чтобы было слышно в бюро, где Юдит в одиночестве пыталась осторожно собрать мысли по кусочкам, чтобы не причинить себе дополнительные душевные страдания.

— Меня ни для кого нет, я занята, — ответила Юдит.

После встречи с Ханнесом в подъезде ее сердце до сих пор не вернулось в нормальный ритм. Бьянка: это ваш брат Али. Юдит: ах, вот оно что. Ему можно. Переключите его на меня.

Али говорил вдвое быстрее и громче обыкновенного. В нем буквально все кипело.

— Не знаю, как вас благодарить! — воскликнул он.

Юдит ничего не понимала. А главное — не понимала за что? Али: как хорошо иметь такую сестренку, которая всегда готова прийти на помощь в трудную минуту. Юдит: и все-таки о чем речь? Али: о том, как хорошо, что ты подвигла на это Ханнеса. Хеди счастлива. И ты убедишься, что скоро мне вообще не потребуются лекарства. Ну нет, это уже слишком: Али, изъясняйся яснее! На что я подвигла Ханнеса? Али: скажи еще, что ничего об этом не знаешь.

Итак, что выяснилось из разговора: в тот же день, когда Юдит встречалась с Ханнесом, тот позвонил ее брату и предложил работу, о которой можно было только мечтать. Али нужно было фотографировать аптеки и аптекарские магазины, прежде всего в верхнеавстрийских общинах. Потом, вероятно, дело дойдет и до остальных федеральных земель. На следующий день Ханнес заехал за Али, и они вместе отправились в Шваненштадт, чтобы осмотреть первый проект. Ханнес пояснил, что его интересуют фотографии всех фасадов зданий. Затем заключил с ним договор общего характера на полгода. Тысяча евро в месяц и оплата всех накладных расходов за пару фото — с ума сойти! — захлебывался от счастья Али. Юдит онемела.

— Мне стыдно, что я недооценил его поначалу, — продолжил брат. — Такие люди лучше, чем все терапевты, только и думающие, как бы нажиться на несчастных, переживающих жизненный кризис. Он не такой, как те, которые долго учились, чтобы потом внушать пациентам, что им срочно нужно устроиться на работу. Он из тех, кто реально дает работу.

— Да, — согласилась Юдит. Во рту у нее пересохло, и это был единственный звук, какой она сумела выдавить.

Али: Ханнес не такой, он не просто говорит, но делает. Придет время, и я найду способ ему отплатить, обещаю. Юдит: да. Али: а все ты устроила. Спасибо, дорогая сестренка!

Юдит закусила губу. Следовало ли сдержать эйфорию брата? Надо ли было отговорить его от предложения Ханнеса? Какими доводами? Сослаться на интуицию?

— Я рада за тебя, Али, — произнесла она. — При случае мне надо с тобой поговорить. Хочу тебе кое-что объяснить, нечто очень важное. Надеюсь, ты меня поймешь. Но это не по телефону.

 

5

На следующий день он удивил ее своей замкнутостью, и ей это пришлось по вкусу. Юдит понимала, что в данный момент не готова провести с ним целый вечер. Она заготовила целую кучу гениально придуманных отговорок, чтобы отложить свидание. Но если бы она решилась выложить всю правду, то следовало бы сказать начистоту: «Мне жаль, Ханнес, но я не в настроении видеть тебя. Твоя любовная тоска действует мне на нервы. Твоя напористость вот где у меня сидит. Если конкретно — твой внезапный налет. Мужчина на корточках перед моей квартирой посреди ночи, мужчина, который меня поджидает, преследует, норовит нагрянуть домой… Такое не скоро забудешь. К тому же он не понимает, как вести себя со мной в одной постели».

Эта отповедь могла бы многое прояснить. Но слова так и остались невысказанными, поскольку Ханнес непонятно почему не проявил ни малейшего желания увидеть ее нынешним вечером. Трижды, проходя мимо, он махал ей через витрину. По телефону говорил душевно, но кратко. Однако делал все, чтобы казаться остроумным, и пару раз ему это даже удалось — шутки прозвучали относительно естественно.

Похоже, Ханнес преодолел свою гнетущую меланхолию, и эта новая черта его натуры показалась Юдит симпатичной. Он учился разговаривать в непринужденном тоне, избегать патетической темы «любовь на всю жизнь», извлекал откуда-то припасенные незначительные, но приятные знаки внимания и ограничивался цитатами из своего сокровенного лексикона. Тысячи самых прекрасных комплиментов.

Через неделю хорошо дозированной близости и непреклонной дистанции Юдит вновь прониклась к Ханнесу доверием и решила поговорить об Али.

— Почему ты так поступил? — спросила она.

Ханнес: почему ты веришь? Юдит: чему верю? Я не хочу, чтобы было так, как я верю. Ханнес: сейчас меня больше интересует, что ты веришь в то, что есть. Юдит: я верю в то, что ты сделал это из-за меня. Он громко рассмеялся. Если смех был наигранным, то у него получилось очень натурально. Ханнес: любимая, ты ошибаешься. Али нужны деньги. Мне нужны фотографии, так как я собираюсь завести картотеку. Али нужны деньги на содержание семьи, и он умеет фотографировать. Здесь все просто, как в налаженном бизнесе. Юдит: почему ты заранее не обсудил этот вопрос со мной? Ханнес: признаю, я собирался преподнести тебе сюрприз, любимая. Не сомневался, что ты порадуешься за брата. Юдит: Ханнес, ты слишком часто преподносишь мне сюрпризы. Ханнес: любимая, в этом тебе меня не переделать. Мне нравится удивлять. Это мое излюбленное хобби. Он рассмеялся. В те минуты, когда Ханнес пытался иронизировать над собой, он нравился Юдит больше всего.

 

6

Обещание сюрпризов в будущем фактически заменяло вопрос, который он упорно не хотел произнести вслух, — захочет ли Юдит снова провести вечер вместе. Минуло две недели с того случая на лестничной площадке. А вдруг Ханнес потерял к ней интерес? Не хочет больше близости? Не виной ли тут другая женщина? (Мысль, одновременно сулящая освобождение и ошеломляющая.) А может, после четырехмесячного знакомства настала очередь Юдит перехватить инициативу и самой сделать шаг навстречу?

Часы показывали половину одиннадцатого вечера. Она лежала на диване в своей квартире под лампой, испускавшей теплый, похожий на золотой дождь свет. Обыкновенный летний рабочий день без каких-либо происшествий растворялся в голосе ведущего новостей в зияющей пустоте. Юдит решила послать Ханнесу эсэмэску: «Если ты еще не лег, то и не ложись. Если у тебя не пропало желание прийти ко мне, то приходи»!

Через две минуты пришло сообщение от Ханнеса: «Любимая, сегодня уже не получится. Но завтра вечером мы смогли бы сходить вместе пообедать. Если ты захочешь»! Разочарование овладело ею всего на пару минут и никак не соотносилось с ощущением счастья, которое она могла взять с собой в сон. Ей стало любопытно поближе изучить этого нового Ханнеса, который больше не прилетал к ней по первому зову, как его предшественник. Юдит уже предвкушала первое свидание с ним.

 

7

Видимо, он прошел курс по воспитанию хладнокровия. Поприветствовал ее мимоходом, помяв руку в своей секунды три и небрежно поцеловав в щеку. Опоздал на девять минут, и все это время — в этом придется признаться — она его ждала с трепетом. Еще шесть минут, и я бы ушла, — солгала Юдит. Он мягко улыбнулся. Если бы она не знала, что это строитель аптек Ханнес Бергталер, то можно было сказать, что он улыбнулся высокомерно.

Ей хотелось видеть его в самом выгодном освещении, поэтому она выбрала столик у окна у западной стены, на которую падали блики вечерней зори. В таком освещении его солнечные морщинки будут смотреться особенно выгодно. И бабушкина белозубая улыбка — как нежно-белый гамак, натянутый между двумя ушами. Жаль, она не захватила с собой фотоаппарата. Хорошо бы запечатлеть его на память.

Удивительно, на сей раз у Юдит не было аппетита. А Ханнес углубился в изучение меню. Она заметила, что в его сдержанных жестах ничего не указывало на бурные чувства, долгие месяцы державшие его в своей власти.

— Что-то изменилось? — спросила она после того, как они битый час легкомысленно проболтали о пустяках. (Ты меня больше не любишь? — к счастью едва не слетело с губ.)

— Да, — ответил он. — Я поменял кое-какие взгляды. — Ханнес сказал это тем же тоном, каким чуть раньше «на десерт я рекомендую пирожные с земляникой и каштанами».

Ханнес: впредь я буду осторожнее. Мне важно, чтобы ты чувствовала себя со мной комфортно. Больше не стану преследовать тебя со своей любовью. Юдит: хорошо, если так. Я это оценю, мой любимый. Она захотела взять его за руку, но он притянул ее к себе. Ханнес: но есть «но»? Юдит: никаких «но». Ханнес: и все-таки, я же чувствую, что есть какое-то условие. Юдит: ты не должен совсем перестать показывать мне, что я для тебя что-нибудь значу. Ханнес: я могу только так или этак. Юдит: хоть это и честный ответ, но честность иногда вредит. А как было в твоих предыдущих отношениях с женщинами? Ханнес: я не хочу об этом говорить. Что прошло, то прошло.

Солнце тем временем тоже почти зашло.

— Ну что, пойдем? — спросил он. Она кивнула.

 

8

Юдит с удовольствием поцеловала бы его еще по пути домой. Однако едва ли ожидала, что Ханнес будет шагать столь мерной и целенаправленной походкой. И она не решилась сбивать его с ритма. Когда Юдит открыла дверь в квартиру, он внезапно остановился и произнес:

— Так.

Юдит: что так? Ханнес: здесь я должен попрощаться. Юдит: прости, что ты сказал? Ханнес: дальше я не пойду. Юдит: почему? Ей было не просто сыграть, чтобы он не почувствовал разочарования. Ханнес: думаю, так будет лучше. Юдит: а если я хочу переспать с тобой? Ханнес: это меня радует. Юдит: но не возбуждает. Ханнес: отчего же, возбуждает. Юдит: что же тогда? Ханнес: ничего. Юдит: брось, я же чувствую, что есть причина. Ханнес: возбуждение — это еще не все. Юдит: ладно, Ханнес, попробую еще разок: я хочу, чтобы ты провел эту ночь со мной. Я этого очень-очень-очень хочу! Ханнес: прекрасно. Юдит: в чем же дело? Ханнес: но я не хочу проводить с тобой лишь отдельные ночи. Юдит: чего же ты хочешь? Ханнес: всю жизнь! После такого признания была нужна передышка.

Юдит: а, добрый вечер, господин Бергталер, сегодня я вас прямо-таки не узнаю. Он молчал. Юдит: впрочем, не просто придется тому, кто собрался провести всю жизнь с одной-единственной женщиной, не проведя с ней при этом несколько ночей. Сначала отдельные ночи, потом вся жизнь. Поэтому последний довесок к моему вопросу: ты идешь? Ханнес молчал. Юдит медленно вошла в прихожую и сделала вид, будто собирается закрыть дверь. Ханнес не двигался с места.

— Спокойной ночи! — язвительно бросила она в дверную щель.

— Мое пожелание спокойной ночи лежит у тебя в сумке, любимая! — крикнул он вслед.

Сон не мог одолеть смятение. Несколько часов Юдит удавалось почти не думать о постороннем предмете в ее сумке, и она не вставала, чтобы удовлетворить любопытство. Перебирала в уме возможные варианты: от салфетки с надписью «Спи спокойно!» или «Я тебя люблю» до ужасного янтарного кольца, как две капли воды похожего на предыдущее. От Ханнеса она ожидала чего угодно. Около трех часов ночи Юдит наконец решилась посмотреть. Пожеланием спокойной ночи оказался конверт, внутри которого лежали билеты на самолет до Венеции сроком на три дня, на двух человек. Фамилии уже вписаны: ее и его. Отлет в пятницу, послезавтра. На конверте толстым карандашом было нарисовано сердце, а ниже почерком Ханнеса подписано: «Сюрприз!»

 

9

Венеция предстала во всей своей невинной красоте. Она, казалось, предлагала гостям все, чтобы оправдать закрепившееся за ней звание романтического города. Однако с самого начала поездки Ханнес Бергталер затмил и пестрые гондолы, и зеленые каналы. Юдит поняла уже по одному его загоревшемуся с первых минут лихорадочному взгляду исследователя, по холодному поцелую гида при приветствии и его дорожному чемоданчику, что совершила ошибку, приняв подарок. Пришлось утешать себя, что это последняя ошибка такого рода.

Они остановились в небольшом четырехзвездном отеле, в номере с балконом, откуда открывался вид на один из четырехсот двадцати шести исторических мостов. Ханнес знал их все, поэтому Юдит могла не утруждать себя запоминанием подробностей. Можно было решить, что он вырос в Венеции. Однако Ханнес заверил ее, что никогда не был в Венеции.

Так или иначе, город он знал лучше, чем себя самого. Познакомить Юдит с Венецией было, как выяснилось позже, смыслом путешествия. Она решила принимать все как есть и не спорить. В своем настойчивом стремлении положить мир к ее ногам (на сей раз пока только Венецию) Ханнес был неисправим и непреклонен.

Секс они отложили до следующей ночи, поскольку путешествие вымотало Юдит, и к тому же он не добавил бы наглядных впечатлений о Венеции. Весь день они следовали хитроумно составленной Ханнесом системе посещений музеев, которую он использовал на архитектурных семинарах, осматривали то, что достойно и недостойно обозрения, с ограниченными по времени перерывами на кофе и иногда сворачивали на периферию, чтобы увидеть «закулисную, спрятанную, но подлинную Венецию», что, впрочем, также входило в программу. На каждый из трех вечеров Ханнес бронировал столики в знаменитых ресторанах и организовывал билеты на лучшие скрипичные концерты и в театр. Юдит готова была поверить в то, что он заранее заказывал и места в гардеробе. Теперь Юдит могла вообразить, чем Ханнес занимался две последние недели.

Она в очередной раз подметила, что любое ее чувство к Ханнесу так или иначе прочно связано с обязательствами. Вот и сейчас она была ему обязана за все, что он для нее делал. Ах, каким он был превосходным экскурсоводом, какие козырные сюрпризы волшебным образом доставал из рукавов, чтобы снова и снова доказывать ей свою любовь! Однако когда тебе приходится целых три дня подряд находиться под ежечасным впечатлением, рано или поздно это приедается, и силы не выдерживают. Уже через два дня Юдит начала уставать от хронически восторженного Бергталера и его Венеции и сымитировала приступы мигрени.

В третью и последнюю ночь Юдит проснулась от дурного сна, лежащей на спине в плену его рук и ног. Все попытки высвободиться, не разбудив Ханнеса, потерпели неудачу. Она проклинала себя и его заодно, что оказалась в такой ситуации. Между тем она была близка к панике, которую усугубляли тишина и меланхолия, усиленная непроглядной тьмой. Правой рукой Юдит нащупала выключатель и включила потолочную люстру филигранной работы. Засверкавшие чистыми красками стеклянные кристаллики перенесли Юдит в детство. Цвета перетекали друг в друга и медленно расплывались в ее слезах.

И наконец потекли вместе с ручейками слез.

Всхлипывания производили угнетающее действие. Надо было как-то незаметно продержаться еще пару часов в этом ужасном скованном положении. Но после Венеции с этим пора заканчивать. Она должна ему об этом сказать. Более того: должна сказать об этом так, чтобы до него дошло. Надо расстаться по взаимному согласию. Но даже мысль о предстоящем объяснении вселяла в нее страх.