1

Двадцать четвертое сентября, семь часов. Сработал радиобудильник. Сначала о погоде. Она нагоняет ужас. Глубокий вздох. Натягивает на голову мягкую шапочку. Черное поверх серого. Надо срочно подумать о чем-нибудь хорошем, Юдит!

Семь часов шестнадцать минут. Она практически проснулась, достаточно для того, чтобы осознанно не хотеть просыпаться. Никаких резонов, никакой причины, чтобы открыть глаза. Чего ей не хватает? Кого? Мужчины рядом, который оберегал бы, на кого всегда можно было бы положиться? Он брал бы ее в свои руки, ласкал, прижимал к себе. Закрывал бы ее своим телом. Она бы чувствовала, чувствовала его глубоко. Он заставлял бы ее учащенно дышать. Дышать и дрожать от радости и возбуждения. Ей недостает возбуждения? Она больше не ощущает наслаждения? Неужели остались одни лишь мрачные мысли, черные на сером фоне?

Юдит нашла спасение под душем. Горячая вода. Ванная в горячем пару. Дверь заперта. Никто не войдет. Она наедине с собой. В зеркале женщина тридцати семи лет. Красивое лицо с некрасивыми морщинками от страха. Приходится маскировать их косметикой, чтобы появиться на работе. Теперь она соответствовала требованиям будней. Сверху чудовищный коричневый шерстяной пуловер, в котором ее никто не узнает. Внизу еще недавно узкие джинсы. Теперь они висят на бедрах, как пустой мешок.

Семь часов сорок шесть минут. Толстая зеленая осенняя куртка. Женщина с золотистой шевелюрой выходит из дома. Огладывается, делает глубокий вдох. Все хорошо, Юдит! Освободиться от дурных мыслей. Вытряхнуть из головы страхи и предчувствия. Ты не должна бояться. Ты совершенно одна, предоставлена самой себе. Прохладный день, холодная жизнь.

Семь часов пятьдесят девять минут. Споткнулась у самого магазина. Копается в сумке через плечо. Где же ключ? Его нет? Нашла. Юдит открывает магазин светильников. Сюрпризы? Нет, слава богу! Можно вздохнуть. Теперь поскорее включить все светильники. Машину для приготовления кофе. Музыку в торговом зале. Чтобы согреть свои тонкие пальцы, она сунула руки под овальную люстру с кристаллами из Барселоны, которая ей нравилась больше всего. Здесь все началось. Помнит ли она? Что ей удалось добиться? Кем она стала? Что в итоге случилось с ней и с ним? Куда подевался он, ее преследователь? Юдит чувствует его присутствие поблизости. Он сидит в ней. Где он ведет свою игру? Куда увлекает за собой? И кто тут первый?

 

2

Во время обеденного перерыва Бьянке, успевшей за выходные влюбиться и оттого появиться на работе с румяными щеками (впервые не накрашенными), снова пришлось помогать начальнице — буквально держать за руку. Другой, свободной, рукой Юдит набрала номер его бюро. Трубку взяла Беатрикс Ферстль. Она отвечала снисходительным тоном, как секретарша, которая сидит на коленях у шефа и в то же время врет, что «шефа, к сожалению, нет». Может ли она ему что-либо передать?

— Он уже выписался из больницы? — спросила Юдит.

— Больницы? Это информация доверительного, частного характера…

— Спросите, сможет ли он мне перезвонить еще сегодня?

— Маловероятно. Но я запишу номер вашего телефона.

— У него есть мой номер.

— Тем лучше, и все-таки не будете ли вы так любезны… Как вас представить?

— Юдит. Мы встречались однажды весной в баре «Феникс». А ваша сотрудница, фрау Вольфф, заходила ко мне в магазин пару недель назад.

— Юдит, как дальше?

— Мы знакомы!

— А фамилия?

— Юдит будет достаточно.

— Хорошо, фрау э-э… Юдит. Но я ничего не могу обещать…

— Вам не нужно ничего мне обещать. Достаточно того, что вы передадите ему мою просьбу перезвонить.

— По какому делу?

— По срочному!

— Прошу прощения, по какому?

— По моему.

 

3

Вечером четвертого дня с того времени, как Ханнес не позвонил, Юдит пригласили к Герду. Пришли и другие друзья из ее прежней жизни. Для встречи не было не только особого повода, но и, как потом выяснилось, никаких причин. Когда они только здоровались, Юдит заметила, что со всеми творится что-то неладное. Рукопожатия были вялыми, поцелуи острыми, как булавочные уколы. Они улыбались ей с нежной горечью и старались говорить на полтона тише обычного.

— Хорошо, что ты пришла, Юдит! — Герд открыл встречу таким патетическим тоном, словно она явилась живой из могилы.

После нескольких пустых фраз, необходимых для преодоления смущения, и до момента, когда каждый из гостей наконец-то зажал между пальцами свой бокал, разговор потерялся и перешел на первые выпавшие зубы малышей Мими и Билли, которых Ильза и Роланд держали рядом. Чуть позже Герд стал угощать своими холостяцкими тыквенными пельменями по мере того, как они перемещались из морозильного шкафа в пасть микроволновки. Лара, переставшая к тому времени держаться за руку с Валентином и вместо этого после каждой женофобской ремарки колотившая кулаком по его плечу, похвалила красивое фиолетовое платье Юдит, превосходно сочетавшееся с туфлями. Какая марка, в каком филиале его пошили, за сколько купила, какие были размеры и цвета, действительно ли оно сшито на Тайване, и во сколько обходится шитье на Тайване и отправка в богатые страны Запада, за какую зарплату и в каких условиях работают тайваньские швеи… Закончилось тем, что дошли до обсуждения проблемы бедности на земном шаре. По логике разговора Юдит должна была тут же сорвать с себя несчастное платье.

Когда вечер достиг кульминационной точки, Ильза позволила себе в порыве легкого опьянения одно замечание. И тотчас в этом раскаялась:

— У тебя новый любовник, как я слышала?

Юдит: у меня? Кто тебе сказал? Ильза: а-а, тупая болтовня, ты же знаешь, люди много болтают, когда день длинный. Ясно, что за этим ничего не стоит. Юдит: какие люди? Так как Ильза поперхнулась и на мгновение выпала из разговора, к ним подскочил Роланд и выручил подругу: тебя видели в баре «Ирис» с каким-то элегантным типом. Ильза завидует, тебе придется довольствоваться мной. Кое-кто попытался неуклюже улыбнуться. Юдит: кто видел? Роланд: ты только не волнуйся, пожалуйста. И совершенно невинным тоном продолжил: одна сотрудница Пауля оказалась в баре случайно. Ты помнишь Пауля? Он с братом Ильзы… Юдит: Лукас — мой давнишний хороший друг! — Ильза: прости, Юдит, я не хотела, в самом деле… Ничего не имела в виду. — Юдит: это настоящий друг, который всегда оказывается рядом, когда в нем нуждаешься! После этого она успокоилась. Но поскольку уж их застукали вместе, а к слезам эта компания не испытывала почтения, скорее воспринимая их как морское чудо, Юдит продолжила говорить с прежним напором в голосе: между прочим, что нового слышно о Ханнесе? Только не надо делать вид, будто он исчез с земли. Как он там поживает? Чем занимается? Где обитает?

— Юдит, прошу тебя, это сейчас не самая подходящая тема, — тихо произнес Герд.

— Что значит «сейчас не самая подходящая тема»? Я уже много месяцев днями и ночами не знаю лучшей!

— Мы давно не видели, — сказал Валентин с интонацией, словно почувствовал себя оскорбленным. — Ты успокоилась?

— Нет! — выпалила она. — Это вы можете с ним встречаться столько, сколько захотите. Вы состязаетесь на теннисных кортах, вступаете с ним во всякие сговоры по поводу жилья и жизни. Только не надо вокруг да около. Итак, что с ним случилось? Почему он лежит или лежал в больнице? И что это за зловещая болезнь?

— В больнице? — удивленно пробормотал Валентин. И еще тише: болезнь?

— Дорогая Юдит, — вступил Герд. Она стряхнула его руку с плеча. — Ханнес ничего не желает так сильно, как забыть тебя. Поверь мне, он напряженно над этим работает. И он хочет, чтобы и ты его забыла. Понимает, что так будет лучше для вас обоих.

— Он даже подумывал, не переселиться ли в другую страну, — заметила Лара.

— Замечательная идея, — усмехнулась Юдит. — Почему же он этого не сделал?

Лара: это подло по отношению к нему, Юдит, зачем ты так? Что он тебе сделал кроме того, что любит тебя? — Юдит: вот это самое и сделал! — Она показала пальцем на каждого из присутствовавших. — И это! — Теперь она показала на себя. И я вам говорю, что он все еще продолжает делать свое дело.

Гости уставились в свои пустые десертные тарелки. А вскоре услышали, как хлопнула дверь.

 

4

Ночью на шестой день с того момента, когда Ханнес не перезвонил, Юдин наконец услышала его голос. Она лежала на спине на диване в гостиной под роттердамской люстрой с золотым дождем и ждала, когда глаза закроются. За долгие предшествующие ночи этот метод зарекомендовал себя как наиболее целесообразный. Он, по крайней мере, гарантировал несколько часов сна, прежде чем рассвет избавлял Юдит от страха перед фантомами.

Сначала донесся шум, похожий на то, как если бы кто-то перебирал в пещере листы металла. Затем к шуму добавился шепот. Наконец странные звуки перешли в шипящее невнятное бормотание, оно становилось все громче. Вдруг раздался отчетливый голос, его голос, который ни с чем нельзя было спутать. «Эта толкотня», — сказал он, как во время первой встречи в супермаркете. Слова повторялись и дальше подобно эху: «Эта толкотня, эта толкотня, эта толкотня, толкотня…» Юдит сумела проверить реакцию. И реакция, к слову сказать, отнюдь не выглядела панической, напротив. Голос показался ей знакомым, она давно носила его в себе, конечно, страдальчески подавляя. Это была мучавшая ее тайна, которая в конце концов начала высвобождаться и даже присвоила себе звучание — заговорила голосом Ханнеса. Юдит старалась не шевелиться и дышать тихо, чтобы не пропустить ни слова. Что может причинить чертовскую боль? — говорил голос. Под этим нужно разуметь наступление на ее пятку. И дальше: надеюсь, что не помешаю. Вот так он впервые предстал пред ней в свете барселонской люстры с кристаллами. — Надеюсь, что не помешаю, надеюсь, не помешаю, не… не… надеюсь, помешаю, помешаю… не-не-не-не… Нет, он не помешает, убаюкает ее своим монотонным причитанием, превратит в вялое и усталое существо. Последнее, что Юдит еще успела расслышать, было: спи спокойно, любимая, любимая, люби-и-м-м-м… Потом все стихло и погрузилось в темноту.

Утром голова раскалывалась, как после попойки, ей было стыдно за то, что произошло вечером, потому что это был первый грубый сбой рассудка: ведь это не был сон в обычном понимании, поскольку в осознанном состоянии человек всегда может определить, снились ему сны или нет. А Юдит не могла. Такого с ней еще не случалось.

В магазине она доверительно поделилась своими переживаниями с ученицей. Бьянка восприняла историю невозмутимо: я всегда слышу голоса, в основном моей матери, а у нее голос — дай боже, какой пронзительный. — Бьянка, только честно, со мной что-то не так? Вы вправду хотите по-честному? Юдит: да, пожалуйста. Бьянка: ладно, начальница. Вы дерьмово выглядите. Юдит: спасибо, весьма обнадеживающе! А что ты подразумеваешь под «дерьмово»? Бьянка: вы как бы тень от себя. С каждым днем худее и бледнее. Дрожите. Не одеваетесь круто, как раньше. А посмотрите на свою прическу, она же немодная! Грызете ногти, если в магазин не заглядывают покупатели. Может, вам пора взять отпуск? Или завести солидного любовника, который бы отвлекал от тяжелых мыслей? У меня как раз такое происходит. Тут все заботы забудешь. Ну, или хотя бы купить новые сапоги. Когда дела не идут, надо обязательно купить что-нибудь крутое.

— Знаешь, отчего я схожу с ума? — спросила Юдит.

— Ханнес? — попробовала угадать Бьянка.

Юдит: оттого, что он не звонит и не объявляется. Бьянка: может, он нашел другую. Это выводит из себя, даже когда от человека ничего не нужно. Юдит: Бьянка, у него нет никого, я чувствую. Бьянка: ну так радуйтесь, что он оставил вас в покое! — В том-то и дело, что он меня не оставил в покое. Он меня захватил и блокирует. Я ощущаю его не просто поблизости, но уже внутри.

— Хм-м, — отреагировала Бьянка и постучала указательным пальцем по виску.

Не часто увидишь, чтобы Бьянка над чем-то глубоко раздумывала.

— А знаете что, госпожа начальница? Пойдемте-ка вместе покупать сапоги!