В ресторанном зале не подслушивают, о чем шепчутся за соседним столом. Нет, так не делают. Правда, в таких случаях по тону сразу понимаешь, о чем идет речь, хоть и знаешь, что как раз это тебя совершенно не касается. Он имеет право уверять в своей любви кого угодно и как угодно. Он имеет право совать свои руки (да, где мы живем, вообще!) куда угодно (разве что она не захочет – возможно, потому, что боится щекотки в коленках, но тогда ведь она сама отодвинется). Поэтому тебе совсем не должно бросаться в глаза, что он годится ей самое меньшее в отцы. И тебе совсем нельзя замечать, что он всякий раз, когда в ресторан входит новый посетитель, косится на дверь, как будто боится, что вошедшая женщина, годящаяся его спутнице в матери, направится прямиком к ним.

Но вот происходит, допустим, следующее: его мобильник заводит марш Радецкого. Он молниеносно отдергивает руку от ее ноги. Его голос становится громким и деловым. С короткими интервалами он сообщает: «На работе». «Чуть позже обязательно». «Пока не знаю». И: «Да, спасибо, я подогрею себе». А вот теперь, когда он будет пугливо озираться в поисках бреши (не просочилось ли?) – теперь-то можно себе позволить коротко взглянуть на него и на пару миллиметров приподнять правую бровь?