В этом, заключительном, разделе монографии изложенные выше идеи подаются в популярном жанре в форме интервью для СМИ. Они опубликованы по разным поводам, но связаны общим подходом и единой идеологией вывода экономики России из кризиса на траекторию опережающего развития на основе использования охарактеризованных в настоящей монографии закономерностей развития современной экономики и предложений по изменению макроэкономической политики, нейтрализации угроз экономической безопасности и мер по переходу к политике экономического роста.

 

«Ждать катастрофы не нужно, нужно работать»

[177]

(публикуется с сокращениями)

Только дешевые кредиты и реальный суверенитет валютно-финансовой системы России способны вывести нашу экономику на траекторию роста не менее 8 % в год, считает известный экономист Сергей Глазьев. В интервью «БИЗНЕС Online» (дано 9 декабря) Глазьев рассказал, почему системные либералы саботируют «майские указы» Владимира Путина.

– Сергей Юрьевич, сегодня всех волнует состояние нашей экономики. Недавно министр Алексей Улюкаев объяснил нам, что экономический спад в России составил 3,7 процента, а спад инвестиций – меньше, чем правительство ожидало. То есть ситуация сложная, но не критичная. Вы согласны с этой оценкой?

– Состояние экономики надо анализировать исходя из воспроизводственного процесса, что чуждо нашим монетаристам, они на экономику смотрят как на «черный ящик». А если посмотреть на воспроизводство, то мы увидим, что рукотворно созданный денежными властями кризис ударил, прежде всего, по машиностроительному ядру экономики, которое обеспечивает технологическое воспроизводство. Здесь падение исчисляется двузначными цифрами. В наукоемком секторе по многим отраслям спад производства – от 12 до 50 процентов. И надо понимать, что это уже третья волна разрушения высокотехнологичного ядра российской экономики, и последствия этой третьей волны разрушения могут быть катастрофическими в смысле окончательной утраты самостоятельного воспроизводства технологической базы. Она уже сейчас у нас на 60 процентов зависит от импорта. И если мы вследствие политики запредельно высоких процентных ставок, хаотических колебаний курса рубля, которые делают невозможными любые инвестиции, и сжатия бюджетной поддержки лишимся остатков научно-технического потенциала, то о каком-либо самостоятельном суверенном развитии нашей страны говорить не придется. Мы уже сейчас едва заметны в научно-технологическом пространстве, но пока еще имеем возможность восстановить научно-производственный потенциал в критически важных для воспроизводства экономики сферах, включая нефтегазовый сектор, сектор товаров народного потребления, агропромышленный комплекс. И тем самым сохранить возможности для самостоятельного развития.

К сожалению, наша технологическая деградация происходит на фоне колоссального технологического подъема как на Западе, так и на Востоке. Мир переходит семимильными шагами к новому технологическому укладу. Комплекс нано-, биоинженерных, информационно-коммуникационных технологий растет темпами 35 процентов в год. И хотя мы были лидерами еще 20 лет назад – мы первыми создали и светодиоды, и стволовые клетки, и нанофабрики, – сегодня мы отстали колоссально. Американцы уже производят 7 миллиардов светодиодов в год, а мы как были на уровне опытных разработок, нескольких тысяч опытных единиц, так и остались.

При такой макроэкономической политике наше технологическое отставание становится просто необратимым и катастрофическим. То, что творят наши Центробанк, минфин и минэкономики, идет вразрез с мировой практикой на современном этапе. Не знаю, какие у них в голове модели рыночного равновесия, но весь мир в течение последних 8 лет проводит денежно-промышленную политику, буквально накачивая экономику кредитными ресурсами в целях стимулирования инвестиционной и инновационной активности. Дело в том, что переход к новому технологическому укладу – это огромные инвестиционные риски. Частный бизнес самостоятельно этот переход осуществить не может. Если раньше государство помогало перейти в новый технологический уклад посредством гонки вооружений (милитаризации космоса в 70-е годы прошлого века или милитаризации Европы и Америки на предыдущем структурном переходе), то сейчас, ввиду перегруженности бюджетов задачами социально-экономического развития, и западные, и восточные страны пошли по пути управления кредитом как важнейшим инструментом структурной перестройки экономики.

Наши денежные власти как последовательные монетаристы под деньгами понимают золотые монеты и не имеют ни малейшего представления о роли кредита в экономике. В Европе, Америке, Японии, Китае, Корее и других успешных странах создание дешевых кредитных ресурсов и управление механизмами доведения этих ресурсов до инновационных секторов экономики в целях поддержки инвестиционной активности является главным направлением макроэкономической политики. Например, в США после начала финансового кризиса денежная масса выросла в три раза, в Японии – в два раза, в Англии – более чем в четыре раза, в Китае рост еще более стремительный. Это следствие того, что денежные власти передовых стран используют кредитование экономики, дешевое и разнообразное, как главный инструмент поддержки ее перехода к новому технологическому укладу и выводу на новую длинную волну роста. И как вы видите, эти страны растут, а мы падаем. Это происходит вследствие некомпетентности наших денежно-кредитных властей и безумного слепого выполнения ими рекомендаций МВФ, для которого вопросы экономического роста в России не имеют вообще никакого значения…

– Многие знакомы с тезисами вашего доклада «О неотложных мерах по укреплению экономической безопасности России и выводу российской экономики на траекторию опережающего развития». Вы предлагаете там механизмы целевого кредитования. Однако ваши оппоненты, даже не являющиеся неолиберальными фундаменталистами, говорят, что трудно будет проконтролировать денежные средства, идущие через такой механизм. Дескать, либо они просто осядут в банках для спекуляций, либо же предприниматели придумают какие-то проекты, чтобы получить эти средства, а потом окажется, что и проекты не те, и денег уже нет. Как все это проконтролировать?

– Вы знаете, меня очень забавляют наши либералы, находящиеся у власти, которые всех судят по себе. Если ты коррумпированный, если ты не можешь удержаться от воровства, почему ты думаешь, что все кругом такие же? Они всегда стремятся сесть на государственные институты власти, на госкорпорации, на министерства. И первое, что они делают, – убивают любое экономическое планирование, целеполагание и ответственность. Они полностью размыли систему государственной ответственности во власти. Если ты либерал настоящий, тогда иди в частный бизнес, занимайся им на свой страх и риск – у тебя есть сбережения, создай свою фирму и вырасти из нее успешную корпорацию. Нет же, надо войти в госструктуры, разваливать и использовать их в своих интересах и при этом еще учить жизни всех остальных.

Грош цена этим заявлениям. Они основаны, во-первых, на непонимании закономерностей современного экономического развития, а во-вторых, на чувстве безответственности и безнаказанности при управлении колоссальными ресурсами, которые доверены государством. Это также игнорирование указаний президента, который требует от исполнительной власти мер по выполнению майского указа 2012 года о долгосрочной государственной экономической политике. Для этого надо повысить инвестиции минимум в полтора раза, вывести экономику на рост не менее 8 процентов в год. Заметим, что других способов авансирования экономического подъема, кроме целенаправленной кредитной эмиссии не существует.

Если бы наши горе-либералы и монетаристы управляли Германией после войны, она бы до сих пор лежала в руинах, они бы ждали, пока люди из 60 марок накопят по 6 миллионов. Ясно, что этого бы никогда не произошло. В Германии, Франции, Италии можно проводить целенаправленную денежно-кредитную политику, в Японии это просто норма управления деньгами в рамках частно-государственного партнерства при низких процентных ставках и эмиссии долгосрочных кредитных ресурсов. В Америке как-то справляются с денежной базой, которая увеличилась в три раза. А нам как папуасам ничего нельзя доверить, нам предлагают жить в экономике без кредита! Так мыслят наши либералы, точнее псевдолибералы, потому что они сами ничего не умеют делать.

– Но они ведь вспоминают все эти истории с неэффективным использованием госсредств в госпрограммах и госкорпорациях.

– Но это вопрос к ним, куда они дели эти деньги? Они 20 лет сидят во власти и 20 лет рассуждают о коррупции, о правовом государстве, предпринимательском климате. Власть была у них полностью в течение 20 лет, за исключением периода правительства Примакова, которое смогло вытащить экономику из тяжелейшего кризиса за 9 месяцев, добиться подъема промышленности и снижения инфляции, реализуя примерно тот комплекс мер, который мы сегодня предлагаем применять.

Поэтому дело не в отсутствии механизмов и людей. Как защитить собственность от воровства, знает любой банкир. Что такое управлять целевым использованием денег при организации кредита, знает любой служащий любого коммерческого банка. Нужно просто желание это делать и механизм ответственности. В разных странах применяют разные механизмы ответственности. Возьмем, к примеру, манипуляции курсом рубля, которые на глазах у всей страны происходят: биржа в течение одного года стала крупнейшим центром генерирования прибыли в нашей экономической системе, доход там зашкаливает за 80 процентов годовых. Все биржевики и брокеры знают, что курсом рубля манипулируют. За эти вещи в США дали бы пожизненное и не одно, в Англии – штрафы в десятки миллиардов фунтов, в Китае – расстреляли бы. А у нас эти люди позволяют себе учить всех остальных жизни.

– Либералы и сами говорят о том, что нужны некие структурные реформы. То есть и так все построено по либеральным правилам, но им нужна еще большая либерализация? Не может ли получиться так, что вместо предлагаемой вами мобилизационной модели мы, наоборот, получим «перестройку-2» и новую волну либерализации?

– Я не люблю слова «мобилизационная модель», но также не люблю слово «либерализация». Так как под этим каждый подразумевает свое. Те, кто называет себя либералами, создали механизм чисто административного коррупционного управления экономикой, когда в каждом коммерческом банке сидит «комиссар» и в отсутствие четких нормативных документов принимает решение, какие пропустить операции, а какие не пропустить. В произвольном порядке принимаются решения, какие банки обанкротить, а кому дать кредит под полпроцента годовых, хотя это нигде нормативно не предусмотрено. То есть эти псевдолибералы устроили абсолютно субъективный режим управления экономикой – как хотят, так и управляют. Уже триллионы рублей из реального сектора уходят в спекулятивный, в отсутствие доступного кредита рушатся производственные корпорации, а какие-то банки получают десятки и сотни миллиардов рублей под полпроцента годовых. Это что, либеральное управление? Это субъективная вакханалия, хаос, в котором любители ловить рыбу в мутной воде хорошо себя чувствуют. Это абсурд, они не либералы.

То, что мы предлагаем… я бы не сказал, что это мобилизационная модель. Это модель, опирающаяся на понимание закономерностей современного экономического развития, механизмы жесткой ответственности за используемые ресурсы, контроль за целевым использованием кредитов. Механизм, сочетающий в себе стратегическое планирование и рыночную самоорганизацию. Частногосударственное партнерство, но не по принципу «свой-чужой», а по принципу – если готов работать на развитие экономики, получаешь кредитные ресурсы и стабильные макроэкономические условия…

 

Они просто выполняют рекомендации из Вашингтона

[178]

Накануне проведения Петербургского международного экономического форума Банк России порадовал деловое сообщество очередным снижением ключевой ставки на 1 %. Мы обратились к академику С.Глазьеву с просьбой прокомментировать это решение.

В. Что поменялось в российской экономике с принятием этого решения?

О. Ничего.

В. Почему же такой шум в прессе?

О. Потому что журналисты, комментирующие экономические темы, редко понимают, о чем говорят. Мало кто из них знает, что такое ключевая ставка…

В. Это ставка рефинансирования…

О. Рефинансирования чего? В этом главный вопрос. Данная ставка является ориентиром для ЦБ по предоставлению краткосрочных кредитов коммерческим банкам по операциям РЕПО. Это операции по покупке ценных бумаг, включенных в ломбардный список ЦБ, с обязательством обратного выкупа по той же цене + ключевая ставка. Эти кредиты выдаются в основном на неделю-несколько дней. Они нужны банкам для покрытия дефицита ликвидности – временной нехватки наличных денег для выполнения текущих обязательств. Эти кредиты не направляются в реальный сектор экономики, где длительность производственного цикла составляет от нескольких месяцев до нескольких лет. Экономике же нужны длинные доступные кредиты. А ЦБ дает короткие дорогие деньги как кредитор последней инстанции на покрытие краткосрочных дисбалансов спроса-предложения на финансовом рынке.

В. Тем не менее на ключевую ставку ориентируется вся кредитная система.

О. Потому что так устроен наш банковский сектор. Начнем с того, что он монополизирован – на долю трех контролируемых государством банков приходится 70 % всех его активов. При этом государство никак этими банками не управляет – только бесконечно спасает их от кризисов, накачивая бюджетными деньгами и избавляя их руководителей от ответственности за эффективность их работы. Им никто не дает никаких заданий, и высший менеджмент этих банков ведет себя так, как будто это их личные структуры. Они произвольно устанавливают ставки процента, и им нет дела до решения задач развития экономики. Да собственно и задач таких им никто не ставит. Они живут сами по себе, пользуясь неограниченным доступом к той же системе рефинансирования. Берут деньги у ЦБ по ключевой ставке, добавляют свою маржу и предлагают заемщикам. Поскольку они занимают монопольное положение, то на них в своей процентной политике ориентируются другие банки. Таким образом проявляется роль ключевой ставки. ЦБ печатает деньги и вбрасывает их в обращение по ключевой ставке. Тем самым он определяет минимальную цену предложения денег. Ведь они ему ничего не стоят. И он может их предлагать под любой процент. Когда нужно стимулировать рост деловой активности, денежные власти этот процент снижают. Бывали случаи, когда центральные банки некоторых стран предлагали кредиты по отрицательной ставке – то есть премировали коммерческие банки за готовность брать деньги и риски их предоставления в кредит предприятиям. Сейчас основные эмитенты мировых валют – ФРС США, Европейский ЦБ, Банк Англии предоставляют кредиты под отрицательную реальную ставку процента, которая считается как номинальная ставка минус инфляция. Тем самым они стимулируют экономический рост и снижают риски дефолта (банкротства) банков, испытывающих проблемы с возвратом кредитов от своих заемщиков. Когда же экономика перегрета – то есть работает на пределе своих возможностей и дальнейшее повышение деловой активности сопряжено с риском инфляции – денежные власти повышают ставку рефинансирования. Тем самым они повышают требования к эффективности использования кредитов.

В. А у нас экономика перегрета?

О. Перегрелись, мне кажется, денежные власти. Я вообще не понимаю логики их поведения. Год назад они начали последовательное повышение ключевой ставки в ситуации, когда уровень загрузки производственных мощностей в среднем составлял около 60 %, а в отраслях обрабатывающей промышленности – и того меньше. Мощности простаивали из-за того, что предприятиям не хватало оборотных средств, а кредиты на их пополнение можно было взять только по ставке, превышающей рентабельность выпуска продукции – то есть себе в убыток, да еще под завышенные залоговые требования. Повышение ключевой ставки лишь ухудшило и без того тяжелую ситуацию с финансовым положением производственного сектора и стало главной причиной экономического спада. И я, и многие другие ученые многократно предупреждали денежные власти, что следствием их политики повышения ключевой ставки будет падение производства и повышение инфляции, так как повышение издержек по привлекаемым кредитам предприятия будут закладывать в себестоимость продукции и повышать цены.

В. Это же очевидно. Почему же денежные власти вас не услышали?

О. Они об этом не говорят. Ответ на Ваш вопрос содержится в Заявлении МВФ в адрес наших денежных властей по результатам миссии этой организации в Москве. Действия ЦБ как по повышению ставки процента, так и по отпусканию курса рубля в свободное плавание полностью соответствовали рекомендациям МВФ. А их последствия – нашим прогнозам, к которым денежные власти не прислушались. Это действительно странно, если учесть, что повышение процентных ставок, ужесточение условий предоставления кредита и снижение денежного предложения всегда и везде вели к падению производства и инвестиций.

В. То есть переживаемая нами стагфляция – это результат решений денежных властей?

О. А Вы думали – антироссийских санкций? Если бы после их объявления ЦБ обеспечил расширение кредита производственной сфере, то мы бы имели рост производства импортозамещающей продукции после введения нами встречных санкций в отношении западного продовольствия. Но поскольку кредит на увеличение оборотных средств для расширения производства на свободных производственных мощностях отечественные товаропроизводители взять могли только под завышенный процент, то они вынуждены были пойти по пути повышения цен. У нас возникла уникальная в мировой практике ситуация – сочетание падения курса национальной валюты и объемов производства. Всегда и везде девальвация национальной валюты автоматически влечет рост отечественного производства, которое становится по цене более конкурентоспособным по сравнению с иностранным и, соответственно, вытесняет подорожавший импорт и наращивает подешевевший экспорт. Именно этот эффект имел в виду Президент, когда на съезде «Деловой России» говорил о дополнительных возможностях, возникших у отечественного бизнеса в связи с падением курса рубля. Но мало кто сумел этими возможностями воспользоваться, так как в условиях низкой рентабельности отбить резко повысившиеся процентные ставки по кредитам можно только соответствующим повышением цен, а значит, – в ущерб спросу. Из-за безумного взвинчивания ключевой ставки и ухудшения условий кредитования производственных предприятий, они вместо расширения производства и импортозамещения, к чему их призывало правительство, вынуждены были пойти по пути банального повышения цен и сократили производство одновременно с падением спроса.

В. Таким образом, денежные власти делали прямо противоположное тому, о чем говорили руководители государства? Вместо стимулирования импортозамещения сделали его невозможным и стимулировали инфляцию?

О. Получается, так.

В. А как же с таргетированием инфляции?

О. Так же. Заявив о переходе к политике таргетирования инфляции и поставив ориентир ее снижения на 5 %, в реальности они получили, как мы и предупреждали, ее повышение на такую же величину. И небольшое снижение ключевой ставки ничего не меняет. Средняя рентабельность обрабатывающей промышленности втрое ниже ее нового уровня. Поэтому последнее решение ЦБ для нашей экономки – все равно, что мертвому припарки. Деньги в реальный сектор по-прежнему идти не будут, а рефинансирование коммерческих банков по этой ставке будет использоваться в основном в спекулятивных целях. Денежные власти загнали экономику в стагфляционную ловушку и продолжают ее в ней удерживать.

В. Они что, идиоты? Или вредители?

О. Нет, они просто выполняют рекомендации Вашингтонских финансовых организаций. То, что они называют политикой таргетирования инфляции, таковым на самом деле не является. Под политикой таргетирования инфляции они понимают сведение всех инструментов денежной политики к манипулированию ключевой ставкой в условиях полностью открытой для трансграничного движения капитала финансовой системы и свободного плавания обменного курса национальной валюты. Если бы слово «таргетирование» применялось в соответствии со своим смыслом – «целеполагание», то в соответствии с общепринятым в управлении системным подходом, денежные власти должны были бы контролировать все значимые для формирования инфляции макроэкономические параметры, используя их для снижения инфляции, – обменный курс, регулируемые тарифы и ту же процентную ставку. Причем – не повышать ее, а снижать. Они же делали все наоборот и, естественно, получили прямо противоположный запланированному результат – не снижение инфляции вдвое, как объявляли, а ее повышение вдвое, как мы предупреждали.

В. Как они это объясняют?

О. Никак. Если не считать, конечно, ориентированные на внушение мантры о том, что «все сделали абсолютно правильно» и том, что «переход к таргетированию инфляции предполагает отказ от таргетирования обменного курса рубля». Но это не более чем заклинания.

В. То есть под ними нет никакого научного обоснования?

О. Есть проведенное на статистике 80-летней давности сравнение денежных политик европейских стран. Тремя исследователями была сформулирована так называемая «трилемма» о том, что при условии открытого счета капитала невозможно одновременно фиксировать обменный курс рубля и проводить самостоятельную монетарную политику. Это эмпирическое наблюдение не претендует на истину в последней инстанции, которую из него сделал МВФ.

В. Зачем?

О. Как Вы думаете, каковы цели деятельности МВФ?

В. Наверное, обеспечение макроэкономической стабильности…

О. На самом деле главной целью деятельности этой расположенной в Вашингтоне организации является как раз обеспечение свободного трансграничного перемещения капитала, которое постулируется в указанной трилемме как данность. Но если уже тогда денежным властям не удавалось при открытом счете капитала одновременно проводить самостоятельную денежную политику и контролировать обменный курс национальной валюты, то о чем можно говорить сейчас, когда эмиссия мировых валют увеличивается в геометрической прогрессии? Малейшие колебания потоков обращающегося на мировом рынке спекулятивного капитала могут опрокинуть валютно-финансовую систему достаточно крупной страны. Можно доказать, что в современных условиях открытость счета капитала делает невозможным ни контроль над курсом национальной валюты, ни проведение самостоятельной монетарной политики. Национальный валютно-финансовый рынок оказывается в полной зависимости от иностранных спекулянтов и проведение самостоятельной денежной политики оказывается невозможным.

В. К России это тоже относится?

О. На Россию приходится всего один процент глобальной денежной массы, ее финансовый рынок является относительно небольшим. Поэтому он весьма уязвим для атак крупных международных спекулянтов. Они, собственно, и манипулируют им – доля иностранных спекулянтов на российском финансовом рынке весь постсоветский период колеблется от 60 до 90 %. Именно они – главные бенефициары «свободного» плавания обменного курса рубля. Доходность спекулятивных операций на российском валютном рынке после того, как ЦБ в прошлом году отпустил курс рубля в свободное плавание, составляла 30–50 % годовых, а для имеющих доступ к инсайдерской информации зашкаливала за сотни. Неудивительно, что все свободные деньги устремились в валютные спекуляции, что, наряду с атакой иностранных «инвесторов», повлекло обрушение курса рубля.

В. Получается, для них сработали наши денежные власти?

О. В то время как рентабельность обрабатывающей промышленности упала до 3–5 %, а инвестиции рухнули на 10 %, спекулянты заработали на дестабилизации курса рубля многие миллиарды без всякого риска, да еще за счет привлекаемых кредитов Банка России, которые коммерческие банки тут же направляли на валютный рынок. Для них повышение ключевой ставки никакого охлаждающего эффекта произвести не могло, поскольку рентабельность спекулятивных операций была еще выше. Зато для реального сектора экономики повышение ключевой ставки обернулось резким удорожанием кредита, остановкой инвестиций и сокращением производства.

В. Кто же заработал больше всех на отпускании рубля в свободное плавание?

О. Спросите у руководства Московской биржи.

В. У Кудрина?

О. Хотя он, насколько я знаю, является председателем Совета директоров биржи, думаю, что менеджеры этой организации его не спрашивали, а действовали в интересах своих партнеров из крупных зарубежных банков. Ведь многие из них – бывшие сотрудники «Дойче Банка», «Морган Стенли» и других крупнейших мировых спекулянтов.

В. Но ведь это манипулирование рынком?

О. Да, в США или ЕС действия этих менеджеров, повлекшие обвал курса рубля, а затем его обратную частичную возгонку, стали бы предметом самых жестких разбирательств и закончились бы многомиллиардными штрафами и уголовными наказаниями. У нас же они – высокие профессионалы.

В. Иными словами, наши денежные власти работают на иностранных спекулянтов? А как же западные санкции?

О. Не только иностранных. У нас тоже, как грибы после дождя, выросли доходы спекулянтов после отпускания курса рубля в «свободное» плавание. У них большие связи и авторитетное руководство, имеющее доступ к конфиденциальной информации регулятора. Создав «валютные качели», последний открыл для них настоящую золотую жилу… Кстати, западные санкции касаются только кредитов свыше месяца. Они не распространяются на краткосрочные кредиты, на которых висят спекулянты. Ведь им кредиты нужны буквально на день, а часто – на час. Так что вся западная финансовая система по-прежнему подключена к нашему финансовому рынку, на котором до сих пор господствуют иностранные спекулянты – на их долю в критические моменты приходится до 90 % операций. Несмотря на санкции, американские финансовые фонды не уходят с нашего рынка, продолжая качать через него миллиарды долларов со сверхвысокой прибылью на «свободном» плавании рубля.

В. Кто за все это платит?

О. Источником дохода спекулянтов является дестабилизация валютно-финансового рынка. Когда курс рубля падает, то спекулянты присваивают часть обесценивающихся сбережений предприятий и граждан в национальной валюте, когда растет – в иностранной валюте. Это простое перераспределение от тех, кто заработал и сохранил деньги, к спекулянтам. Кроме того, дестабилизируя рынок, последние срывают инвестиционные и бизнес планы добросовестных участников хозяйственной деятельности, которые теряют ориентиры и не могут продолжать ее планирование. Инвестиции падают, сокращается производство, останавливается развитие экономики. Поэтому во всех странах денежные власти ведут со спекулянтами бескомпромиссную борьбу.

В. А у нас считается, что они выполняют полезную работу…

О. Они могут быть полезны, если речь идет о небольших колебаниях рынка вокруг точки равновесия. Но если им позволить манипулировать рынком, то они его переводят в турбулентный режим с непредсказуемыми колебаниями курса валюты, ценных бумаг и галопирующей инфляцией, что делает невозможным развитие экономики. Именно это и происходит на нашем рынке, который может легко дестабилизировать любой крупный иностранный игрок – тот же Морган Стенли или Дойче банк. Возможности каждого из них превышают емкость всего нашего финансового рынка.

В. Следовательно, мы должны защищать наш финансовый рынок от таких акул империализма?

О. Не просто защищать, а целенаправленно регулировать. Мы должны приветствовать прямые иностранные инвестиции, особенно с передачей нам современных технологий, но защищать наш рынок от спекулятивных атак. Все успешно развивающиеся страны применяют такие фильтры, используя для этого прямые и косвенные методы – от инструментов банковского контроля до налогообложения спекулятивных операций. И нам без этого, если мы хотим сами управлять своим развитием, не обойтись.

В. Что еще нужно сделать?

О. Учеными РАН давно предлагается комплекс мер по проведению целенаправленной макроэкономической политики стимулирования роста инвестиций и производства. Он предполагает установление контроля за целевым использованием кредита. Тогда он может быть резко увеличен при условии использования предоставляемых кредитных ресурсов на цели модернизации и роста производства. Тогда вместо сегодняшней стагфляции – сочетания стагнации и инфляции, мы получим устойчивый рост объемов и снижение издержек производства отечественных товаров, сопровождающийся дефляцией.

В. Так просто?

О. Совсем не просто. Запуск предлагаемых механизмов финансирования роста инвестиций и производства предполагает переход к качественно более сложной системе управления развитием экономики, включающей стратегическое и индикативное планирование, жесткую систему ответственности руководителей за эффективное использование предоставляемых кредитных ресурсов в тех же госбанках, которые вместе с ЦБ должны работать как система институтов развития. И частный бизнес, чтобы получить доступ к длинным дешевым кредитным ресурсам должен брать на себя ответственность за достижение целей развития производства, под которые эти ресурсы предоставляются государством.

В. А это не возврат к плановому хозяйству?

О. Тогда и в Японии, и в США, и в Индии, и в Бразилии, и в Корее, и во множестве других рыночных экономик (не говоря уже о Китае) – плановое хозяйство. Да и в Западной Европе вплоть до введения евро было тоже плановое хозяйство – деньги печатались национальными банками под спрос со стороны производственных предприятий, подтвержденный их бизнес-планами, контроль за выполнением которых вели коммерческие банки. Они брали на себя риски кредитования своих клиентов и рефинансировались национальными банками под их векселя. Именно этот механизм денежной эмиссии под обязательства производственных предприятий, а не пресловутый план Маршалла, обеспечил восстановление экономик Германии и Франции после войны. Но для того, чтобы он эффективно работал, национальные банки этих стран вели мониторинг платежеспособности всех предприятий, векселя которых принимали в обеспечение рефинансирования коммерческих банков. А последние контролировали эффективность использования предоставляемых ими кредитов, включая их целевое назначение. Национальные правительства отвечали за развитие экономики, определяя приоритеты, формируя индикативные планы, реализуя целевые программы. Именно так создавалась европейская авиационная промышленность, атомная энергетика, транспортная инфраструктура. Только очень наивные и далекие от реальной экономики люди могут верить в автоматизм и оптимальность свободного рынка. Он существует только в учебниках для студентов младших курсов.

В. По-видимому, для наших денежных властей надо организовать курс лекций для старшекурсников…

О. Пока они будут учиться у МВФ, вряд ли смогут перейти на старший курс. Для Вашингтонского консенсуса характерен рыночный фундаментализм, который много лет отрабатывался в качестве условия предоставления кредитов слаборазвитым африканским странам. Им давали деньги под условие ничего не делать, кроме защиты прав собственности иностранного капитала и обеспечения ему свободы входа, выхода и обращения на национальном рынке. И вместо них планированием их экономического развития занимались иностранные корпорации, выстраивая структуру их экономик под свои нужды и извлекая сверхприбыли на эксплуатации природных ресурсов и дешевого труда. А денежные власти регулировали ключевую ставку, наивно полагая, что тем самым они на что-то влияют.

В. Так все же Банк России правильно сделал, что понизил ключевую ставку?

О. Не в этом дело. Ключевая ставка – это ориентир для краткосрочного кредита на пополнение ликвидности. Наряду с этим механизмом текущей балансировки финансового рынка должна действовать система целевого кредитования развития и расширения производственных предприятий с дифференцированными ставками и условиями предоставления кредитных ресурсов в зависимости от особенностей видов деятельности. Скажем, кредиты предприятиям ВПК под оборонный заказ должны рефинансироваться под нулевую ставку, так как они полностью обеспечены бюджетом. Кредиты строительным организациям под ипотеку – рефинансироваться под ставку 1 %, так как они обеспечены сбережениями и доходами граждан. Ставки по кредитам агропромышленным предприятиям и предприятиям обрабатывающей промышленности не должны превышать среднюю рентабельность выпускаемой продукции, так как в противном случае они либо не вернутся, либо повлекут повышение цен. И так далее, но во всех случаях коммерческие банки должны контролировать своих заемщиков относительно целевого использования предоставляемых по таким схемам рефинансирования кредитов. А спекулянты пусть берут кредиты по ключевой ставке – рентабельность их операций с учетом рисков это позволяет делать. В такой системе ключевая ставка будет определять не нижнюю, а верхнюю величину процента за кредит.

В. Что мешает запустить этот механизм финансирования экономического роста?

О. Прежде всего, наивная вера денежных властей в рекомендации МВФ. Она порождена не только недостатком знаний и компетенций, но и нежеланием брать на себя ответственность, в том числе за целевое использование эмитируемых денег. Главным уязвимым местом предлагаемого механизма целевого многоканального финансирования является коррупция. Если ее не искоренить, то целевые кредиты материализуются не в росте производства, а в валютных спекуляциях и вывозе капитала. Именно это, кстати, сейчас и происходит с основным потоком кредитов, выделяемых ЦБ по существующей схеме рефинансирования коммерческих банков по ключевой ставке. Так что все не так просто. Но другого варианта финансового обеспечения экономического роста у нас просто сегодня нет. Ждать, пока деньги накопит население не приходится, так как оно сегодня задолжало банкам больше, чем может расплатиться. Западные банки кредитов больше не дают из-за санкций. Конечно, можно отдать развитие нашей экономики восточным банкам – например, китайским. Но тогда они и будут планировать за нас развитие нашей экономики, пока ЦБ будет играться с ключевой ставкой, наивно полагая, что он таргетирует инфляцию.

 

«Главная проблема – отсутствие кредитов»

[179]

– Здравствуйте, уважаемые зрители канала «Нейромир-ТВ»! Сегодня программу «Политэкономика для всех» мы проводим не в нашей студии, а в одной из московских школ. Наш сегодняшний гость – академик РАН, советник Президента РФ по вопросам региональной экономической интеграции Сергей Юрьевич Глазьев. Хочу спросить, Сергей Юрьевич, что привело Вас в школу?

– Министр образования Москвы Исаак Иосифович Калина пригласил меня встретиться с директорским корпусом. Это, мне кажется, очень важная работа, которую ведет Министерство образования, давая возможность руководителям школ общаться с учеными, писателями, другими авторитетами в тех или иных областях общественной мысли, поскольку в центре нашего будущего стоит учитель. В зависимости от того, чему учителя научат детей, Россия либо пойдет вперед, либо будет топтаться на месте, либо деградирует. Вопрос о будущем нашей страны решается в школах.

– Вы считаете общение с педагогами настолько важным, что тратите на это свой выходной день?

– Думаю, что это самое важное сегодня. Работу с преподавательским корпусом я приравниваю к созданию стратегических вооруженных сил, поскольку война, которая сегодня идет – прежде всего война смыслов, информационная война, война знаний.

– Но не слишком ли много времени потеряно? Ведь сколько лет этому не уделяли внимания, сможем ли наверстать?

– Лучше поздно, чем никогда. Очень важно, что каждую неделю здесь проходят эти форумы, собираются руководители школ.

– А другие чиновники приходят на них?

– Наверное. Это надо спросить у министра образования Москвы.

– Хорошо, но наша программа не об этом, хотя, в общем-то, это достаточно интересный момент и для меня несколько неожиданный. Все-таки наша программа «Политэкономика для всех» о политике и экономике. Сергей Юрьевич, мы снимаем Вас довольно давно. В прошлом году на Президиуме Академии наук вы докладывали некоторые пункты, которые затем вошли в вашу программу о технологических укладах, о необходимости смены курса и так далее, а потом были ваши выступления в Совете безопасности, в Общественной палате и опять же на научном совете Академии наук, обсуждение доклада состоялось на секции Московского экономического форума, то есть в принципе академик Глазьев постоянно рассматривал эту тему. И вот буквально на днях становится известно, что президент, правительство начинают воплощать в жизнь некоторые положения этой программы – Ваши предложения по деофшоризации, изменению там некоторых фондов и так далее. Как Вы считаете, Вас услышали, или же президент услышал, дал команду правительству, и правительство решило: ну, хорошо, сделаем по Глазьеву вот это и вот это, а вот это мы делать не будем и скажем, что ничего не получилось, что у Глазьева была плохая программа? Вы не находите, что может быть такой вариант?

– Вы знаете, с одной стороны, я по должности обязан давать советы, но, с другой стороны, никто не обязан их выполнять. Если правительство что-то делает, значит, президент это позволяет. Правительство работает в тех рамках и в тех направлениях, которые задает президент, решает те задачи, которые он ставит. О деофшоризации президент говорил давно, и если рассматривать эту проблему в целом…

– Но практические шаги…

– Три года назад в президентском послании уже была сформулирована задача деофшоризации, был разработан ее план. Эта линия последовательно проводится главой государства – сначала предлагалось провести деофшоризацию в добровольном порядке, помните, Путин объяснял бизнесу, мол, замучаетесь по судам пыль глотать?

– Ну да.

– Вот наступило это время – санкции. Уже многие…

– Да, под арестом много имущества.

– Многие уже поняли, что такое западные суды – могут отобрать имущество в любой момент, и потом будешь до конца жизни доказывать, что ты его легально заработал. Сегодня сама жизнь доказывает бессмысленность попыток спрятаться от нашего государства в другом государстве, в другой юрисдикции; подтверждается правота Путина, который еще лет семь назад произнес упомянутую знаменитую фразу. Три года назад в президентском послании деофшоризация была объявлена приоритетным направлением работы, был принят пакет поправок в налоговое законодательство, который, с точки зрения налоговых потерь, решает эту проблему. Уводить деньги без уплаты налогов, как раньше, сейчас стало гораздо сложнее. Традиционное направление для стран западного мира, которые, собственно говоря, и создали офшорную систему, сводится к тому, что можно позволять деньгам уходить, если уплачены налоги. Мы эту тему, можно сказать, уже отработали, но в силу многих причин масштаб проблемы офшоризации у нас гораздо больше, чем в любой другой стране… Деофшоризация – одно из направлений в той системе мер, которые необходимы для вывода страны из кризиса на траекторию экономического роста, и это направление важно по причине своей масштабности. Дело в том, что если в Америке, предположим, или в Европе в офшоры утекает два-три, ну, может быть, пять процентов денег, то у нас ежегодно порядка 70–80 миллиардов долларов, общий кругооборот капитала через офшор – 50 миллиардов долларов ежегодно. Если посмотреть структуру инвестиций, которые мы получаем из-за границы, на 85 процентов это офшорные деньги, которые возвращаются в Россию.

– Вот Вы говорите: 50–70 млрд. долларов, но, если сравнивать с нашим ВВП, это не такие уж и большие цифры.

– Если сравнивать с инвестициями, это большие цифры. Получается, что во многих отраслях экономики большая часть негосударственных инвестиций – это офшорные деньги. Наши бизнесмены «уводят» деньги туда, скрывают их от налогов, и мы теряем примерно трлн. рублей дохода бюджета из-за этой офшорной системы. Потом деньги возвращаются к нам уже под видом иностранных инвестиций, подпадают под льготный режим, а это еще потери. Кроме того, по ним приходится платить проценты. Уже давно поток денег за рубеж в виде оплаты процентов и погашения кредитов, которые мы получаем обратно из офшоров, намного превышает то, что получает наша финансовая система. То есть для финансовой экономической системы в целом это колоссальная проблема, которая оборачивается потерей в неэквивалентном внешнеэкономическом обмене огромных средств – примерно по 100 млрд. долларов ежегодно, так называемый финансовый трансфер, который мы, как донор, отдаем западному финансовому миру.

– Достаточно провести деофшоризацию, и все станет хорошо?

– Главная проблема, которая мешает экономике развиваться, – отсутствие кредитов. Фактически наши денежные власти завели страну куда-то в XVI век, когда в экономике не было кредитов, и все работали только на свои деньги. Имея финансовую систему образца XVI века, невозможно развиваться в современных условиях.

– Учетная ставка у нас действительно запредельная.

– Нашу финансовую систему еще можно сравнить с какой-нибудь африканской колонией Британии. Британцы придумали так называемое валютное правление, когда деньги разрешается печатать только под покупку фунтов, ну, а сейчас еще и под покупку доллара и евро. В течение практически двух десятилетий мы работали как американо-европейская колония. Чему удивляться: если у нас денежная база на 80 процентов сформирована под иностранные кредиты и инвестиции, то экономика идет туда, откуда приходят деньги.

– Если мы проведем деофшоризацию, как это изменит привязку рубля к доллару?

– Важнейший момент запуска программы экономического роста – переход к денежно-про мышленной политике, то есть организация кредита в интересах роста производства, его модернизации, обновления. Это то, что делают американцы, европейцы, японцы, китайцы, другие прагматичные народы.

– Новая индустриализация?

– Внедрение новых технологий, переход на новые технологии, на новый технологический уклад. Требуется увеличить объем кредита в два-три раза. Сделать это можно только путем сочетания мер гибкого денежного предложения и жесткого контроля за целевым использованием денег. Мы должны предотвратить переток этих денег на валютный рынок, в финансовую пирамиду и следить за тем, чтобы деньги, которые создаются в целях роста производства, шли именно в производственный сектор, на финансирование инвестиций, расширение оборотного капитала, импортозамещение, внедрение новых технологий и так далее. Ничего технически сложного здесь нет, но поскольку речь идет о кредитной политике, во всем мире деньги эмитируются под обязательства. В Америке доллары эмитируются под государственные казначейские обязательства, в Японии йены – под институты развития, в Западной Европе после войны деньги эмитировались под обязательства предприятий. За эмиссией денег всегда должны стоять обязательства, их нельзя просто так печатать и разбрасывать. Значит, чтобы взять кредит, предприятие должно предоставить залог. Это может быть имущество или облигации, если нечего закладывать, но только на облигациях построить денежно-кредитную политику нельзя, нужна все-таки широкая залоговая база. А у нас половина прав собственности утекла в офшоры, сегодня доля нерезидентов в структуре собственности отечественных отраслей промышленности колеблется от 30 до 80 процентов, в среднем – 53–54 процента. То есть залоговая база ушла вслед за кредитами.

– Капиталами.

– И капиталами. Наши бизнесмены и права собственности переместили в офшоры, поскольку, взяв деньги за границей, где кредиты дешевле, они обязаны предоставить залог. Поэтому для расширения объема кредитов очень важно расширение залоговой базы…

…Я бы еще в другом понятийном ключе охарактеризовал то, что мы предлагаем. Сегодня нужна многоканальная кредитная система, которая будет ориентирована на решение задач финансирования роста производства, модернизацию, внедрение новых технологий и повышение инвестиционной активности. Здесь нет ничего принципиально нового с точки зрения теории и практики управления экономическим развитием в мире. Практически все примеры экономического чуда – это гибкая, многоканальная система управления движением денег, исходя из перспективных направлений роста, приоритетов, задач, которые необходимо решать для успешного экономического развития. И во всех странах, совершивших экономическое чудо, мы видим эти элементы – дешевый кредит, ориентированный на производство, на развитие. Каналов здесь может быть много, скажем, в Европе после войны были тысячи таких каналов, ЦБ вел учет векселей предприятий.

Четыре-пять тысяч предприятий, чья платежеспособность оценивалась Центральным банком Германии или Франции, которые принимали их векселя в качестве обеспечения денежной эмиссии. Для этого они отслеживали фактически каждое предприятие и, хотя здесь работали в основном коммерческие банки, получавшие кредиты от ЦБ, это была единая многоканальная система.

– Сергей Юрьевич, по-моему, это фантастика. Простите, что перебиваю, но чтобы наш Центробанк отслеживал пять тысяч предприятий и их финансовые и промышленные показатели!? Мне, честно говоря, в это не верится.

– Для начала замечу, что наш ЦБ самый большой банк в мире по количеству людей, которые там работают. Чем-то же им надо заниматься. Это первое.

Второе – мы перешли на использование иностранных рейтинговых агентств. Возникает вопрос: неужели иностранные рейтинговые агентства умнее 80 тыс. человек, работающих в Центральном банке? Почему наш ЦБ руководствуется рейтингами платежеспособности, кредитными рейтингами предприятий, которые выставляют иностранные рейтинговые агентства? Это же позор.

– Я отвечу. Потому что они привязаны к доллару, а те агентства долларовые.

– Нет, дело не в этом. А дело в том, что так удобно уходить от ответственности. Мы позволили оценивать риски в нашей экономике ангажированным американским агентствам, которые не шибко-то разбираются в наших предприятиях, зато четко выполняют политический заказ – мы это видели в 2008 году, да и сейчас видим, что самая дефолтная страна – Соединенные Штаты Америки – постоянно получает самые высокие рейтинги и их предприятия тоже.

– Ну, своя рука – владыка.

– А Россия, которая имеет валютных резервов в два раза больше, чем объем денег в экономике, все время болтается где-то между плохим и не очень плохим рейтингом. Не боги горшки обжигают. Если наши денежные власти не хотят оценивать риски в экономике и это сделают американцы, что сейчас и происходит, то кто от этого выигрывает? Мы проигрываем, потому что это означает, что риски в нашей экономике систематически завышаются, что влечет высокие проценты…

– Хорошо, Центробанк у нас не работает, надо его заставить работать…

– Я хочу сказать, что система мер, предлагаемая нами, действительно не может работать без сочетания гибкого кредитного предложения денег, контроля за целевым использованием этих денег и понимания целей и задач, стоящих перед производственным сектором в смысле наращивания производства, повышения инвестиций, модернизации и освоения новых технологий. Чтобы спланировать все это как единую систему, нужен орган, который будет заниматься увязкой этих вопросов. Нужно определять приоритеты долгосрочного экономического развития, опираясь на оценку нашей конкурентоспособности и долгосрочные научно-технологические прогнозы.

Кроме этого необходимо выстраивать общий баланс, понимая, сколько нужно денег для тех или иных направлений экономического роста, какой горизонт возврата этих денег, какова длительность научно-производственных циклов. Но в отличие от директивного советского планирования, когда чиновники определяли, сколько нужно произвести галош, валенок, тракторов и космических кораблей, здесь государство играет роль, во-первых, консультанта, помогая бизнесу сориентироваться, где приоритетное направление развития, где самые большие перспективы, и во-вторых, модератора. Государство как модератор собирает бизнес и ученых вместе, и они совместно вырабатывают целевые ориентиры. Так работала в Японии система, которая создала экономическое чудо. Сейчас примерно такая же система целеполагания работает в Китае, где государство выступает не как командир, указывающий, что надо делать, а как координатор, модератор постоянно ведущегося диалога между бизнесом, наукой и собственно обществом в лице государства. Стратегические планы ложатся на язык цифр, целевых ориентиров, показателей через индикативное планирование. Бизнес принимает решение о расширении производства в каких-то направлениях, строительстве новых заводов, освоении новых технологий, а государство берет на себя обязательство обеспечить бизнесу доступные дешевые кредиты, стабильные макроэкономические условия, научно-техническую информацию, финансирование научных разработок с высоким риском. Каждый занимается своим делом.

Такая система координации и является сутью того процесса планирования экономического развития, который в той или иной форме действует практически во всех успешно развивающихся странах, но полностью отсутствует у нас. Это как раз тот механизм, который получил название «частногосударственное партнерство». Оно заключается не в том, чтобы брать мзду за предоставление бизнесу каких-то привилегий или его шантажировать, а в том, чтобы помогать ему осваивать новую технологическую траекторию, давать для этого необходимые ресурсные возможности и спрашивать с него результат. Хотя здесь дело вроде бы добровольное, но механизм ответственности должен работать как часы. Если деньги использованы не по назначению, значит, последуют штрафы или наказания вплоть до уголовной ответственности. Если не получен тот эффект, на который рассчитывал бизнес, значит он тоже должен взять на себя часть рисков, а если государство не выделило кредит, то оно должно компенсировать бизнесу потери. А как сейчас происходит – государственные банки начинают кредитовать какие-то предприятия, а потом прекращают кредитовать, и что предприятию делать? Вчера был кредит, а сегодня – нет. То, что сегодня происходит, прежде всего в госсекторе, это саморазрушение в сфере экономики.

– Сергей Юрьевич, Вы замечательно все объяснили, я даже понял, как это работает и зачем это нужно. Согласен с Вами на 100 процентов. Но, на мой взгляд, в Ваших рассуждениях есть одно слабое звено. Я знаком лично со многими ветеранами Госплана, некоторым сейчас по 70–80 лет… Но тех, кто помнит, что такое планирование, индикативное планирование, профильные показатели, как планировать развитие экономики, осталось пять, ну, может, десять человек. Где вы сейчас возьмете кадры? На бирже труда?

– Во-первых, как я уже говорил, не боги горшки обжигают. То, о чем мы говорим, это практическая работа, требующая не только очень высокой квалификации, но, самое главное, ответственного подхода к делу. Начнем с того, что значительную часть работы бизнес должен делать сам – оценивать свой потенциал, конкурентоспособность, свои возможности. От бизнеса мы ждем активного участия в процессах стратегического планирования. Ученые решают свои задачи. Первая – это долгосрочное прогнозирование, у нас с этим все нормально. В Академии наук работает Координационный совет по прогнозированию, есть даже Институт народнохозяйственного прогнозирования – один из лучших в мире подобных центров. Мы ведем мониторинг научно-технических достижений во всем мире, строим долгосрочные прогнозы, а также оцениваем то, что делается в этих направлениях в других странах. То есть мы видим картину и видим перспективу развития мировой экономики на 2030 лет вперед. Тем более что сейчас новый технологический уклад уже практически сформирован. Мы можем достаточно точно прогнозировать технологические траектории, которые будут развиваться и тянуть экономику вперед.

– Кто это будет делать?

– Мы сегодня это уже делаем: издаются монографии, проводятся расчеты. Вторая задача ученых – балансировка…

– Это Российская академия наук делает?

– Российская академия наук делает научно-технологические прогнозы. Этим занимаются не только экономисты, а практически все институты в своих сферах деятельности. Задача экономистов заключается в том, чтобы все это обобщить в виде приоритетных направлений, просчитать, сколько нужно ресурсов для того, чтобы необходимый инициирующий импульс был дан с помощью государства, и оценить балансы. Балансовый подход является базовым при любом планировании. Люди, имеющие необходимую для этого квалификацию, сегодня работают и в Институте экономики, и в Институте народнохозяйственного прогнозирования, и в Институте проблем рынка, и в других. Кроме того, существует целая сеть негосударственных научных центров. Если такая задача будет стоять, я Вас уверяю, найдется не только много людей, умудренных опытом, понимающих, как работала старая система, но и представители молодого поколения, которые хорошо знают международную практику, погружены в эту сферу, ежедневно этим занимаются…

– О роли науки.

– К сожалению, этот вид деятельности очень зависит от экономических интересов; часто экономическую науку используют как прислугу, которая должна оправдать действия властей или действия бизнеса, придать некое наукообразие, авторитет. Сегодня у нас появилось очень много псевдонаучных организаций и псевдонаучных форумов, где люди прославляют то, что есть, получая за это небольшие деньги, хвалят проводимую в стране политику, оправдывают те или иные действия – и корпоративные, и действия государственных органов власти, например, ЦБ, который проводит, как я считаю, разрушительную для страны политику. Но огромный хор подпевал кричит, что все это хорошо и правильно, хотя с точки зрения науки такая политика архаична, она не выдерживает никакой критики, основана на неверных представлениях о реальности. Однако экономическая наука используется как служанка для того, чтобы оправдывать, превозносить и фактически таким образом помогать не истину устанавливать, а наоборот, проводить разрушительную политику. Поэтому если мы не отделим, как говорится, мух от котлет и не дадим возможность настоящим ученым профессионально заниматься своей работой в интересах науки, общества и развития нашей страны, то будем обречены на то, что светлые головы будут востребованы только в научных библиотеках, а в управлении страной останутся те, кто поет дифирамбы и оправдывает любые действия власти и бизнеса, придавая им респектабельность.

– НДПИ.

– Через НДПИ и экспортные пошлины примерно три четверти природной ренты забирается в доход государства. Другое дело, как она используется. Здесь наше предложение о резком увеличении расходов на образование и вообще на человека, на развитие и не было реализовано. Вместо того, чтобы направить средства на развитие, их направили на наращивание резервов, которые и без того были избыточны. Я считаю, что это большая ошибка. Когда Примаков создавал свою программу, и мы, ученые Российской академии наук, в этом активно участвовали, ставка делалась на бюджет развития. Предполагалось, что сверхдоходы от нефти и газа пойдут в бюджет развития и будут использованы на модернизацию, на стимулирование инновационной активности в соответствии с тем стратегическим планом, который мы готовили. Но, к сожалению, под давлением Валютного фонда и в соответствии с его рекомендациями эти деньги не были использованы для развития и фактически пропали втуне, будучи инвестированы не в наши предприятия, а в американские бумаги, в доллары.

– Но здесь мы вернулись к тому, с чего начинали наш разговор: президент услышал советника Глазьева, хоть он и говорил достаточно неприятные для многих вещи, резкие, критиковал…

– Уверен, что мы обязательно перейдем к системной политике экономического роста. Элементы этой политики действительно внедряются сейчас, но важно, чтобы заработала вся система. Мы видим, что промышленная политика не может работать без денежной политики. Когда лебедь, рак и щука тянут воз в разные стороны, ничего не получается, нужна система мер, и она сегодня глубоко осознается и научным сообществом, и деловыми кругами. Скажем, Столыпинский клуб недавно обнародовал программу от имени бизнеса, которая по многим позициям совпадает с рекомендациями ученых нашего академического научного совета. Уже сложилось сообщество профессионалов, не конъюнктурных экономистов, которые все время хвалят то, что происходит, а ученых, рассматривающих экономику как объективный предмет исследования, деловых людей, желающих строить и развивать долгосрочный бизнес здесь, в нашей стране, представителей профсоюзов, инженерно-технического корпуса. Буквально накануне нашей встречи состоялся Третий инженерный форум, на котором эта программа была полностью поддержана и дополнена. То есть общество сегодня консолидируется, осознавая систему мер, необходимых, чтобы в России не просто произошел поворот в сторону экономического развития, а чтобы мы могли совершить экономическое чудо. Мы обречены его совершить, потому что иначе безнадежно отстанем. В условиях нарастания военно-политической напряженности в мире, в условиях ведущейся против нас агрессии со стороны Америки нам для того чтобы выстоять надо быть лучше чем они, эффективнее. Поэтому нужно быть впереди в освоении нового технологического уклада, а для этого надо наращивать инвестиции в два, в три раза, заниматься планированием, опираясь на механизмы рыночной самоорганизации, создавать новую хозяйственную модель, где государство помогает бизнесу осваивать самые передовые технологии, бизнес ответственно относится к своему делу, а наука занимается тем, чем и должна заниматься – говорит правду…

 

«Предложения программы устойчивого роста ударяют по интересам банкиров и офшорной олигархии»

[180]

Советник президента РФ, академик Сергей Глазьев продолжает представлять на экспертных площадках тезисы программы выхода на траекторию устойчивого роста экономики. Доклад, презентованный Совбезу РФ 15 сентября, сторонники ученого называют прорывным, а либеральные оппоненты – «экзотическим» (по сравнению с урезанием «социалки» и повышением пенсионного возраста, пожалуй, это так). Среди предложенных мер – избирательное ограничение движения капитала, увеличение денежного предложения, введение стратегического планирования на рыночных «началах», отказ от рекомендаций «извне» и ряд других инициатив, успех которых экспериментально был проверен историей страны. О причинах подобострастного следования наших денежных властей заветам Международного валютного фонда, «тормозах» экономического развития и необходимости активизации сил в борьбе против «самоустранения» государства экономист Сергей Глазьев 5 ноября 2015 года рассказал в эксклюзивном интервью федеральному порталу «Накануне».

Вопрос: Сергей Юрьевич, в первую очередь не могу не спросить о текущем положении дел. Минфин вновь предрекает девальвацию рубля к концу года. Это явление уже становится «традиционным» для российской экономики. Ведомство объясняет эту тенденцию, в том числе, сезонностью, которая из года в год одинаковая, и согласно которой, к концу года всегда стоит ждать ослабления…

Сергей Глазьев: Как раз к концу года обычно происходит ревальвация нашей национальной валюты. Рубль усиливается, так как предприятия-экспортеры продают валютную выручку для уплаты налогов. Я замечу, что любое колебание – плохо. Курс должен быть стабильным. Неслучайно в Конституции зафиксирована норма о том, что ЦБ отвечает за устойчивость рубля. Движение рубля вверх так же плохо, как его движение вниз. При падении рубля спекулянты наживаются на обесценении доходов граждан. Девальвация ведет к снижению покупательной способности, зарплат, пенсий. Когда рубль идет вверх, падает товароспособность наших производителей. Такая раскачка способна угробить любую экономику. Если стояла задача нанести максимальный вред экономике, то приходится констатировать, что она успешно реализована вследствие решения о переходе к плавающему курсу рубля.

Вопрос: Такой подход – мерить «сезонами» – больше напоминает колхозный рынок. Приходится констатировать, что на соседних прилавках год выдался более урожайным на «валюты». Чем же занимаются наши денежные власти?

Сергей Глазьев: Они выполняют рекомендации МВФ, не вникая в реально существующие механизмы, используют модели, которые не отражают реальности, но позволяют придать наукообразие ориентирам, которые они получают из Вашингтона.

Если говорить о целях «Вашингтонского консенсуса», под которым понимается та политика, к которой склоняются наши денежные власти, то это обслуживание интересов иностранного финансового капитала, в том числе спекулятивного. Требование о запрете введения валютных ограничений закреплено в уставе МВФ и является для российских денежных властей «священной коровой». Но для российской экономики свобода движения капитала автоматически выгод не приносит. Обещанного притока иностранных инвестиций не происходит.

Наоборот, мы сейчас являемся донорами мировой финансовой системы, и отдаем туда гораздо больше, чем получаем. Догма о недопустимости введения валютных ограничений обходится нам в 100–120, а иногда 150 млрд. долларов [в год]. 95 % операций, совершаемых на бирже, – спекулятивные. Хаос на финансовом рынке стал следствием открытости нашей финансовой системы, которая сегодня управляется извне.

Такая политика приносит немалые выгоды спекулятивному капиталу, который извлекает сверхприбыль на дестабилизации экономики. Доходность операций на Московской бирже составляет порядка 80 %. Так, за последний год производство упало на 5 %, а объем оборота на Московской бирже вырос в два раза. Во всех странах мира денежные власти озабочены, прежде всего, борьбой со спекулятивными перегибами.

Вопрос: Насколько известно, правила «Вашингтонского консенсуса» применяются, прежде всего, в слабых экономиках стран третьего мира. Неужели мы осознаем себя «слабыми», если так прилежно ориентируемся на этот «свод правил»?

Сергей Глазьев: Да, они возникли в 1980-е гг., когда западные страны встали перед фактом разворовывания кредитов, которые давались слаборазвитым странам – прежде всего, в Африке. Для того, чтобы ограничить свободу использования денег такими правителями, был разработан простой свод правил, смысл которых сводится к тому, чтобы не дать государствам-заемщикам возможность проводить самостоятельную макроэкономическую политику и при этом обеспечить максимально благоприятные условия для международного капитала.

Исходя их этих догм выстроена модель, предписывающая государству ограничительную денежную политику (то есть возможность эмитировать деньги только под покупку иностранной валюты) и разрешающая тотальную приватизацию в ситуации полной открытости в интересах иностранного капитала, у которого больше возможностей. Эта политика была распространена на постсоветское пространство. В качестве механизма принуждения была использована задолженность СССР порядка 120 млрд. долларов. Поскольку Россия не могла выплачивать долги, валютный фонд начал диктовать условия о реструктуризации этих долгов в обмен на проведение политики «Вашингтонского консенсуса».

В результате мы получили полное подчинение развития нашей экономики внешним интересам. Именно поэтому она стала сырьевой, поскольку деньги разрешалось эмитировать только под покупку долларов и евро. Доля сырьевых отраслей росла при разрушении машиностроительного комплекса и деградации производства.

Вопрос: Но если говорить о тех долгах, то 90-е для нас давно позади, и самое время выстраивать независимую экономическую политику? Ваш доклад для комиссии Совбеза называют революционным, скандальным и даже экзотическим. Вокруг плана много дискуссий и споров. Однако, если я правильно понимаю, в нем не так много экзотики. Некоторые положения Вы выдвигали и ранее. Почему именно сейчас это вызывает столь большой резонанс?

Сергей Глазьев: Сам доклад исходит из научных знаний о том, как устроено воспроизводство современной экономики. Эти закономерности изучены наукой и позволяют выработать рекомендации, необходимые для вывода нашей экономики на траекторию устойчивого роста. Среди них есть ряд положений, которые затрагивают интересы весьма влиятельных коммерческих структур. Для того, чтобы дать экономике дешевые «длинные» деньги, необходимо обеспечить контроль за их целевым использованием. Этого очень не хотят государственные банки. Сегодня они играют доминирующую роль в финансовой системе РФ – 70 % активов. Их управленцы считают, что они вправе распоряжаться этими деньгами так, как им заблагорассудится – манипулировать процентной ставкой, выкручивать руки предприятиям-заемщикам, получать сверхприбыли на ростовщических ставках и отчитываться перед государством только финансовыми показателями. Они не хотят, чтобы государство контролировало движение денег в собственных банках. Это первая влиятельная сила, которая заинтересована в проводимой политике и отстаивает status quo. Вторая сила – офшорная олигархия, которая привыкла скрывать доходы от налогообложения, уходить от российского законодательства в англо-саксонскую юрисдикцию. Для них реализация системы мер по противодействию утечки капитала неприемлема, поскольку затрагивает их образ жизни.

Вопрос: К теме деофшоризации… Объявленная главой государства амнистия капиталов должна завершиться к концу 2015 года. Сейчас принято решение о ее продлении. Что это – показатель неэффективности такой меры? Как Вы оцениваете итоги этой «антиофшорной» кампании?

Сергей Глазьев: Я плохо понимаю те надежды, которые связаны с этой мерой. Она предполагалась как дополнение к пакету законодательных инициатив по деофшоризации и исходила из принципа «не только кнут, но и пряник». Но дело в том, что офшорные олигархи легко возвращают свои деньги под видом иностранных инвестиций. Режим правовой защиты иностранных инвестиций намного привлекательнее, чем просто амнистия. Им выгоднее вести обмен капиталами, чем прийти и «легализоваться». Думаю, мы вряд ли получим итог по оттоку капитала менее 100 млрд. долларов [из России за 2015 год].

Вопрос: Ваши либеральные оппоненты критикуют предложение «напечатать деньги», мол, это приведет к еще большей инфляции, которую так фанатично пытается побороть Центробанк. Так все-таки, какой эффект принесет рост денежного предложения?

Сергей Глазьев: Все предложения, изложенные в докладе, просчитаны и опираются на четкое понимание взаимоотношений между денежным обращением и производственной сферой. Они нелинейные, имеют разную природу. Еще Кейнс обращал внимание: если факторы производства используются не в полной мере, то следует увеличивать количество денег, чтобы обеспечить их загрузку и выйти на оптимальный уровень. В обратном случае – при «эксплуатации» всех факторов производства – дальнейшее увеличение денежной эмиссии приведет к инфляции.

Сам Центробанк исходит из модели оценки разрыва выпуска – величины, которая показывает разницу производства экономики по отношению к оптимальному уровню. Регулятор признает кейнсианский подход, но разрыв выпуска оценивает неадекватно: использует устаревшую модель с кривой Филлипса, где пытается уровень производства мерить через уровень безработицы (там 5 % – это нормальный показатель).

Эти модели неадекватны реальности, не учитывают скрытую безработицу, которая сегодня составляет около 20 %. То есть мы можем поднять выпуск промышленности на 20 %, не прибегая к увеличению занятости. Во-вторых, 40 % производственных мощностей сегодня простаивает – этот фактор тоже не учитывается. Их загрузка требует увеличения объема выдачи кредитов.

При увеличении объема денег на эти цели вы получаете выпуск промышленной продукции, повышение эффективности, снижение издержек за счет роста масштабов производства. Инфляция в этом случае, наоборот, снижается. Этот эффект мы многократно проверяли на нашей экономике. Такие же итоги демонстрировала китайская, европейская экономики в период роста. Нормальная монетизация, увеличение денежного предложения до нужного уровня вопреки тому, что говорят монетаристы, ведет к снижению инфляции.

К сожалению, они не понимают таких элементарных вещей. Денежные власти, по-видимому, как последовательные монетаристы верят в то, что деньги – это буквально золотые монеты. Поэтому они распространяют на них законы спроса и предложения товара. Это большая примитивизация.

Вопрос: А почему экономический блок правительства так страшится запуска печатного станка под конкретные адресные цели? Или все же речь идет о доступном кредитовании?

Сергей Глазьев: Я не предлагаю запускать печатный станок, а рекомендую перейти к денежно-промышленной политике по образцу европейского, американского, японского или китайского опыта. Такая политика предполагает управление движением денег. Если мы обеспечиваем их целевое использование, мы можем контролировать скорость их обращения и можем посчитать инфляционный или дефляционный эффект.

Не надо забывать, что можно иметь инфляцию и при снижении денежной массы. У монополистов появляются дополнительные преимущества – они могут взвинчивать цены и легко брать кредиты под любые процентные ставки. Мы имели такой пример сжатия денежной массы при росте инфляции в 1990-е гг. То же самое происходит сегодня. Денежные власти стараются эти закономерности не замечать, потому что обслуживают силы, которые устраивает нынешнее положение дел.

Вопрос: Важнейшим фактором устойчивого роста является необходимое участие государства в регулировании рынка. Еще в стратегии опережающего развития России Вы предлагали сформировать механизм стратегического планирования. Как Вы считаете, почему за это время предложение так и не было услышано? И отличается ли тот механизм, который Вы предлагали ранее, от того, что описан в новом докладе?

Сергей Глазьев: Изменилось понимание того, как может использоваться политика для целей развития экономики в связи с западным опытом. Западные страны перешли к активному использованию денег в качестве инструмента промышленной политики. Раньше переход на новый технологический уклад шел через усиление роли государства путем увеличения госрасходов, через гонку вооружений и финансировался за счет дефицита бюджета. Сегодня западные страны пошли по другому пути – они наращивают денежную эмиссию. При этом бюджет остается сбалансированным. Это более эффективный способ стимулирования структурных изменений, поскольку не создает дополнительную нагрузку на текущие расходы государства.

Вопрос: А какую альтернативу нам дает финансово-экономический блок – повышение пенсионного возраста, урезание социальных расходов, постоянные качели на валютном рынке, падение ВВП… Разве это не показатель банкротства такой модели и необходимости принимать новые нестандартные решения?

Сергей Глазьев: Финансово-экономический блок пытается переложить тяжесть кризиса на население. Его чиновники спокойно смотрят на взвинчивание цен монополистами, на сверхприбыли банков. Создав искусственно кризис, загнав экономику в стагфляционную ловушку, денежные власти не желают признавать своих ошибок, пытаются списать все проблемы на внешние факторы, а в действительности политика «ничего не делать» в макроэкономике оборачивается несбалансированностью бюджета, сокращением расходов, падением реальных доходов населения, ВВП, уровня жизни и углублением кризиса.

Вопрос: В своей стратегии опережающего развития Вы предлагали изъять у нефтяных компаний, предприятий других отраслей добывающей промышленности неэксплуатируемые свыше трех лет скважины и другие месторождения природных ресурсов с целью их последующей передачи в эксплуатацию заинтересованным арендаторам. То же в программе касается и сельхозугодий. Эта техника «Робин Гуда» все еще актуальна?

Сергей Глазьев: Я бы не сказал, что это метод «Робин Гуда». Это принцип эффективного хозяйствования. Если мы хотим увеличить производство, то нужно вовлекать в экономический оборот простаивающие ресурсы. Кроме того, это метод демонополизации экономики.

Крупные игроки могут закрыть половину своих заводов и иметь меньше издержек, при этом получать сверхприбыль за счет лишь увеличения цен. К сожалению, именно это часто у нас и происходит, так как монополисты имеют очень серьезное влияние на проводимую политику во всех сферах.

Вопрос: Владимир Путин в ходе встречи с инвесторами на полях Гран-при в Сочи заявил, что власти России намерены и дальше придерживаться либерального курса в сфере валютного регулирования. Отменяет ли это инициативу частично ограничить движение капитала?

Сергей Глазьев: Либеральный курс вовсе не означает отказа от избирательных валютных ограничений. Существует множество примеров в других странах, которые доказывают необходимость введения специальных мер по предотвращению атак спекулянтов. Валютно-финансовый рынок существует не для них, а для того, чтобы страны могли обмениваться своими материальными ценностями. При переходе такого рынка под контроль спекулянтов мы имеем дестабилизацию, которую ощущает реальный сектор.

Все страны мира занимаются валютным контролем. Франция ввела налог Тобина, США ввели ограничения на иностранные инвестиции в сферах, затрагивающих их стратегические интересы. В Японии, Китае весь рынок под контролем государства, и спекулянтов жестко наказывают. Наконец, в Лондоне финансистов, замеченных в манипуляциях, «клеймят» колоссальными штрафами и изгнанием с рынка. Введение этих норм не противоречит ни либеральной идеологии, ни либертарианству, которое предполагает самоустранение государства от ответственности за экономику. Даже в традиционно либеральной Англии с либертарианством покончили еще 100 лет назад, как с тупиковым и вредным направлением для общества, которое ведет к хаосу.

Вопрос: 29 октября прошли первые «Примаковские чтения» в память о выдающемся политике. В этот день Вы также презентовали свой доклад перед учеными РАН. В этом есть что-то символическое?

Сергей Глазьев: Программа деятельности правительства Евгения Примакова, к которой я тоже имел определенное отношение, является примером успешной реализации того подхода, который заложен в моем докладе. В короткий период правительству и Центробанку удалось одновременно обеспечить наращивание производства промышленности на 20 % и снижение инфляции в четыре раза. Сделано это было вопреки рекомендациям МВФ через стабилизацию курса валюты. Была жестко зафиксирована валютная позиция коммерческих банков. Фактически Виктор Геращенко ввел валютный контроль. На этом фоне Центробанк увеличил кредитование, не стал повышать процентные ставки. Рост производства повлек снижение цен и стабилизацию макроэкономической ситуации в стране. Предлагаемый в докладе подход экспериментально проверен и успешно зарекомендовал себя в период правительства Примакова.

Власть относилась с большим уважением к Евгению Максимовичу, но к его рекомендациям, к сожалению, не прислушивалась. Позиция апологетов нынешней политики простая: они не вступают ни в какую полемику, ведут себя как сектанты, верят в свои догмы и не считают нужным их менять.

Вопрос: Допустим, та система мер, которую Вы предлагаете, согласована с высшим руководством. Кто должен, а главное, может реализовать все те разумные предложения в довольно сжатые сроки? Стоит ли говорить о смене в кадровом составе? О «штрафных» мерах за невыполнение?

Сергей Глазьев: Поскольку мы живем в правовом государстве с рыночной экономикой, то система взаимоотношений между бизнесом и государством должна строиться на договорной основе. Индикативные планы, которые заложены в основу предлагаемой денежно-промышленной политики, должны оформляться через контракты. В них бизнес берет на себя обязательства наращивать производство и повышать его эффективность, а государство обеспечивает макроэкономическую стабильность и доступ к кредитным ресурсам.

Чтобы этот механизм заработал, нужна система организации такого планирования, где государство выступает в роли координатора и обеспечивает коммуникацию между бизнесом и наукой, а также потребителями. Такого рода структуру – можно назвать ее Комитет по стратегическому планированию – нужно создавать на коллегиальной основе и делегировать ей формализацию этих соглашений с соответствующим механизмом ответственности.

Я в свое время предложил закон об ответственности за уровень жизни в стране, где предполагался механизм политической ответственности правительства за выполнение целевых показателей, установленных законодателями. К сожалению, он не был поддержан думским большинством.

Вопрос: И позвольте небольшое, как говорят, лирическое отступление в завершение нашей беседы… 4 ноября страна праздновала День народного единства. Вместе с тем большая часть населения привыкла считать праздничной дату 7 ноября. В этой связи звучат мнения о необходимости введения «осенних каникул исторического примирения». Как Вы оцениваете такие предложения?

Сергей Глазьев: Это, конечно, хорошая идея, но рабочих дней уже «меньше половины» в году: мы можем остаться без своего производства. Единство народа обеспечивается не праздниками, а гармоничной политикой – когда государство создает такую систему регулирования деятельности, в которой работа бизнеса на получение прибыли автоматически влечет повышение уровня жизни граждан.

 

«Есть пророки в своем Отечестве»

[181]

По многочисленным просьбам наших читателей мы встретились с академиком РАН С.Ю. Глазьевым. Он широко известен не только как мирового уровня учёный-экономист, автор теории глобальных технологических укладов, но и как разработчик прорывной антикризисной программы, гарантирующей выход отечественной экономики на траекторию быстрого и устойчивого роста. Именно эта программа стала поводом для беспрецедентной за последние 60 лет кампании по диффамации её автора, развязанной теми силами российского общества, которые позиционируют себя в качестве неутомимых и непримиримых борцов за свободу мысли и слова.

В. …Как и к Вашим предупреждениям о приближении глобального финансового кризиса, к которому Вы предлагали подготовиться еще в 2003 году, обезопасив российскую экономику от его влияния. Помнится, Ваши оппоненты смеялись над прогнозами о надвигающемся кризисе американской финансовой системы, а Кудрин даже ухитрился за месяц до краха финансовой пирамиды ипотечных бумаг вложить в нее сотню миллиардов долларов государственных резервов. Почему они не учатся даже на собственных ошибках и до сих пор игнорируют Ваши предостережения? Вот и сейчас, Вы предупреждали их о последствиях перехода к таргетированию инфляции?

О. Конечно, вполне официально. Как представитель Президента в Национальном финансовом совете, сразу же, как начался об этом разговор в 2012 году, в своем Особом мнении о проекте Основных направлений денежно-кредитной политики я предупреждал, к чему это приведет. И затем неоднократно повторял, приводя логические доводы, расчеты и ссылаясь на научные знания об экономической динамике…

В. Вместо того, чтобы к Вам прислушаться, Вас обзывали ретроградом, маргиналом, радикалом, пугали обывателей возвратом к советскому прошлому, а Президенту доказывали, что реализация Ваших предложений приведет к катастрофе. Хотя, по-моему, именно проводимая Вашими оппонентами экономическая политика уже как минимум трижды – в 1994, 1998 и в 2008 привела страну к экономической катастрофе. И сейчас грозит ее очередным повторением. Как Вы это можете объяснить?

О. Любая экономическая политика есть ни что иное как результирующая суммы экономических интересов. О заинтересованности спекулянтов в свободном плавании курса рубля мы уже говорили. Например, некоторые американские консультанты российского правительства на спекуляциях с ваучерами и акциями приватизировавшихся предприятий получали тысячи процентов прибыли, не говоря уж о присвоенных активах и украденных технологиях. На финансовой пирамиде ГКО наряду с западными спекулянтами наживались сами сооружавшие ее чиновники, пока не довели страну до банкротства…

В. Помнится, Вы проводили расследование причин того дефолта…

О. Специально созданная комиссия Совета Федерации. Я лишь обеспечивал ее деятельность аналитической работой. Она выявила признаки преступления в действиях ряда должностных лиц, организовавших саму пирамиду ГКО, принимавших решения о дефолте и согласовывавших его с американскими партнерами. В частности, удалось установить, что клиенты Банка Нью-Йорка получили предложения об обмене принадлежавших им ГКО на номинированные в долларах обязательства российского правительства за месяц до дефолта и за день до утверждения этой схемы правительством.

В. Ведь это сговор или измена!

О. Члены комиссии тоже так решили и поэтому обратились в Генпрокуратуру…

В. Да, я помню. Совет Федерации также своим постановлением рекомендовал не допускать ответственных за эту аферу чиновников – Чубайса, Златкис, Дубинина и др. – до должностей, связанных с распоряжением государственным имуществом и деньгами…

О. Но они по-прежнему распоряжаются и тем, и другим…

В. Да, и снова Чубайс стал героем Счетной палаты, поймавшей его на растрате сотен миллионов долларов Роснано. Напрашивается вывод о том, что наши ультралибералы, по сути, оправдывают политику разграбления страны в интересах западного капитала. Поэтому наиболее выдающимся из них – Чубайсу, Кудрину, а теперь еще Набиуллиной – английский журнал Euromoney присваивает звание лучших? Хотя этот потешный журнал может иметь и коммерческий интерес – Вы как-то рассказывали, что в период Вашего руководства Комитетом по экономической политике Государственной Думы его главный редактор приходил к Вам с предложением проведения заказных мероприятий…

О. Результаты проводимой ими политики действительно являются лучшими с точки зрения перекачивания денег из России за рубеж и нанесения ущерба собственной стране. Последний превышает потери СССР в результате Великой Отечественной войны. Довести до банкротства самое богатое государство мира, ничего не заработать на распродаже самого большого в истории человечества массива госсобственности, так же как и обрушить вдвое самую обеспеченную в мире валюту – это абсолютные рекорды экономического безумия.

В. Но эта безумная политика последовательно поддерживается МВФ и лучшими умами западной экономической мысли…

О. МВФ – да, лучшими умами – нет. Почитайте книгу «Реформы глазами российских и американских ученых», в которой опубликованы статьи российских академиков и американских нобелевских лауреатов. Они были солидарны в критике навязанной МВФ шоковой терапии и в эволюционном подходе к рыночным преобразованиям.

В. Я помню эту историю, когда с подачи Чубайса бывший тогда замминистра финансов США Саммерс с участием Госдепа запугивал американских участников этого проекта, сорвав планировавшуюся в Москве совместную конференцию.

О. Он же курировал зарубежную финансовую политику США и МВФ, навязывавших России самоубийственную политику Вашингтонского консенсуса. Тем же занимаются западные псевдоученые, приглашаемые на всякого рода либертарианские шоу, проводимые в целях «запудривания» умов российских руководителей. Помню, как Д.Сакс обрабатывал Ельцина, доказывая ему правильность шоковой терапии и ущербность российской экономической науки. Сегодня то же самое делают западные пророки либертарианской религии на форумах с участием высшего руководства страны, получая за свои проповеди немалые гонорары за счет российского государства.

В. Поясните, что значит либертарианская религия и чем она отличается от либеральной идеологии?

О. Либертарианство – это маргинальное направление, которое зародилось в Великобритании, но было отвергнуто английской либеральной идеологией более столетия назад как радикальное и вредное. Оно провозглашало полный отказ от государственного регулирования и безграничную свободу частного предпринимательства. В отличие от либеральной идеологии, которая исходит из принципа баланса свободы и ответственности. Либеральная экономическая мысль всегда признавала значение государственных институтов регулирования экономики для обеспечения экономической свободы, в отличие от освящавшего частный произвол либертарианства. Английскому истэблишменту хватило ума отказаться от этой философии хаоса и войны всех против всех у себя в стране, но ее сочли весьма пригодной для экспорта. Внедряя ее за рубежом, англичане блокировали самостоятельное развитие зависимых от них стран, подчиняя их экономику интересам своих корпораций, пользовавшихся государственной поддержкой. То же самое сегодня делает МВФ, внедряя зависимым странам рецепты Вашингтонского консенсуса в интересах западного капитала.

В. Как это происходит на практике?

О. Странам, нуждающимся во внешнем финансировании, в качестве условия доступа к западному рынку капитала навязывается тотальная либерализация экономики, включающая полное открытие своего рынка, отказ государства от собственности, регулирования цен и движения капитала. Одновременно предписывается ограничительная денежная политика, запрещающая денежную эмиссию, иначе чем как в целях приобретения долларов, евро и фунтов. Тем самым обеспечивается господство западного капитала в соответствующей национальной экономике. Она подчиняется интересам иностранных, главным образом американо-европейских инвесторов. Одновременно выращивается компрадорский бизнес-слой и обслуживающая их интересы интеллектуальная прослойка. Последняя проповедует либертарианскую идеологию, которая не имеет ничего общего с настоящей наукой.

В. Но это не мешает апологетам проводимой политики выступать от имени экономической науки. Они создали даже свои научные школы и выдвинули своих пророков, которые навязывают свое мнение через популярные издания и форумы.

О. Поэтому они пытаются дискредитировать академическую науку. На самом деле, последняя оказалась на высоте, последовательно критикуя проводимую либертарианскую политику. Так же как и настоящие западные ученые, дистанцирующиеся от Вашингтонского консенсуса. Среди его российских проповедников Вы не найдете ни одного настоящего ученого, имеющего за плечами хоть какие-то научные достижения.

В. А как же Сонин, Мау, Кузьминов, Гурвич, Кудрин, не говоря уже о рядящихся под специалистов Набиуллину, Улюкаева или Юдаеву?

О. Я не хочу и не имею права выставлять оценки своим коллегам. Вы можете сами прочитать их диссертации и составить свое мнение. Но могу сказать, что методологический инструментарий, используемый под их руководством, не только не отражает реальность, но и давно отвергнут экономической наукой вследствие своей примитивности и неадекватности закономерностям развития экономики…

В. Включая монетаризм и теорию рыночного равновесия?

О. Как можно всерьез относиться к теории, не замечающей главный фактор развития экономики – НТП, так же как и его основные механизмы, связанные с институтом долгосрочного кредита? Она была в пух и прах раскритикована в выступлениях руководителей американской экономической ассоциации полвека назад.

В. Но это же мэйнстрим западной экономической мысли?!

О. Скорее пропаганды. Так же как и политическая экономия социализма, восхвалявшая советское устройство экономики как самое прогрессивное в мире, популярный сегодня мэйнстрим оправдывает проводимую политику как единственно правильную…

В. Кстати, перечисленные мною апологеты проводимой политики случайно не имеют диплома отличников по марксистской политэкономии?

О. Проверьте. Я не удивлюсь. Догматику, в отличие от настоящего ученого, ментально легко сменить один символ веры на другой. Это скорее вопрос его совести, чем ума. Я, например, никогда не был ни марксистом, ни коммунистом, ни либертарианцем. Я являюсь профессиональным ученым, который не верит в догмы и доверяет только научно доказанным и экспериментально проверенным закономерностям.

В. А как же Вас обвиняют в желании вернуть нас в советскую эпоху?

О. Это проплаченные агитаторы за сохранение сложившегося положения дел, а не ученые. Любой ученый скажет Вам, что возвращение в Советский Союз невозможно, как бы этого кому не хотелось. Есть, правда, пример китайского социализма, европейской социал-демократии, японского или корейского корпоративизма, а также американского империализма. Но я не призываю копировать их опыт. Хотя предлагаемая мною программа исходит из анализа опыта успешного экономического развития различных стран мира, включая западные, восточные и нашу собственную. Она базируется на применении закономерностей развития современной экономики на основе активизации наших конкурентных преимуществ и понимании механизма взаимодействия денежного обращения с реальным сектором экономики.

В. Почему Вы так уверены в том, что ее реализация обеспечит вывод нашей экономики на траекторию устойчивого и быстрого экономического роста с темпом не менее 5 % в год?

О. Это вопрос счета. Мои предложения основаны на расчетах и исследованиях ведущих экономических институтов Российской Академии наук. В том числе связанных с анализом проводимой экономической политики и научной экспертизой проектов официальных документов.

В. Почему они игнорируются?

О. Я уже говорил про то, что экономическая политика является результирующей экономических интересов.

В. Чьи интересы мешают? Офшорной олигархии, частного капитала?

О. Да, офшорная олигархия как черт от ладана шарахается от любого валютного контроля. Но здоровая часть частного бизнеса поддерживает мои предложения. Для развития любой производственной деятельности нужны стабильность и доступный кредит. Как ни странно, главное сопротивление изменению экономической политики оказывает руководство государственных банков и привилегированных корпораций. Дело в том, что предлагаемая мною программа в качестве краеугольного камня предусматривает жесткий контроль за целевым использованием государственных денег. Это пугает тех, кто сегодня ими управляет. Они привыкли относиться к ним как к своим собственным и не приемлют контроля со стороны государства.

В. Но ведь именно на них Вы делаете ставку в своей программе?!

О. Программа ориентирована на государственные институты, а не на личности, которые их сегодня возглавляют. Необходимым условием ее реализации является внедрение жестких механизмов ответственности за использование создаваемых государством денег.

В. В каком смысле создаваемых?

О. В прямом. Или Вы, как и монетаристы, думаете, что деньги – это золотые монеты, имеющие божественное происхождение? Современные деньги эмитируются под долговые обязательства. Государственные, как в США, где ФРС эмитирует доллары под приобретение казначейских обязательств, и в Еврозоне, где ЕЦБ эмитирует евро под государственные обязательства государств-членов. Или частных корпораций, как это делали центральные банки Германии и Франции после войны. Или под государственно-частные планы и институты развития, как это делается в настоящее время в Китае и, частично, в Японии, Индии и Бразилии. Или под обязательства иностранных государств, как это до недавнего времени делалось у нас и в колониально зависимых странах. Если мы перейдем, подобно всем суверенным странам, к эмиссии денег под обязательства своих предприятий, институтов развития и государства, то крайне важно обеспечить контроль за их целевым использованием. Если создаваемые государством деньги под обязательства расширения и модернизации производства или под государственные нужды будут разворовываться или перекачиваться на спекуляции, то не избежать инфляции.

В. А сейчас ЦБ эмитирует деньги подо что?

О. В основном под обязательства коммерческих банков по ключевой ставке, а также под обязательства отдельных структур в рамках антикризисных мер по ставке полпроцента.

В. Счастливые отдельные структуры. Кто они?

О. Те самые, которых все устраивает. Они и так получают кредиты от ЦБ, вкладывают деньги в лучшем случае в облигации федерального займа, в худшем – в валютные спекуляции. И в 2008, и в 2014 годах прослеживалась четкая закономерность – предоставление кредитов Банка России коммерческим банкам сопровождалось соответствующим ростом их валютных активов. В такой кредитной эмиссии, действительно, смысла нет. Это самоубийственная денежная политика – когда эмитируемые Банком России рубли используются выгодоприобретателями против своей же денежной системы в целях получения сверхприбыли на ее дестабилизации путем манипуляций с обменным курсом рубля. Беда в том, что другая эмиссия – под обязательства целевого использования кредитов на нужды расширения и модернизации производства – им не нужна.

В. Получается, что главные противники Ваших предложений – это руководители крупных, прежде всего, государственных банков, которые и так пользуются кредитной эмиссией, но при этом никак не отвечают перед государством за целевое использование этих денег. Им не нужно ни стратегическое, ни индикативное планирование, ни государственные программы. Они получают от государства дешевые деньги, раздают их по своему усмотрению втридорога, в случае невозврата государство спишет долги и проведет докапитализацию. А я долго не мог понять, почему на руководящих постах ведущих государственных структур находятся либералы.

О. Я бы не называл их либералами. Они лишь прикрывают либеральной трескотней свои коммерческие интересы, наслаждаясь безответственностью. Если бы они были настоящими либералами, то шли бы подальше от презираемого ими государства и создавали свой частный бизнес на свой страх и риск. Так нет же, им надо обязательно захватить управление государственной собственностью и сделать ее источником собственной власти и благополучия.

В. И потом оставить от этой государственной собственности обглоданные кости, присвоив себе доходы от ее эксплуатации и административную ренту. Поэтому они сопротивляются Вашим предложениям о введении стратегического и индикативного планирования?

О. Конечно. Ведь предлагаемые мною меры по созданию многоканальной системы дешевого долгосрочного кредита подразумевают планирование использования этих денег в целях расширения и модернизации производства, а значит и ответственность за их целевое и эффективное использование. Потребуется налаживать настоящее частногосударственное партнерство, отчитываться за реализацию совместно спланированных проектов. А сейчас – полная свобода распоряжения государственными деньгами, показатели эффективности подменяются финансовой отчетностью, которая у монополистов всегда будет сводиться с прибылью – в условиях своего господствующего положения в финансовой системе они всегда найдут способ переложить любые издержки на заемщиков, у которых нет выбора и которым приходится платить ростовщические проценты госбанкам. Сегодня государство вверяет им огромные финансовые ресурсы, а они произвольно ими распоряжаются, самостоятельно определяя процент и направления кредитования. В том числе инвестируют в лизинг иностранных самолетов и другой техники в ущерб отечественным товаропроизводителям и в разрез с интересами развития национальной экономики. Ведь они относятся к государственным деньгам как к средству реализации своих частных интересов. Поэтому они не приемлют государственного контроля за их использованием. Хуже того, чем дороже деньги, тем больше их могущество.

В. Но ведь заемщики могут разориться и у них будут убытки…

О. Государство в любом случае компенсирует. А разорение заемщика для госбанкиров – манна небесная. Ведь можно приватизировать их активы.

В. Как это?

О. Поясню на примере. Когда-то я был депутатом от Подольского избирательного округа. Собственники одного из тамошних успешных предприятий решили его модернизировать и взяли у Сбербанка кредит, чтобы купить новое оборудование. Внедрили передовые технологии, но в 2008 году грянул мировой финансовый кризис. Вопреки заверениям на самом высоком уровне, российский финансовый рынок не стал тихой гаванью для приюта иностранных инвесторов, а, наоборот, испытал самый сильный среди стран «двадцатки» обвал. Залоги обесценились, процентные ставки повысились. Чиновники Сбербанка потребовали возврата кредита. Тут же появился от них кандидат на приобретение обанкротившегося завода. Ему и перепродали его по многократно заниженной цене. Собственники, вложившие свои деньги и силы, остались с носом.

В. Но это же типичное рейдерство?!

О. Это случается сплошь и рядом. Почему все госбанки подняли сейчас процентные ставки и ужесточили условия предоставления кредитов? Сколько их заемщиков обанкротится? А сколько разорится предпринимателей вследствие отзыва лицензий у негосударственных коммерческих банков? Протежируемые денежными властями банкиры наживаются на повышении процентных ставок и сокращении денежного предложения. Это экономика каннибализма в худших традициях.

В. Вам постоянно оппоненты шьют то идеологию, то политику, то просто поливают грязью.

О. За неимением других аргументов. Я просто говорю правду, и они бессильны ее опровергнуть. Поэтому вместо научной дискуссии переходят на брань, а заодно дезориентируют руководство страны…

 

Власть в королевстве кривых зеркал

[182]

О причинах продолжения странной макроэкономической политики денежных властей, которую сегодня не критикует только ленивый, а бизнесмены в буквальном смысле уносят от нее ноги, сворачивая дела и уезжая из страны, мы беседуем с авторитетным российским ученым-экономистом, хорошо известным нашим читателям – академиком РАН С.Ю.Глазьевым.

В. Вы многократно подвергали проводимую макроэкономическую политику справедливой и сокрушительной критике, предлагали научно-обоснованные разумные альтернативы. Доказывали, что наблюдаемый сегодня в экономике кризис вызван некомпетентными действиями денежных властей. Вашу позицию поддерживают не только академические ученые, но и предприниматели, инженеры, директорский корпус. Как Вы считаете, почему ничего не меняется, и в стране продолжается самоубийственная экономическая политика?

О. Понимаете, экономическая политика – это всегда результирующая экономических интересов. Как бы ни изощрялись апологеты, представляя проводимую политику как объективно обусловленную, основанную на знаниях и преследующую общественные цели роста производства и благосостояния, в реальности они защищают интересы той части властвующей элиты, кому проводимая политика выгодна вне зависимости от ее последствий для народа и национальной экономики.

В. И кому она выгодна?

О. Ответ на этот вопрос дает статистика, демонстрирующая колоссальный рост валютных спекуляций, объем которых за 2 года многократно вырос и достиг 100 трлн. руб. в квартал на фоне падения производства и инвестиций, а также доходов населения.

В. Это ведь десятикратно больше всего валового продукта и раз в 15 больше экспорта и импорта! Получается, что Московская биржа всасывает все обращающиеся в экономике деньги! Поэтому их не хватает для реального сектора экономики?

О. Вы совершенно правы. Московская биржа стала главным центром генерирования прибыли в российской экономике. Банки сокращают кредитование производственных предприятий, рентабельность большинства из которых намного ниже процентных ставок. Вслед за сжатием кредита у предприятий сокращается оборотный капитал, и свертываются инвестиции, что мы и наблюдаем по показателям падения ВВП и инвестиций в основной капитал. Те же предприятия, которым рынок позволяет поднять цены, вынуждены это делать, чтобы переложить на потребителей рост издержек на оплату процентов за кредит – так раскручивается инфляция. Вот мы и оказались в стагфляционной ловушке – задрав ключевую ставку вдвое выше рентабельности производственной сферы, ЦБ переключил денежные потоки в экономике на финансовый рынок, в котором стал быстро вздуваться валютный сегмент. А после того как он ушел с валютного рынка, бросив курс рубля на произвол спекулянтов, для них наступил звездный час! В отсутствие ЦБ они стали манипулировать курсом рубля в целях извлечения сверхприбыли на его колебаниях.

В. Но ведь это преступление!

О. Если помните, Маркс как-то сказал, что за 100 % прибыли капитал попирает все человеческие законы, а при 300 % – для него не существует такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы.

В. Не боится?

О. Нет, так как наш финансовый регулятор, функции которого с недавнего времени передали ЦБ, вместо того, чтобы пресекать манипулирование курсом рубля, фактически этому попустительствует, не применяя общепринятых в мировой практике мер по стабилизации курса национальной валюты.

В. Я помню, как на круглом столе в Торгово-промышленной палате бывший заместитель министра финансов и представитель Японии в МВФ рассказывал, как он стабилизировал курс иены после спекулятивной атаки. Он просто попросил прокурора выписать ордера на арест спекулянтов, которые сговорились валить иену. И тут же спекулятивная атака прекратилась.

О. Есть и более гуманные методы – временное прекращение торгов, снижение кредитного рычага, ограничение валютной позиции – существуют десятки способов, которые обязан применять в ситуации резких колебаний курса национальной валюты регулятор. Банк России не только не делает этого, он в принципе самоустранился от выполнения своей конституционной обязанности обеспечивать устойчивость национальной валюты, попросту уйдя с рынка и сознательно отдав его на откуп спекулянтам. И даже помогает им раскачивать валютный рынок посредством валютного и рублевого рефинансирования коммерческих банков, кредитующих спекулятивные операции. По устойчивому росту объема валютных спекуляций можно судить о манипуляциях рынком – в противном случае на нем давно бы уже установилось равновесие. В условиях добросовестной конкуренции число выигрывающих спекулянтов примерно соответствует числу проигрывающих, и колебания рынка носят незначительный характер вокруг некоторой точки равновесия, задаваемой игроками реального сектора: импортерами, покупающими валюту, и экспортерами, которые ее продают. А у нас рынком целиком завладели спекулянты, на которых приходится до 90 % сделок. При этом число игроков сократилось, а объемы многократно выросли, что является явными признаками манипуляции. Курс рубля искусственно раскачивают, чтобы получать сверхприбыли на дестабилизации рынка – за счет обесценения рублевых доходов и сбережений граждан.

В. Но ведь это убивает развитие экономики! Предприниматели в условиях такой болтанки курса не могут планировать инвестиции, внешнеторговые операции и сворачивают свою деятельность…

О. Естественно. Поэтому во всех странах мира стабильность курса национальной валюты считается главной задачей денежных властей. В этом, собственно, и заключается смысл накопления валютных резервов. Они призваны демпфировать внешние шоки, обеспечивая стабильность курса национальной валюты, несмотря на колебания внешней конъюнктуры…

В. Набиуллина утверждает прямо противоположное: что свободное плавание курса рубля необходимо для демпфирования внешних шоков…

О. Это все равно что во время шторма натянуть все паруса и сбросить балласт ради повышения удовольствия от свободного кувыркания в бушующих волнах, многократно усиливая их воздействие на корабль и демпфируя разбитые головы всплесками адреналина у капитана. Или отключить тормоза на горной дороге, демпфируя ее изгибы столкновениями со скалами. Иными словами, глава ЦБ говорит нечто противоположное здравому смыслу, а также экономической теории и практике.

В. Это как в королевстве кривых зеркал в знаменитой сказке Губарева!

О. Только там кривые зеркала устанавливались на улицах города, а у нас…

В. В кабинете у Президента?!

О. Я там не видел никаких зеркал…

В. Ну это же аллегория. Есть телевизор, доклады членов правительства и того же председателя ЦБ, форумы и конференции, совещания посвященных в тайные знания экспертов…

О. В науке не бывает тайных знаний. Если кто-то пытается так аргументировать свои утверждения, значит, он лукавит или мошенничает.

В. Но ведь именно так поступают наши либералы, когда вопреки позиции науки и практическому опыту убеждают главу государства в нелепых вещах?! Те же слова Набиуллиной про свободное плавание курса как механизм демпфирования внешних шоков. Или когда Шувалов утверждал, что плавное снижение курса рубля перед прошлым кризисом делалось ради граждан, которым тем самым предоставлялось время, чтобы переложить сбережения из рублей в валюту. Или когда Кудрин, а теперь Силуанов убеждают Президента в благотворном влиянии сжатия денежной массы и повышения процентных ставок на понижение инфляции! Или когда они все вместе с банкирами кричат о недопустимости введения валютных ограничений, а вместе с экспортерами – о вредности обязательной продажи валютной выручки… Они ведь сознательно обманывают главу государства, чтобы убедить его в принятии ошибочных, выгодных им и вредных для экономики решений?! И не только они – сотни «независимых» экспертов, журналистов, обозревателей. Чем не королевство кривых зеркал?

О. Важно понять, в чьих интересах это делается. Плавное снижение курса рубля было выгодно спекулянтам, которые заранее знали стратегию ЦБ и могли без риска для себя «зарабатывать» гигантские деньги за счет обесценения доходов и сбережений граждан и предприятий, поверивших государству и хранивших свои накопления в рублях. Нынешнее самоустранение ЦБ от обеспечения стабильности курса рубля тоже сделано в интересах спекулянтов. По оценкам самих биржевиков, на валютных спекуляциях манипуляторы получили около 50 млрд. долл. чистой прибыли, в то время как рентабельность машиностроения упала почти до нуля. Отказ от введения общепринятых в практике успешно развивающихся стран валютных ограничений – в интересах офшорной олигархии и тех же спекулянтов, которые работают через офшоры. Завышение процентных ставок и сжатие кредита выгодно руководителям государственных банков, которые становятся хозяевами экономики – могут произвольно банкротить любых заемщиков, передавая их активы аффилированным лицам и получать от государства деньги на покрытие убытков от невозвращенных кредитов. Теряют от такой политики производственные предприятия и население. И, конечно же, экономика в целом, которая теряет способность к развитию.

В. В выигрыше оказываются также враги России, которые ввели против нас санкции и радуются нашим трудностям и потерям. Обама так прямо прыгал от восторга, заявляя, что «разорвал российскую экономику в клочья». Есть, наверное, и внешние кривые зеркала, в которые смотрится наша власть? Например, МВФ, или западные «эксперты», блистающие на гайдаровских форумах…

О. Пожалуй, вы правы. МВФ – это гигантское кривое зеркало, в которое наивно смотрятся руководители многих стран, принимая оценки этой организации за «чистую монету» и слепо следуя ее рекомендациям. Ни одной стране мира эти рекомендации не принесли успеха, во многих закончились экономическими катастрофами. Но до сих пор многие наивно верят в некую научную обоснованность рекомендаций МВФ и относятся к нему как к респектабельной, заслуживающей доверия организации. На самом деле МВФ по своей сути является инструментом финансово-политического давления на формально независимые государства с целью их принуждения к проведению политики тотальной либерализации и открытия их экономик для свободного поглощения американским капиталом. Всегда и везде МВФ навязывает политику Вашингтонского консенсуса, смысл которой сводится к нескольким догмам: отказ от валютных ограничений для беспрепятственного трансграничного движения капитала; отказ от суверенной денежно-кредитной политики и привязка эмиссии национальной валюты к приросту валютных резервов; приватизация собственности, включая природные ресурсы, без ограничений для иностранного капитала; отказ от регулирования цен и планирования, предоставление внутреннего рынка в распоряжение глобальных монополий. Проведение этой политики у нас повлекло деградацию и колонизацию российской экономики, которая ежегодно теряет более 100 млрд. долл. в неэквивалентном экономическом обмене в интересах американоцентричной финансовой системы. Проще говоря, следуя рекомендациям МВФ, мы стали дойной коровой для западных банков и корпораций, из которой сегодня продолжают высасывать сырье, капиталы, технологии, умы…

В. О кривизне МВФ, как, впрочем, и других внешних зеркал, свидетельствует политика двойных стандартов – нам они предлагают одно, а западным хозяевам прямо противоположное…

О. Действительно, если сравнить последние рекомендации МВФ для России и для США, то диву даешься. Нам фонд рекомендует поднимать процентные ставки, а США – не поднимать. И это в ситуации, когда у нас они втрое превышают среднюю рентабельность обрабатывающей промышленности, а в США остаются отрицательными в реальном выражении. Нам запрещают пользоваться эмиссией денег для финансирования дефицита бюджета, а в США и ЕС через этот канал ежегодно вливают триллионы долларов и евро. 90 % этих валют эмитируются под долговые обязательства соответствующих государств. Нам навязывают тотальную либерализацию внешнеэкономической деятельности, а сами обносят свои внутренние рынки частоколом нетарифных барьеров, защитных мер, валютных ограничений и не брезгуют присвоением чужих денег. Бисмарку принадлежат слова: «Когда англичане говорят вам о свободе торговли, они сыплют вам в глаза песок, чтобы обчистить ваши карманы…».

В. В своей новой книге «Последняя мировая война: США начинают и проигрывают» Вы приводите убедительные доказательства того, что ложь, обман и коварство являются неизменными инструментами англосаксонской дипломатии, которые Великобритания и США успешно применяют в своей внешней политике уже много столетий. Как Вы думаете, почему наши власти до сих пор смотрятся в кривые зеркала западных политиков, веря их словам, вопреки очевидной реальности?

О. Возможно, дело в отсутствии преемственности в сменах состава российской властвующей элиты. За последнее столетие она трижды менялась кардинально и при этом теряла значительную часть исторической памяти. Да и в рамках одной политической системы смена руководителей государства часто сопровождалась амнезией политического сознания. Например, последний российский император доверчиво вошел в союз с англичанами, разорвав договор о стратегическом союзе с Германией, забыв о ведущей роли Великобритании в провоцировании японской агрессии. Эта доверчивость обернулась крахом империи и убийством царской семьи. Как объяснить наивную доверчивость Горбачева, который добровольно отдал СССР на растерзание американской агентуре? И это после десятилетий холодной войны и жесткого противостояния двух сверхдержав. Невольно вспоминаешь слова известного деятеля Российской империи генерал-майора Едрихина-Вандама о том, что хуже войны с англосаксами может быть только дружба с ними.

В. Да и сегодня наши политические руководители слишком доверяют западным партнерам. Жертвой этой доверчивости стали не только наши традиционные партнеры и союзники (Ливия, Югославия, Ирак), но и мы сами, отдав на растерзание американским агрессорам Украину…

О. Невольно вспоминаю слова Януковича за несколько месяцев до устроенного западной агентурой переворота. Он говорил своим однопартийцам, что всплеск внимания западных политиков к его персоне свидетельствует о возросшей значимости Украины и всерьез думал, что бесконечные обращения к нему первых лиц западных государств свидетельствуют о его нарастающем политическом влиянии. Он наивно думал, что имеет дело с джентльменами и верил их обещаниям. А они, как предупреждал Бисмарк, просто «сыпали ему в глаза песок». Не только для того, чтобы обчистить карманы, втягивая Украину в ассоциацию с ЕС, но и для того, чтобы захватить эту страну, сделав ее бесправной колонией, а самого Януковича – беглым преступником…

В. Вы думаете, на минских переговорах тоже расставлены кривые зеркала?

О. Было бы наивно думать иначе, если Вы имеете в виду слова американских лидеров. Они не собираются соблюдать минские соглашения и используют их для затягивания времени, которое им нужно для зачистки Украины от русских, укрепления и вооружения своего марионеточного режима, а также для передачи украинской экономики под контроль американских корпораций. Время работает против нас: американские оккупационные власти ежедневно перемалывают тысячи русских патриотов, присваивают сотни украинских предприятий, выращивают и вооружают антирусский украинский фашизм.

В. А как же визиты Киссинджера и других «друзей» России, обещающих скорое снятие санкций в обмен на конструктивную позицию России?

О. Надеюсь, слова «друзей» и «конструктивную» Вы взяли в кавычки? Наивно видеть в исконном враге нашей страны друга. Это, пожалуй, самое кривое из всех упомянутых Вами зеркал. Прежде чем слушать его советы, уместно вспомнить печальный опыт Януковича, который наивно верил западным лидерам. Они с ним говорили ровно до тех пор, пока выращиваемые ими неонацисты не накопили достаточно сил, чтобы совершить насильственный захват власти. Так и здесь, американцы делают вид, что требуют соблюдения минских соглашений, вооружая и укрепляя контролируемый ими неофашистский режим, пока он не будет готов к силовому захвату Донбасса и агрессии против России.

В. Последний вопрос – а кто же эти «зеркальных дел мастера», развесившие кривые зеркала в коридорах российской власти?

О. А Вы посмотрите, кто является бенефициарами проводимой политики и кто руководит сегодня Московской биржей?

В. Вы имеете в виду Кудрина, который возглавляет ее Наблюдательный совет?

О. Не только. Он лишь развешивает зеркала. Изготавливают их, доставляют и монтируют у нас весьма влиятельные силы, защищающие своих агентов-зеркальщиков всеми способами.

В. Но найдется же Гурд, который эти зеркала разобьет? Вы, например…

О. Я их разбиваю каждый день, но привозят все новые и более крепкие. И вешают их все кучнее. Но я уверен, что Бог в правде, и он поможет нашему руководству избавиться от иллюзий, а нам начать реальную работу по подъему нашей экономики.

 

Как рубль оказался в заложниках

[183]

Почему два года назад за доллар давали около 30 рублей, а сейчас дают около 80? Стандартный ответ на этот вопрос звучит так: мировой экономический кризис, международные санкции и, главное, падение цен на нефть. А вот экономический советник президента РФ, академик РАН Сергей Глазьев придерживается иного мнения. Глазьев убежден: все дело в ошибочном курсе нашего ЦБ, благодаря которому рубль оказался в роли заложника и игрушки узкой группки международных финансовых спекулянтов.

Неужели рубль действительно катастрофически недооценен? И если да, то как мы можем вернуть нашей национальной валюте ее былую славу? Сергей Глазьев встретился с обозревателем «МК» в стенах Научного центра евразийской интеграции, где он является председателем научного совета, и ответил на все наши каверзные вопросы.

– Сергей Юрьевич, что, с вашей точки зрения, не так с проводимым сейчас в России экономическим курсом?

– С точки зрения экономической науки всё не так. Если мы ставим перед собой задачу добиться устойчивого экономического роста, то нам нужны длинные, дешевые деньги для кредитования инвестиций. Нам нужны прорывные инновации, способные поднять нашу экономику на качественно новый технологический уровень, – НТП является главным фактором роста современной экономики. Нам нужно повышение доходов людей – и как конечная цель политики и как условие повышения спроса. А сегодняшний макроэкономический курс блокирует и то, и другое, и третье.

Кредит в условиях рынка – это главный способ финансирования роста производства. Повышение процентных ставок автоматически приводит к снижению объема кредитов, что влечет падение производства и инвестиций. А падение производства означает снижение покупательной силы денег. Поэтому при падении производства инфляцию снизить невозможно. А при падении инвестиций невозможен НТП и, следовательно, повышение эффективности производства и снижение издержек, а значит, и цен. Все это привело к стагфляции – сочетанию высокой инфляции и падения производства. ЦБ, как вы знаете, заявил о таргетировании (взятии под контроль) инфляции. Но беда в том, что реальная политика, которая проводится под этим лозунгом, обрекает нас на высокую инфляцию. Вследствие повышения ставки процента мы оказались сегодня в стагфляционной ловушке. Это первая ошибка ЦБ, нанесшая ощутимый ущерб экономике, который можно оценить в 20 трлн. руб. непроизведенного ВВП, 3 трлн. руб. несделанных инвестиций, более 10 трлн. руб. недополученных населением доходов, не считая потерь физических и юридических лиц вследствие резкого повышения процентных ставок и кампании по отзыву лицензий коммерческих банков. Есть еще и вторая – не менее серьезная.

– Даже страшно спрашивать: и в чем именно заключается эта вторая ошибка ЦБ?

– Вторая ошибка ЦБ с точки зрения обеспечения экономического роста – это отпускание курса рубля в свободное плавание. Это экзотическая мера, которая экономической теорией вообще не приветствуется, а на практике применяется в государствах, которые контролируют валютные потоки нерыночным способом. В наших условиях эта мера повлекла нарушение Банком России своей конституционной обязанности по «защите и обеспечению устойчивости рубля, независимо от других органов государственной власти» и ее передачу на откуп финансовым спекулянтам. В отсутствие ЦБ на валютном рынке контролирующие Московскую биржу финансовые структуры могут манипулировать курсом рубля в очень больших размерах. И то, что сегодня курс рубля болтается так сильно – нигде в мире такой болтанки нет – свидетельствует именно об этом.

– Вы можете это доказать?

– Доказательством манипуляции курсом рубля является резкий рост объемов валютных спекуляций на бирже. Если бы это была честная игра, где никто не сговаривается и не знает конечного результата, то количество прибыльных и убыточных сделок было бы примерно равным и не имело бы смысла резко наращивать объем операций. Но на фоне падения производства и сокращения объема импорта объем валютных спекуляций на Московской бирже вырос пятикратно и достиг сегодня астрономической суммы 100 триллионов рублей в квартал! Чтобы вы поняли: это десятикратно больше всего годового ВВП России или внешнеторгового оборота. Это означает, что более 90 % биржевых операций носят чисто спекулятивный характер. При этом ѕ этих операций совершается в пользу нерезидентов, которые получают сверхприбыли на дестабилизации нашего рынка. Эксперты называют сумму в 50 млрд. долл., полученных за счет спекуляций с курсом рубля и уведенных в офшоры. Источником этих сверхприбылей является переток денег из производственной сферы и банков, сопровождающийся снижением инвестиций.

В любой стране мира подобные попытки манипулировать курсом валюты считаются тягчайшим преступлением против общества. За это положено очень суровое наказание. В Америке можно пожизненно сесть в тюрьму. В Англии – это десятки миллиардов долларов штрафа. В Китае применяются «более простые методы». Но, так или иначе, это везде является преступлением. И по нашему законодательству манипулирование курсом рубля считается преступлением. И это абсолютно правильно. Сверхприбыли от этих манипуляций образуются за счет обесценивания наших с вами сбережений и доходов. Но наш национальный регулятор этой темой не очень обеспокоен.

– А точно ли дело именно в спекулянтах? Разве мог курс рубля остаться стабильным, если цены на нефть вдруг начали столь резко колебаться?

– Если дело не в спекулянтах, то почему в декабре 2014 года наша национальная валюта упала так резко, как ни в одной другой нефтедобывающей стране мира? Другие нефтедобывающие страны, которые зависят от нефти сильнее, чем мы, в 2014 году не допустили девальвации валюты больше чем на 12 %. Наша национальная валюта упала в два раза. Чувствуете разницу? Нет, в конце позапрошлого года рубль упал именно вследствие манипуляции рынком. Есть основания думать, что некий сотрудник Московской биржи допустил на несколько минут технический сбой. Биржа вроде как прекратила принимать заявки на покупку рублей. Это автоматически перекосило рынок в пользу доллара, и рубль улетел вниз.

– И что же это за таинственный сотрудник, который, если верить вашим словам, столь сурово поступил с нашей национальной валютой?

– У меня по этому поводу тоже есть вопросы. Мне, например, непонятно, как за операции на нашей бирже мог отвечать авантюрист, участник киевского евромайдана с украинским и американским гражданством. Было бы замечательно, если бы на этот вопрос смог ответить, скажем, Алексей Кудрин, который руководит Наблюдательным советом на Московской бирже. Так же как и на вопрос о том, зачем ЦБ самоустранился от контроля над биржей и продал ее заинтересованным финансовым структурам.

– Можно поподробнее объяснить: что имеется в виду под продажей? Когда образовалась такая ситуация?

– Раньше ММВБ была стопроцентной дочкой ЦБ. Но недавно произошла приватизация Московской биржи. Причем половина новых собственников биржи не известна: регистратор находится внутри самой биржи и не раскрывает эту информацию. Но если проанализировать всю доступную информацию о том, кто же управляет Московской биржей, то можно легко увидеть: делают это посланцы финансовых спекулятивных структур.

– Наших или заграничных?

– И наших, и заграничных. Между ними существуют своего рода симбиоз. Играют в основном наши. А деньги в значительной степени привлекаются заграничные. Они ведь там дешевые: как известно, введенные против России экономические санкции не распространяются на спекулятивные деньги. Можно брать и в Америке, и в Европе кредит на 30 дней. Этого спекулянтам вполне достаточно. Когда ЦБ отпустил курс рубля в свободное плавание, он, как говорится, «пустил козла в огород». Все было отдано биржевикам. И они этим, естественно, воспользовались.

Но, конечно, дело не только в спекулянтах. Основная проблема в том, что глубина нашего финансового рынка крайне мала. Если взять всю капитализацию российского финансового рынка вместе с нашей банковской системой, мы получим сумму, которая меньше активов одного крупного американского, европейского или китайского банка. Наша финансовая система просто карликовая. Поэтому оставлять ее беззащитной перед финансовыми спекулянтами безрассудно. Можно математически доказать, что в этих условиях никакое таргетирование инфляции невозможно. Как бы ЦБ не поднимал процентную ставку, всегда можно занять любое количество дешевых денег за рубежом и дестабилизировать наш рынок. Повышение ставки ведет лишь к сокращению внутреннего кредита в производственной сфере и увеличению притока иностранного спекулятивного капитала. Тем самым повышается уязвимость нашей экономики от внешних санкций.

– И что же вы предлагаете? Есть ли рыночные способы защитить нашу национальную валюту против атак международных финансовых спекулянтов?

– Конечно, есть. Подобных рыночных инструментов достаточно много. Один из них – это так называемый «налог Тобина», названный в честь известного американского экономиста, лауреата Нобелевской премии по экономике 1981 года Джеймса Тобина. Суть его предложения состоит в введении налога на спекулятивные операции. Эта мера позволяет поставить заслон на пути тех валютно-обменных операций, за которыми не стоит никаких импортных контрактов. «Налог Тобина» сейчас довольно популярен в Европе. Он применяется, например, во Франции, косвенно – на Лондонской бирже, о планах его введения заявили в Китае. Кстати, если ввести его на уровне 1 %, то не будет нужды в распродаже госимущества для финансирования дефицита бюджета.

Еще в мире для подобных целей используются так называемые «временные фильтры». Если деньги заходят в страну, то выйти они могут из нее не раньше, чем через определенное время или после предварительного декларирования. Это сразу отбивает охоту у спекулянтов, которые специализируются на краткосрочных операциях, манипулировать рынком. Могут применяться и более жесткие меры – такие, например, как те, что использовал в 1998 году тогдашний председатель ЦБ Виктор Геращенко. Чтобы стабилизировать курс рубля и прекратить спекулятивные операции коммерческих банков, он прибегнул к фиксации валютной позиции банков. Означает этот метод следующее. В течение дня банк может свободно продавать и покупать валюту. Но к вечеру он должен выйти на тот же самый уровень валютных активов, который у него был утром.

А еще надо запретить спекулянтам применять метод кредитного рычага, которым они сейчас широко пользуются. Например, сегодня на валютном рынке вы можете заключить сделку объемом, допустим, в миллиард долларов. А «живыми деньгами» внести при этом всего 100 миллионов. Позднее, в зависимости от конъюнктуры рынка, вы можете либо отказаться от сделки, либо взять кредит и доплатить остаток суммы. Такого рода кредитные рычаги очень сильно расширяют возможности спекулянтов манипулировать рынком.

– Из ваших слов следует: наш ЦБ устроил чрезмерно вольготную жизнь не только международным биржевым спекулянтам, но и нашим собственным коммерческим банкам? Правильно ли я вас понял?

– Абсолютно правильно. Вспомним опыт нашего предыдущего экономического кризиса. Когда в 2008–2009 годах ЦБ стал вливать деньги в российскую банковскую систему и одновременно снижать курс рубля, наши коммерческие банки стали автоматически наращивать свои валютные активы. Наблюдалась просто зеркальная картина: основную часть антикризисных денег банки употребили на спекуляции против рубля. Сейчас происходит то же самое. В 2013–2014 годах ЦБ влил в экономику порядка 9 триллионов рублей. И когда курс рубля устойчиво пошел вниз, валютные активы коммерческих банков столь же устойчиво пошли вверх. Поэтому, если мы хотим увеличить кредитование производства и инвестиций, нельзя допускать использование эмитируемых Банком России денег на валютно-финансовые спекуляции. Когда я говорю о необходимости денежной эмиссии, речь идет о целевых кредитах, направляемых под контролем уполномоченных коммерческих банков на финансирование проектов освоения производств нового технологического уклада, согласованных государством и бизнесом в рамках процедур стратегического планирования и оформленных специальными инвестиционными контрактами.

– И все-таки: почему именно Россия стала сейчас такой удобной мишенью для атак международных спекулянтов? Дело в сочетании экономических санкций против нашей страны и нашей собственной психологической неуверенности?

– Еще до введения санкций Банк России продал Московскую биржу, заявил о намерении бросить рубль в свободное плавание и начал повышать процентную ставку. Тем самым он стимулировал приток спекулятивного капитала на наш рынок. А возможности этого притока поистине безграничны.

Дело здесь в том, что, в отличие от нашего ЦБ, все остальные ведущие страны мира сегодня проводят крупномасштабную денежную эмиссию. В результате растет количество свободных денег, которые не находят сегодня себе применения на мировом рынке. Например, объем долларов в мировой экономике мира за последние восемь лет вырос в три раза. Объем евро вырос в полтора раза, иены – почти в два раза. То есть в экономике мира набухает огромный финансовый пузырь. Не замечать этого, не ограждать российскую финансовую систему от негативных эффектов такого опасного пузыря – это просто верх легкомыслия.

– Допустим, ЦБ не отпустил бы нашу национальную валюту в свободное плавание. Не спалила бы страна в этом случае все наши многомиллиардные валютные резервы, пытаясь отстоять старый курс рубля?

– Я никогда не предлагал «палить резервы» или даже просто пытаться отстаивать какой-то определенный курс. Курс рубля должен формироваться, исходя из содержательных представлений об уровне конкурентоспособности нашей экономики. Но еще важнее, чтобы курс рубля был стабильным, а не носился как сумасшедший гонщик из стороны в сторону. Как поступают все разумные страны, столкнувшись с необходимостью существенной корректировки курса национальной валюты? Они резко меняют этот курс, а потом стабилизируют уже на новом уровне. А что сделал наш ЦБ? Он создал лавину ожиданий постепенным снижением курса и перспективой его дальнейшего обрушения. А дальше эта лавина уже пошла «с гор» сама, сметая все на своем пути. В конце 2014 года рубль упал исключительно низко, неоправданно низко. Так, по оценкам ОЭСР, курс рубля занижен примерно втрое. Берется корзина товаров в России и США, и вычисляется, сколько товаров можно купить на 100 долларов, предположим, в Америке, и сколько можно купить из той же корзины в России. Исходя из таких межстрановых сопоставлений (при принятой всем миром методике, применяемой более 50 лет) получается, что покупательная способность одного доллара эквивалентна примерно 23–25 рублям.

Если ставить во главу угла только наращивание резервов, знаете, как следовало поступить тогда? Надо было его зафиксировать на том заниженном уровне. Ведь при заниженном курсе рубля автоматически происходит рост валютных резервов.

– То есть, с вашей точки зрения, важно именно зафиксировать курс рубля – пусть даже на откровенно несправедливом уровне?

– Давайте разберемся: что означает словосочетание «откровенно несправедливый уровень»? «Справедливость» – это не совсем экономическая категория. В экономике правильнее говорить об оптимальности. Если курс национальный валюты занижен, то в экономике это означает субсидирование экспортеров за счет всех остальных – прежде всего за счет покупательной способности нашей зарплаты. Импорт в таких случаях становится относительно дорогим. И де-факто мы имеем субсидию в пользу экспорта. В некоторых странах и в некоторые периоды такой подход был вполне оправданным. Он позволил разогнать импортозамещение, повысить технический уровень и ускорить экономический рост. Именно так, например, делали в Японии и Южной Корее в период экономического чуда.

А вот если курс национальной валюты у вас завышен, то вы тем самым субсидируете уже импортера в ущерб собственному товаропроизводителю. Так, например, поступают сейчас Соединенные Штаты. Они оплачивают дефицит своего торгового баланса за счет печатания долларов. И пока есть желающие эти доллары брать, Америка вполне может себе позволить такой подход.

– Вы меня убедили в том, что в экономике бесполезно искать справедливости. Скажите тогда, какой курс рубля вы считаете в нынешних условиях оптимальным для нашей страны?

– Справедливость важна при распределении доходов и установлении налогов. Когда рабочим снижают зарплату, чтобы заплатить завышенный процент, а спекулянтам позволяют извлекать сверхприбыли на дестабилизации экономики и уводить их без уплаты налогов в офшоры – это несправедливо и неэффективно, убийственно для производства и населения. Если говорить о курсе рубля, то его нужно устанавливать, руководствуясь соображениями стимулирования экономического развития. Заниженный курс валюты в сырьевой экономике – это не очень хорошо. Такой подход стимулирует экспорт сырья и накопление валютной выручки на офшорных счетах за рубежом. Потребность в рублях у экспортеров сырья, как правило, меньше, чем объем валютной выручки, что может вызвать избыточное предложение валюты и повышение курса сверх оптимального уровня – так называемую «голландскую болезнь». Конечно, эту проблему можно решить при помощи экспортной пошлины. Однако, заниженный курс рубля был бы полезен, если бы наша экономика специализировалась на экспорте высокотехнологических товаров. В общем, курс валюты должен формироваться как один из инструментов системной политики развития, включающей таможенные пошлины, ограничения по спекулятивным операциям, правила продажи валютной выручки и многое другое.

В любом случае, стабильность курса рубля имеет ключевое значение. Без стабильного курса национальной валюты в экономике невозможны инвестиции. Инвестор должен видеть перспективу ценовых пропорций, которые ожидают его в ближайшие три-пять лет. А когда курс скачет на 10 % в неделю, никакие инвестиции невозможны. Вот почему перевод курса рубля в свободное плавание в наших условиях привел фактически к почти полному блокированию всего инвестиционного процесса в стране.

– И как же конкретно можно, по-вашему, договориться о стабилизации курса рубля? Надеюсь, не за счет «старых добрых» советских методов, когда доллар формально стоил 60 копеек? Ваши оппоненты намекают, что Глазьев предлагает именно что-то подобное.

– Когда моим оппонентам нечего возразить мне по существу, они начинают выдумывать «ложные мишени», приписывать мне то, чего я никогда не говорил. Я никогда не предлагал вернуться к советской системе формирования курса рубля – это и не нужно, и невозможно. Я предлагаю ориентироваться на опыт стран, совершивших в разные периоды времени резкие экономические скачки. Это, скажем, Западная Европа после Второй мировой войны. Это период экономического чуда в Японии. Это период резкого экономического взлета Южной Кореи. Это современный опыт Индии и Китая.

В указанные отрезки времени все эти страны были очень похожи на современную Россию – накануне экономического рывка в их экономиках было очень мало денег. Как была решена эта проблема? Путем создания внутренних источников доступного целевого кредита – источников, ориентированных на правильно выбранные приоритеты и хорошо продуманные планы развития. Мы должны сделать то же самое. Другого механизма запуска экономического роста, кроме как кредитной эмиссии под обязательства предприятий по модернизации и роста производства, в нашем распоряжении сегодня просто нет. Вообще нет. Раньше были западные деньги. Сегодня их нет.

– Это все очень здорово. Но за счет чего вы создадите эти «внутренние источники доступного кредита» – не за счет ли печатания ничем не обеспеченных рублей, как говорят ваши оппоненты?

– Открою вам страшную тайну – все современные деньги обеспечены только долгами: и доллар, и евро, и иена. Так что, этот аргумент моих оппонентов тоже от лукавого. Я никогда таких вещей не предлагал. Это не просто упрощение. Это сильное искажение тех предложений, которые я с коллегами отстаиваю и продвигаю. А знаете, почему вокруг наших предложений создано такое безумное количество мифов? Потому, что высокая стоимость денег – это ад для экономики и для инвесторов, но рай для банкиров. Когда деньги дорогие, банкиры получают сверхприбыли и превращаются в хозяев жизни – жизни, которая для всех остальных становится все более невыносимой. Шумпетер назвал процент налогом на инновации. Речь идет о системе мер, основанных на научных знаниях о взаимозависимостях денежной и производственной сфер, о законах развития современной экономики. Наряду с целевой кредитной эмиссией для финансирования роста инвестиций и производства они предполагают частно-государственное партнерство на основе стратегического планирования, исходя из перспективных направлений роста нового технологического уклада, всемерное стимулирование инновационной активности, защиту валютно-финансовой системы от спекулятивных атак, снижение инфляции путем повышения эффективности производства и обеспечения добросовестной конкуренции. По наличию свободных мощностей и резервов повышения эффективности наша экономика может расти с темпом до 8 % в год.

И не надо говорить, что я призываю к использованию «нерыночных методов». То, что я предлагаю, это абсолютно рыночная экономика. Это не экономика средневекового базара, где обращаются только монеты, как понимают сущность денег наши монетаристы. Это современная рыночная экономика с развитыми институтами кредита и с развитой системой рыночного планирования. Это сложно управляемая система, которая, конечно, отличается от модели рыночного равновесия из экономических учебников для первокурсников. Это то, что нужно нынешней России в реальной жизни. А эта реальная жизнь такова: наша экономика разбалансирована. Попытки лечить ее привычными простыми лекарствами не помогают и не помогут.

– А не приведет ли предлагаемое вами «непривычное и непростое лекарство» к тому, что мы проедим все резервы и останемся на бобах? Разве не к этому в конечном итоге привел эксперимент с советским Госпланом?

– Нарисованная вами картина бессмысленного растрачивания ресурсов – это то, что происходит в нашей экономике сейчас. Формально ресурсов у нас сейчас много. Но они заморожены. Представьте себе грузовик с цистерной, которая наполнена бензином – при том, что в двигателе этого грузовика бензина нет совсем. Может ли такой грузовик двигаться вперед? Конечно, нет! Но почему же тогда мы требуем движения вперед от российской экономики? Мы не ищем простых решений. Предлагаемая мною программа развития содержит систему весьма сложных в реализации мер. Она подразумевает резкое усиление требовательности к государственным управленческим кадрам, повышение квалификации этих кадров и создание механизмов их ответственности. Естественно, внедрение этой системы будет сопряжено с преодолением сопротивления коррумпированного чиновничества и развращенных сверхдоходами спекулянтов. Либо мы это сделаем, либо экономический спад перейдет в катастрофу.

 

О новой парадигме в экономической науке

[184]

Сегодня, как говорится, только ленивый не ругает экономистов, обслуживающих руководство страны. И, объективно говоря, есть за что: стагфляционная ловушка, в которой оказалась российская экономика при наличии огромных резервов роста; нарастающий хаос и явная потеря управляемости в макроэкономике; запредельной отставание по техническому уровню и эффективности производства при колоссальном вывозе капитала и утечке умов – эти и другие неразрешимые в рамках проводимой государством экономической политики и ставшие ее следствием проблемы являются результатом грубых ошибок в принятии фундаментальных решений в области регулирования экономики.

Справедливости ради, следует отметить негативное отношение к проводимой в стране экономической политике академической науки, большинство представителей которой, включая автора этих строк, последовательно и конструктивно критикуют принимаемые в этой области решения. Однако приходится констатировать невосприимчивость власти и обслуживающих ее экономистов к этой критике, излагаемой главным образом на страницах научных журналов и книг, а также замалчивание ее в СМИ, подавляющее большинство которых оправдывает и поддерживает проводимую политику.

Заметим, что то же самое наблюдается и за рубежом. Мэйнстрим экономической мысли, включая его представителей при власти, оказался не в силах спрогнозировать ни глобальный финансовый кризис, ни объяснить экономический подъем Китая и Индии, ни разобраться в причинах упадка старых промышленных районов США, ни понять закономерности, которые привели страны, проводившие рекомендованные Вашингтоном реформы, к социально-экономической катастрофе.

Следует также вспомнить, что не только нынешние, но и советские экономисты, находившиеся при власти, оказались не в силах предвидеть крушение социалистической системы, которая казалась им самой прогрессивной и перспективной. Хуже того, выполнение их рекомендаций этой системе изрядно навредило, породив хаос и расшатав ее фундамент.

Вместе с тем, эти факты не могут служить основанием для обвинения экономистов в злонамеренном введении в заблуждение правителей и общественного мнения. Они лишь транслируют логику экономической доктрины, которая определяет в данный момент сознание властвующей элиты как основополагающая для оправдания экономической политики и практики. Сама эта доктрина вовсе не обязательно должна отражать истинное знание. Для властвующей элиты важно одобрение выгодной им политики. В этом суть различий между разными направлениями экономической мысли, господствующими в ту или иную эпоху в том или ином обществе.

Взаимосвязь экономической мысли и интересов

Едва ли кто-либо из опытных хозяйственников станет оспаривать тезис о том, что любая экономическая политика является равнодействующей материальных интересов различных социальных групп. Из этого следует вывод о том, что теория, оправдывающая и обосновывающая эту политику, есть не более чем наукообразное отражение этих интересов. Сами ученые, упражняющиеся в комбинировании абстрактных догм, могут не осознавать свою роль проводников чьих-то интересов. Но их популярность и признание определяются средствами массовой информации, придворными званиями, наградами, престижными форумами, востребованностью органами власти, назначениями на руководящие посты в органах власти и высшей школе и другими факторами, находящимися в руках властвующей элиты. Именно соответствие ее интересам является критерием отбора тех или иных «научных» рекомендаций и обосновывающих их теорий. Теории, ставящие под сомнение претензии властвующей элиты на господствующее положение в обществе, также как ее право на истину в последней инстанции, не получают пропуска ни в органы власти, ни в общественное сознание, ни в систему массового образования. Они занимают маргинальное положение на обочине мейнстрима экономической мысли, пока не окажутся востребованными новой властвующей элитой, использующей альтернативные прежней догматике «научные знания».

Так было с торжеством марксизма после победы социалистической революции, который определил господствовавшую до него экономическую теорию как буржуазную и необъективную, отражающую интересы капиталистов. Однако и сам марксизм быстро выродился в набор догм, оправдывавших реальную практику социалистического строительства в СССР и моментально выветрился из коридоров власти и престижных залов с крахом последнего. Идейные противники тут же объявил о своей окончательной победе, поторопившись заявить о «конце истории».

В действительности не произошло не только конца истории, но и прояснения в экономической теории. Сегодня она представляет собой набор формализованных представлений, сведенных в «Экономикс» на основе нереалистичной аксиоматики. И, хотя последняя уже полстолетия подвергается обоснованной критике, фундамент «мейнстрима» западной экономической мысли не меняется. Над ним надстраиваются все более изощренные виртуальные конструкции, все далее отходящие от экономической реальности.

От «мейнстрима» экономической науки уже давно не приходится ожидать ни достоверных оценок, ни полезных рекомендаций. Все уже привыкли к тому, что экономические прогнозы по качеству предсказания уступают прогнозам погоды. Успешно практикующие чиновники и бизнесмены руководствуются скорее здравым смыслом, чем «научными рекомендациями». А те наивные политики в слаборазвитых странах, которые полагаются на советы именитых ученых и наукообразные рекомендации МВФ, ввергают свои страны в социально-экономические катастрофы.

Не трудно показать, что вращающаяся вокруг доктрины рыночного равновесия неоклассическая экономическая теория по своей сути является наукообразной религией, обосновывающей священное право частной собственности. Отвергая вмешательство государства в экономику как заведомо деструктивное и мешающее «невидимой руке рынка» оптимизировать использование имеющихся ресурсов, эта теория защищает права собственников средств производства на произвольное распоряжение ими и предписывает государству гарантировать их соблюдение. В своей вульгарной версии монетаризма эта теория выражает интересы собственников денег, являясь по сути современным наукообразным выражением ветхозаветной веры в Золотого тельца.

Кризис экономической науки

Разумеется, в рамках неоклассической теории получено немало интересных результатов, объясняющих различные отклонения экономики от состояния рыночного равновесия. Весьма изящно выглядят построения маржиналистов, жонглирующих понятиями предельной полезности применительно к бесконечному разнообразию комбинаций факторов производства с целью их сведения к единому эквиваленту обмена в гипотетической точке рыночного равновесия. Импортированный из классической механики математический аппарат призван убедить читателя в фундаментальном значении получаемых интерпретаций распределения общественного продукта в соответствии с предельной производительностью труда и капитала, которые выдаются за научное доказательство справедливости и совершенства экономики свободного рынка.

Проблема, однако, заключается в том, что все эти формализованные рассуждения имеют к экономической реальности такое же отношение, как второе начало термодинамики к объяснению эволюции живой природы. Теория рыночного равновесия, по сути, является воспроизведением этого подхода по отношению к экономике. С той только оговоркой, что состояние равновесия, которое физики связывают с максимумом энтропии, экономисты интерпретируют как максимум эффективности использования ограниченных ресурсов. В основе такой интерпретации лежит формальное доказательство того, что любое отклонение от точки равновесия сопровождается снижением совокупного результата экономической деятельности и дифференциацией положения экономических агентов (ухудшением положения одних и улучшением других) в то время как в точке равновесия их результаты равны. Поклонников теории рыночного равновесия почему-то не смущает, что, согласно этим формальным построениям, они равны нулю и, с точки зрения здравого смысла, у экономических агентов исчезает стимул к деятельности.

Лежащая в основе неоклассической парадигмы теория рыночного равновесия интерпретирует экономику как механическую систему, стремящуюся к наиболее вероятному состоянию в результате свободной конкуренции экономических агентов. Это равновесное состояние они интерпретируют как точку оптимума, в которой достигается наиболее эффективное использование ограниченных ресурсов. Физики его интерпретируют как точку прекращения энергетического обмена с внешней средой, в которой система приходит в совершенно хаотическое состояние. Возвращаясь к экономике, из этих интерпретаций можно сделать вывод, о том, что, достигнув, в результате свободной конкуренции, точки равновесия экономические агенты, подобно молекулам в механическом сосуде, не совершают более целесообразной деятельности, а сама экономика прекращает развиваться.

Экономические агенты в неоклассической парадигме бессмертны, как и молекулы в термодинамике. В точке равновесия они продолжают двигаться. Для физиков – это хаотическое движение элементов системы, энергетика которой в целом не меняется. Для экономистов – это игра рыночных сил с нулевой суммой, которая уравнивает выигрыши одних и проигрыши других агентов, принуждая их к бесконечному движению вокруг точки равновесия. Удивительно, что адепты неоклассической парадигмы не замечают абсурдность своих интерпретаций экономической реальности, которая, в отличие от физических систем, состоит из живых людей и создаваемых ими предприятий, которые в кооперации между собой производят все более сложные продукты, постоянно наращивая объем потребляемой энергии. И, хотя конкуренция между экономическими агентами действительно имеет место, игра рыночных сил, в противоположность тепловому обмену в механическом сосуде, ведет не к точке равновесия с нулевой суммой, а к усложнению системы и росту потребляемой ею энергии во взаимодействии с окружающей средой, все более отдаляя ее от точки равновесия.

Дело в том, что экономика как живая система, эволюционирующая к большей сложности и разнообразию производства и потребления никогда не бывает в состоянии равновесия. Более того, в процессе эволюции она все более удаляется от этого состояния. Ее развитие носит негэнтропийный характер в направлении все более сложных и менее вероятных состояний. Возможны частные случаи регресса, когда экономика срывается с траектории роста в состояние хаоса и турбулентности. Но даже в этом случае, вопреки второму началу термодинамики, экономика как вечно живая система не стабилизируется в точке равновесия, а, проходя через структурный кризис и обновляя свою технологическую и институциональную структуру, выходит на новую траекторию роста. Или поглощается более сложной системой, приспосабливаясь к ее требованиям. Поэтому навязчивое сведение адептами неоклассической парадигмы экономической реальности к поиску равновесного состояния напоминают попыткам средневековых физиологов раскрыть тайну жизни при помощи патологоанатомии.

Неадекватность неоклассической парадигмы реальности вытекает из ее предпосылок об абсолютной информированности, рациональности и независимости хозяйствующих субъектов, которые в условиях свободной рыночной конкуренции автоматически обеспечивают оптимальное использование ограниченных ресурсов и добиваются максимально возможной эффективности экономики. Ни одна из этих предпосылок не соответствует современной экономической реальности, а построенная на их основе экономическая политика никогда не даст ожидаемого результата.

Сталкиваясь с бесконечным количеством необъяснимых явлений, неоклассическая теория признает возможность «провалов рынка», но интерпретирует их как вызванные несовершенством госрегулирования отклонения от состояния равновесия. Попытки приблизиться к этому состоянию путем устранения отклоняющих воздействий государства мало чем отличаются от широко практикуемого в средние века кровопускания в качестве универсального средства лечения от всех болезней. Таким образом, действительно можно достичь состояния равновесия, но путем убийства организма. В мертвом состоянии он станет эволюционировать по законам физики – произойдет его разложение до максимума энтропии в полном соответствии со вторым началом термодинамики.

Навеянная механистическими моделями равновесия вера в чудесные свойства рыночной самоорганизации предопределяет как неспособность неоклассической парадигмы объяснить бесконечное множество экономических явлений, так и ангажированный характер основанных на ней рекомендаций в области экономической политики, последовательно защищающей интересы частного капитала, подчас даже во вред его владельцам, не говоря уже об интересах общества. Ведь главный вывод этих механистических построений сводится к презумпции невмешательства государства в экономику.

Так же как и патологоанатом не пытается лечить человека, адепты неоклассической парадигмы не желают заниматься реальной экономикой, живое развитие которой ежедневно опровергает догматику их доктрины рыночного равновесия. Навязчивое вращение экономической мысли вокруг свойств гипотетического рыночного равновесия похоже на танцы дикарей вокруг идола в стремлении вызвать дождь среди ясного неба.

Если ставить перед экономической наукой задачу выработки рекомендаций для развития экономики в целях подъема общественного благосостояния, то предметом ее исследования должен стать не поиск условий достижения рыночного равновесия, а, наоборот, изучение закономерностей нарастающего отклонения от него в направлении все более сложных и разнообразных видов экономической деятельности, развивающихся как целостный организм.

Процесс развития экономики и лежащий в его основе научно-технический прогресс (НТП) остается самой большой загадкой и аномальным явлением для неоклассической парадигмы. Ее неспособность объяснить феномен НТП, на долю которого приходится более 90 % прироста ВВП развитых стран, свидетельствует о ее научной несостоятельности и необходимости разработки новой научной парадигмы. Это, однако, не приводит к научной революции в экономике. Многочисленные адепты неоклассической парадигмы получают поддержку своих схоластических изысканий – мейнстрим экономической мысли уже многие десятилетия служит идеологической основой пропагандистского инструментария защиты интересов капиталистов от ограничений их деятельности по максимизации прибыли государством.

Справедливости ради, аналогичный упрек, только с обратным знаком, можно сделать о политэкономии К.Маркса, который также недооценил НТП и рассуждал в близком маржиналистам духе убывающей производительности капитала, обосновывая тенденцию нормы прибыли к понижению и выводя из нее необратимость гибели капитализма. Марксистская политэкономия хоть и не стала инструментом управления хозяйственной деятельностью в практике социалистического планирования, но вполне себя оправдала как инструмент защиты интересов рабочего класса, труд которого всегда в этой интерпретации остается недооцененным в той мере, в которой капитал извлекает прибыль. Советская политэкономика социализма оправдывала сложившуюся практику социалистического строительства, выполняя соответствующую идеологическую функцию и не претендуя на практическое применение в управлении народным хозяйством. Но, также как и маржинализм, неоклассический синтез и другие направления мейнстрима экономической мысли, она потерпела фиаско в прогнозировании долгосрочного социально-экономического развития, включая распад СССР и мировой системы социализма.

Архаичность мейнстрима экономической мысли

Неспособность мейнстрима экономической мысли, как неоклассического, так и марксистского, объяснить и предсказать развитие экономики является следствием ее зацикленности на вопросах текущего обмена результатами хозяйственной деятельности. Отвечая на эти вопросы сквозь призму своей формулы «Деньги-Товар-Деньги», К.Маркс интерпретировал процесс воспроизводства экономики как присвоение капиталом прибавочной стоимости за счет эксплуатации наемного труда. Маржиналисты отвечали на эти вопросы сквозь призму законов убывающей производительности и предельной полезности, интерпретируя пропорции обмена как эквиваленты предельной производительности труда и капитала, с одной стороны, и предельных полезностей приобретаемых товаров, с другой стороны. Эти теории весьма убедительны с точки зрения обоснования претензий соответствующих социальных групп на присвоение результатов хозяйственной деятельности, но совершенно бесполезны для целей ее организации. Ни та, ни другая интерпретация не объясняет закономерностей развития экономики и не может служить основой для разработки рекомендаций в области реальной хозяйственной деятельности.

Вместе с тем любая теория является отражением реальности. Выросшие из классической политэкономии марксизм, маржинализм и неоклассический синтез отражают состояние экономики и сочетание факторов производства столетие назад, когда главными факторами производства были капитал, выступавший в форме частной собственности на средства производства, и наемный труд лишенных собственности на средства производства работников, основную массу которых составляли переселившиеся в города вчерашние крестьяне. С тех пор экономика принципиально изменилась – ведущим фактором экономического роста стал НТП, а инвестиции в человеческий капитал стали превышать инвестиции в машины и оборудование. Государство выросло из полицейского в социальное, взяв на себя основную часть расходов на воспроизводство человеческого капитала, резко выросла роль творческого труда в производственной деятельности, управление предприятиями перешло к профессиональным менеджерам, многократно усложнились отношения собственности. Все эти изменения не были осмыслены мейнстримом экономической мысли, который увяз схоластической догматике и стал анахронизмом с точки зрения развития науки.

Проявлением архаичного состояния экономической мысли является продолжающийся по сей день непримиримый спор между двумя линиями ее мейнстрима – марксистами и маржиналистами. Он представляется как борьба двух школ экономической мысли, однако носит не столько научный, сколько идеологический характер в рамках антагонистического противоречия между наемными работниками и капиталистами по распределению результатов хозяйственной деятельности между двумя факторам – трудом и капиталом. Между тем, стоит нам включить в рассмотрение третий фактор, который определяет развитие современной экономики – НТП – как это противоречие перестает быть антагонистическим, поскольку преодолевается действие закона убывающей производительности, а бесконечный рост разнообразия товаров и потребительских предпочтений не позволяет свести обмен товарами ни к их стоимости, ни к предельной полезности. Сами эти категории становятся беспредметными абстракциями. Совместная деятельность работников, повышающих свой образовательный уровень, и капиталистов, инвестирующих в освоение передовых технологий, влечет повышение эффективности производства и доходов за счет интеллектуальной ренты. Она является результатом синергетического взаимодействия труда, капитала и науки и распределяется между участниками воспроизводственного процесса в соответствии с институтами гражданского и трудового права, законодательства о защите интеллектуальной собственности и налогово-бюджетной системой.

Можно, конечно, интерпретировать результаты НТП сквозь призму повышения степени эксплуатации труда в той мере, в которой рост зарплаты отстает от роста его производительности. Или сквозь призму повышения предельной производительности капитала в той мере, в которой растет фондоотдача. Но это не проясняет законов развития экономики, а лишь усложняет интерпретацию, которая становится все более искусственной по мере включения в процесс хозяйственной деятельности ученых, педагогов, инженеров, изобретателей, новаторов и других носителей экономики знаний, воспроизводство которой не сводится к двухфакторной модели.

Мейнстрим будь то неоклассической или марксистской экономической мысли можно сравнить с аргументацией в споре о дележе добычи двух соплеменников первобытной общины, один из которых убил зверя, а другой смастерил для этого лук и стрелы. Многие авторы этих популярных направлений экономической мысли любят приводить подобные условные примеры для иллюстрации своих рассуждений. Некоторые даже сводят все к робинзонаде, когда в голове у дикаря одновременно идет борьба между ним как охотником и им же как изготовителем орудий охоты. Но все эти рассуждения не более чем фантазии авторов, которым невдомек, что в первобытных отношениях между людьми действовал чисто психологический механизм, предписывавший каждому делиться необходимым продуктом с каждым (Поршнев, Леви-Стросс), а избыточный продукт хранился и распределялся бигменом исходя из социально-психологических законов воспроизводства родовой общины.

Механизм производства и распределения материальных благ в первобытном обществе основывался не на рациональном соизмерении предельной производительности факторов производства или затраченного труда, а исключительно на социально-психологических законах, регулирующих поведение не обремененных логическим мышлением людей. И в мифологическим сознании античных людей, и в религиозном сознании средневекового общества производство и обмен материальных благ регулировался не рациональными соображениями относительно предельной производительности или цены рабочей силы, а устоявшимися традициями, обеспечивавшими воспроизводство общественного организма с содержанием необходимых для этого структур защиты и управления. По имеющимся историческим данным можно предположить, что на последнее направлялось, в зависимости от внешних угроз, от одной десятой до одной пятой производимого продукта в натуральной форме.

Появление рыночного хозяйства в том виде, который представлен в современной «экономикс», стало результатом разрушения традиционного общества и связанного с ним религиозного мировоззрения, которое запрещало процент и предписывало соблюдение сложившейся социальной иерархии с характерной для нее устоявшейся системой производства и распределения материальных благ. В рамках настоящей статьи нет необходимости описывать этот процесс, достаточно хорошо изученный исторической наукой (Бродель). Для целей настоящего анализа важно констатировать, что классическая экономическая наука, также как выросшие на ее основе марксизм, маржинализм и неоклассический синтез интерпретируют хозяйственные отношения определенной исторической эпохи, начинающейся с промышленной революции. К настоящему времени, с переходом к экономике знаний, эта эпоха, по-видимому, завершилась.

Современная экономика знаний отличается от предмета «экономикс» не меньше, чем экономика первобытного или традиционного общества. Результаты хозяйственной деятельности в ней обмениваются ни по закону предельной полезности, ни по закону стоимости. Тиражируемые без издержек программные продукты продаются по дифференцированным ценам, которые зависят от доброй воли продавца и социального статуса покупателя. Растет доля бесплатно распределяемых общественных благ. Товары под модными брендами продаются многократно дороже аналогов такого же и даже лучшего качества. Разнообразие товаров и услуг намного превосходит человеческие способности к рациональному соизмерению своих объективных потребностей и доходов. Реклама и искусственно создаваемые стереотипы играют в современном общественном сознании такую же роль, что обычаи и мифы в доиндустриальном обществе, влияя на пропорции обмена куда больше затрат труда и предельной полезности.

Также и распределение доходов не сводится к предельной производительности факторов производства, определяясь в основном нормами защиты интеллектуальной собственности, социальными гарантиями и монопольными эффектами. Среди последних ведущую роль играет монополия на денежную эмиссию, которая ведется под обязательства государств и хозяйствующих субъектов в целях кредитования их расходов. Сеньораж, имевший маргинальное значение в эпоху золотого стандарта, стал важнейшим источником богатства в современную эпоху фиатных денег. Достаточно сказать, что ежегодно в обращение вливается более триллиона долларов и евро, обеспеченных лишь соответствующими государственными обязательствами. Одним нажатием кнопки Европейский Центральный банк создает больше покупательной стоимости, чем Россия получает за десятилетие экспорта сырой нефти. Денежная накачка экономики эмитентами мировых валют создает больше богатства, чем зарабатываемые трудом сбережения миллиардов простых людей.

Современную финансовую систему часто называют экономикой казино, подчеркивая виртуальный характер большей части совершаемых в ней сделок. На биржах операции совершают роботы, действуя по программам, ориентированным на спекулятивные прибыли, никак не связанные с воспроизводством реальной экономики. Значительная часть последней погружена в виртуальное состояние. В структуре потребления все больший вес занимают услуги социальных сетей, компьютерные игры, развлечения. В высокотехнологической сфере стремительно дешевеют привычные продукты и появляются запредельно дорогие новые с избыточными потребительским свойствами. И наоборот, дорожают традиционные товары примитивного качества, востребованы услуги по «состариванию» и искусственной порче товаров по прихоти потребительского спроса.

Мейнстрим экономической мысли игнорирует стремительное нарастание аномальных явлений, предпочитая не замечать качественные изменения в воспроизводстве экономики и все больше замыкаясь в схоластике абстрактных математических построений. Неоклассическая парадигма оказалась бессильной как в объяснении происходящих изменений и событий, так и в прогнозировании дальнейшего развития экономики. Макроэкономическая политика ведущих стран мира ведется органами регулирования вопреки теоретическим постулатам, методом проб и ошибок. Мировой финансовый кризис приобрел перманентный характер, обостряясь каждые 7 лет, нарастает ощущение неопределенности и тревоги.

Предпосылки научной революции в экономике

В экономической науке давно назрела революция, которая по своему масштабу будет сопоставимой с революцией в медицинской науке, произошедшей столетие назад. Сегодняшний мейнстрим экономической мысли можно сравнить со средневековой медициной, которая лечила все болезни кровопусканием и обосновывала заумной терминологией претензии лекарей на высокое вознаграждение вне зависимости от результатов лечения. Нужен переход от патологоанатомических изысканий и наукообразной схоластики к разработке теории развития организма. Именно процесс развития хозяйственной деятельности, а не обмена ее результатами должен стать главным предметом экономической науки. Соответственно должна поменяться методология.

Процесс развития характеризуется усложнением и повышением разнообразия системы. Поэтому, в отличие от теории обмена, которая сориентировалась на поиск состояния равновесия и редукцию от сложного к простому в целях выявления всеобщего эквивалента, теория развития ориентируется на поиск механизмов удержания нарастающей сложности в рамках воспроизводящейся целостности. Эволюция живых, в отличие от неорганических систем, носит негэнтропийный характер, развиваясь по пути усложнения. Поскольку экономика является живой системой, главным предметом экономической науки должно стать изучение закономерностей ее развития и, соответственно, механизмов ее усложнения и удержания целостности и устойчивости в процессе повышения разнообразия хозяйственной деятельности и ее результатов.

Определенные шаги в этом направлении были сделаны в рамках эволюционной экономики, которая в качестве предмета исследования выбрала изучение механизмов воспроизводства рутинных процессов хозяйственной деятельности. В рамках этой теории были получены нетривиальные результаты, объясняющие некоторые закономерности эволюции экономических систем, включая механизмы генерирования и распространения инноваций. В экономическую науку были привнесены математические методы анализа распространения и конкуренции видов, разработанные в экологии. Получены универсальные математические модели технологических траекторий и научно-производственных циклов.

На этой основе была разработана теория долгосрочного технико-экономического развития как процесса последовательной смены жизненных циклов технологичсеких укладов. Были разработаны модели расширенного воспроизводства экономических систем, адекватно отражающие процесс их развития.

Другим направлением теории развития экономики стала разработка моделей системной динамики, основанных на математическом описании реальных обратных связей, обеспечивающих воспроизводство экономики. Однако сложность и нелинейность обратных связей, опосредующих воспроизводство экономических систем, их подвижность и неопределенность изменений превосходит пока возможности компьютерно-математического моделирования. При наличии хороших моделей расширенного воспроизводства сложившихся экономических систем и распространения отдельных нововведений, структурных изменений в отдельных секторах экономики, общая модель системной динамики экономики в целом до сих не построена ни для одной страны и, возможно, в принципе не может быть построена в силу высокой изменчивости и нарастающего разнообразия реальных экономик.

В отличие от биологических систем, эволюционирующих в течение миллионов лет, и экологических систем, стремящихся к гомеостазу, современные экономические системы пребывают в состоянии постоянной изменчивости. В течение короткого времени они могут стремиться к некоторой гипотетической точке равновесия, однако постоянно возникающие нововведения порождают точки бифуркации, меняющие траекторию движения в направлении одного или нескольких аттракторов, которые тоже не достигаются вследствие появления следующих нововведений. Теория синергетики обладает формальным аппаратом для моделирования эволюции сложных систем, но на абстрактном уровне, который позволяет получить качественные знания о свойствах социально-экономического развития. Для реалистичных моделей и прогнозов математического инструментария недостаточно – требуются человеко-компьютерные методы разработки различных сценариев поведения экономической системы в зависимости от управляющих воздействий.

Постановка задачи

Экономическая наука должна раскрывать закономерности развития хозяйственной деятельности в течение известной истории человечества, объяснять механизм ее функционирования в настоящее время, прогнозировать сценарии дальнейшего развития в зависимости от проводимой экономической политики и обосновывать ее содержание. Для этого должны быть четко сформулированы цели социально-экономического развития и определены ограничения. При этом управляющая система развитием экономики должна иметь избирательную способность не ниже, чем разнообразие ее текущего и будущего состояний.

Пока мы еще далеки от построения общей теории развития экономики. Но, как известно, правильная постановка вопроса – это половина пути к решению проблемы. По аналогии с биологией, экологией и медициной, изучающих закономерности живых систем, экономика не должна зацикливаться на раз и навсегда заданных аксиомах. Если в экономике и есть что-то раз и навсегда данное, то это – изменчивость и способность к воспроизводству. Эти свойства вытекают из сущности человеческой природы, которая основывается на бесконечной творческой самореализации в границах возможного, которые постоянно расширяются в результате научного поиска. Поэтому первый вопрос, на который должна ответить экономическая наука, заключается в определении способов регулирования хозяйственной деятельности, устанавливаемых обществом.

Современная экономика регулируется правовыми нормами, устанавливаемыми в форме обязательных для всех законов и решений легитимных органов власти, а также решениями субъектов хозяйственной деятельности в пределах, установленных этими нормами и волей их управляющих. Система экономического регулирования может иметь или не иметь формально установленных целей. В любом случае эти цели складываются как равнодействующая экономических интересов различных социальных групп. Эти интересы не совпадают и могут носить даже антагонистический характер. Если система регулирования не гармонизирует их в интересах развития экономики и повышения общественного благосостояния, то результатом их взаимодействия может стать потеря устойчивости и разрушение экономики вследствие социальной революции или внешнего воздействия. При этом экономика, в отличие от человека, не умирает, а видоизменяется в соответствии с изменившейся равнодействующей социальных групп.

История знает много примеров экономических успехов и катастроф. При этом чудо иногда оборачивалось катастрофой и наоборот. Удивительно, что столь занимательная тема, как рождение и гибель экономических систем до сих пор мало занимала экономическую науку. Между тем только за последние 100 лет только в нашей стране эти события случались дважды: после Великой социалистической революции и после распада СССР. И каждый раз мейнстрим экономической мысли, как и система хозяйственного управления, были застигнуты врасплох, считая такие события невозможными.

Если брать за образец медицину, то экономическая наука должна первым делом думать о состоянии здоровья предмета исследования, изучать закономерности его развития и деградации, определять граничные условия функционирования, условия рождения и смерти. Точнее, для экономической науки – перерождения систем хозяйствования. При этом важнейший вопрос – способ этого перерождения, который может быть эволюционным или революционным, эндогенным или экзогенным, мирным или насильственным, созидательным или разрушительным.

Марксистская теория сделала попытку подойти к ответу на эти вопросы исходя из диалектики взаимодействия производительных сил и производственных отношений. В процессе социально-экономического развития периодически наступает предел, когда последние начинают сдерживать развитие первых, который преодолевается социальной революцией. Таким образом, в историческом материализме интерпретировались буржуазные (как переход от феодальных к капиталистическим производственным отношениям) и социалистические (как переход от капиталистических к социалистическим производственным отношениям) революции.

На основе неоклассической парадигмы была разработана теория догоняющего развития, согласно которой все страны вслед за развитыми капиталистическими государствами современности проходят одни и те же фазы раскрепощения рыночных сил, проводя либеральные реформы.

И та, и другая теория потерпели фиаско: первая – с крахом мировой системы социализма, осколки которой погрузились на периферию мировой капиталистической системы; вторая – с нынешним кризисом последней на фоне бурного подъема социалистических экономик с китайской, индийской, вьетнамской и пр. спецификой.

На наших глазах в странах Юго-Восточной Азии родилась принципиально новая экономическая система, сама возможность существования которой отвергалась мейнстримом экономической мысли. Она сочетает механизмы социалистического планирования и рыночной самоорганизации, государственной и частной собственности на средства производства, государственного контроля и личного предпринимательства. В этой системе управление хозяйственной деятельностью строится на основе гармонизации интересов различных социальных групп. Их противоречивость снимается посредством совместной работы по формированию и исполнению планов развития экономики в целях повышения народного благосостояния. Система регулирования экономики строится таким образом, чтобы равнодействующая экономических интересов работала на общее благо. В ней каждый субъект хозяйственных отношений выполняет свою функцию: частный предприниматель наращивает объемы и повышает эффективность производства нужных обществу благ; государство обеспечивает его кредитом и стабильными условиями хозяйствования (цены, налоги, процент, регулирование внешнеэкономической деятельности и пр.), доступом к современной инфраструктуре; ученые за счет государства и бизнеса генерируют поток новых знаний, инженеры – их практическое воплощение в новой технике, учителя – обучение подрастающего поколения в соответствии с требованиями НТП.

Известный социолог П.Сорокин еще полвека назад предвидел появление подобной экономической системы, которую он назвал интегральным строем. О его формировании на основе конвергенции сильных сторон капиталистической и социалистической систем при избавлении от характерных для них недостатков писали и некоторые советские и американское экономисты. Однако эти размышления остались на обочине мейнстрима экономической мысли, который загнал в тупик как советскую, так и американскую системы, каждая из которых претендовала на мировой масштаб.

Выиграв глобальную конкуренцию у СССР, спустя четверть века США потеряли доминирование в мировой экономической системе, уступив первое место по объему производства Китаю. Вместе с Индией, Бразилией, Японией, Кореей, Малайзией, Вьетнамом, Венесуэлой и Ираном, которые пытаются создавать свои разновидности интегрального строя, последний становится доминирующим в мировой экономике. В отличие от американоцентричной модели либеральной глобализации, в которой смыслом хозяйственной деятельности является максимизация прибыли, в рамках интегрального строя хозяйственная деятельность подчинена задачам развития экономики в целях повышения общественного благосостояния. Соответственно отличаются и характерные для этих систем подходы к организации международных экономических отношений: если США навязывает тотальную либерализацию в целях устранения трансграничных препятствий на пути экспансии своего капитала и корпораций, то перечисленные страны стремятся к взаимовыгодному сотрудничеству при уважении национального суверенитета в регулировании хозяйственной деятельности.

Следует заметить, что китайское, как, впрочем, и индийское, вьетнамское, малазийское, корейское, да и японское экономическое чудо игнорируются мейнстримом экономической мысли, который воспринимает их как досадные аномалии. Сегодня эти «аномалии» занимают ведущее место в воспроизводстве мировой экономики и демонстрируют свое превосходство не только в темпах роста объемов производства, но и в его социально-экономической эффективности. Они до сих пор не осмыслены экономической наукой, которая еще до этого так и не смогла найти объяснение западноевропейскому чудесному послевоенному восстановлению, не говоря уже о потрясающем взлете и драматическом крушении советской экономики.

Основы методологии

Любая конструкция состоит из элементов, которые, в свою очередь, тоже состоят из элементов и так вплоть до первоэлемента, поиск которого занимает любую науку. Возможно, эта зацикленность на поисках базового элемента является свойством монотеистического религиозного мышления, которое пытается все наблюдаемые явления свести к первопричине – к Богу у священников, к элементарной частице – у физиков, к клетке – у биологов, к товару – у экономистов. Однако в живых системах важны не только и даже не столько элементы, сколько связи между ними. Именно связи содержат информацию, определяющую свойства системы. Когда связи обрываются, система гибнет и начинает разлагаться, в то время как в случае разрушения одного элемента, его можно заменить другим.

К примеру, сознание человека на физиологическом уровне формируется как система связей между нервными клетками. Нарушение этих связей вследствие наркотического опьянения, травм и болезней вызывает расстройство сознание, в то время как гибель отдельных клеток может компенсироваться в весьма широких пределах (по некоторым исследованиям, до 2/3 их количества в мозге). На смысловом уровне сознание формируется связями между образами, понятиями, ощущениями. В отсутствие этих связей человек будет видеть отдельные предметы, но не сможет ни построить картину мира, ни освоить ее.

То же самое относится к хозяйственной деятельности. Ее орудия и предметы постоянно меняются в процессе производства, которое задается соответствующей технологией, определяющей связи между ними и человеком. В организации производства могут увольняться и наниматься разные люди, входя между собой в отношения, заданные технологией. Поэтому, чтобы разобраться в закономерностях развития хозяйственной деятельности, необходимо понять процессы изменения и смены технологий.

Хозяйственная деятельность не сводится к производству, она погружена в социальную среду, обитатели которой ведут, организовывают, обеспечивают хозяйственную деятельность и используют ее результаты в своих интересах. Эта среда состоит из людей, которые вступают во взаимоотношения между собой по поводу хозяйственной деятельности и ее результатов. Эти отношения обеспечивают воспроизводство хозяйственной деятельности при постоянных изменениях в составе популяции участвующих в них людей. Сами производственные отношения определяются институтами, удерживающими в них людей и задающими формы реализации мотивов их поведения. Поэтому, чтобы разобраться в закономерностях развития экономики необходимо понять процессы изменения социальных институтов.

Социальные институты регулируют поведение людей в той мере, в которой последние склонны соблюдать задаваемые ими нормы. Эта склонность поддерживается положительными и отрицательными связями между человеком и обществом, действенность которых определяется соответствием моральных ценностей индивида и господствующей идеологией. Чем выше это соответствие, тем эффективнее работают институты, определяющие производственные отношения. И, наоборот, с ростом доли людей, отвергающих господствующую идеологию, падает способность институтов к поддержанию соответствующих производственных отношений. Поэтому для понимания закономерностей развития экономики необходимо принимать во внимание эволюцию систем ценностей людей во взаимодействии с господствующей в общественном сознании идеологией.

Таким образом, экономическая наука не может игнорировать знания о человеке, общественном сознании и социальных отношениях, накопленных в смежных гуманитарных дисциплинах. В противном случае она вырождается в нынешний «экономикс» с его убогой интерпретацией главного героя экономических исследований как бездушного экономического агента или homo economicus. Эта интерпретация может иметь смысл для изучения гипотетического частного случая экономической системы, состоящей из индивидуальных сверхрациональных предпринимателей, работающих в условиях свободной конкуренции на хорошо известном рынке с неменяющимся множеством технологий. Как только мы сдвигаемся от этого умозрительного случая по любому из перечисленных признаков, все полученные на нем результаты моделирования перестают выполняться, а построенная на них теория перестает объяснять поведение экономики и оказывается совершенно непригодной для практических рекомендаций.

Чтобы понять закономерности экономического развития, необходимо рассматривать экономическую систему как сложное множество людей с их идеологией, интересами и мотивами поведения, связывающими их производственными отношениями и регулирующими эти отношения институтами, а также средствами и предметами производства, связанными определенными технологиями. Эта сложная система состоит из бесчисленного количества элементов и связей между ними, которые постоянно меняются. Ее характеризуют: принципиальная сложность, которая не позволяет редуцировать все ее составляющие к некоторому базовому элементу; нелинейность взаимозависимостей, которые не отражаются линейными функциями; неопределенность состояний, которая затрудняет построение прогнозов и разработку практических рекомендаций.

Исходя из изложенного, центральным вопросом экономической науки должно стать изучение взаимосвязи технологических, институциональных и идеологических изменений. Эти изменения могут не подчиняться универсальным законам, также как способы организации и использования результатов хозяйственной деятельности могут сильно отличаться в зависимости технологического, институционального и идеологического состояния социально-экономической системы. Поэтому потуги мейнстрима экономической мысли вывести какие-либо универсальные экономические законы, инвариантные технологическим, институциональным и идеологическим характеристикам социально-экономической системы, выглядят крайне наивными.

Опорные конструкции новой научной парадигмы в экономике

Для изучения взаимосвязи технологических, институциональных и идеологических изменений в экономике нужно вначале разобраться с закономерностями функционирования каждой из этих подсистем. Для этого выделить соответствующие базовые элементы – технологию, институт, ценность – и понять закономерности их изменений. В общественных науках накоплены определенные знания в этих областях.

Существует достаточно много исследований закономерностей появления, распространения и смены технологий, которые позволяют вывести ряд общих законов, включая знаменитый закон убывающей производительности. Согласно ему, в жизненном цикле любой технологии наступает момент, начиная с которого дальнейшие инвестиции в ее развитие приносят убывающую отдачу. Сам жизненный цикл любой технологии описывается логистической кривой, также как и жизненный цикл любого живого существа или любого процесса обучения. Эта S-образная кривая проявляется в динамике всех признаков научно-производственного цикла – объема производства, доли на рынке, распространения в пространстве, производительности, характеристиках качества продукции.

Как уже указывалось выше, для понимания процесса развития важны не столько его элементы, сколько связи между ними. В хозяйственной деятельности производства связаны технологической сопряженностью, которая обуславливает синхронизацию их жизненных циклов. Комплексы технологически сопряженных производств образуют воспроизводящиеся целостности – технологические уклады. Каждая составляющая его технология имеет жизненный цикл, который описывается логистической кривой, проходя фазы вызревания, бурного роста, зрелости и упадка. По достижении предпоследней фазы жизненного цикла инвестиции в развитие технологии приносят убывающую отдачу, которая переходит в отрицательную одновременно с началом фазы упадка. В силу технологической сопряженности составляющих технологический уклад производств их развитие синхронизируется, вследствие чего жизненный цикл технологического уклада приобретает такую же форму логистической кривой, растянутой почти на столетие.

Открытие закономерности периодической смены технологических укладов раскрывает механизм безграничного развития производительных сил за счет НТП, который носит неравномерный и неравновесный характер. В периоды зрелости и упадка жизненного цикла технологического уклада эмпирические данные свидетельствуют о замедлении развития и приближения пределов экономического роста, обусловленных ограниченностью ресурсов. Однако эти пределы преодолеваются со становлением нового технологического уклада, которое снимает ресурсные ограничения и выводит экономику на новую длинную волну роста. Этот процесс сопровождается обесценением производственного и человеческого капитала, падением производства и депрессией, которая стимулирует переток капитала в становление производств нового технологического уклада.

Разработанная автором теория долгосрочного технико-экономического развития как процесса последовательной смены жизненных циклов технологических укладов позволила выявить закономерности этого нелинейного и неравновесного процесса, который проявляется в динамике макроэкономических показателей в форме длинных волн экономической конъюнктуры.

Наряду с технологической составляющей хозяйственная деятельность обеспечивается производственными отношениями, которые задаются соответствующими институтами. Они тоже не остаются неизменными и без понимания закономерностей их эволюции теория развития экономики построена быть не может. Как и в технико-экономической области в качестве базовых элементов анализа здесь должны быть выделены воспроизводящиеся целостности.

В целях анализа закономерностей политико-экономического развития автором было предложено определение мирохозяйственного уклада – целостной системы взаимосвязанных институтов, обеспечивающих в данное время расширенное воспроизводство национальных экономик и определяющих механизм глобальных экономических отношений. Формируясь изначально на уровне национальной экономики, институциональные системы соответствующего мирохозяйственного уклада достраиваются на уровне региональной интеграции и мирохозяйственных отношений. При этом особое значение имеют институты страны-лидера, которая оказывает доминирующее влияние на механизмы регулирования мирового рынка и международные торгово-экономические и финансовые отношения. Посредством этого влияния страна-лидер обустраивает свою экономическую периферию, навязывая зависимым странам соответствующие ее интересам институты. Отстающие страны, в свою очередь, пытаются копировать институты страны-лидера, способствуя таким образом распространению соответствующего мирохозяйственного уклада.

Каждый мирохозяйственный уклад имеет свой жизненный цикл, пределы которого определяются накоплением внутренних противоречий в рамках воспроизводства составляющих его институтов. Развертывание этих противоречий со временем влечет накопление напряжений в системе как национальных, так и международных экономических, социальных и политических отношений, разрешавшихся до сих пор мировыми войнами. Согласно логике этого процесса, повторяющегося с 19 века, мировая война провоцируется теряющей доминирование в мире страной-лидером устаревающего мирохозяйственного уклада с целью усиления контроля над периферией своей экономики для повышения своих конкурентных преимуществ, а также сдерживания и ослабления возможных конкурентов. Из числа последних, однако, всегда появлялся новый лидер – носитель более прогрессивной системы институтов и производственных отношений, позволяющих превзойти прежнего лидера по эффективности экономики и политическому могуществу. Чтобы нарастить свои преимущества новый лидер до последнего момента уклоняется от участия в войне, чтобы вступить в нее на завершающем этапе в стане победителей и захватить глобальное лидерство.

Система институтов нового мирохозяйственного уклада не может вызреть в стране-лидере предыдущего мирохозяйственного уклада вследствие связанности ее институтов экономическими интересами. Доминирующая в мировой экономике национальная властвующая элита страны-лидера не заинтересована в переменах и последовательно отвергает попытки изменения мирохозяйственного уклада, воспроизводство которого вследствие этого приобретает инерционный характер. Поэтому становление институтов нового мирохозяйственного уклада происходит в стороне от страны-лидера, на одном из защищенных от прямого принуждения сегментов ее периферии. Таким образом, Голландия под защитой Англии перехватила лидерство у Испании и уступила его Англии после наполеоновских войн. Затем оно перешло к США в результате двух мировых войн в Европе и распада СССР. Теперь США уступают мировое лидерство Китаю, безуспешно пытаясь усилить свои позиции путем провоцирования гибридных войн с неподконтрольными сегментами своей экономической периферии. Одновременно со сменой мирового лидера расширяются институты нового мирохозяйственного уклада, которые обеспечивают удержание имеющихся материально-технических достижений и создают новые возможности для развития производительных сил общества.

Гипотеза о периодической смене мирохозяйственных укладов как целостных институциональных систем, обеспечивающих воспроизводство экономики, объясняет прерывистый характер долгосрочной экономической и политической эволюции. Согласно этой гипотезе смена мирохозяйственных укладов происходит дискретным образом вследствие неспособности доминирующих стран к изменению исчерпавших возможности обеспечения устойчивого экономического роста институтов. Доминирующие в мировой экономике страны пытаются сохранить свое центральное положение путем усиления контроля над периферией мировой экономики, что до сих пор приводило к мировым войнам, в результате которых и совершался переход к новому мирохозяйственному укладу. Этот переход сопровождался сменой лидеров и центров развития мировой экономики – доминирование переходило к странам, ранее других сформировавшим новую, более эффективную институциональную систему воспроизводства экономики.

Данная гипотеза раскрывает глубинные причины мировых войн и дает новое представление о диалектике взаимодействия производительных сил и производственных отношений. В отличие от марксистской теории, интерпретировавшей формирование мировой системы социализма советского типа как переход к бескризисному развитию производительных сил, а также от современных доктрин рыночного фундаментализма, интерпретирующих ее распад как торжество либеральной глобализации и окончательное установление мирового рынка капитала, эта гипотеза доказывает историческую ограниченность любых институциональных систем, которые неизбежно меняются в ходе нелинейного и неравновесного процесса смены мирохозяйственных укладов.

Использование понятия «уклад» призвано отразить воспроизводящуюся целостность взаимосвязанных элементов: соединенных технологической кооперацией производств (технологический уклад) и объединенных институтами хозяйственных образований (мирохозяйственный уклад). Связанность элементов предопределяет синхронизацию их жизненных циклов, по меньшей мере, в фазе зрелости и упадка. А также прерывистый характер экономического развития, в котором периодически происходит одновременная смена большого количества элементов и перестройка связей между ними, которая приобретает скачкообразный характер технологических (при смене технологических укладов) и политических (при смене мирохозяйственных укладов) революций.

В данной трактовке технологические революции отражают качественные изменения в составе производительных сил, а политические – в содержании производственных отношений. Они не обязательно должны совпадать, хотя их взаимовлияние и принцип соответствия представляются очевидными. Однако инерционность производственных отношений существенно выше, чем технологических связей производительных сил, вследствие чего жизненный цикл мирохозяйственного уклада намного длиннее технологического.

Практическое значение новой научной парадигмы в экономике

Теория долгосрочного экономического развития как процесса периодической смены технологических и мирохозяйственных укладов позволяет объяснить множество аномальных фактов, не вписывающихся в мейнстрим экономической мысли. Составляющие последний направления предстают как частные случаи абстрактных моделей нежизнеспособных экономических систем. Именно поэтому попытки применения основанных на них рекомендаций неизменно ведут к деградации соответствующих национальных экономик. В рамках предложенной теории эти процессы получают научное объяснение, а прогнозы сбываются. Формируемая на основе предлагаемого подхода новая научная парадигма дает надежную основу для разработки методологии долгосрочного прогнозирования социально-экономического развития, позволяет предвидеть наступление периодов дестабилизации мировой экономической и политической системы, чреватых угрозой мировой войны. Эта парадигма будет востребована в настоящее время, когда происходит одновременная смена технологических и мирохозяйственных укладов.

Открытие закономерности периодической смены технологических укладов объясняет причины нынешнего глобального кризиса и позволяет спрогнозировать формирование траектории роста нового технологического уклада. Это, в свою очередь, создает предпосылки научно обоснованного выбора приоритетных направлений НТП и определения стратегии опережающего развития экономики. Последняя возможна как раз в периоды смены технологических укладов, когда для отстающих стран открывается возможность совершить скачок в состав передовых, которые испытывают в это время кризисные последствия обесценения капитала в производствах прежнего технологического уклада.

Гипотеза о смене мирохозяйственных укладов объясняет причины происходящего в настоящее время обострения политической напряженности в мире. Этот процесс носит необратимый характер и сопровождается сменой мирового лидера, как бы США не пытались удержать свое доминирование в системе мирохозяйственных связей. Эта система будет трансформирована в соответствии с институтами нового – интегрального – мирохозяйственного уклада.

Новая парадигма дает представление о перспективах глобального социально-экономического развития. Американоцентричная либеральная глобализация с доминированием связанных с ФРС США транснациональных корпораций уступает место полицентричной и поливалютной системе, в которой доминируют централизованно регулируемые экономики, сочетающие: механизмы рыночной самоорганизации с институтами стратегического и индикативного планирования; частного предпринимательства с государственным контролем за соблюдением общественных интересов. Скачок в эффективности, достигается при переходе к новому мирохозяйственному укладу за счет гармонизации разнообразных интересов хозяйствующих субъектов, социальных групп и общества в целом. В отличие от нынешнего мирохозяйственного уклада, в котором экономическая активность подчиняется интересам максимизации прибыли любым способом, целевой функцией нового мирохозяйственного уклада является повышение общественного благосостояния, что гарантирует ему преимущества в обеспечении экономического роста.

Предлагаемый подход позволяет понять механизмы долгосрочного развития экономики, в котором чередуются этапы стабильного роста и качественных изменений, которые проявляются в виде экономических кризисов. Незнание этих механизмов до сих пор не позволяло предотвратить как сами эти кризисы, так и их перерастание в катастрофы мировых войн и революций. Сегодня мир втягивается в очередную экономическую трансформацию с риском новой мировой войны. Ее можно избежать при условии понимания властвующей элитой ведущих стран мира объективных законов развития экономики, которые делают переход к новому мирохозяйственному и технологическому укладам неизбежными. Чем сильнее будет сопротивление этим переменам, тем больше будут разрушены производительные силы и тем выше риски глобальной гуманитарной катастрофы.

В современной литературе хватает апокалиптических прогнозов, но почти нет понимания способов избежать их воплощения, кроме общих слов о необходимости самоограничений в развитии экономики. Однако реальный путь заключается в устранении этих ограничений – экологических, продовольственных, энергетических и пр. Переход к новому технологическому укладу открывает эру солнечной энергетики, роботизации, генетической инженерии и клеточной медицины, что позволяет снять или существенно ослабить эти ограничения. Этот переход сдерживается институтами устаревшего мирохозяйственного уклада, которые порождают антагонистические конфликты в глобальной системе производственных и политических отношений. Первые выливаются в гигантские финансовые пузыри, дестабилизирующие экономику, вторые влекут мировую гибридную войну. Разрешению этих конфликтов мирным созидательным путем мешает заскорузлость мышления властвующей элиты доминирующих стран, которая является следствием неправильной оценки своих возможностей из-за непонимания закономерностей развития современной экономики. Выше уже говорилось о правовом принципе ее регулирования, что требует конструирования его оптимального устройства.

Новая парадигма дает научную основу приведения макроэкономической политики в соответствие с новыми технологическими траекториями и институтами воспроизводства экономики, а также формирования политики опережающего развития российской экономики. Она может также сыграть важную роль в предотвращении перерастания американской агрессивности в мировую войну путем скорейшего формирования коалиции стран, образующих новый центр развития мировой экономики на основе институтов нового мирохозяйственного уклада и опережающего роста производств нового технологического уклада. Россия могла бы сыграть важную роль в этом процессе встав на путь опережающего развития нового технологического и становления мирохозяйственного укладов.

Направления развития новой научной парадигмы в экономике

Катастрофический характер процесса смены мирохозяйственных укладов является следствием неспособности системы управления развитием экономики своевременно адаптироваться к происходящим в ней изменениям. Во многом это результат отсутствия адекватной реальности экономической теории. Выше были показаны некоторые опорные конструкции для ее построения. Но нужен и общий проект, для разработки которого важно правильно сформулировать техническое задание.

Практически полезная теория развития экономики должна отвечать на вопрос как обеспечить устойчивость этого процесса и его нацеленность на рост общественного благосостояния. Оставляя в стороне рассуждения относительно способов измерения этого критерия, в первом приближении примем его за среднедушевой объем ВВП, которым обычно оценивается уровень экономического развития. Тогда теория должна обосновать оптимальный набор правовых норм и инструментов регулирования хозяйственной деятельности для достижения максимально возможных темпов экономического развития на обозримую перспективу. Поскольку главным фактором этого развития является НТП, а источником последнего является творческая активность человека, теория должна определить необходимые и достаточные условия для повышения творческой активности граждан в развитии и реализации научно-технического потенциала в целях гармоничного и устойчивого экономического развития.

Исходя из изложенного выше, первое, что нужно сделать для построения теории развития экономики – дать правильное определение ее главного действующего лица – человеческой личности. Homo economicus с его примитивной ориентацией на максимизацию дохода и бесконечным соизмерением предельной полезности потребляемых благ для отражения роли человека в современной экономике явно не подходит. Также как и роль продавца и покупателя рабочей силы. Хотя все эти роли присутствуют, но главным двигателем развития экономики является человек творческий, реализующий свой интеллектуальный потенциал в создании и практическом освоении новых знаний и технологий. Для этого он должен быть образованным, креативным, обладать необходимым оборудованием, финансированием, иметь благоприятные условия для работы в коллективе заинтересованных в общем результате сотрудников.

Чтобы стать адекватной реалиям современной хозяйственной деятельности экономической науке придется заимствовать знания о человеке и мотивах его поведения у психологии. Реализация творческого потенциала личности в хозяйственной деятельности предполагает соучастие как в планировании этой деятельности, так и в распоряжении ее результатами. С этой точки зрения традиционные для экономической науки представления о купле-продаже рабочей силы на рынке являются анахронизмом, подходящим разве что для низкоквалифицированных сегментов рынка труда. Так же как и представления о капитале как об обезличенном факторе производства, покупающим основные фонды и рабочую силу для их обслуживания. Организация высокотехнологического производства предполагает отношения сотрудничества между его участниками, которые строятся на основе общего понимания целей, способов их достижение и распределения результатов. Взаимопонимание между сотрудниками в творческой деятельности не сводится к выполнению формальных инструкций и предполагает сопереживание за ее результаты. Это накладывает определенные требования к организации отношений собственности на средства и результаты совместной производственной деятельности.

Категория собственности игнорируется или крайне упрощается менйстримом экономической науки. Даже в марксистской парадигме она не продвинулась дальше древнеримского права с его триадой владения, пользования и распоряжения. Между тем современная хозяйственная деятельность ведется на основе сочетания разнообразных отношений собственности, не вписывающихся в античную формулу. В передовых странах законодательно закреплены права не только собственников капитала, но и работников, изобретателей, кредиторов, местных и национальных органов власти и др. субъектов, которые имеют отношения к организации хозяйственной деятельности и распределению ее результатов. Все шире применяются институты коллективной собственности и права трудовых коллективов на участие в управлении предприятиями.

Новая парадигма позволяет установить взаимосвязь между экономической и юридической науками. Систему хозяйственного права создают властвующие элиты исходя из понимания своих экономических интересов. При этом они склонны интерпретировать их как абсолютные, навязывая всему обществу. Чтобы убедить общественное мнение, применяется широкий набор методов – от навязывания соответствующего мнения в СМИ до дискредитации инакомыслящих и применения насилия в отношении сопротивляющихся. Как правило, это приводит к катастрофе вследствие недооценки властвующей элитой необходимости изменений и переоценки своих возможностей управлять развитием устоявшимся способом. Когда «верхи не могут, а низы не хотят», по образному выражению В.И.Ленина наступает революционная ситуация. Властвующая элита обычно пытается ее разрешить путем сочетания реформы и войны в целях сбрасывания напряжения за пределы существующей системы хозяйственных отношений, следствием чего обычно становится нарастание хаоса и крах социально-экономической системы. Новая парадигма дает научную основу для опережающего реформирования системы хозяйственного права, которое сможет конструктивно разрешать экономические противоречия и упреждать обострение социально-политических конфликтов. Для этого, однако, нужен широкий общественный консенсус и эффективные процедуры делегирования полномочий институтам, призванным гармонизировать социально-экономические отношения в правовых нормах.

Здесь мы подходим к узловому вопросу положения экономики в системе общественных наук. Современный мейнстрим существует в искусственно созданном вакууме абстракций, оторванном как от реалий человеческого общества, так и от других общественных наук. Между тем хозяйственная деятельность служит удовлетворению потребностей людей и подчиняется человеческой воле, которая определяется сознанием человека. В традиционном обществе с религиозным мировоззрением земное существование человека воспринималось как подготовка в жизни вечной и подчинялось идее спасения души. Экономика занимала подчиненное положение в иерархии ценностей и хозяйственная деятельность задавалась бесконечным повторением рутинных процедур производства необходимого для существования общества продукта, распределяемого с учетом потребностей правящей элиты. Лишь с возникновением капитализма хозяйственная деятельность подчиняется целям извлечения прибыли и увеличения богатства собственников средств производства. Для оправдания этой практики в секуляризированном обществе с рационализированным сознанием возникает либеральная система ценностей, оправдывающая произвол личности и легализующая институты накопления капитала как самовозрастающего богатства, до сих пор формирующая мейнстрим экономической мысли. С переходом к экономике и обществу знаний эта идеология подвергается сомнению.

Во-первых, человечество подошло к рубежу экологических ограничений, переход через которые чреват необратимой деградацией окружающей среды. Это требует введения соответствующих ограничений, несовместимых с либеральной системой ценностей.

Во-вторых, дифференциация людей по уровню доходов, качеству жизни и возможностям влиять на собственную судьбу и судьбу общества подошло к порогу, за которым произвол одного человека, наделенного доступом к передовым технологиям и обладающим достаточным богатством, способен нанести летальный ущерб всему человечеству.

В-третьих, создание богатства стало функцией денежной политики. Эмиссия фиатных, обеспеченных лишь долговыми обязательствами, денег создает больше номинального богатства, чем труд, капитал и НТП вместе взятые. Объем ничем не обеспеченных долговых обязательств в денежном эквиваленте многократно превышает валовый продукт ведущих стран и мировой экономики.

Таким образом, человечество стало заложником небольшой группы концентрирующих богатство, власть и передовые технологии лиц, способных манипулировать его настоящим и будущим. Мейнстрим экономической, да и обществоведческой мысли в целом, игнорирует, а по сути – оправдывает это качественное изменение в структуре человечества в результате научно-технической и политэкономической эволюции. Это изменение, однако, может кардинально повлиять на состояние человеческого общества, вплоть до его уничтожения в результате игры получивших божественные возможности отдельных личностей. Могут реализоваться самые мрачные антиутопии, если не будут сформированы институты, обеспечивающие устойчивое социально-экономическое развитие.

Разработка идеологии устойчивого развития человечества, остается пока предметом интеллектуальных упражнений ученых, мечтателей и энтузиастов. Новая научная парадигма должная обеспечить эту деятельность надежной системой координат. Формирование системы институтов интегрального мирохозяйственного уклада идет сегодня без научного обоснования на эклектическом идейном фундаменте. Хуже того, мейнстрим экономической мысли ориентирован на дискредитацию этой работы, пытаясь представить формирующиеся институты нового мирохозяйственного уклада как подлежащие устранению рудименты. Это говорит о реакционном характере доминирующей парадигмы экономической мысли. В экономической науке назрела революция в понимании теории развития науки Т.Куна. Нужен переход к новой научной парадигме в экономике, да и во всем семействе общественных наук. Настоящая статья написана с целью инициирования широкой междисциплинарной дискуссии на эту сверхактуальную тему.

 

Выбор будущего

Интервью академика РАН, члена Президиума Экономического Совета при Президенте С.Ю.Глазьева Александру Нагорному [207] .

Поставленная Президентом России задача – найти источники экономического роста – породила бурную дискуссию на президентском экономическом совете. Об обсужденных на нем альтернативах экономической политики мы поговорим с известным ученым, признанным специалистом в области современной теории экономического развития, академиком РАН С.Ю.Глазьевым.

В. Сергей Юрьевич, насколько можно судить по публикациям, на президентском совете обсуждалось два подхода. Первый представляют прагматики – ученые, промышленники и предприниматели, – которые хотят решить эту задачу на основе прагматического подхода, опирающегося на проверенные практическим опытом знания. Второй представляют чиновники экономических ведомств, представители офшорной олигархии, а также эксперты МВФ и сторонники Вашингтонского консенсуса, которые заинтересованы в сохранении статус-кво и противятся изменению устраивающей их политики. На поставленные президентом задачи они традиционно отвечают рассуждениями о необходимости улучшения предпринимательского климата, снижения коррупции, сокращения расходов бюджета и денежного предложения в целях снижения инфляции. При этом они не смущаются тем обстоятельством, что целых два десятилетия безуспешно пытались это делать, не достигая ощутимых результатов.

О. В целом поставленная вашим вопросом оценка верна. Первый подход отражен в докладе Столыпинского клуба, который представлял Б.Титов, второй – в докладах А.Кудрина и А.Улюкаева. Последние доклады, за исключением незначительных деталей, стоят на одной идеологической платформе. Любопытно, что по смыслу они совпадают с предложениями меморандума миссии МВФ в Москве от 19 мая с.г. Соответственно, различаются и целевые ориентиры этих подходов. В первом ставится задача выйти на рост ВВП на 4 % в год, во втором – добиться снижения инфляции до 4 % в год. Разница, как вы видите, принципиальная – не только в постановке целей, но и в логике рассуждений.

В. Правильно я понимаю, что по сути предложения Кудрина и Улюкаева не выходят за рамки нынешней экономической политики?

О. Да, и это вызывает чувства одновременного умиления и недоумения. Уже два десятилетия, проводя эту политику, они уверяют нас, что вот-вот наступит экономический рост, но результаты почти всегда обратны. За исключением периода высоких цен на нефть, которые благотворно повлияли на подъем экономики, начавшийся благодаря антикризисным мерам, предпринятым правительством Примакова и Геращенко. После падения нефтяных цен неадекватность этого подхода ярко проявилась в обратной результативности – результаты всегда оказываются противоположны поставленным целям. Характерным примером является совершенный на наших глазах переход к таргетированию инфляции: обещали ее вдвое снизить, а получили ее двукратное повышение.

В. При этом никто не понес никакой ответственности. Российская валюта опустилась по рейтингу на последнее место в мире, а председатель Банка России удостоилась признания лучшей в мире…

О. Признания от рупора спекулянтов, которые сказочно обогатились на манипуляциях с курсом рубля. Но вы правы, для того, чтобы не объяснять причины провалов в достижении целей экономической политики авторы указанных докладов запутывают и забалтывают проблему банальными частностями и прибегают к привычному для этой среды приему: достижение целевого ориентира откладывается на три года; провал текущего года объясняется стечением неблагоприятных внешних факторов; следующий год объявляется переходным к третьему, в котором и наступает долгожданное благополучие.

В. Очень напоминает известную восточную притчу Насреддина про шаха и ишака…

О. Да, но в ней речь шла о 30-х годах. Сейчас изменения идут намного быстрее, чиновникам важно пережить выборы и они обещают, что все будет хорошо, если их оставят рулить экономикой еще на годик. А там, глядишь, поменяется состав парламента, придут новые люди, забудут прежние обещания и можно еще пару лет просидеть. Эта формула была изобретена в середине 90-х годов министром экономики, должность которого занимал тогда Е.Ясин и с тех пор она взята на вооружение всеми его последователями. В рамках этого подхода рост может наступить по независящим от авторов причинам – в начале 2000-х таковой стало повышение цен на нефть. Вероятно, чего-то подобного они ожидают и в 2018. Однако никаких объективных оснований ни для повышения сырьевых цен, ни для снятия западных санкций нет – мировая экономика переходит к фазе роста нового технологического уклада, которая всегда идет на фоне низких сырьевых цен и повышения энергоэффективности. Санкции будут сохраняться до тех пор, пока российское руководство отказывается подчиниться американскому диктату и поддерживает суверенитет и национальную безопасность. Поэтому и роста при данном подходе ожидать не приходится.

В. Почему?

О. Потому что он противоречит как научным знаниям о закономерностях развития и функционирования экономики, так и практическому опыту. Доклады Улюкаева и Кудрина исходят из истинности нынешней денежно-кредитной политики и лежащих в ее основе предположений о линейной обратно пропорциональной зависимости между экономическим ростом и инфляцией с одной стороны и прямо пропорциональной зависимостью между инфляцией и денежной массой, с другой стороны. Из их незамысловатой позиции следует вывод о том, что для обеспечения экономического роста необходимо снизить инфляцию, а для этого, в свою очередь, – сжать денежную массу, в том числе путем сокращения использования средств резервного фонда для финансирования дефицита бюджета и уменьшения последнего. При этом приводится много банальных рассуждений о необходимости улучшения качества институтов, бизнес-климата, повышения эффективности госрегулирования и других очевидных направлениях работы, которой авторы должны были заниматься по долгу службы много лет, но почему-то не преуспели.

Эта позиция не может быть основой для политики экономического роста в связи с неадекватностью ее исходных положений закономерностям развития современной экономики.

В. Нельзя ли по подробнее?

О. Во-первых, предложения о бюджетной консолидации и ограничении дефицита 1 % ВВП основываются на упрощенном представлении о линейной прямой зависимости между приростом денежной массы и инфляцией. В действительности эта зависимость носит немонотонный и нелинейный характер – для каждого состояния экономики существует оптимальный с точки зрения минимизации инфляции уровень денежной массы, отклонение от которого в сторону как увеличения, так и снижения влечет увеличение инфляции (см. публикации Р.Нижегородцева и Н.Горидько). Российская экономика характеризуется относительно низким уровнем монетизации, еще большее снижение которого в последние два года повлекло существенное отклонение от оптимального уровня и повышение инфляции. Это связано с тем, что в условиях демонетизации сокращение денежной массы влечет падение производства и, соответственно, снижение покупательной способности денег. Снижение же инфляции обеспечивается повышением эффективности и объемов производства. Поэтому, вопреки исходным положениям данного подхода, в демонетизированной российской экономике инфляция снижается с ростом денежной массы и, наоборот, увеличивается при ее сокращении. В условиях падения производства и инвестиций добиться снижения инфляции можно только путем сокращения доходов, что влечет углубление кризиса, деградацию экономики и падение уровня жизни населения. Именно к таким последствиям обычно приводит реализация данного подхода. При этом снизить инфляцию до целевого уровня в 4 % не удастся, так как она будет провоцироваться повышением издержек и девальвацией рубля вследствие снижения технического уровня и конкурентоспособности производственной сферы.

Во-вторых, предпосылка об обратной зависимости между инфляцией и экономическим ростом не соответствует практическому опыту. Существует множество исследований, доказывающим отсутствие такой зависимости в пределах умеренной инфляции. В реальности она носит нелинейный и немонотонный характер. Для каждого состояния экономики существует свой оптимальный, с точки зрения максимизации темпа прироста ВВП, уровень инфляции. Чем хуже качество управления развитием экономики и чем примитивнее ее структура, тем выше этот уровень. У нас он, к сожалению, превышает 4 %, поэтому попытки его достичь будут неизбежно сопровождаться падением производства и, соответственно, сохранением высокой инфляции. То есть в рамках предлагаемого подхода этот уровень может оказаться в принципе недостижимым.

В-третьих, предложения о сокращении бюджетных расходов противоречат тезису о необходимости увеличения расходов на образование и науку. Если исходить из величины этих расходов в структуре бюджета и ВВП передовых стран, их объем должен быть увеличен не менее, чем вдвое. Сделать это за счет снижения расходов по другим статьям можно только путем резкого сокращения чиновников и сотрудников правоохранительных органов, что повлечет рост безработицы и сокращение спроса, что едва ли даст положительный макроэкономический эффект. И уж точно не даст его сокращение оборонных расходов, так как они являются главным источником финансирования наукоемкой промышленности с большим мультипликационным эффектом.

В-четвертых, отказ от использования денежной эмиссии для финансирования дефицита бюджета противоречит общепринятой практике передовых стран и следует из непонимания природы современных денег. Все мировые валюты являются фиатными деньгами, эмиссия которых ведется без обеспечения золотовалютными или реальными ценностями. Они эмитируются, главным образом, под долговые обязательства государства в целях финансирования дефицита бюджета. Эмиссия доллара США ведется ФРС под долги американского правительства, и ее величина определяется потребностями казначейства США в заимствованиях путем эмиссии своих обязательств. Аналогичным образом эмиссия евро ведется под долговые обязательства государств-членов зоны евро. Ранее европейские центробанки вели эмиссию под долговые обязательства (векселя) предприятий путем рефинансирования коммерческих банков через их переучет. Эмиссия может также вестись под обязательства государственных институтов развития (Япония, США) или под планы развития экономики, как это делается в Китае. При этом денежная эмиссия опережает рост экономики, что соответствует смыслу современного кредита как инструмента его авансирования. Чем менее развит финансовый рынок, тем большее значение имеет кредитная эмиссия для обеспечения экономического роста. Все скачки из отсталости в лидеры в современной экономике сопровождаются опережающим ростом кредитной эмиссии для финансирования наращивания инвестиций.

В. Неужели такие опытные в области денежно-кредитной политики руководители, как Кудрин и Улюкаев, этого не понимают?

О. Их недооценка значения кредита для финансирования инновационной и инвестиционной активности связана с наивной верой в теорию рыночного равновесия. На самом деле современная экономика никогда не достигает точки равновесия и даже не стремится к ней. Она может стремится к некоторому аттрактору, но, как правило, его не достигает вследствие появления новых аттракторов под влиянием НТП и меняющейся конъюнктуры. А если и достигает, то останавливается в своем развитии, как это происходит в нынешнем состоянии стагфляционной ловушки. Современный экономический рост носит неравномерный, неравновесный и нелинейный характер. В настоящее время совершается переход к новому технологическому укладу, который требует резкого наращивания инвестиционной и инновационной активности. Для обеспечения структурной перестройки экономики передовые страны быстро наращивают объемы денежной эмиссии, организовывая предоставление долгосрочных кредитов под символический процент. Шумпетер правильно называл процент за кредит налогом на инновации, а Тобин доказывал, что максимизация инвестиционной активности должна быть главной целью денежно-кредитной политики.

В. Они этого не знают?

О. Курсы МВФ и американского казначейства этого не предусматривают. Адептов рыночного фундаментализма заставляют зубрить несколько примитивных догм, которые не подлежат сомнению. Хотя применение этих догм, известных как доктрина Вашингтонского консенсуса, всегда и везде оборачивалось катастрофой в доверившихся странах, проводники этой политики объявлялись американскими СМИ лучшими в мире специалистами и всячески поощрялись. В нынешней ситуации странное для макроэкономистов игнорирование роли денежно-кредитной политики в обеспечении экономического роста влечет его замыкание в сверхприбыльных отраслях добывающей промышленности и химико-металлургического комплекса при стагнации остальных. Предложенное Улюкаевым ограничение источников финансирования инвестиций собственными средствами предприятий делает невозможной диверсификацию экономики и ее перевод на траекторию сбалансированного и качественного роста.

В. Но Титов как защитник прав предпринимателей должен понимать значение кредита?

О. В подходе Столыпинского клуба, представленного Б.Титовым, этим вопросам уделено первостепенное внимание. Этот подход содержит все необходимые составляющие макроэкономической политики роста и соответствует мировому опыту. Он основывается на правильном понимании сложности взаимосвязей между динамикой денежной массы, ростом производства и инфляцией. В его основе лежит прагматичное использование всех имеющихся инструментов государственного регулирования рыночной экономики в целях ее модернизации и роста, что одновременно должно обеспечить и снижение инфляции. Его реализация вполне может обеспечить скорейший вывод российской экономики на устойчивый рост с темпом 4 % ежегодного прироста ВВП за счет опережающего роста инвестиционной активности, финансируемого посредством целевой кредитной эмиссии.

В. Вы с этим согласны?

О. Отчасти, как один из соавторов доклада. В действительности возможности роста нашей экономики примерно вдвое превышают этот уровень, если исходить из объективных ограничений. Производственные мощности загружены на 60 %, с учетом скрытой безработицы потенциал роста выпуска продукции при нынешней численности занятости составляет около 20 %, сырьевая база позволяет увеличить выпуск продукции десятикратно, научно-технический потенциал используется едва ли на четверть, судя утечке умов и технологий. Вывоз около 50 млрд. долл. в год капитала в офшоры и эмиграция около 200 тысяч специалистов за последние три года свидетельствуют о неспособности действующей модели управления экономикой обеспечить полное использование имеющихся ресурсов. Объективно она могла бы расти до 10 % в год в течение ближайшей пятилетки при настройке системы управления на цели экономического развития. А через десятилетие выйти на уровень передовых стран путем реализации смешанной стратегии развития, включающей опережающее развитие нового технологического уклада, динамическое наверстывание в сферах, технический уровень которых близок к мировому, и догоняющее развитие на основе импорта технологий и прямых инвестиций в зонах безнадежного отставания.

В. Что для этого нужно сделать?

О. Необходимые для этого предложения содержатся в докладе Столыпинского клуба. Их следует дополнить институтами стратегического и индикативного планирования, без которых в условиях смены технологических укладов вероятны серьезные просчеты в оценке перспективности тех или иных направлений развития экономики и, как следствие, грубые ошибки при принятии крупных инвестиционных решений. Производительность факторов производства зависит от их технического уровня и структуры. Эффективность инвестиционной политики сильно зависит от распределения инвестиций по направлениям развития экономики. В направлениях роста нового технологического уклада, расширяющегося с темпом около 35 % в год, они многократно более эффективны, чем в традиционных направлениях, которые пребывают в депрессивном состоянии.

В. Нужно планирование…

О. В отличие от советской модели планирования, в условиях рыночной экономики формирование планов развития должно вестись на основе инициативных предложений предпринимателей и ученых, которые оцениваются государством исходя из задач экономического роста и обеспечиваются созданием необходимых условий для их реализации. Эти условия должны включать обеспечение стабильных макроэкономических параметров и долгосрочных кредитов под планы предприятий по модернизации и наращиванию производства. Посредством такого частно-государственного партнерства создается ткань индикативного планирования развития экономики, включающая соответствующие требования к макроэкономической государственной политике.

В. Как Вы думаете, будет ли результат от этого обсуждения?

О. Не знаю. К сожалению, нежелание извлекать уроки из сделанных ошибок и игнорирование своего собственного и чужого успешного опыта обрекает нас на бесконечное наступание на одни и те же грабли. Лоб экономики – научно-технический потенциал уже разбит, зато офшорные счета бенефициаров проводимой политики исправно пополняются. В последнее время – за счет сверхприбылей от манипулирования курсом рубля. Под предлогом перехода к таргетированию инфляции произошло освобождение курса рубля в свободное плавание. Произошедший вследствие этого срыв макроэкономической ситуации в турбулентный режим с невиданной волатильностью курса валюты стал главной причиной скачка инфляции и падения инвестиций. Дезориентированные предприятия реального сектора вследствие неопределенности курса рубля не воспользовались в полной мере возможностями импортозамещения, а валютный сегмент Московской биржи стал главным центром генерирования прибыли за счет манипуляций с курсом рубля. Возникший в этой ситуации переток денег, включая кредиты Банка России, на валютный рынок способствовал снижению инвестиционной активности и втягиванию экономики в стагфляционную ловушку.

В. Говорят, что виной всему цены на нефть?

О. Почему же тогда не скачут таким же образом валюты других нефтедобывающих стран? Колебания нефтяных цен могут объяснить около 10% амплитуды колебаний курса рубля. Нет никаких объективных причин для невиданной в современном мире волатильности курса рубля. Он занижен относительно паритета покупательной способности почти втрое. Вдвое зарезервирован по соотношению денежной базы и резервов. И занимает последнее место в мире по рейтингу устойчивости. Но даже из этих вопиющих очевидных ошибок не извлекаются уроки, не делается выводов и не принимается мер по их исправлению.

В. Можете дать прогноз?

О. Продолжение проводимой политики, что в сущности предлагается Улюкаевым и Кудриным, обрекает страну на повторение экономической катастрофы, к которой аналогичная политика привела в 90-е годы. Выбор у нас следующий – продолжение падение до 3 % снижения ВВП и инвестиций вплоть до 2018 года при сохранении высокой инфляции, как будет в случае реализации подхода Улюкаева-Кудрина, или переход к устойчивому росту с темпом от 4 до 10 % в год при реализации предложений Столыпинского клуба и ученых РАН.

В. Каких конкретно ученых вы имеете в виду?

О. Тех, которые получили серьезные научные результаты исследований проблематики экономического роста и макроэкономической политики. Я скажу лишь о некоторых из них, результаты которых я упомянул в настоящем интервью. Это Р.Нижегородцев, который доказал охарактеризованные выше нелинейные и немонотонные зависимости между денежной массой, инфляцией и экономическим ростом, а также является ведущим знатоком инновационных процессов; М.Ершов, который знает, как организована денежно-кредитная политика в передовых странах и как использовать этот опыт у нас; А.Кобяков и А.Отырба, которые могут объяснить фиатную природу современных денег; А.Широв, который поможет просчитать различные сценарии экономической политики с точки зрения ее последствий для роста; Я.Миркин, который показывает, как обеспечивался скачок из отсталости на передовой уровень в странах, совершивших экономическое чудо; Ю.Петров, который сделал оценку потерь экономики стираны вследствие ее офшоризации и вывоза капитала.

В. Так чем может закончиться противостояние этих двух подходов? И каково значение выбора будущего пути для нашей страны?

О. Очень надеюсь, что будет выбран путь, предложенный Столыпинским Клубом и людьми, связанными с реальным сектором российской экономики: как со стороны регионов, так и академического мира. Промедление в этом плане или выбор в пользу монетаристов может иметь чрезвычайно негативные последствия для нашей экономики и для нашей страны в целом.