На субботу в райцентре Борятичи было назначено открытие мемориальной стелы в честь земляков-партизан и подпольщиков, погибших в годы войны.

Юрий Кондратьевич Кухарь имел несколько поводов для поездки в Борятичи. Во-первых, официально, — председатель Облсовпрофа, он был уполномочен бюро обкома партии, во-вторых, заседал на сессиях облисполкома, как депутат от Борятичинского района, а в-третьих, умерший пять лет назад старший брат Тимофей командовал крупным партизанским соединением в этих местах, погибшие были его люди. Почти до самой смерти работал Тимофей Кухарь председателем парткомиссии Подгорского обкома. Потому Юрий Кондратьевич Кухарь всегда чувствовал себя в Борятичах своим человеком и желанным гостем. С секретарями райкома и председателем райисполкома он был даже снисходительно по-свойски на «ты». Они, довольные, отвечали тем же — на «ты», но лишь с добавлением к его имени еще и отчества, что как бы поднимало его над ними на одну ступеньку…

Служебная машина стояла уже под окном, а Юрий Кондратьевич еще допивал чай с тончайшим сухариком. Плотно завтракать не стал. Много есть вообще избегал, берег фигуру, боялся полноты. Ел в основном овощи, мяса поменьше, к мучному почти не прикасался, сыров терпеть не мог, запах любого из них — голландского, российского или костромского, — был просто ненавистен, преследовал с юношеских лет. Юрий Кондратьевич вроде и не помнил его истоков, просто отвратный этот запах как бы жил в нем. Сегодня, понимал он, придется нарушить все ограничения: районное начальство после торжеств увезет в какое-нибудь лесничество. Юрий Кондратьевич даже знал меню (по прошлым поездкам в Борятичи): двойная уха из карпа, вареники с картошкой, со свиными шкварками и чесночной приправой, шашлыки из молодой баранины, изжаренные на мангале, от которых призывный аппетитный дух растекается по всему лесу, крученики — белые грибы, закатанные в тонкие ломти телятины, которые будут млеть в сметане в эмалированном казане на древесных углях. Ну и выпивка, конечно, в ассортименте.

Юрий Кондратьевич как бы грустно, но все же с улыбкой вздохнул, предугадывая нагрузки и одновременно пред вкушая удовольствие, и утешился мыслью, что два-три раза в год можно позволить себе такое удовольствие. Да и отказывать гостеприимным людям неудобно, подумают, что занесся…

Езды до Борятичей было час с лишним, Юрий Кондратьевич любил скорость, и шофер гнал под «сотку», не боясь постов ГАИ — те только отдавали честь, завидев черную «Волгу» с особыми номерами, начинавшимися с нуля.

В Борятичи Юрий Кондратьевич прибыл к десяти утра. У здания райкома его уже ждало местное руководство. Митинг был назначен на одиннадцать. Потолковали о том, о сем, пошутили, посмеялись и пешком двинулись к площади, где уже стояли школьники, районная интеллигенция, представители окрестных колхозов и совхозов, родственники погибших — тех, в честь кого и воздвигнута была четырехгранная гранитная стела, на каждой из сторон которой отчеканены имена и фамилии.

После торжественной части и возложения цветов, когда все постепенно разошлись и площадь опустела, Юрий Кондратьевич обошел стелу вокруг, читая выбитые на ней фамилии.

«Как жаль, что Тимофей не дожил до такого часа, — думал он о брате. Вот бы порадовался, сейчас стоял бы здесь, мы бы и рюмками сегодня чокнулись за это событие. — Взгляд Юрия Кондратьевича еще раз скользнул сверху вниз по столбцу фамилий, и тут он наткнулся на те две, знакомые Василий Кунчич и Остап Ляховецкий, — из-за которых несколько лет назад и разгорелся весь сыр-бор. Да, Тимоше пришлось повозиться… И правильно он поступил и как командир, и как председатель парткомиссии… Даже удивлялся, что родственники Кунчича и Ляховецкого так долго не возбуждали этого дела… Но когда отыскались расстреливавшие их — Орлик и Воронович, — с помощью КГБ и прокуратуры все пошло, как по маслу…»

— Ну что, Юрий Кондратьевич, исполнили мы долг перед земляками? спросил стоявший рядом секретарь райкома. — Как считаешь, не зря потратились?

— Нет, правильно сделали. Что деньги?!.. А это, — кивнул он на стелу, — духовный капитал, — и трудно было понять, насколько он верил своим словам, но секретарь райкома, словно чтобы убедить дорогого гостя и себя в том, что слова эти отражают истинные мысли Юрия Кондратьевича, согласно закивал головой.

— Надеюсь, пообедаем вместе? — спросил секретарь райкома.

— Здесь? — поинтересовался Юрий Кондратьевич, имея в виду районный ресторан, почему-то называвшийся «Юбилейный», который располагался на втором этаже нового стеклянного здания.

— Зачем же? В помещении душно.

— Ладно, — согласился Юрий Кондратьевич, завершая игру…

И они двинулись к машинам, стоявшим у райкома.

Площадь опустела. Единственный человек, выделившийся из толпы и оставшийся возле стелы, был Олег Зданевич, приехавший сюда утром рейсовым автобусом. Он обошел стелу, внимательно перечитывая фамилии, потом, остановившись на том, что искал, снял с плеча фотокамеру, поймал в объективе слова «Василий Потапович Кунчич, 1902–1941 гг.» и «Остап Владимирович Ляховецкий, 1901–1941 гг.», сфотографировал их и зашагал к кафе «Днестрянка». До отхода автобуса на Подгорск был час с четвертью. Олегу не хотелось болтаться по городку, знакомых здесь вроде бы и не было, но ненароком на кого-нибудь мог наткнуться.