Пришло время каких-то результатов. Каждый день поступали письма. Но даже те, что ничего не проясняли в поиске или крушили надежду, тоже являлись для Сергея Ильича результатом. Пришло, однако, письмо и иного, полезного свойства.

«…Инюрколлегия. Весьма срочно.

Дело Майкла Бучински. Ваш № Р-935.

Нами получена точная информация от фирмы Стрезера, что наследодатель родился 8 апреля 1918 г. в Подгорске. Мать его звали Анелия, урожденная Радомская. Имя отца указано как Стефан, возможно, Степан Бучински. В эмиграционном заявлении Майкл Бучински в 1950 году указал, что его родители умерли и что у него был брат Александр, который проживал в г. Подгорске. По образованию наследодатель был врачом. В дополнение к нашему письму направляем фотокопии трех документов, полученных нами от адвокатской фирмы Стрезера. Они просят уделить этому делу особое внимание и как можно скорее найти наследников. Учитывая сумму наследства, мы со своей стороны просим принять самые энергичные меры по их розыску.

Приложение: упомянутое на трех листах…»

Документы были схвачены заморской скрепкой. Освободив их, Сергей Ильич разложил три листка веером.

«City of New-York. Departament of Hopa». Это была анкета Департамента больниц Нью-Йорка, заполненная собственноручно:

«Бучински Майкл, — гласил перевод. — Родился 8 апреля 1918 г. в Подгорске (Галиция). В мае 1936 г. окончил гимназию „Освята“ в Варшаве. С 1936 г. по 1939 г. учился на медицинском факультете Подгорского университета. С 1945 г. по 1949 г. продолжал образование в университете в Эрлангене (Западная Германия). Там же получил диплом врача. С 1949 г. по 1950 г. работал в городской больнице Нюренберга. С 1950 г. по 1951 г. врач в госпитале американской армии в Париже».

Чисто профессионально-служебная анкета.

Следующий документ назывался «Dependent's proposed special findings of fact under 23(с) of the federal rules of criminal procedure».

Не без труда Сергей Ильич с помощью словаря перевел его смысл. Звучал он как «Специальный поиск фактов по 23-й статье федеральных правил криминальных процедур». По-нашему это была краткая биографическая справка для листка по учету кадров. Из нее явствовало:

«Бучински Майкл родился 8 апреля 1918 года в Подгорске (Галиция). Был студентом-медиком. Когда началась вторая мировая война, в 1939 г. мобилизован в польскую армию. Попал в плен к немцам. В 1940 году бежал из лагеря военнопленных в Варшаву, где присоединился к польскому подполью Сопротивления. Был схвачен гестапо, приговорен к расстрелу, но уцелел и бежал в Подгорск, где опять примкнул к подполью. Снова был арестован немцами, и без суда посажен в тюрьму, где просидел с апреля по ноябрь 1943 года. Из тюрьмы переведен в Дахау. После освобождения американской армией работал в эвакогоспитале американской армии до сентября 1945 года и продолжал образование в университете Эрлангена. Окончил его в 1949 году. Принят на должность врача в городскую больницу Нюренберга. Занимал ее до 1950 года. Переехал в Париж, где работал врачом в госпитале американской армии вплоть до переезда в США в 1951 году».

Затем он обратился к третьему документу: «The United States of America. № 6370. To beigiven of the person naturalised».

Это понял сразу, окинув взглядом весь лист — натурализационная анкета, в ней указывались, помимо всего, внешние признаки: комплекция, цвет волос, глаз, рост, вес. Рисунок изображал кусок пиджачного рукава с белой манжетой, высунувшуюся из него кисть с указующим перстом на личную подпись, штат, город и адрес Майкла Бучински. Тут же слева большая его фотография, а на ней внизу еще раз личная подпись и печать. Все заключалось, как бы подводило черту в жизни Майкла Бучински, надписью «Departament of justice». Министерство юстиции.

Документы являли собой ксерокопии, в том числе и фотография. И не в первый раз Сергей Ильич подивился четкости, техническому совершенству той невидимой ему копировальной машины, на которой все это было повторено с оригинала.

«Так вот, какой ты, Бучински Майкл! — вглядывался в фотографию Сергей Ильич, переводя фунты в килограммы, а футы в сантиметры. И словно тот шагнул с этих бумаг и предстал перед ним, — Сергей Ильич вдруг увидел перед собой человека средней комплекции, ста семидесяти семи сантиметров росту, весившего семьдесят пять килограммов. Волосы светло-каштановые, зачесанные назад, обнажали высокий с залысинами лоб. Круглое лицо и полные губы могли свидетельствовать о добродушии или безволии (так почему-то показалось Сергею Ильичу), к сожалению, небольшие, прижатые скулами глаза, ничего не выражали, ибо смотрели бездумно и прямо, как обычно смотрят в момент, когда наведен объектив фотокамеры, снимающий для документов. — Вот ты какой!.. Как же сумел намолотить триста тысяч долларов?! Однако это твое дело… Мое похуже — отыскать того, кому их передать… Рановато ты помер, Бучински. Сколько же тебе?.. Шестьдесят два?.. На вид ты парень крепкий… Пожил бы еще, — и я не имел бы столько хлопот… Впрочем, не ты, так другой…»

Но был не другой, а другие, отозвавшиеся письмами на запросы Сергея Ильича. И сейчас он их сравнивал уже по эталону — официальным документам, присланным из США фирмой Стрезера.

Бучинский Николай Павлович, проживающий в Подгорске, сообщил, что в США умер его брат Федор, 1910 года рождения. Родился в с. Вербное на Волыни. Лесоруб. В Америку уехал в 1936 году.

Прежние сомнения Сергея Ильича теперь обрели уверенность: не тот. Не совпадают дата и место рождения, профессия, имя-отчество. Да и на фотографии, представленной Бучинским Н. П., его брат Федор, умерший в США, совершенно не похож на истинного Бучинского, чей снимок лежал перед Сергеем Ильичом. Другой тип лица. И уехал этот Федор в Америку в 1936 году.

Все окончательно ясно стало и со Збигневом Бучинским, о котором извещала Веслава Бучинская, проживающая в Подгорске.

«Тот — Збигнев. А мой — Майкл (Михаил), — рассуждал Сергей Ильич. Тот родился в 1899 в Лодзи. А мой — в 1918 в Подгорске. Тот уехал в США или Канаду, как она сообщает, в молодости. Что такое „молодость“? Если самой Веславе за семьдесят, молодость в ее представлении теперь и сорок лет. Но сорок этому Збигневу было в 1939-ом. Мой же Бучинский отбыл за океан в 1951-м».

Рухнуло и то, что Сергей Ильич считал относительно обнадеживающим линия Бучинской Ольги Мироновны из Подгорска, в подробном ответе сообщавшей, что Михаил Бучинский двоюродный брат ее покойного мужа, уехал в США в 1931 году и что отца его звали Тарас Бучинский. Тут ничто теперь не сходилось, кроме фамилии, имени, года и места рождения. Бучинский Михаил Тарасович уехал в Штаты, а скорее был увезен в тринадцатилетнем возрасте. Отца же наследодателя звали Стефан, отбыл Михаил (Майкл) в США самостоятельно в тридцать три года…

На большом листе бумаги, где разрасталось генеалогическое древо наследодателя Майкла (Михаила) Бучински, трех предполагавшихся наследников его, заключенных вначале Сергеем Ильичом в красные кружочки, он перечеркнул зеленым фломастером. С подгорскими Бучинскими было покончено. Все они всего лишь однофамильцы.

Не пришло еще два ответа: из Ужвы, где проживала некая Бабич Ульяна Васильевна, родственница какого-то Бучинского (не ясно было, искомый ли это Бучинский и какова степень родства с ним Ульяны Бабич) и из села Гапоновка, Кулиничиского района, где, судя по справке исполкома, жил Степан Андреевич Бучинский, у которого якобы имелся брат Михаил.

Выяснением всего, что касается Ульяны Бабич из Ужвы, занялся Богдан Григорьевич. Тут Сергей Ильич спокоен: старик все соберет точно, скрупулезно. Перепроверить еще раз хорошо просеянные опытным Богданом Григорьевичем данные проще, чем отыскать их. А в Гапоновку, может быть, придется съездить самому…

Он думал: что еще предпринять в связи с получением документов от фирмы Стрезера? Единственно логичным и последовательным казалось направить письмо в областной архив. Прокрутив его содержание в голове, Сергей Ильич начал печатать:

«Наш Р-935.
Заранее благодарны. Консультант С. Голенок».

В областной архив г. Подгорска.

В наше производство поступило дело о значительном наследстве, оставленном умершим в США Бучински Майклом (Михаилом). О нем известно, что до 1939 года он был студентом-медиком в Подгорске.

Для розыска наследников просим отыскать в архиве его личное дело как студента-медика и сообщить нам сведения о месте, времени его рождения, родителях, родственниках или любые другие сведения из личного дела, которые можно было бы использовать в розыске родственников.

Собрался было закрывать машинку, но заглянув в широкий календарь под синей картонной обложкой, обнаружил надпись, сделанную им три дня назад: «Редакция». Имелось в виду объявление в одну из местных газет, которое он забыл сочинить. Был конец дня, разболелась голова, у него это всегда случалось, когда очень хотелось есть. Конечно, мог отложить и на завтра, один день ничего не решал. И все же Сергей Ильич заставил себя:

«Наш Р-935. Редакция газеты „Подгорская правда“.

Просим в одном из ближайших номеров поместить объявление, текст которого прилагаем.

Счет и два экземпляра газеты с объявлением пришлите на наш адрес.

Текст: Инюрколлегия разыскивает родственников умершего в США Майкла (Михаила) Бучински, который родился в Подгорске 8 апреля 1918 года».

Он перечитывал напечатанные на бланке, торчавшем еще в каретке, когда в голове родилась мысль, отозвавшаяся восклицанием: «А почему бы нет?!» И выдернув бланк, он тут же заложил другой и застучал:

«Р-935. Инюрколлегия.
Консультант С. Голенок».

Дело: Бучински Майкл (Михаил).

Мы видим еще один путь розыска наследников — обратиться через корреспондента какой-нибудь нашей газеты в ФРГ с просьбой к декану медицинского факультета в Эрлангене выслать из личного дела наследодателя все данные, какие можно использовать в ведущихся поисках.

Ну вот, теперь все. Сергей Ильич закурил, утоляя позывы голода, подключил сигнализацию (уходил последним), и по кинул до следующего утра свою службу. Он знал, какую валюту она поставляет. Приблизительно мог догадываться, как эта сумма выглядит в масштабах страны. И потому когда какой-нибудь рукосуй-хозяйственник закупал импортное оборудование и превращал его еще до установки в металлолом, Сергей Ильич свирепел и клялся, что собственноручно набил бы этому прохиндею морду. Но все домашние знали, что это только эмоции, что Сергей Ильич не способен на такие по двиги, и успокаивали его: «Вряд ли эта мера поможет. Бить надо не хозяйственника, а систему, породившую его…»