Утренняя почта, поступавшая в архив, складывалась на письменном столе Надежды Францевны аккуратной стопкой, обязательно слева, возле телефона и таким образом, чтоб большие конверты всегда лежали снизу. Надежда Францевна никогда не надрывала их, чтобы вытащить содержимое, у нее имелись длинные ножницы, ими она отрезала тоненькую полоску с краю, предварительно посмотрев конверт на просвет, и опорожнив его, никогда сразу не выбрасывала, ибо случались письма и запросы, когда авторы, ожидающие ответа, обратный адрес указывали только на конверте.
Всем этим нехитрым премудростям деловодства Надежда Францевна обучала и своих молодых подчиненных, но тех это только смешило и раздражало, как начальственная старомодная прихоть. «Она еще заведет костяные ножи, чтобы разрезать книги», — посмеивались они, глядя на аккуратно вскрытый пакет, пришпиленный скрепкой к бумагам, поступавшим в тот или иной отдел…
Так, орудуя ножницами, Надежда Францевна добралась до лежавшей под самым спудом большой заказной бандероли. Она была завернута в плотную желто-серую бумагу. Надежда Францевна повертела бандероль, перевернула, глянула на штемпель — местный, Подгорский, обратный адрес — главпочтамт, до востребования, фамилия неразборчива. Адрес архива и обратный были написаны крупными буквами.
Сняв оберточную бумагу, Надежда Францевна обнаружила в ней красную папку из плотного картона, еще с довоенных времен (сейчас такие не выпускают) с надписью наверху фиолетовыми потускневшими чернилами: «Для передачи в ГАПО Ф.Р-587, оп.4, ед. хр.2. Оригинал». А поперек папки нетерпеливым сильно наклоненным почерком бежала черная, вроде тушью выведенная строчка: «Штабные документы партизанской бригады „Месть“».
Надежда Францевна прикрыла глаза, уронила руки на папку, почувствовала, что вот-вот расплачется. Потом, словно не веря, тому, что лежало перед нею, развязала тесемки, заглянула внутрь: вдруг шутки ради туда напихали газетных обрезков. Но нет, там находились документы, она убедилась, быстро перелистав содержимое папки, сколотое скоросшивателем. Опытный глаз ее определил, что ничего не изъято. Почти все было написано от руки, иногда разными почерками: на тетрадных листках в тоненькую красную линейку и с красным обрезом (явно довоенное изделие), на сероватой грубой, с завальцеванной в нее какой-то шелухой бумаге, на плотных блинных глянцевых белых листах, типографски разграфленных вдоль на служебные колонки разной ширины с немецкой надписью мелко в самом низу поля «Mittagschicht», — видно, из какого-то трофейного гроссбуха.
Немного придя в себя, радостная Надежда Францевна по внутреннему телефону позвонила Романцу:
— Ярослав Федорович, а у нас сюрприз! — весело произнесла она. Нашлась папка… Та, злополучная… Да, да… Прислали заказной бандеролью. Я вас поздравляю!.. Как с чем? Неужели вы не переживали?.. кладя трубку на рычажки, она не видела, как на другом конце провода иронично усмехался Романец.
Затем Надежда Францевна позвонила в милицию, фамилия инспектора, с которым она уже беседовала, была записана в блокнотике.
— Конечно, конечно… Я понимаю вашу радость, — щебетала она, не подозревая, что инспектор рад не столько за нее, сколько за себя. — Да, да, мы откажемся от аренды этого подвала… Заявление? Какое?.. Нет, никаких претензий!.. Хорошо, завтра же я напишу такое заявление… Вам занесут его… До свидания…