Похороны Богдана Григорьевича Шимановича были назначены на три часа из морга, на новом загородном кладбище, где хоронили теперь «всех прочих». Похороны организовала коллегия адвокатов.

Народу собралось немного, уместились в одном автобусе, впереди него с гробом шел другой, заказанный в похоронном бюро. Новое кладбище располагалось на возвышенности, за ним лежало открытое поле. Это было еще не обжитое покойниками место, только-только посаженные елочки и хилые почти безлистые березки робко дрожали на теплом ветру. Отваленный суглинок утром вырытой могилы быстро высох, и при неосторожном движении чьей-нибудь ноги колючки осыпались в серо-коричневую яму, возле которой, опершись о лопаты, выжидательно-равнодушно стояли два крепких парня, рукава их сорочек были закатаны, и на сильной руке одного Сергей Ильич увидел длинный — от локтя до кисти — шрам, пересекавший детально, даже мастерски вытатуированный женский профиль.

После коротенького прощального слова жиденько и слабоголосо, как и бывает в открытом поле, заунывно отпел оркестр. И тут послышался шум автомобильного мотора. Все оглянулись. К кладбищенским воротам подкатила черная «Волга», из нее вылез высокий человек в синем костюме, воротник белой сорочки был затянут серым галстуком. Сергей Ильич сразу узнал: Кухарь. Лицо его лоснилось от пота, по лбу расплылись красные пятна.

— Я прямо с совещания, — запыхавшись, сказал он, подходя.

Гроб уже был присыпан тонким слоем земли и теперь с лопат она слетала уже мягко, без стука о доски. Кухарь взял горсть и швырнул в яму. — Почему же здесь, а не на городском? — отступив от холмика, чтоб не мешать, недовольно спросил Кухарь.

— Не сумели пробить, в горсовете отказали, — ответил Сергей Ильич.

— Надо было мне позвонить, я бы все уладил.

— Ну, кто знал…

Холмик вырос быстро, зашлепали обравнивая его, лопаты, какие-то люди устанавливали вокруг несколько зачахших венков, музыканты поплелись к машине.

— Миня не вернулся? — спросил Кухарь.

— Вроде нет… Ты что-нибудь узнал? — спросил Сергей Ильич.

— Ничего. Идет следствие… Ты чем приехал?

— Автобусом.

— Я тебя отвезу. Идем.

В машине было душно.

— Опусти стекло, — сказал Кухарь, обернувшись и навалившись на спинку сидения. Не могу поверить… Кому, зачем нужно было убивать этого тихого, в сущности нищего старика?! А может тут политикой пахнет? Ведь у Шимановича хранились богатые архивы, досье? Он ведь был дотошный в таком деле… Как думаешь?

— Что я могу думать? Узнаем со временем.

— Тебя к дому? — спросил Кухарь.

— Да.

— Как с ремонтом?

— К концу идет.

— Ничего не надо?

— Нет, все есть…

— Вот тут, пожалуйста, остановитесь, — попросил Сергей Ильич шофера. — Под шестнадцатым, — он вышел, поблагодарил Кухаря, осторожно подтолкнул дверцу, клацнул железным зубом замок.

— Будь здоров! — шевельнул Кухарь рукой.

Сергей Ильич пошел к подъезду.

Несколько дней спустя, перед ужином, когда Сергей Ильич мыл под краном на кухне большие малиновые помидоры, раздался телефонный звонок.

— Слушаю. Голенок, — снял он трубку.

— Привет, привет, Голенок, — прозвучал веселый голос. — Чем занят?

— Собираюсь ужинать, — ответил Сергей Ильич, узнав Щербу.

— Не приглашаешь? — посмеивался Щерба. — Как вы тут живете?

— Стараемся быть в вертикальном положении.

— Что нового?

— Ты когда приехал?

— Три часа тому.

— Понятно… Тогда могу сообщить тебе новость: убит Шиманович.

— Что?! Когда?! Кем?!

— Неделю назад. А кем — это уже по твоей линии.

— Я сейчас буду у тебя! — Щерба бросил трубку.

Жены не было — ушла к внуку. Сергей Ильич, обвязанный фартуком, принимал Щербу на кухне. Нарезал помидоры, накрошил туда же лук, залил подсолнечным маслом и, сняв с плиты кастрюлю с картошкой, водрузил ее в центре стола.

— Ешь, — сказал он Щербе. — Кто? Зачем? Никому в сущности ненужный старик-пенсионер, — продолжал он начатый разговор.

— Как видишь, кому-то понадобился. Кому? Это для нас с тобой он был одинок, жил замкнуто. Круг знакомых? Ну, ты, я, в какой-то мере Юрка Кухарь. А все остальные, кто собирается на наши годовщины окончания университета? Это еще человек пятнадцать-двадцать. Затем букинисты и всякие книжные жучки. Смотри, сколько набирается людей, с которыми он был в каких-то отношениях. Собственно, что мы с тобой знали о его жизни, знакомых за пределами нашего круга?.. Вот так-то… — Щерба вяло жевал, глядя куда-то поверх плеча Голенка.

— Ты когда выходишь на работу? — спросил Сергей Ильич.

— Я понял твой вопрос, — усмехнулся Щерба. — Но вести дело будет Красноармейская прокуратура. По месту жительства Богдана Григорьевича. Другой вопрос, что, как зональный, я заинтересован, чтоб не тянули и не запороли. Бог знает, кому там поручили… Гулять мне еще неделю. Но выйду в этот понедельник. Я уехал, не завершив одну мерзкую работенку, поручение обкома.

— Кухарь высказал… ну не версию, предположение: архивы Шимановича. Может быть, кого-нибудь забеспокоило собственное прошлое, скажем, времен оккупации. И прослышал этот некто, что у Шимановича подобралось досье с малоприятными фактами, — Сергей Ильич вскинул глаза на приятеля.

— Кухарь у нас большой стратег! Политические подозрения — его хобби.

— Это я помню… Ну, а объективно? Исключаешь подобный вариант?

— Я ничего не исключаю! — раздраженно ответил Щерба. — Разве что участие марсиан в убийстве… Можно позавидовать постоянству, с каким развивается движение мысли Кухаря. Со школьной скамьи. И в одном направлении… Ты давно его видел?

— Кухаря?

— Да нет, — раздраженно дернул плечом Щерба. — Шимановича.

— Недели две назад.

— Как он… выглядел?

— Как всегда: добр, ироничен, весел.

— Ни на что не жаловался?

— Шиманович? Жаловался?!

Они проговорили еще минут сорок обо всем, о чем могут говорить немолодые мужчины, обремененные работой и разросшимися семьями, давно и хорошо знающие друг друга…