Скорик шел по городу неспешно, сжимая в запотевшей ладони ручку дипломата, останавливался у витрин парфюмерных магазинов. Он был молод, красив, элегантен, следил за собой, любил хорошую парфюмерию, в деньгах был относительно свободен, поскольку ходил в холостяках, ему нравились красивые импортные флаконы с мужскими одеколонами и туалетной водой, яркие баллоны с дезодорантами и мыльной пеной для бритья, нарядные тубы с импортной зубной пастой, закрывавшиеся колпачком с откидной крышечкой. Всего этого у него имелось много на полке в ванной, но всякий раз идя по городу, он заглядывал в парфюмерные, надеясь, что что-нибудь выбросят. Знал почти все названия фирм, указывавшихся на этикетках.

Зайдя в галантерейный, где был отдел парфюмерии, осведомился у молоденькой продавщицы:

— Верочка, для меня ничего нет?

— В конце месяца ждем, — улыбнулась Верочка. И когда он удалился к двери, сказала подружке: — Хоть бы пригласил разик…

Сегодня Скорик наметил в поисках Зубарева, чья фамилия была записана на календаре рукой Шимановича, посетить три букинистических…

Еще издали он увидел у входа группу людей, то сближавшихся, то расходившихся, что-то быстро говоривших друг другу. У всех в руках были или кейсы, или портфели, или сумки. Скорик знал, что люди эти знакомы между собой, как филателисты или нумизматы, а он для них чужой. Он приблизился, открыл свой кейс, заглянул, словно проверяя, на месте ли то, что принес сюда, и двинулся в магазин. Расчет удался — его заметили, трое парней шагнули наперехват, угадав в нем новичка.

— Чем интересуетесь? — спросил один. — Пикуль нужен?

— Нет. Нужна справочная литература. Только дореволюционная и довоенная.

— А сами что имеете?

— Дюма, «макулатурный», — сказал Скорик. — Я ищу одного старика, у него есть то, что мне нужно. В прошлый раз, когда я приезжал, он был здесь, у него холщовая сумка.

— Шиманович, что ли?

— Кажется.

— Он всякий хлам собирает!.. Недели три, как не появлялся. Да, Степа? — повернулся парень к приятелю.

— Вроде… А вы что, не местный? — спросил он Скорика.

— Я из Донецка, бываю часто тут в командировках, — сказал Скорик, отметив, что о Шимановиче они говорят в настоящем времен, как о живом: «…всякий хлам собирает.» — А Зубарева — такого не знаете? Мне сказали, что у него я смогу кое-что достать.

— Кто это Зубарев? — спросил один парень у другого.

— Не знаю, — пожал тот плечами…

Парни отошли, интерес к Скорику пропал. Потолкавшись, послушав, поспрашивав, он зашел в магазин, вроде с любопытством пошарил глазами по полкам. Продавщица беседовала в углу прилавка с каким-то военным, выложившим перед ней стопку книг. Скорик ждал. Отправив военного в подсобку к приемщице, она подошла.

— Я приезжий, — сказал он, — собираю издания «Академии», мне нужен второй том Беранже, красный такой. У вас нет?

— Издания «Академии» очень редко бывают.

— Мне сказали, что есть такой Зубарев, вроде он может помочь. Но я тут никого не знаю. Не поможете найти его?

— Я знаю Зубарева только директора магазина, Павла Николаевича.

— Может, это он и есть? — улыбнулся Скорик.

— Магазин на проспекте Шевченко. Выйдете от нас и налево, там сядете на троллейбус, две остановки.

— Спасибо, — Скорик вышел.

Перед букинистическим на проспекте Шевченко была та же картина вертелись какие-то люди, озирались, заглядывали в портфели, тихо переговаривались, столковываясь, уходили за угол завершать сделки. В этой пестрой сутолоке Скорик заметил лейтенанта-оперативника из Красноармейского райотдела. В джинсовых брюках, в синей курточке и белой каскетке с зеленым солнцезащитным козырьком, он, как свой человек здесь, вертелся, переходил от группки к группке, что-то говорил, прижимая к боку чем-то набитую сумку. Они понимающе переглянулись, и Скорик вошел в магазин. Здесь было темновато, узкое, как коридор помещение, слева прилавок и стеллажи до потолка, забитые книгами, справа, на стене застекленные стенды с книгами для целевого обмена. В конце — фанерная дверь. Туда Скорик и направился. За дверью оказалась каморка. На полу у кафельной печи в кучу были свалены книги. У стены, за втиснутым в угол крохотным столиком, сидел пожилой мужчина в военном кителе. Перед ним стояла женщина и выкладывала из сумки на угол столика коричневые тома собрания сочинений Золя.

— Товарищ Зубарев? — спросил Скорик.

— Да. Что вы хотели? — мужчина поднял плешивую, с последним сероватым пушком голову, и за стеклами очков Скорик увидел потускневшие, давно истратившие голубизну глаза.

— Я насчет кое-каких книг. Хотел посоветоваться.

— Подождите, вот закончу с гражданкой.

— Хорошо, — Скорик вышел, но ждать не стал: Зубарев был найден.

Скорик двинулся к третьему магазину на улице Дружбы, где был только отдел букинистической книги: шел и думал, что убийство Шимановича — одно из тех преступлений, которые в их среде числятся, как совершенные в условиях неочевидности, когда нет никакой зацепочки, ни одной устойчивой версии и надо проверять каждое, даже самое нелепое предположение.

Еще издали он увидел, как из магазина вышел лейтенант в белой каскетке и зашагал вдоль по улице. Обогнав его по другой стороне, Скорик перешел дорогу и стал ждать на углу у киоска «Союзпечать». Лейтенант заметил его, сблизились. Остановились.

— Ну что? — спросил Скорик.

— Ничего. Третий день пасусь. В основном общие слова «знаем, чудак такой, за хламом охотился», «у него-то и библиотеки нет», «мы с ним дела не имеем, у него рупь в кармане», «бывает здесь, но давно не видели»… А у вас что?

— Почти то же самое. Зубарева установил. Директор магазина на проспекте Шевченко.

— Это я уже тоже знаю. Его не было неделю, бюллетенил…

— Ну что, пошли? Вы куда?

— В облкниготорг. А вы?

— Сбегаю еще на Центральный рынок. Там возле молочного павильона частники из районов продают керамические горшки и миски. Иногда возле них старушки устраивают книжный развал — старье с чердаков сволакивают: подшивки газет, журналы допотопные. Шиманович туда тоже заглядывал. Я позавчера там был. Его знают…

Они расстались…

Заведующую облкниготоргом Скорик не застал, секретарша сказала, что Галина Васильевна ушла в Дом политической книги, там ревизия. Спустившись с третьего этажа новенького панельного дома, он поехал в Дом книги — в другой конец города.

На огромной стеклянной двери висела табличка: «Извините, у нас переучет». Скорик вошел в большой торговый зал. Девушка, стоявшая на стремянке возле высоких настенных книжных витрин, оглянулась, сказала недовольно:

— Закрыто, у нас переучет. Вы что, читать не умеете?

— Умею, — ответил Скорик. — Мне нужна Галина Васильевна.

— Она в подсобке.

В подсобке сидело несколько женщин, просматривали какие-то бумаги.

— Здравствуйте! — поздоровался Скорик.

Женщины подняли головы.

— Я хотел бы видеть Галину Васильевну.

— Я Галина Васильевна, — поднялась полная женщина с высокой белой башней взбитых волос.

Они вышли в торговый зал. Скорик показал удостоверение, назвался.

— Что вас интересует? — спросила завоблкниготоргом.

— Зубарев. Что вы можете сказать о нем?

— Зубарев?! — она удивилась. — Даже не знаю, что сказать… Три года у нас, никаких претензий не имеем. Книжное дело знает. Отчетность всегда в порядке… Ну что еще? — она пожала плечами.

— А откуда к вам пришел?

— Он подполковник, в отставке. Пришел из политучилища, там работал на кафедре русского языка и литературы. Член партбюро у нас.

— Я бы хотел с ним поговорить.

— Если не секрет, какая-нибудь неприятность в магазине?

— Нет, нет… По другому делу… Вы не могли бы попросить его зайти ко мне?.. Скажите, что поступила жалоба от покупателя, мы проверяем, хотим, чтоб он помог.

— Хорошо… Когда?

— Сегодня. Часа в три. Красноармейская прокуратура, седьмая комната… Как его имя и отчество?

— Дмитрий Николаевич… Я сейчас позвоню ему…

Из Дома книги Скорик поехал к себе.

Было без пяти три, когда в двери постучали.

— Войдите! — откликнулся Скорик.

Вошел Зубарев, Скорик узнал его, встал.

— Входите, Дмитрий Николаевич. Садитесь.

Зубарев сел и молча поднял глаза на Скорика. Сейчас, без сильных стекол очков голубизна глаз уже не казалась такой выцветшей.

— Дмитрий Николаевич, — Скорик сел. — Вы три года работаете в системе книготорга. Сейчас книжный бум, вокруг налипло много разного народа, есть и «штатные», постоянные люди, кое-кто на этом греет руки, мешает вам. Вы согласны?

— Мешают, — коротко ответил Зубарев.

— И этих «штатных» вы не можете не знать.

— Знаю, надоели. Уже обращался в милицию. Безрезультатно.

— А такая фамилия вам не знакома? Шиманович?

— Я был хорошо знаком с Богданом Григорьевичем. Вы напрасно причисляете его к этой публике.

— Когда последний раз вы навещали Шимановича?

— Дома я у него никогда не был, обычно он заходил ко мне, довольно часто.

— А когда последний раз вы его видели?

— Уже в гробу, на похоронах.

— Вы были на похоронах?

— Да. На новом кладбище. Даже фотографировал эту печальную процедуру. Думал, кому-нибудь из родственников захочется иметь на память. Но он, как оказалось, совершенно одинок. Если вам для следствия нужны эти фотоснимки, могу предоставить. Вы, как я понимаю, ведете следствие, ищете убийцу. Далеко продвинулись?

— Откуда вы знаете, что он убит?

— Знакомый адвокат, тоже книжник, бывший коллега Богдана Григорьевича сказал.

— А когда вы видели последний раз Шимановича живым?

— Четырнадцатого, в пятницу, за день до его гибели.

— По какому поводу вы встретились, где?

— Он пришел в магазин около семи, перед самым закрытием… Принес восемь рублей — долг. За книгу «Справочник Апостольской церкви за 1935-38 годы». Кроме того, возвратил мне сборник речей адвоката Кони, книга оказалась дефектной, кто-то выдрал целый блок страниц, а я недоглядел.

— Дмитрий Николаевич, один деликатный вопрос. Поскольку вы знаете тех, кто постоянно крутится возле магазина, не подскажете ли, на кого стоит обратить внимание?

— Думаю, от них толку мало. Богдана Григорьевича они считали чудаком, ведь «Фаворит» Пикуля и подобная литература его не привлекали. Они знали, что ни денег, ни ходовых книг он не имел, его интересовало другое, на чем не «наваришь».

— И все-таки?

— Запишите несколько фамилий, — с сомнением сказал Зубарев, и продиктовав, добавил: — Как я понимаю, вы пригласили меня не для разбора какой-то жалобы?

— Вы правильно поняли, — улыбнулся Скорик. — Не обижайтесь.

— Бога ради!

— Возле каждого букинистического крутится, видимо, свой контингент, регионы у них распределены?

— Всюду одни и те же физиономии. Мигрируют. Сегодня они у меня, завтра — у другого магазина. И так далее. На следующей неделе все сначала…

— Вы нам очень помогли, — сказал Скорик, сворачивая разговор.

— Не думаю. Впрочем, вам видней, — сказал Зубарев…