Майору польской полиции Чеславу Ендрыху очень не хотелось в эту командировку, хотя ехать-то всего ничего: до польско-украинской границы всего два часа машиной. Еще пять лет назад такая поездка была бы приятной прогулкой: на границе встречал бы коллега и приятель майор Вадим Проценко (сейчас уже подполковник, зам начальника управления угрозыска), свезли бы Чеслава в маленькую, уютную, с хорошим буфетом ведомственную гостиницу. Днем — дела, а вечером, обычно на квартире Джумы Агрбы хороший загул вкусной еды, коньяка, водки навалом, компания подбиралась крепкая, мужская. Но и Чеслав Ендрых умел отвечать гостеприимством, когда по делам приезжали Проценко с Агрбой. Погулять после хлопотного дня ездили в Ланьцут в ресторан при музее-дворце Потоцких. Все было просто, все решалось одним-двумя телефонными звонками через границу. А теперь все рухнуло, пришла команда: «Никаких деловых, служебных контактов, все официально, нужно им, пусть через МИД, через ваше начальство в Варшаве, все услуги пусть оплачивают». За последние два года он, Чеслав, вынужден был несколько раз отказать Проценко. Последний раз нынешней весной. Состоялся неприятный телефонный разговор.

«Привет, Чеслав. Тут такое дело: мне нужно к вам перебросить своих хлопцев. У вас там где-то между Перемышлем и Жешувом катаются на „восьмерке“ два наших рецидивиста, поехали к вам по липовому приглашению. Не дураки, поляков не трогают, грабят своих соплеменников-туристов. Поможешь?»

«Рад бы, Вадим, но не могу, не имею права. Ты ведь знаешь, какая теперь ситуация. Все, что было — похоронено», — сказал Ендрых, радуясь, что не видит в этот момент перед собой глаз Проценко.

«Что ж, нет так нет. Думаешь, они ограничатся соотечественниками? Залепят вам несколько грабежей, или не дай Бог, убийство, закукарекаете. Будь здоров», — Проценко повесил трубку…

И вот сейчас подперло Ендрыха, пересилив чувство неловкости, вынужден был позвонить Проценко:

«Ты конечно, Вадим, можешь послать меня. И будешь прав. Но мне нужно ехать к тебе. Дело важное», — сказал Ендрых.

«Я поговорю с начальством. Позвони завтра в это время», — суховато ответил Проценко…

Назавтра майор Ендрых снова позвонил:

«Ну что, Вадим?»

«Уговорил. Приезжай».

«Спасибо. Завтра в девять, в начале десятого подъеду прямо к тебе в управление», — сказал Ендрых, понимая, что никто его встречать, как прежде на границе не будет. И в гостиницу ведомственную не определят, в лучшем случае заночует в «Интуристе», отвалив за номер приличную сумму. И веселого застолья у Джумы Агрбы не устроят…

Вот о чем думал майор Чеслав Ендрых, сидя за рулем «фиата» и приближаясь к переходу на польско-советской границе. Не хотелось ему в эту командировку, потому что вез он в пустой машине невидимого пассажира: чувство неловкости и утраты…

— Сколько же мы не виделись? — спросил Проценко, разглядывая Ендрыха.

— Наверное, лет пять… Летит жизнь.

— Знать бы куда, — вздохнул Проценко, обходя свой письменный стол.

— Тоже верно. Я через два года уже на пенсию. Если раньше не выгонят, — Ендрых щелкнул зажигалкой.

— За что же тебя выгонять? Ты же профессионал.

— Я ведь из «бывших», а новая власть предпочитает чистопородных.

— Ты надолго?

— Завтра уеду.

— Где остановился?

— Наши, из здешнего консульского Агентства, заказали номер в «Интуристе».

— Понятно, — усмехнулся Проценко.

— Как Джума? Еще работает у тебя?

— А куда денется? Сейчас позову, если он на месте, повидаетесь, Проценко ухватился за вопрос Ендрыха об Агрбе, ему не столько хотелось, чтоб они повидались, сколько нужен был Джума-свидетель (на всякий случай) просьбы, которую изложит Ендрых, ведь кто знает, с чем прикатил, если уж решился при нынешних обстоятельствах; кроме того, Джума, вездесущий, натасканный, много чего держал в своей сыщицкой памяти, с чем он, Проценко, с высоты своего начальственного положения просто не сталкивался. Так что при разговоре с Ендрыхом Агрба мог стать и советчиком.

Джума оказался на месте. Через десять минут был в кабинете Проценко.

— Вот это гость! — воскликнул Агрба, обнимаясь с Ендрыхом, и тут же через плечо уловил предупреждающе-неодобрительное шевеление бровей Проценко.

— Какими судьбами? — отстраняясь, спросил Агрба.

— Судьба у нас с тобой одна, Джума, — Ендрых уселся и опять закурил. — Ловить.

— Кого на этот раз?

— Сейчас расскажу. Одна бабка из Братковичей купила на вокзале в Жешуве с рук какого-то парня золотое колечко с бриллиантиком. Подарок для своей внучки. Потом некая дама из Миельца, гостившая в Жешуве у сестры, тоже отоварилась таким колечком на Жешувском вокзале у частного таксиста. А некий пан из Свидника, будучи в командировке в Перемышле, обзавелся подобным подарком для своей благоверной. И опять — на вокзале у частного таксиста, машина с Жешувскими номерами. Затем география меняется, остается только место покупок, вокзалы, привокзальные площади и такси с Жешувскими номерами — Пабианцы под Лодзью, Сиерпц, Квидзин, это поближе к Мальборку, к Балтийскому побережью, наконец, Собещев под Гданьском и Сопот. Как всякий нормальный обыватель, каждый из этих покупателей в разное время обратился к ювелирам, чтоб узнать, удачна ли покупка: переплатил или наоборот — взял подешевке. Во всех случаях оказалось, что в золотые кольца вставлены не бриллианты, а феониты, искусственные камешки. И посыпались заявления в полицию. Продолжалось все это полтора года, количество жалоб обрело некий качественный признак, мы поняли, что тут не случайность, а система: места, где продавались кольца во всех случаях одни и те же вокзалы, привокзальные площади, тут проще проворачивать махинацию: скопление людей, спешка, суета. И еще: почти в каждом случае продавец водитель такси с Жешувскими номерами.

— Ты приехал, чтоб нам это рассказать? — засмеялся Проценко.

— Это имеет отношение и к вам, — сказал Ендрых. — Проследи маршрут продвижения колец: от польско-советской границы, то есть Перемышля, к Балтийскому побережью. А не наоборот. Мы выстроили график по датам покупок. Сперва Перемышль, потом Жешув, дальше Лодзь, Мальброк и — вверх к Балтике.

— Ну и что это значит? — спросил с сомнением Проценко. Очень уж не хотелось ему, чтоб это дело оказалось по обе стороны границы.

— Кольца идут от вас: на каждом фирменная бирка с пломбочкой, а на бирке указаны не только названия изделия, вес, проба, но и место, где оно изготовлено. Бакинская фабрика ювелирных изделий. А с Азербайджаном, как тебе известно, мы не граничим. Значит партии товара доставляются из Баку, скапливаются где-то здесь у вас, а потом перебрасываются к нам, либо изготавливаются непосредственно у вас. Чтоб ты, Вадим не мучился сомнениями, обрадую: мы, хотя и не сразу, но нашли эту Жешувскую машину и ее водителя. Знал он немного, он ведь всего лишь продавец, «разгонял» кольца по стране, и убеждал нас, что это добро поступает отсюда, от вас. Оказалось, он сбывал не только эти кольца, но и обычные обручальные золотые. При обыске нашли у него целую связку на проволочке, тридцать четыре штуки. Остаток. Тоже с бакинскими номерами, 583 проба. Наш эксперт проверял и ляписом, и какими-то кислотами. Подтвердил — золото.

— С теми колечками, которые с феонитом ясно: там плуты зарабатывали на разнице в стоимости искусственного бриллианта и настоящего, — сказал Проценко. — А какой они навар могли иметь на обручалках? Перепродажа? Массовая скупка у нас? Просто из магазина уходили в таком количестве? Сомнительно.

— А если хищение с фабрики? — спросил Ендрых. — Или левые!

— В таких масштабах?! Отвергаю! — Проценко решительно махнул рукой.

— Тогда что же?

— А черт его знает! Думать надо, — Проценко посмотрел на Агрбу. — Что скажешь, Джума?

— Работать надо, — коротко ответил Агрба. — Может и БХСС подключить.

— Ладно, Чеслав, возьмем на заметку, — сказал Проценко. — С таможней тоже свяжемся. А этот ваш таксист-реализатор не сказал от кого получал товар?

— От одного и того же человека. Ни фамилии, ни имени, ни адреса не знает. Тот приносил раз в месяц кольца, забирал выручку, отваливал какую-то сумму и исчезал.

— Ну, а кто привлек таксиста к этому делу? С чего-то же началось?

— Этот самый неизвестный, что приносил кольца, и привлек. Однажды пришел, сказал: «Мне тебя порекомендовали. Будешь иметь хороший процент. Не хочешь — найдем другого. Твое дело — сбывать. И не задавать вопросов. Мы люди без имен, фамилий и адресов.»

— Солидная фирма, — Проценко потер ладонью подбородок. — Ты куда сейчас?

— Где-нибудь пообедаю, а потом — визит вежливости в наше консульское Агентство.

Проценко и Джума незаметно переглянулись, и Проценко сказал:

— Сходи-ка сначала к ним, а пообедаем вместе. Где, Джума? — обратился он к Агрбе.

— Можно в кафе «Оксана». Там у меня шеф знакомый.

— Значит давай, Чеслав, к трем сюда, — сказал Проценко.

Сдержав улыбку, Проценко спросил Агрбу:

— Что думаешь?

— Правильно сделали, что пригласили. Все-таки столько лет работали вместе, ели, пили и у нас, и у них, а теперь что ж, плевать друг другу в чай?

— Я не об этом. Я об этих кольцах.

— Тут размах чувствуется. Боюсь, что и мы влипаем. Не хотел говорить при Чеславе: помните дело азербайджанцев с рынка, которых потрошили рэкетиры? У одного при обыске нашли чемоданчик. Он прихватил его в гостинице в номере этих азербайджанцев, думал, там деньги. А оказалось, какие-то шмотки и коробка от конфет, набитая чистыми бирками бакинской ювелирной фабрики. Владельцем чемоданчика был, как показали пострадавшие, их земляк, бакинец. Познакомились с ним якобы здесь в ресторане, пригласили к себе в номер. А когда к ним заявились наши рэкетиры и пошла драка, хозяин бирок бежал без чемоданчика. Разыскать его не удалось. Не привез же он сюда эти бирки, чтоб торговать ими на рынке.

— А где чемоданчик?

Был в райотделе. Он не фигурировал нигде как вещественное доказательство.

— Ты разыщи.

— Если его не выбросили.

— И принеси лично мне. И вообще помалкивай. Тут нам инициативу проявлять ни к чему. Понял?

— Еще бы!..