– Это квартира Кукиных? – спросил Михальченко, прижав трубку к уху плечом и распрямляя запутавшийся шнур.

– Да. Кто изволит интересоваться?

– Мне бы Павла Никифоровича, – попросил Михальченко.

– Я у телефона, – ответил густой шершавый баритон.

– Павел Никифорович, вас беспокоит директор оперативно-сыскного бюро "След" Михальченко.

– Что за бюро такое?

– Это я вам расскажу при встрече. А повидать мне вас необходимо.

– По поводу чего?

– Вы откликнулись на объявление "Комиссионторга". Это связано с плащом, который вы купили.

– Был такой эпизод. – Наступила пауза. – Хорошо, приезжайте. Улица Листопадная, шесть, квартира сто двенадцать. Это на Колпаковке.

– Буду через полчаса…

Кукин оказался высоким стройным человеком лет шестидесяти пяти с совершенно седой пышной шевелюрой. Идя за ним по коридору, Михальченко обратил внимание на его легкую походку и на ровную спину. Весь он был какой-то свежий, сияющий в куртке из тонкого коричневого сукна с широким шалевым воротником из серой ткани. Ступал по ковровой дорожке, обутыми не в домашние шлепанцы, а в черные, глянцево блестевшие туфли. И в комнате, куда он завел Михальченко, тоже все светилось чистотой – покрытый лаком паркет, чистые окна, ни пылинки на простой полированной мебели местного изготовления.

– Садитесь, – Кукин указал на кресло, подождал, пока Михальченко сел, и сам опустился в такое же. – Так что же это у вас за бюро?

Михальченко рассказал.

– Неплохо придумано, неплохо. Милиция не справляется.

– Что поделать, – сказал Михальченко. – Я мог бы взглянуть на плащ, Павел Никифорович?

– Это несложно, – Кукин вышел в другую комнату и вернулся с плащом, надетым на вешалку.

Повертев плащ, Михальченко подумал, что по описанию он совпадает с тем, которое дал сын Тюнена. Но это еще ничего не значило, таких импортных плащей могло быть тысячи.

– А в чем, собственно, дело? – спросил Кукин, аккуратно опуская плащ на диван.

– Мы ищем пропавшего человека. Он мог быть одет в этот или в такой же плащ. Павел Никифорович, в каком комиссионном вы купили плащ?

– Напротив главпочтамта, через скверик, знаете?

– Знаю. А у вас не сохранился ярлык, который комиссионщики прищивают к принятым вещам?

– Должен быть, – он открыл бар в серванте, взял деревянную шкатулку с резной крышкой и стал рыться в бумажках.

"Я бы этот ярлык давно выбросил, – подумал Михальченко, глядя как Кукин перебирает какие-то листки. – Господи, ну зачем он ему? Нет же, хранит! Вроде Остапчука".

– Вот, – протянул Кукин.

К ярлыку скрепкой была приколота какая-то белая картонка размером с два спичечных коробка, обернутая в прозрачный целлофан, на обороте он был прихвачен полосками лейкопластыря. На картонке красивым каллиграфическим почерком было выведено: "А(II) Rh + положительная. Каз.ССР, Энбекталды, ул. Жолдасбая Иманова, 26".

"Это же адрес Тюнена! – вспомнил Михальченко. – Но что за формула?" – Что это? – спросил он Кукина.

– Видите прорезь в подстежке? Это карман. Видно владелец плаща сунул картонку туда, но промахнулся. А когда я отстегнул подстежку, она и выпала.

"Отставничок ты мой дорогой! – Михальченко готов был расцеловать Кукина. – А я, сукин сын, еще посмеялся над тобой, что бумажки собираешь!" – Я могу взять это на некоторое время?

– Разумеется. Видите, хорошо, что я сохранил. Штабная работа приучила к бумагам относиться уважительно.

– Конечно!.. И еще один вопрос, Павел Никифорович: если нам понадобится, вы сможете приехать к нам с плащом? Для опознания.

– Позвоните. Я приеду.

– Большое вам спасибо. Извините, что побеспокоил.

– Ничего. Дело серьезное, рад помочь. Во всем должен быть порядок.