Вот уже год, как Левин работал в частном сыскном агентстве «След». Не брезгуя, тут занимались чем угодно: разыскивали пропавших людей и породистых собак, охраняли коммерческие и промышленные тайны, сотрудников агентства нанимали для охраны кооперативов и совместных предприятий, складов и баз, для сопровождения во время перевозок особо ценных грузов; для обеспечения личной безопасности богатых новоявленных бизнесменов. Случались заказы и попикантней: выслеживать неверных мужей или жен, любовниц и любовников…

Первое время Левина тяготила непривычная работа. Не думал он, бывший прокурор следственного управления областной прокуратуры, профессиональный криминалист и следователь, что, уйдя на пенсию, придется вертеться в подобных малопочтенных сферах нынешней суматошной жизни. Начальник агентства Иван Михальченко, в недавнем прошлом оперативник городского угрозыска, создавший агентство после увольнения из милиции (бандитская пуля искалечила ему руку) и уговоривший Левина пойти к нему в агентство, подмечал тоскливое недовольство Левина, и боясь, что тот не выдержит и уволится, старался, если удавалось, подключать его только к делам, где требовался опыт следователя и криминалиста. А удавалось это не всегда, и Михальченко говорил:

— Ефим Захарович, потерпите маленько, все утрясется, наберем оборотов, и я избавлю вас от шелухи.

— Во-первых, Иван, будь реалистом, ни от чего мы не избавимся, коль уж ты затеял это так масштабно, а во-вторых, я ведь не жалуюсь, деликатно отвечал Левин.

— Да вижу я, как вам муторно! Я ведь обещал беречь и лелеять вас, как реликвию, когда уговорил пойти сюда.

— Я не реликвия, Иван, я мумия, — все же шутил Левин, не желая огорчать своего молодого коллегу-начальника и ценя давнюю его славу шустрого опера…

Постепенно Левин втянулся в жизнь агентства, хорошо зарабатывал. Он, правда, обещал жене, работавшей провизором в аптеке, что как только уйдет на пенсию, займется собой: приведет в порядок зубы, покажется кардиологу, съездит в какой-нибудь санаторий подлечиться, но когда Михальченко выманил его из пенсионерского безделья и бездумья в агентство, жена махнула рукой, смирилась, только и сказала: «Когда у тебя выпадет последний зуб, я не буду варить тебе каши, а начну покупать самое старое и самое жесткое мясо…»

И, сейчас, вспомнив об этом, Левин улыбнулся, открыл рот и попробовал пальцем зуб: не стал ли сильнее шататься. В это время постучали в дверь.

— Входите! — крикнул Левин.

В кабинет вошел высокий мужчина лет сорока в голубовато-сером костюме в крупную клетку. Низкий седой ежик волос, этот красивый костюм из тонкой ткани и модные светозащитные очки, которые он тут же снял, придавали ему вид значительный, респектабельный. И только жест, которым он утер вспотевший лоб и лицо сложенным вчетверо прекрасным платком из китайского батиста заставил Левина подумать: «Очередной нынешний нувориш… Из грязи в князи… Что ж, послушаем».

— Моя фамилия Чекирда. Это я звонил, — сказал посетитель.

— Мы ведь договорились к десяти, а сейчас двадцать минут одиннадцатого, — вскинул на него глаза Левин. Ему в сущности было наплевать на эти двадцать минут, но хотелось сразу погасить спесь клиента, если таковая имелась.

— Простите, так получилось… не по моей вине… нарушил осевую, а гаишник тут как тут… — Чекирда снова вспотел и начал утирать лоб и шею платком.

— Да вы садитесь… Что у вас за проблемы? — смилостивился Левин.

— Мы с чехами создали совместное предприятие по выпуску баночного пива. Наше сырье, а главное — наша вода, мы нашли под рукой источник с водой очень высокого качества, они сделали анализы и сказали, что такая же у них идет на пльзенское. Договорились, что часть продукции на экспорт, часть на наш внутренний рынок. И им, и нам выгодно. Производственные корпуса почти готовы, чехи начали поставлять оборудование, жесть для банок. Вот тут и пошли неприятности…

— Какого рода?

— Сперва исчезли два ящика с электроникой для линии разлива. Затем было похищено несколько картонных коробок с дорогими красками для фирменной раскраски банок.

— Вы обращались в милицию? — спросил Левин.

— Нет, сразу к вам.

— Почему? — поинтересовался Левин, хотя догадывался: эти бизнесмены не любят иметь дело с милицией, не очень хотят, чтоб она вникала в их деятельность, да и милиция не слишком симпатизирует этой публике.

— С вами, говорят, надежней, — неопределенно ответил Чекирда.

— Что вы имеете в виду?

— Волокиту. Милиция перегружена работой. А если вы соберете необходимый материал и мы преподнесем его милиции, тут же они вынуждены будут посуетиться, имея готовенькое.

— Хорошо. Идите в комнату номер три, оформите наши отношения. Условия наши знаете? Мы берем за услуги дорого.

— Для этого мы найдем любые деньги. — Несколько успокоившийся Чекирда вытащил из нагрудного карманчика пиджака визитную карточку, протянул Левину и вышел.

«Чекирда Артур Сергеевич. Президент совместной фирмы „Золотой ячмень“», — прочитал Левин, покачал головой: «Меньше, чем президентами они быть не желают, вся их суть в безвкусице — одно название чего стоит: „Золотой ячмень“! А почему не „Золотое просо“? или „Серебряный овес“?.. зашвырнул он карточку в ящик стола… — Кто бы он ни был, этот пижон, а дело затеял хорошее: почему бы не напоить людей приличным баночным пивом? Попробуй, купи сейчас бутылку пива, хоть и дерьмового! Люди часами выстаивают в очередях, а возле бочек на колесах — толпы жаждущих… Да-а, кто-то хорошо наживется на украденной электронике и красках! Либо здесь пустят налево, либо угонят в другой город или в другую республику… Воруют уже не по штукам, а оптом, контейнерами, вагонами. Скоро девятиэтажки будут разбирать на кирпичи, чтоб продавать на дачи и гаражи… Ну где же он, господин Чекирда? Что он там так долго? Торгуется с Иваном, что ли?..»

Фирма «Золотой ячмень» размещалась в жилом доме; как понял Левин, под ее офис была приспособлена четырехкомнатная приличная квартира, переоборудованная с толком и хорошо отремонтированная. В приемной за пишущей машинкой сидела миленькая девушка-секретарша, на отдельном столе факс и портативный копировальный аппарат. Все японское.

«Неплохо устроились, — подумал Левин, входя в кабинет Чекирды. — Чтоб получить такое помещение в центре города, надо было в горисполкоме густо помазать кому-то ручку».

Чекирда с улыбкой поднялся с кресла и гостеприимным жестом указал на два других у круглого журнального столика, на котором стояли маленькие кофейные чашечки, две рюмки, фигурная бутылка шотландского виски «Dimple», электрический чайник, еще сопевший паром, лежала пачка кофе «Fort».

«Милый ты мой, на меня этот гипноз давно не действует», — подумал Левин, положил в чашку ложечку кофе, кусочек сахара и залил кипятком.

— Виски? — предложил Чекирда.

— Нет, спасибо, я пью только неразведенный спирт.

Чекирда не понял: всерьез это или в шутку, но на всякий случай сказал:

— К следующему разу приготовлю. Импортный.

Левина не раз удивляло, как у людей этого типа устроены мозги: в общем-то интеллект стрекозы, но изворотливый, дальновидный, какой-то кибернетический ум, точно просчитывающий ситуацию, конъюнктуру, последствия того или иного коммерческого хода. Загадка! В домашних библиотеках у них гордо стоят Пикуль и Анжелика, а в офисах — новинки отечественной и западной литературы по маркетингу, менеджменту, биржевому делу, математическому прогнозированию движения ценных бумаг и прочее…

— Помещение арендуете? — спросил Левин.

— Нет, выкупили. Один человек уезжал в Узбекистан. Это была его квартира. Заплатили «зелеными», — откровенно сказал Чекирда.

— Хорошо. Приступим к главному, — Левин одним глотком допил кофе. Артур Сергеевич, мне нужно познакомиться с бумагами на ваш пропавший груз. Хочу проследить его движение.

— Но похищено было не на железной дороге.

— Я знаю, вы мне уже говорили.

— Думаю, это обыкновенная кража обыкновенной шпаны с целью перепродажи.

— Возможно. Но вы заплатили нам деньги, чтоб об этом думал я, а вы думайте о том, что понятней вам… У вас имеется паспорт на похищенную электронную систему?

— Да. Паспорт мы получили отдельно ценной международной бандеролью.

— Вот все эти бумаги мне и дайте. В паспорте должны быть проставлены номера изделия. Они же и на самих изделиях.

Чекирда порылся на письменном столе и принес Левину тоненькую папочку:

— Здесь все.

— Где хранился груз?

— Мы арендуем складской модуль у базы «Промимпортторга», своих складских надежных помещений у нас нет.

— Груз из контейнеров изымали при вас? Контейнеры вскрывали при вас?

— Да. В присутствии представителя таможни. Был мой зам, а также завскладом базы.

— На какой день после поступления и складирования электронные приборы и краска исчезли?

— Не знаю. Мы через две недели после поступления собирались начать монтаж. Мой зам поехал на склад вывезти, тут и обнаружилось. Он на всякий случай поинтересовался коробками с краской. Но и ее след простыл. Электроника и краска поступили с разрывом в неделю.

— Какая краска идет на художественное оформление пивных банок?

— В каком смысле?

— Масло, синтетика или нитро?

— Синтетика. Пищевая с металлоэффектом.

— А цвета?

— Белая, красная, золотисто-желтая, голубая.

— Бумаги эти я вам возвращу… Теперь вот что, Артур Сергеевич, к вам может зайти человек по фамилии Михальченко.

— Этот тот, с которым я подписывал договор.

— Он самый. Считайте, что он — это я. На все вопросы — полно и откровенно. Тем более, что Михальченко возглавляет наше бюро.

Вернувшись в агентство, Левин пошел сразу к Михальченко. Тот сидел за столом, грыз соленые палочки и запивал пивом из яркой, многоцветной банки.

Левин не выдержал, рассмеялся, спросил:

— Вкусно, Иван?

— Пиво — что надо!

— Почем банка?

— Ужас!

— Хочешь, чтоб оно было подешевле?

— Еще бы!

— Тогда займись делом. Чекирду помнишь? Ты с ним договор заключал.

— Помню. Не в подробностях, но знаю, что их обворовывают.

— Теперь — некоторые подробности и мои соображения, — и Левин изложил ему то, что узнал от Чекирды, и то, что, по его мнению, следовало бы выяснить оперативным путем. — Это твоя часть работы. А я по твоим результатам спланирую свою.

— Хорошо. Вам никуда ехать не надо?

— Пока нет.

— Тогда я забираю Стасика, — Михальченко выглянул в окно, «Уазик» стоял во дворе. Шофер Стасик, бывший сержант-пограничник, открыв капот, обтягивал синей изоляционной лентой какой-то проводок.

— Стасик! — позвал Михальченко. — Заводи, едем!..

Когда они уехали, Левин, вертя в руках пустую разноцветную банку от пива, размышлял, куда и на что могла пойти похищенная краска. Затем он позвонил в центральный мебельный магазин и попросил столяра Мишу. Того пошли звать.

— Слушаю, — наконец ответили в трубке.

— Миша, здравствуйте. Это Левин Ефим Захарович. Помните? Вы у меня собирали болгарскую спальню и кухню, ремонтировали в прошлом году диван, а мой сын Виталик ставил вам декодер на телевизор.

— Все помню, Ефим Захарович, не надо перечислять. Хороших старых клиентов я не забываю. Что у вас за нужда?

— Чисто служебная. Синтетическая краска такая, как на импортных пивных банках в вашем деле может быть использована?

— Свежую новую столярку ею покрывать нельзя, течет из под кисти. Распылять тоже не очень годится, надо несколько слоев. Чтоб обновлять покрашенную уже столярку, ее класть опасно, старая краска может под ней вздуться.

— А куда можно приспособить такую краску?

— На металлические поверхности. Возможно, годится для автомашин.

— На кузовные работы?

— Во-во!

— Спасибо, Миша.

— Всегда готов, Ефим Захарович! Виталику привет!..

Положив трубку, Левин вышел, в конце коридора была дверь, где сидели еще два сотрудника бюро.

— Степа, удели пять минут, — входя, обратился он к немолодому человеку в милицейской серой сорочке, но без погон.

— Только по-быстрому, Ефим Захарович, много работы.

— Мне нужен список автосервисных станций ВАЗа и «Универсалавтосервиса», где делают покраску машин, а также адреса подобных кооперативов. Всех, что есть в городе.

— А по СНГ вам не нужно? — усмехнулся Степа.

— Послать тебя, Степа? Без командировочных.

— Я ведь тоже могу послать, Ефим Захарович. Спешу я, готовлюсь к командировке, Иван подрядил сопровождать ценный груз какого-то хмыря из фирмы «Алмаз»… Так что у вас? Зачем вам эти станции?

Левин кратко объяснил.

— Государственные — ВАЗа и «Универсалавтосервиса» вам не нужны. Они получают свою краску, специальную автомобильную, централизованно, хотя нынче и в мизерных количествах. Никто там не захочет химичить с левой краской, да еще неизвестно какой. Занимаются ремонтом и кустари в гаражах. Но народ этот в основном небогатый и прижимистый, чтоб скупать такую партию, краски да еще незнакомой. Есть частники, имеющие патент, некоторые завели себе подъемники, сушильные камеры, работают широко и солидно, к ним очереди. Эти тоже не станут рисковать с незнакомой краской — пусть ворованная, но должна быть автомобильная, они дорожат своей репутацией. Сомневаюсь, что и кооперативные мастерские захотят приобрести партию краски сомнительного назначения… Вот такой расклад, Ефим Захарович.

— Печальный расклад, Степа. Но ты, пожалуй, прав: чтоб скупить столько ворованной краски, надо точно знать, что это не кот в мешке. А в розницу, пожалуй, похититель гнать ее не будет.

— Но все-таки по гаражам походить надо. Вдруг где-нибудь проклюнется, чем черт не шутит. Она в какой расфасовке?

— Бог ее знает.

— Список к концу дня я вам, так и быть, сделаю — названия и адресочки.

— Спасибо, Степан Петрович…

Под вечер, около пяти, вернулся Михальченко.

Левин сидел в кресле, а Михальченко, огромный, метр девяносто, почти центнер весу, косолапо расхаживал по кабинету, жуя бутерброд.

— Остановись, проглоти и сядь, — попросил Левин. — Ну что, вынюхал?

— Был я на базе, — усаживаясь, начал Михальченко. — Действительно, «Золотой ячмень» арендует у них складской модуль. За интересующее нас время, кроме хищений груза фирмы «Золотой ячмень», других не было. Хотя по мелочи воруют, как всюду нынче, на любой базе: то откинут в грузовик тюк с чем-нибудь, то ящик. В ряд обычных хищений можно поставить и наши два случая; то, что оба раза одного грузополучателя, тоже можно отнести к совпадению. Въехать пустым и выехать с грузом на базу при большом желании и при больших деньгах — вполне. Хотя есть и охрана, и пропускная система. Никто ничего внятно сказать не мог — сами разводят руками; и завскладом, и начальство повыше. А у вас какие новости?

Левин рассказал.

— Степа сделал списки гаражных кооперативов. Их одиннадцать в городе, — закончил он.

— Верю в это слабо, но все же потолкаться там надо. Лучше всего в субботу, — сказал Михальченко. — Частники любят в выходные дни проводить время в гаражах. Я проедусь со Стасиком.

— Хорошо. А я повидаюсь еще раз с президентом Чекирдой… Ты что сегодня вечером делаешь? Бери жену, и приходи часов в восемь.

— По какому случаю?

— У внука день рождения. Народу будет немного: мой приятель с супругой, мы с ним в прокуратуре вместе работали, соседи — брат и сестра, медики, невестка, сын, да я со своей. Детишки будут отдельно. Выпьем по сто граммов.

— А сколько внуку?

— На будущий год в школу.

— Приду, но один, моя в ночной смене.

— Жаль, — Левин знал, что жена Михальченко работает старшей телефонисткой на междугородной телефонной станции.

Михальченко глянул на часы, покачал головой:

— Что ж раньше-то не сказали? Подарок-то пацану надо, а магазины вот-вот закроют… — он быстро вышел.

Стасик во дворе чистил робу щеткой, которую возил в бардачке, драил суконкой высокие ботинки — собирался домой.

— Одолжишь полчаса? — спросил Михальченко. Знал, что Стасик живет за городом, электричкой час десять, он всегда после работы спешил подгадать на ближайшую, потому что следующая только через сорок минут.

— Стряслось что? — спросил Стасик.

Михальченко врать не стал:

— У внука Ефима Захаровича день рождения. Не заявишься же с бутылкой, надо пацаненку купить что-то. Сгоняем в «Детский мир».

— Ни хрена вы не купите там, Иван Иванович. Разве что какого-нибудь плюшевого урода, не поймешь, что: то ли медведь, то ли зайчиха. Давайте лучше по коммерческим помотаемся.

— Заводи!..

Детских игрушек не оказалось и в коммерческих. И лишь в одном из них Михальченко увидел на витрине маленький, с полладони плоский японский калькулятор.

— Как думаешь? — засомневавшись, спросил Михальченко у Стасика. Пойдет?

— Вещь! В школе сгодится ему.

— Значит, берем, — Михальченко попросил продавщицу показать калькулятор, повертел, нажал клавиши «2+2», получил «4», выложил деньги. Вышли из магазина. — Ты вот что, дуй ставить машину и беги на свою электричку, а я домой троллейбусом доберусь, — сказал он Стасику…

— По-моему, ты перебрал, — сказала Ирина брату, когда, уйдя от Левиных и спустившись этажом ниже, он никак не мог попасть ключом в замочную скважину.

— Нет, просто не надо было мешать водку с коньяком… Завтра смогу попозже встать, я иду на ночь.

Наконец он отпер дверь. Вошли.

Брат и сестра Костюковичи (она была старше его на два года) жили в трехкомнатной квартире, доставшейся после смерти родителей. В тридцать шесть лет он был еще холост, сестра — бездетная разведенка. Разойдясь с мужем, спросила: «Марк, я переберусь к тебе. Не возражаешь? Я не хочу заниматься судебным дележом той квартиры. Она — его, кооперативная, он выплатил». — «Ради Бога, Ира! Перебирайся сюда. Какие могут быть сомнения!» — «Если тебе надо будет приводить женщин, предупреди, я переночую у кого-нибудь из подруг», — весело сказала она. — «А если ты захочешь привести мужика? Тебе ведь только тридцать восемь?» — в тон ей сказал Костюкович. — «Это уже мои проблемы, не волнуйся, улажу… Я-то замужем побывала, а вот тебе пора жениться». — «На ком?» — «Господи! По городу ходит столько хороших свежих кобылиц! Проведи сексуальное тестирование, может что-то подберешь. Нельзя заниматься только платонической любовью. Это ведет к импотенции», — засмеялась сестра. — «Ты о чем?» — «Не „о чем“, а о ком. О Каширговой. Думаешь, не знаю». — «Она замужем, Ирка. У нее муж и ребенок». — «Тоже мне помеха!» — «Давай не будем больше об этом. Иначе выгоню, ты тут не прописана». — «Ладно, дурачок, не сердись…»

Сестра окончила фармакологический факультет и заочно химфак университета, в тридцать четыре года защитила кандидатскую, вела одну из лабораторий в НИИ экспериментальной фармакологии. Костюкович знал, что за сестрой приударивает другой завлаб, очень способный химик-фармаколог толстяк Баграт Погосов. Но она не принимала эти ухаживания всерьез, посмеивалась: «Погос шалопай, выпивоха, трепач, любитель вкусно и много есть. По нынешним временам это главный порок…»