1. Далекие края

Несмотря на поражение, подчиненные продолжали относиться к царю с обожанием. С обожанием и надеждой. Они понимали, что все, что он делал, пусть и с ошибками, совершалось единственно ради их блага. Это Тамара Цой, вероломная корейская выдра, преследует свои шкурные интересы. А Тюленев — святой человек, пусть и не красавец. И покойный предыдущий Кондуктор его хвалил, и не зря прочил себе в преемники.

А то, что у демонов не получилось поработить человечество с первого раза, так это тоже типично. У них на сей счет была не столь уж высокая самооценка, ведь во всех людских сказках и большинстве фильмов добро всегда побеждало зло.

Собственных сказок и фильмов у демонов не было, поэтому приходилось довольствоваться человеческими. Это как постсоветские граждане, смотревшие в девяностые годы американские боевики, где русские показаны тупыми и злобными, которых все равно разобьет какой-нибудь Сталлоне. Ну где тут взяться адекватной самооценке?

— Мы едем-едем-едем в далекие края... — безмятежно горланил Тюленев, сидя в черном троллейбусе, все более отдаляющемся от места недавнего поражения. И все демоны ему вторили.

Не пела только одна Тамара Цой. Ее плоское одутловатое лицо коркой непроницаемого льда покрывала гримаса презрения.

 

2. Запоздалая помощь

Как только враг капитулировал из Мудрова, возникла другая проблема: что-то нужно было объяснить. Ведь как так — только что был наукоград Мудров, а теперь нет его. Куда делся? И ученых, новых невтонов с платонами, тоже нет. Остались только эти — один водочник, один молодой малозначительный ученый, которого даже в США не взяли, и еще какая-то шушера. Не факт, что на них в итоге и не повесят катастрофу. И валяй, доказывай потом свою невиновность по евросудам, си-дючи в российской колонии.

Герои-победители постановили ничего никому не объяснять — просто забрали свои документы из отдела кадров, уничтожили все упоминания о себе в компьютерах и были таковы.

Уходили из Мудрова лесом, потому что предчувствовали, что скоро их навестят незваные гости в лице вооруженных сил Российской Федерации. Фигово было бы, столкнись они на единственной ведущей сюда дороге.

Сопротивленцы, конечно, не знали тогда, но догадывались, что демоны посылают куда надо продуманные, не придерешься, отчеты. И на звонки-письма ничего не ведающих родственников погибших ученых тоже кто-то должен отвечать, чтобы раньше времени не возникло подозрений.

Были. Были в новоМудровском городском устройстве демоны, заведовавшие этой частью. Именно они собирали симки из разрядившихся мобильных телефонов, эсэмэсили, рассылали электронные письма со стандартным: «У нас сейчас в городе запары дикие, проверка, будь она неладна, нагрянула, так что какое-то время никакой связи не будет. Но ты не волнуйся, никто меня не съел, не превратил в чучело, я жив, здоров, очень люблю тебя и нашего ребенка, если таковой имеется».

«Отдел обмана и контрпропаганды», проворачивавший все эти мероприятия, располагался в одном из неприметных жилых блоков. Мимо него наши герои несколько раз прошмыгнули туда-обратно по своим делам, так ничего и не заподозрив. Только здесь работали интернет и сотовая связь. Охраняли здание сиамские коты-невидимки, готовые в случае малейшей опасности разорвать провода и разбить модем вдребезги.

Когда пацаны, Валя, Масякин и Рафаэль Яковлевич подошли к железнодорожной станции, то заметили промчавшиеся мимо бронетранспортеры, пожарные машины, скорую помощь и черные внедорожники с генералами, а в небе — какое-то количество вертолетов.

Что странно, в прессе о случившемся в Мудрове вообще ни слова не сказали. Упоминания об инновационном центре стремительно смолкли, будто его и не было. Опять-таки, не из-за того ли, что не на кого было свалить катастрофу?..

 

3. Масякин и Рафаэль Яковлевич

Рафаэль Яковлевич, у которого после разрушения водочной машины забот хватало, позвал к себе Масякина в качестве подручного. И тот пошел, хоть ничего в алкогольной химии и не понимал, кроме, безусловно, потребления.

Молодой ученый работал по принципу «принеси-подай» и дегустировал образцы продукции по первому требованию. С Рафаэлем Яковлевичем они изучали и совершенствовали нановодку, а также собирали по деталям, по винтикам новую машину для ее производства.

Попутно Масякин получал второе высшее образование, по части пищевой химии. Прежде чем поступать в вуз, он пришел в американское посольство, проконсультироваться, нужны ли им химики алкогольной промышленности. Оказалось, что чрезвычайно нужны. Тем более такие инновационные.

Сам же Рафаэль Яковлевич, как только новая машина была сконструирована, без всякого стеснения торговал нановодкой из-под полы. Как какая-нибудь престарелая тетушка-самогонщица. Цена, что ожидаемо, была заоблачная.

На дальнейшие исследования требовались крупные деньги. Да и кредит, взятый на восстановление техники, тоже нужно было выплачивать.

Вовка, Костет и Жека вернулись к учебе. Изменившиеся, возмужавшие, повидавшие настоящую жизнь и героическую смерть товарищей. Сплоченный отряд настоящих бойцов. Несмотря на то, что Валя снова был с ними, по-прежнему воздерживались от употребления алкоголя.

Только если иногда, по большим праздникам, или с Вальтером Михайловичем за компанию. Когда отпаивали его нановодкой в надежде на полное выздоровление. Но процедуры эти обычно давали мизерный результат.

Возвращаясь из Мудрова домой, Жека поймал себя на том, что волнуется. Не видел мать всего неделю, и так успел по ней соскучиться.

— Мам, я вернулся, — крикнул он еще в коридоре, пока разувался. Никто ему не ответил. Только звук работающего телика доносился из комнаты. А вдруг они добрались до нее, пока он воевал с жуками в Мудрове? Подослали синюю руку, или пустили по ящику программу, высасывающую мозги, как та приставка... И теперь она лежит здесь мертвая, третий день как разлагается.

Он бросился в комнату и застал мать в том же месте, в котором покинул, — развалившейся на диване перед зомбоящи-ком. Быстро меняющиеся картинки отражались в ее застывших глазах. Все было по-прежнему.

Жеке стало стыдно за свои чувства. Втянув голову в плечи, он развернулся в свою комнату.

— Жень, — окликнула его мать. — Это ты там мнешься?

Парень остановился. Ему хотелось, чтобы она задала ему какой-нибудь вопрос. Спросила, как там, в Мудрове, про который президент еще совсем недавно на каждом канале. Он бы не рассказал ей всей правды, придумал какую-нибудь отмазу. Но они впервые поговорили бы черт знает за сколько лет. Может, за всю жизнь впервые поговорили. Но ведь она не скажет ничего такого. Точно не скажет. Или.

— В магазин сходи. Хоть какая польза от тебя будет.

Сделав вид, что глухой, Жека прошел к себе. Обычно в таких случаях мать переходила на громкий многоэтажный мат, но сегодня отчего-то сделала исключение. Наверное, программу интересную показали.

Вальтер Михайлович недолго продержался на своем месте руководителя волонтерского клуба. Уволили за безынициативность, незадолго до этого наградив премией за инициативу с Мудровской командировкой.

Валя чувствовал себя еще более неприкаянным, чем когда-либо. Длинными драматическими тирадами, как тогда, в Муд-рове, больше не разражался. Держал все в себе. Волонтеры переставшего существовать «Трезвого взгляда» пытались разговорить наставника, вместе и поодиночке, но в глубину себя он их не пускал.

Вальтер просто не был уверен в существовании той глубины. Казался себе человеком, химическим путем прошедшим эмоциональную кастрацию. Жил в своей коммунальной комнатушке на пособие по безработице, на одних только кашках, словно старик. Если только иногда кто-то из пацанов заносил ему продуктовый набор. Фрукты, овощи, сосиски, нановодку... Валя благодарил, но ел без аппетита.

Он оброс длинной хипповской шевелюрой и редкой клочковатой бородой, отчего стал похож на блаженного.

Безучастно бродил по городу. Наблюдал за быстро исчезающим питерским летом. Особенно любил пройтись в окрестностях метро «Черная Речка». Очень ему нравились тамошние парки и зеленые зоны.

Вальтер Михайлович уже давно натыкался на разные загадочные знаки. Находил смысл в надписях на заборах в различных частях города. Они, лаконичные и нецензурные, превращались для него в целостное послание. Только о чем оно — он не ведал.

Трижды под ноги ему падали волнистые попугайчики. И всякий раз были эти зеленые птички абсолютно мертвыми.

В последнее время он постоянно чего-то ждал, но стеснялся признаться в этом пацанам. Про попугаев тоже не говорил. Переживал, что через него они снова втянутся в неприятности. А так, может, и пронесет. Не зацепит.

Как-то Валя стоял на остановке. Ветра не было. Птицы не пели. Попугайчики не падали. Только хорошо знакомый, все подступающий скрип. Вальтер Михайлович оглянулся — вообще никого, пустота. Как он оказался в этой части города?

Неважно.

Это за ним.

Дождался.

Отмучился.

Вернувшись из Мудрова, Костет каждую неделю ходил в лесопарк. Подолгу стоял у березки, под которой покоились разбитые Настюхины кости. Больше ведь ничего от нее не осталось. Только мука эта костяная.

Береза была точно такой же, как и в прошлом году. Ничего сверхъестественного с ней не происходило. А должно было? Нет, ну ведь столько всего вокруг эдакого. И мистического, и не очень. Ходорковский вон вчера в тюрьме повесился.

Почему бы тогда и березке не заговорить человеческим голосом? И где теперь Настюха? Хорошо ли ей живется в загробном мире? Жаль, что так и не смог за нее отомстить. Подпортил крови мерзавцам, но этого, блядь, мало. Хорошо, да не то. Вот бы еще что-нибудь сделать. Он бы сделал. Не упустил бы возможности.

Когда она только появится, пидораска, Цой эта. И появится ли вообще. Может, хватит ума не высовываться. У них теперь завидные запасы нановодки, так что они ее быстро на место поставят. В случае чего.

Такие мысли дрессированными цирковыми хищниками проносились по арене Костетовой головы. Он стоял у заветной березы и никак не мог их утихомирить. Настроиться на нужный лад.

Зазвонил телефон. На экране высветилось имя звонящего, отчего жиденькие Костетовы усы встали дыбом. Имя, которое он явно не вносил в свою трубку. И не имя вовсе, а должность.

Костету звонил Кондуктор. Причем мелодия звонка тоже была специфическая — похоронный марш Шопена. Могли бы что-нибудь пооригинальней придумать.

Костет сглотнул слюну и приложил трубку к уху:

— Слушаю.