После окончания сельской школы Кирик и Янька уехали учиться в областной город.

Накануне отъезда к Кобяковым приехал Темир. Он был в новой шубе и шапке, которые надевались в особо торжественных случаях.

- Эзен!

- Здравствуй, здравствуй Темир! Проходи в передний угол. - Прокопий пододвинул табурет гостю.

Степанида захлопотала возле печки.

- Дьяны-дьел? - спросил Темир, посмотрев на присмиревших ребят.

- Да, в светлый путь! - ответил Кирик радостно.

Вечер в сборах прошел незаметно. Утром, когда ребята поднялись, кони были уже оседланы и на столе приветливо шумел самовар.

Напившись чаю, все вышли из-за стола и, по обычаю, несколько минут посидели молча.

- Ну, мать, пора трогаться! - Прокопий поднялся, поцеловал ребят и в волнении отвернулся к окну.

Степанида припала к Яньке, потом обняла Кирика и, вытирая слезы концом платка, сказала:

- Учитесь хорошенько, не ссорьтесь.

- Из-за чего нам ссориться? - Янька весело посмотрел на друга.

Вместе с Темиром ребята выехали из Тюдралы. Не отставал от них и Делбек.

Поднявшись на перевал, всадники остановились. Перед ними в лучах августовского солнца лежал Алтай, страна отважных людей, высоких таежных гор, шумных рек и природных богатств.

- Ну, друзья, до встречи. - Охотник протянул ребятам руку.

- До свидания, Темир!

Мальчики долго смотрели вслед своему другу.

Далеко в долине, окруженной синей дымкой гор, Темир остановил коня и, приподнявшись на стременах, еще раз поглядел на перевал.

Кирик и Янька были уже далеко на большой дороге.

* * *

На солнце сверкали железные крыши бывших купеческих домов, отливали белизной каменные здания.

- Ойрот-Тура! - показывая на лежавший в котловине город, сказал Янька.

- Улала! - произнес восхищенный Кирик. Давно он хотел видеть Улу-Улу - великий из великих городов. Теперь мечта его сбылась. Он будет здесь учиться.

Ребята проехали предместье - небольшие домишки, лепившиеся по склонам гор, и оказались на центральных улицах Ойрот-Туры. Все их поражало здесь. Двухэтажные дома, магазины, пожарная каланча и деревянный мост с перилами через шумную речку Майму. Расспрашивая прохожих, где живет военком, они добрались до маленького, утопавшего в яркой зелени домика. Янька слез с коня и, передав поводья Кирику, постучал в калитку.

День был выходной, и Печерский оказался дома.

- А-а, мальчики! - увидев приехавших, радостно воскликнул он. - Заходите, заходите.

За эти годы Печерский изменился. В офицерском кителе, плотно облегавшем фигуру, с загорелым энергичным лицом, он выглядел настоящим боевым командиром.

- Ну, как здоровье Прокопия и Степаниды? - подвинув ребятам стулья, принялся расспрашивать он.

На следующий день ребята пошли в школу второй ступени. Помещалась она в бывшем купеческом доме, недалеко от базарной площади. Это было мрачное каменное здание, похожее на казарму. Новая школа только что строилась. Кирик и Янька поднялись на второй этаж и, пройдя полутемный коридор, оказались в комнате пятого класса. Низкий потолок, маленькие окна, массивные, сложенные из красного кирпича стены произвели на ребят неприятное впечатление.

Вспомнились родные горы, где так много света и воздуха, прохлада ущелий и зеленый шум тайги.

В класс вошел учитель.

- Ребята, будем знакомиться. Меня зовут Павел Иванович Каланаков. - Учитель подошел к столику и, взяв классный журнал, стал вызывать учеников по алфавиту:

- Кирик Кобяков. Яков Кобяков.

Кирик и Янька встали из-за парты.

- Вы, что, братья?

- Да, братья, - ответил Янька, - только я русский, а он алтаец…

Каланаков прошелся по классной комнате, думая о чем-то. Может быть, он вспомнил свои далекие детские годы. Его родители, полуголодные алтайцы, отдали маленького Павла в миссионерскую школу… Много утекло воды с тех пор в Катуни. И вот сегодня перед ним сидит алтайский мальчик, а таких, как он, в школы Горного Алтая пришли тысячи: учиться и строить новую, светлую жизнь в родном крае. Глаза старого учителя потеплели…

В перемену к Яньке подошел долговязый, нескладный парень и, ткнув его в бок, грубо спросил:

- Табак есть?

- Я не курю!

- Эх ты деревня. - Долговязый презрительно оттопырил губы: - Двоедан немаканый.

Долговязый сплюнул сквозь зубы и, не выпуская рук из карманов, двинулся на Яньку.

- Вот как тресну по башке, будешь знать Пашку Загребина, - произнес он угрожающе. Вокруг сразу же собрались ребята, видимо, его друзья.

Кирик тихонько потянул Яньку.

- Пойдем, ну его!

- Ты, алтайня, не лезь, а то и тебе всыплю! - Загребин встал между Кириком и Янькой.

- Как ты его назвал? - Побледнев, Янька схватил долговязого за пояс: - Проси прощения!

- Я? - Пашка с усмешкой посмотрел на Яньку. - Да я тебя в два счета на лопатки положу, - похвастался он. - Айда на школьный двор, я тебе такие салазки там загну, что запоешь. - И, не дожидаясь согласия, Загребин со своими друзьями выбежал из коридора.

Янька подумал: если сейчас отступиться от Пашки, значит, его будут считать трусом. Да и Кирика Пашка сильно обидел. Посмотрев на своего друга, стоявшего с опущенной головой, Янька сказал решительно:

- Пошли.

Они поспешно спустились по лестнице и оказались во дворе.

- Ну, налетай! - Пашка засучил рукава.

Из школьных окон высунулись любопытные и в ожидании схватки оживленно переговаривались. Пашка был выше Яньки на голову и тонок, как жердь. На его тощей шее сидела маленькая головка с узенькими нахальными глазами, тонким и длинным, как гороховый стручок, носом и оттопыренными ушами.

- Начинай! - повторил он и хитро подмигнул ребятам: дескать, посмотрите, как я взгрею новичка.

Друзья Загребина, стараясь оттеснить Кирика от Яньки, еще плотнее сомкнули круг.

«Если долговязый сомнет Яньку, я буду драться», - решил Кирик и пробрался к своему другу.

- Проси прощения у Кирика. - Янька смело посмотрел на Пашку.

Загребин взмахнул кулаком. Янька увернулся от удара и, схватив Пашку за локоть, стал гнуть его к земле. Школьный двор огласился отчаянным воплем.

На тополях поднялся грачиный галдеж, и испуганные птицы, торопливо махая крыльями, полетели к Майме. Загребин продолжал отчаянно вопить.

- Проси прощения! - задыхаясь, крикнул Янька.

- Больше не буду, - захныкал Пашка.

Школьный сторож, старый солдат, ругаясь, подбежал к месту схватки. Друзья Пашки бросились врассыпную. Через несколько минут Янька, Кирик и Пашка стояли перед директором школы.

- Что у вас произошло? Рассказывай ты, Кобяков.

- Этот парень, - Янька кивнул головой в сторону Загребина, - на перемене просил у меня табаку. Я ему сказал, что не курю. Потом он обозвал моего товарища алтайней. Мне стало обидно за Кирика, - Янька замолчал и опустил голову.

- Ты сделал правильно, что заступился за своего товарища, - заговорил более мягко директор, - но драться с Загребиным не нужно было. Ты должен был сказать об этом мне или классному руководителю.

- Загребин! - обратился он к Павлу. - Неужели ты до сих пор не знаешь, что при советской власти все национальности у нас равны, в нашей стране обо всех одинаково заботятся и всех берегут. Понимаешь ты это или нет?

- Понимаю… - прошептал тот чуть слышно.

- Даешь слово исправиться?

- Даю, - ответил угрюмо Пашка и отвернулся к окну.

- А теперь, ребята, идите на урок, - поднимаясь из-за стола, сказал директор.