#img_31.jpeg
ПУТЕШЕСТВЕННИК ПОНЕВОЛЕ
© Южно-Уральское книжное издательство, 1968 г.
Уж так случилось, что, вышагивая по болоту, журавленок попал в беду. Запутавшись в какой-то проволоке, он отчаянно бился, изо всех сил старался освободиться от сковывающих его пут. Но чем больше он рвался и махал своими еще неокрепшими крыльями, тем сильнее запутывался.
Журавленка подобрала женщина, она проходила в это время мимо болота. Через сутки он уже важно выступал по двору и, расталкивая уток, с жадностью набрасывался на еду, которую хозяйка выносила в деревянном корытце. Назвали журавленка Журашкой. Журашка оказался настолько прожорливым, что женщина уже не знала, как его прокормить. Хлеба он ел мало, но зато лягушат и рыбешку мог уничтожать в любом количестве. Ловить рыбу и лягушек для него не хватало ни сил, ни времени (сам же Журашка этого делать не умел, хотя поблизости было большое озеро). Продержав у себя журавленка недели две, женщина отдала его на соседний кордон.
Вначале наблюдатель заповедника, особенно его дети, были рады подарку. Все с удовольствием ухаживали за журавленком. Но уже первые дни показали, что прокормить такого обжору не так-то легко. Он готов был есть хоть целый день, и все ему было мало, и несмотря на то, что за день Журка проглатывал целые горы еды, вечером неизменно просил есть.
Своим попрошайничеством, беспрерывным нудным писком журавленок скоро надоел своему новому хозяину, и он решил от него избавиться. Но не тут-то было. Дважды пытался отвозить и оставлять его на озере наблюдатель, и дважды, когда он возвращался на кордон, Журашка уже был дома и снова, как ни в чем не бывало, путался под ногами, жалобно попискивая и требуя себе корма.
Наконец, выход был найден. Журашку поместили в мешок и отвезли на болото, которое находилось в нескольких километрах от дома.
Журашка не вернулся, но зато ровно через день появился на другом кордоне, Няшевском, который находился на южном берегу озера Миассово. Если учесть, что молодой журавленок еще не умел летать, то он совершил самый настоящий подвиг, отмерив за это время своими голенастыми ногами целых пять километров.
Появление Журашки на кордоне было встречено всеобщим ликованием. Скоро он стал любимцем геологов, палаточный лагерь которых раскинулся на берегу. Пищи теперь было вдоволь, так как о журавленке заботился целый коллектив.
Журашка быстро обленился, не делая никаких попыток к поискам пропитания, готовое же угощение всегда глотал с удовольствием. Зная, что пища зачастую находится в карманах геологов, Журашка всовывал туда свой длинный и прожорливый клюв и немедленно очищал их содержимое. Однажды он настолько обнаглел, что попытался вытащить рыбу из кипящей ухи, которую варил в солдатском котелке один из горнорабочих. За свое безрассудство Журашка был жестоко наказан и долго тряс из стороны в сторону ошпаренным клювом, вызывая веселый смех геологов.
Прошло немного времени. Журка вырос и превратился в настоящего красавца-журавля. Но он по-прежнему беспрестанно путался под ногами и пищал, требуя себе пищу. Это всем надоело. Но здесь, как и на предыдущем кордоне, все попытки избавиться от журавля кончились неудачей. Геолог Миша отвозил Журашку на лодке на другую сторону озера, но где бы его ни высаживал, в лесу или на болоте, Журашка неизменно возвращался под дружный хохот геологов значительно раньше, чем Миша.
После нескольких бесплодных попыток избавиться от журавля геологами было единогласно решено: Журашку подкинуть на соседний кордон, что находился по другую сторону озера. Геологи шутили: мы, мол, с журавлем помучились достаточно, пусть и другим не обидно будет. Так и сделали.
Под покровом утреннего тумана, преодолев шестикилометровый водный путь, журавленка высадили на берег. На этот раз «операция» по высадке «десанта» прошла удачно. Заметив жилье и дымок, вившийся из трубы, Журашка смело зашагал к своему новому пристанищу.
Ровно через сутки после удачной высадки Журашки в управлении заповедника раздался телефонный звонок. Наблюдатель кордона Миассово докладывал, что им пойман журавль и что, пытаясь приручить его, он уже достиг некоторых успехов: журавль теперь никуда не улетает и даже берет корм из рук.
Уж кто-кто, а мы-то знали, что это за журавль, и даже предполагали, чем все это кончится. Но, не подав виду, мы ответили, чтобы журавля закольцевали и продолжали приручать, хотя прекрасно знали, что приручать-то его не нужно, он давным-давно привык к людям и жить без них не может.
Поведение Журашки, очевидно, оставалось прежним. Спустя несколько дней он появился у нас на центральной базе заповедника и был водворен в живой уголок детского сада. Там к этому времени уже жили морские свинки, зайчонок и еж.
Рослый и важный журавль стал гордостью ребятишек. Надо было только посмотреть на довольные рожицы детей, на их горящие от радости глаза, чтобы видеть, что Журашка пришелся им по душе.
Но радость детей была преждевременной. Аппетит нового жильца оказался таким, что содержание его стало им не под силу. Кроме того, оставлять Журашку в обществе детей стало небезопасно: он мог больно ущипнуть ребенка, а то и выклевать глаз.
Журавля принесли ко мне на квартиру. Прекрасно зная его нрав, я в тот же день переправил Журашку в живой уголок нашей подшефной школы. Занятия в ней начались, так как на дворе уже стоял сентябрь. Недолго пробыл Журашка в школе и снова был возвращен ко мне.
Выпускать его на волю я даже не делал попыток, так как был твердо уверен: он все равно вернется.
В воздухе чувствовалось приближение зимы. Начался обильный листопад. По утрам стало холодно. Иногда целыми днями моросил дождь.
В поведении Журашки появилось какое-то смутное беспокойство. Он все чаще засматривался на небо и, поджав под себя одну ногу, с тоской смотрел в беспредельную высь.
Однажды, гуляя возле дома, Журашка услышал протяжное курлыканье. Стая журавлей с прощальным криком летела на юг. Журашка заволновался. Наконец, решившись, он разбежался и, широко распахнув свои окрепшие крылья, взмыл вверх и полетел догонять улетающую стаю.
Догнал он ее или нет, не знаю. Очевидно, догнал, так как на сей раз Журашка не вернулся.
Вот так и окончились странствия Журашки.
А может быть, это было только начало?
НАЙДЕНЫШ
© Южно-Уральское книжное издательство, 1968 г.
Выбиваясь из последних сил, лосенок плыл по озеру. Тяжело дыша, он с трудом загребал уставшими ногами. Чувствовалось, что малыш не рассчитал своих сил. Да и где лосенку было их рассчитать, когда ему было не более трех недель от роду. Мы на своей лодке настигли лосенка на середине.
Вконец измученный, он не оказал никакого сопротивления, и мы без всякого труда вдвоем погрузили его в лодку. На левом боку у лосенка проступало светлое пятно, резко отличавшееся от остальной светло-шоколадной окраски.
Мокрый, худенький лосенок… Его била дрожь, он испуганно озирался по сторонам.
Мы внимательно осмотрелись. Матери-лосихи нигде не было. Что заставило малыша пуститься в такое рискованное путешествие — неизвестно. Посоветовавшись, мы стали грести к берегу, на котором находился кордон лесника.
Лосенка со всеми предосторожностями выгрузили на полянку. Но он был настолько слаб, что не мог даже стоять на ногах и валился на бок. Пришлось тащить его на руках до самого кордона. Найденыша, так мы решили назвать спасенного лосенка, поместили под навес и дали ему травы. Тотчас его окружили дети лесника и наперебой стали угощать лакомствами: кто совал корочку хлеба, кто пучок лукового пера.
Вечером, когда пригнали с пастбища корову, Найденышу дали парного молока. Почувствовав его запах, лосенок оживился. Но сколько потом дети ни предлагали ведерко с молоком, Найденыш, уткнувшись в него мордочкой, отказывался пить.
Тогда за кормление лосенка принялась жена лесника. Взяв мордочку Найденыша, она окунула ее в молоко и подставила палец. Посасывая его, малыш жадно стал втягивать в себя молоко. Когда же на дне ведерка не осталось ни одной капли, лосенок, тяжело дыша, удобно улегся и сразу же уснул.
Прошло недели две. Найденыш окончательно поправился. Теперь это было стройное молодое животное с лоснящейся шерстью. Людей он уже не боялся.
Мы не на шутку встревожились. А вдруг лосенок настолько привыкнет к людям, что, выпущенный на волю, снова потянется к ним и погибнет, затравленный деревенскими собаками.
Как ни жалко было расставаться с Найденышем, а выпустить его в лес, на волю, было необходимо.
…Прошло несколько лет. Как-то проверяя качество сена, которое мы ежегодно заготовляем для подкормки диких животных, я вышел к лесной поляне и замер в восхищении.
На опушке леса, что виднелась на противоположной стороне поляны, паслось лосиное семейство.
Неподалеку от него, запрокинув почти на спину свои могучие рога, лакомился осиновой корой красавец лось.
Что-то давно забытое, знакомое показалось мне в этом лесном великане. Присмотревшись внимательно, я увидел белое пятно на левом боку лося.
От волнения я переступил с ноги на ногу и хрустнул веткой. Найденыш резко повернул голову в мою сторону и, очевидно, подал сигнал, так как через минуту все лосиное семейство скрылось в осиннике. С тех пор прошло много времени, но почему-то всегда, встречая в лесу лося, я вспоминаю Найденыша и твердо верю, что новая встреча с ним обязательно будет.
ВЕРНОСТЬ
© Южно-Уральское книжное издательство, 1968 г.
К концу подходит сентябрь. Дни стоят тихие, ясные. Прозрачная синева воздуха позволяет далеко видеть четко выступающие дали. Хорошо в это время в лесу! Все деревья в осеннем наряде. Среди червонного золота берез нет-нет да и промелькнет яркий багрянец одинокой рябины, а там уже смотришь — и нежная трепещущая осина одна за одной начинает терять свои покрасневшие листья. Кажется, сам воздух источает тончайший аромат. Густо пахнет хвоей, прелыми листьями, грибами.
В это время молодые двухлетние лоси покидают своих родителей и также образуют свою семью.
Как-то уже в конце рабочего дня нам сообщили, что в районе одного из поселков городка к шоссейной дороге вышли два лося и несмотря на все попытки перейти ее, им это не удалось. Причем одно из животных вело себя настолько странно и необычно, что звонивший по телефону высказал предположение, что животное ранено. Мы тут же решили выехать на место происшествия.
Через сорок минут, поймав какую-то попутную машину, мы уже были на месте. К этому времени вокруг животных собралась целая толпа, стоял разноголосый говор, а любопытные все прибывали и прибывали. Всем хотелось посмотреть на неожиданных лесных пришельцев. Особенно в этом отношении усердствовали шоферы, остановившиеся машины которых грозили создать на дороге самую настоящую пробку.
В центре образовавшегося круга находилась лосиная семья. Старый рогач-самец беспрестанно то ложился, то вновь, как будто подброшенный пружиной, вскакивал на ноги и кидался в разные стороны, подчас не разбирая дороги. Животное при этом налетало на столбы, проволочную изгородь, на идущие поверху над землей трубы центрального отопления и другие препятствия. В каком-то немом и отчаянном исступлении лось бросался из стороны в сторону, жестоко бился, падал и снова вставал для того, чтобы при очередной попытке перейти дорогу в нужном ему направлении, удариться о препятствие и вновь оказаться поверженным на землю.
Лосиха все это время шла за рогачом и, казалось, совсем не обращала внимания на собравшихся. Часто останавливаясь, она с тоской смотрела в ту сторону, где через долину небольшой извилистой речушки темнел своей зеленой хвоей спасительный лес. Если бы она умела говорить! Она бы обязательно подсказала своему незадачливому спутнику, где нужно перейти дорогу, и он бы не бился в бесплодных попытках выбраться из этого мира чуждых ему звуков и запахов.
Наконец, ударившись о какую-то железобетонную опору, лось упал и больше уже не поднимался. Лосиха в последний раз подошла к нему, еще раз обнюхала и лишь только после этого, словно убедившись в его полной неподвижности, медленно повернулась и пошла размеренной рысью в сторону видневшегося леса. Люди с почтительностью расступились перед ней и снова сомкнули кольцо, подвинувшись вплотную к лежавшему лосю.
И лишь только тогда мы поняли причину странного поведения животного. Лось был слеп.
Впоследствии, когда мы попытались определить причину слепоты лося, было выяснено, что слепота произошла от ранения, так как под шкурой на лобной части перекатывались маленькие свинцовые дробинки.
Так от бездумного выстрела какого-то негодяя погиб могучий лось — краса и гордость наших лесов.
Все это время лосиха неотступно следовала за раненым и не покидала его до самого конца, пока еще у животного были силы. Длилось это, очевидно, не один день и даже не одну неделю. Сколько же нужно преданности, глубокой привязанности, чтобы вот так изо дня в день находиться рядом с обреченным животным, помогать ему, не отлучаясь от него ни на минуту!
Возвращались домой мы поздно. В лесу уже начало темнеть. Серая мгла пеленой покрывала кусты, тропинка становилась все менее заметной, и лишь только в небольших просветах были видны стволы отдельных деревьев.
Наконец и стволы и макушки деревьев слились в общую темную массу, над лесом опустилась ночь.
Осторожно переступая через валежины, мы с трудом находили все время терявшуюся тропку. Причудливо изогнутые сучья, обомшелые пни в сгустившихся сумерках кажутся сказочными чудовищами. Идешь и невольно думаешь, что какое-нибудь лесное чудище вот-вот схватит тебя. Чуткое ухо ловит ночные звуки леса. В наступившей тишине слышны малейшие шорохи.
Уже подходя к дому, мы услышали мощный, идущий с самых низов, глухой и протяжный стон. Трубил молодой лось. Через несколько минут призывный стон повторился вновь. И этот сильный, низкого тона звук долго еще стоял в воздухе. Наконец, когда лось протрубил в третий раз, в ответ ему прилетело короткое «о-у», а затем послышалось фырканье. На призыв лося отвечала лосиха.
Жизнь шла своим чередом.
ИЗ ИЛЬМЕНСКИХ ДНЕВНИКОВ
Над маленьким, затерянным в лесной глуши поселком Миассово — туманное мартовское утро. Тепло и сыро. Кругом застоявшаяся тишина, которая нарушается только трелью дятлов. Дятлов три, и все они по очереди выбивают дробь.
Первым начинает тот, что сидит на телефонном столбе. Ровно через десять секунд с болота ему вторит другой, а затем вступает третий, сидящий на сосне у лабораторного корпуса. И снова наступает тишина. Через какой-то промежуток времени все в той же последовательности повторяется.
Дятел на столбе, закончив свою очередную трель, прислушивается, красная шапка на его голове поворачивается из стороны в сторону, и он, как бы любуясь собой, ждет вступления своего соперника.
Пока я слушал этот своеобразный конкурс, очередность трелей лесных солистов не нарушалась, и лишь только один раз первый дятел опоздал с началом вступления, и дробь его прозвучала одновременно с дробью дятла, сидевшего на болоте.
Кстати, тут же рядом, около магазина, барабанил четвертый дятел и совершенно не реагировал на «серенады» соперников.
…Видавшая виды плоскодонка медленно скользит по старому заросшему пруду. Вода — что индийский чай. Кругом торфяные сплавины, поросшие осокой, рогозом и еще бог знает чем. На некоторых из них растут небольшие кусты ивняка, а кое-где уже укоренились березки, которые, как часовые, возвышаются в своих ярких зеленых одеждах над бурыми космами высохшей прошлогодней осоки.
Окна воды покрыты зарослями рдеста, тут же растет кубышка, кувшинка, ближе к берегу видны стреловидные листья водокраса, изредка встречается сусак.
Когда до берега осталось совсем немного, я увидел впереди плывущего ужа. Уж небольшой, это видно по маленькой голове и тонкой, чуть сероватой шейке, поднявшейся столбиком над водой.
Вначале ужонок меня не замечал и плыл, не меняя позы и направления, но стоило мне неосторожно плеснуть веслом, как он сжался и резко опустился вниз. Теперь над водой была только одна голова, которая беспрестанно сновала то в одну, то в другую сторону. Уж торопился уйти от настигающей его опасности.
Я сделал сильный гребок в надежде догнать несмышленыша и на какую-то долю секунды отвлекся от пловца. Когда же опомнился, то ужа не было. Затормозив лодку, я стал наблюдать, но сколько ни смотрел, ничего не видел. Наконец мое внимание привлекла одинокая камышинка, которая время от времени подрагивала, словно колеблемая чьей-то рукой.
Каково же было мое удивление, когда, подплыв ближе, я обнаружил свою пропажу. Ужонок, свернувшись кольцом вокруг камышинки, лежал, притаившись, на дне и, казалось, не подавал никаких признаков жизни.
«Вот тебе, — думаю, — несмышленыш!»
* * *
На берегу Гудковского пруда у самой дороги, в каких-то 20 метрах от кордона под большим плоским камнем гнездо белой трясогузки. Птичка сидит на гнезде, сидит настолько крепко, что не вылетает даже и тогда, когда под камень просовываешь руку, чтобы убрать в сторону стебли сухой травы, мешающие смотреть. При этом становится виден черный блестящий глаз, с интересом и, очевидно, не без страха рассматривающий непрошеного гостя. Прижавшись вплотную к гнезду, трясогузка застыла, как изваяние: ни звука, ни шороха.
Сколько же нужно силы, терпения, а если хотите, мужества, чтобы вот так в каких-то сантиметрах от протянутой руки человека высидеть на месте не шелохнувшись и не выдать себя ни единым движением! Это ли не храбрость! А может, это вера в доброту человека?