1978 год

В Гарвард Макс возвратился с отрадной мыслью, что теперь его знания в антропологии, обретенные за время работы над фильмами, будут если не востребованы, то хотя бы по достоинству оценены профессорами и коллегами.

Как же он, наивный, заблуждался. Эта его сторонняя практика попросту не воспринималась соратниками по цеху. Дескать, какое отношение эти полевые вылазки имеют к серьезной теоретической работе? А уж выпускнику альма-матер такой популизм тем более не к лицу.

Макс разочаровывался в Гарварде, который порицала и профессура: рутина, схоластика и застой.

Выход из тупика вскоре наметился. Позвонил отец и в откровенном разговоре сказал, что хотел бы позвать Макса в свое издательство. До этого Герберт уже успел выйти из сделки с «Перфект филмз», а заодно отмести и все прочие предложения насчет того, чтобы кому-нибудь продаться. Он обещал сыну, что попытается выкупить у своего партнера долю и передать всю фирму Максу, если тот переедет в Нью-Йорк и возглавит в издательстве редакторский отдел. Отец был непреклонен в одном. Прежде чем он пойдет на этот шаг, сын должен поднабраться опыта в нью-йоркском офисе.

Макс принял предложение и перебрался в Нью-Йорк, но вскоре во всем разуверился. Романтическое воссоединение быстро переросло в обузу, к тому же жить в мегаполисе ему не нравилось, а новое поприще казалось каким-то бескрылым.

Не прошло и года пребывания Макса в его новой должности, как последовал звонок с приглашением на съемки очередного кинопроекта с соответствующей кругосветкой на три месяца. Встречные условия он должен был выставить сам. Учитывая длительность отъезда, ему пришлось в экстренном порядке брать отпуск, причем, по его же настоянию, без содержания.

«Ничего, — думал он. — Вернусь и опять засяду в это болото. Куда оно от меня денется!»

Тем временем, как раз в день отлета Макса в Бирму и прочие неизведанные места, у Герберта Доффа случился третий инфаркт, причем куда более серьезный, чем первые два. Не в силах больше справляться с постигшими семью трудностями, он продал свою фирму первому же претенденту, предложившему приличные условия. Макс ничего об этом не знал, а когда вернулся, сделка была уже завершена.

Впервые в жизни перед Максом забрезжила истинная свобода. Он волен был сам определять свою судьбу.

Аннулировав трехлетний контракт с новым хозяином издательства, который оговорил для него отец, Макс переехал в Голливуд и устроился помощником продюсера на ту же документалистику. Через две недели он понял, что допустил очередной просчет. Работа не давала ему ничего, кроме неприязни.

В своем новом качестве он должен был снабжать творческую группу всем, что от него потребуется. Скажут про кокаин — и его обеспечит.

Макс недолго думая уволился и так опять оказался в Нью-Йорке. Только на этот раз вместо свободы на него обрушились безработица и безденежье. Податься было особо некуда.

Пораскинув мозгами, в нынешнем своем положении он решил субботними вечерами попытать счастья за игорным столом в баре дайверов, что в Сохо.

Еще подростком Луис приохотил его к покеру, игре, в которой Макс основательно заматерел, кочуя по свету в составе киносъемочной группы. Причем у него обнаружился, можно сказать, дар угадывать и выуживать нужную ему карту. Да-да, вот так загадываешь: «Сейчас бы мне…» — а она уже, глядишь, и в руках.

Удача это или что-то еще, но Макса всегда тянуло к цифрам. Они жили в нем с детства, когда у него еще даже не прорезалась речь. Числа были его друзьями, товарищами по играм. Так что с покером они были, можно сказать, на короткой ноге.

И вот он под выходные, где-то около полуночи, стал приходить на игру. Ставки делались не ахти какие, но зато в клуб косяками тянулись из пригородов охотники сразиться. Обставить их ничего не стоило. Этих ребят интересовала в основном выпивка, а играли они спустя рукава, приходили просто провести время. Макс же хотел разжиться деньгами.

Игроков в истинном понимании этого слова здесь было не много. Они в основном кучковались меж собой, подбивая подвыпивших олухов сыграть двое на двое, а то и мухлюя, откровенно, но осмотрительно, чтобы не схватили за руку. Макс намеренно сторонился этих завсегдатаев.

В общем, наплыва туристов вполне хватало на то, чтобы Макс исправно уходил из клуба с двумя-тремя сотнями в кармане. Этой суммы хватало на оплату счетов и питание. Но он же, собственно, не для того родился, чтобы век перекидываться в карты. На покере карьеру не сделаешь. А куда деваться?

Макс ощущал себя на перепутье.

С Гарвардом у него не сложилось, не выгорело с отцовским издательством. С Голливудом и с тем не срослось. Да и по романтической части хвастаться было нечем.

Незадолго до того, как отправиться в свой трехмесячный вояж, Макс начал встречаться с Линдой. В Дамаске он даже купил ей редкой красоты обручальное кольцо и отрез по-настоящему экзотичного привозного шелка на подвенечное платье.

Конкретной даты помолвки они меж собой не обговаривали, но решили, что сразу по его возвращении огласят свое намерение родителям.

К полной и печальной неожиданности для Макса, по его возвращении выяснилось, что Линда выходить замуж раздумала напрочь. Более того, она ходила теперь к психологу и консультировалась насчет состояний, вызванных сексуальными домогательствами, перенесенными в детстве. В общем, час от часу не легче.

Во время сеансов доктор порекомендовал Линде воздержаться от секса, пока она досконально не разберется в себе. Эта идея пришлась ей ко двору. Максу же она заявила, что мысль о помолвке, как, собственно, и вообще об их дальнейших отношениях, настраивает ее на пессимистичный лад. Ни больше ни меньше.

Он не мог понять, что с ней произошло. Отношения у них складывались вполне безоблачно, и вдруг ни с того ни с сего избранница отдалилась от Макса настолько, что ее стало просто не узнать.

Из жизни куда-то девалась некая искра, вернуть которую было непросто. Да и как это сделать?

Макс, как в трясину, ушел в депрессию. Перестал есть, бриться, даже принимать душ. Спал целыми днями. В голове — лишь вязкие, дремотные мысли о том, что делать нечего, идти некуда, а впереди ничего не ждет.

Радужные мечты детства, амбициозные устремления юности — где они? Все в прошлом, подернулись тиной. И отца разочаровал, и себя самого.

Вся эта угнетенность увенчалась неожиданным замыслом: написать на эту тему роман, за основу взяв свое состояние, и назвать его «Суицид плюс». Даже первая строка появилась: «Сэр Уинстон пробудился от приглушенного вопля… своего собственного».

Роман передавал бы, как он изо дня в день, страдая, борется, но не может перебороть собственные мысли о самоубийстве. И Макс принялся лихорадочными очередями стрекотать на старой, взятой у отца печатной машинке, делая задумчивые паузы.

«Я достиг черных глубин отчаяния… Я не знаю, кто я, чего я хочу или могу, куда и зачем иду… Я устал, мне тошно от себя… надежды нет… Надо бы разменяться со смертью: я ей себя, она мне — желанное избавление…»

А ведь на самом деле смерть — не такая уж ужасная штука. Она лишь возвращение в безмятежность того белого сияния, что влекло его к себе, когда он тогда, в далеком шестьдесят пятом, лежал на полу у доктора Грэя.

Но не могла же судьба вот так взять его и навсегда, безвозвратно бросить. Не мог же он иссякнуть до конца. Что-то же удерживает его в этой жизни! И Макс, словно призыв к высшим силам, задумчиво вывел на листе писчей бумаги: «Да свершится воля Твоя».

Писать он продолжал, равно как и бороться со своими безысходными мыслями. А в тот день, когда роман был окончен, выбросился из окна на мостовую сосед сверху. Признаться, Макс и сам сколько раз живописал в уме эту сцену, представляя в ней себя. А вот гляди-ка, опередили. Что же это получается? Был ли роман написан о собственной судьбине или о чьей-то другой? Мысль об этом ошеломляла.

А тут в его жизни снова всплыл Луис.

Макс с трудом его узнал, увидев в дверях. Грязный, вонючий, небритый, с пузом. Ходячий гротеск.

Братец начал с порога поносить всех подряд. Дескать, эти юристы-евреисты, а особенно папаша, все как один сплошная сволота, взяточники и коррупционеры.

— Ты не представляешь, какая они мерзота! Да и не только они, а все! Все как один беззаконием кормятся, сплошняком! Закон им по барабану! Надо будет, они и закон притяжения нарушат. Вот тогда точно все и вся в тартарары покатится! — шумно негодовал Луис, ожидая от брата солидарности.

Но Макс лишь улыбался этому странному сочетанию разума и безумия в своем несчастном брате. А сам-то он, собственно, далеко ли от него ушел?

Макс отвел Луиса в ближайшее кафе и от души угостил. Бедняга наверняка ел невесть когда. Заодно он поел и сам, приглядывая за тем, чтобы Луис, не ровен час, не разбушевался и не начал размахивать кулаками. Слава богу, пронесло.

Затем он сердечно обнял брата и посоветовал ему окопаться где-нибудь за городом. Там и народа меньше, и закон притяжения в целом соблюдается, да и безопаснее.

Луис ушел, а Макс призадумался, как жить дальше. Чего от жизни ждать.