Элизабет была отнюдь не единственной, кого распирало от любопытства, кто будет новым управляющим. Придя утром на работу, Гвендолин убедилась, что все сотрудники обсуждают эту же тему.

После вчерашнего краткого визита Даниел Хартли должен был появиться лишь к концу недели, и до тех пор — по крайней мере, неофициально — во главе студии оставался Чарлз Конрад.

У Гвендолин сложилось впечатление, что решение Хартли приобрести их кинокомпанию было не слишком обдуманным, скорее даже импульсивным. И сейчас его наверняка очень заботила мысль о том, чтобы найти подходящую кандидатуру на место управляющего, которому можно доверить свое новое приобретение.

В ситуации, когда все сотрудники взбудоражены возможными изменениями — а главным образом муссировались слухи об увеличении зарплаты и введении премий за добросовестную работу, — Чарлз Конрад предпочел никак не отмечать свой уход. И Гвендолин понимала его, зная, что все происходящее усугубляет его боль от потери сына. Она считала, однако, что это очень несправедливо, когда человек, создавший рекламную киностудию, когда об этом даже не помышляли, просто покинет свой кабинет в пятницу вечером и больше не вернется, не услышав от людей, которыми руководил много лет, ни слова признательности и благодарности.

Приближался день, когда Даниел Хартли должен был представить нового управляющего, и в отделах царило напряженное ожидание. Гвендолин поддалась общему настроению и ждала этого момента с не меньшим нетерпением, хотя и безумно боялась предстоящей встречи с Хартли.

Чарлз Конрад не раз говорил, что у нее несомненный талант организатора. Но при этом всегда подчеркивал, что в первую очередь она личность творческая и не должна забывать об этом.

Вполне естественно, что Гвендолин хотела произвести благоприятное впечатление на человека, который стал их хозяином, если не ради себя самой, то ради того, чтобы не позволить Конраду усомниться в правильности данной ей оценки. Именно сочувствие и верность ему заставляли Гвендолин снова и снова проверять все данные о роликах, находящихся в производстве, чтобы у нового владельца не осталось никаких претензий к владельцу бывшему.

Каждый раз, когда она заходила в кабинет мистера Конрада, ей казалось, что он умудряется извлекать все новые и новые кипы бумаг из шкафов и ящиков столов — варианты договоров, сценарные заявки, монтажные листы. Похоже, он никогда и ничего не выбрасывал и сейчас напоминал белку, которая явно переборщила, делая запасы на зиму.

Гвендолин мягко напомнила Чарлзу, что необходимо договориться о том, чтобы из кабинета увезли его огромный письменный стол. Он был настоящим произведением искусства и составил бы предмет гордости любого коллекционера антикварной мебели. Когда-то, только начиная создавать кинокомпанию, Чарлз приобрел стол на распродаже, и Гвендолин подозревала, что теперь стоимость его возросла в сотни раз.

Однако Чарлз слабо улыбнулся в ответ на ее предложение.

— В моем новом доме не будет места для такой громадины. И кроме того... — он нежно провел рукой по темной деревянной столешнице, — кроме того, зачем он мне теперь?

Гвендолин почувствовала, что вот-вот расплачется, и решила, что, если Чарлз не будет возражать, она попросит отца перевезти стол к ним домой. Она найдет ему место, а когда мистер Конрад пожалеет — в чем Гвендолин не сомневалась, — что бросил этого немого свидетеля его неудач и побед, вернет стол.

Когда она наконец добралась до дому, уставшая и пропыленная, мама заметила:

— Ты сегодня что-то задержалась.

— Угу. Мы с мистером Конрадом готовили дела для передачи новому владельцу компании... А Оскар не звонил?

Они собирались завтра отправиться на концерт в Лос-Анджелес, и Гвендолин рассчитывала, что Оскар обязательно позвонит, чтобы уточнить, в какое время заехать за ней.

— С тех пор как я пришла, никто не звонил, — ответила Элизабет.

Гвендолин пошла в ванную — смыть грязь и усталость. Потом надела джинсы, скромную белую рубашку и набрала номер телефона в доме матери Оскара.

Ей уже не раз казалось, что они с Оскаром представляют собой некую аномалию: оба жили с родителями и не собирались вступать в интимные отношения, хотя все вокруг считали их чуть ли не женихом и невестой. Впрочем, однажды Гвендолин довелось прочитать статью, в которой говорилось, что в связи с растущими ценами на недвижимость взрослые дети все чаще предпочитают оставаться в родительском доме гораздо дольше, чем это было принято раньше.

Но к Оскару это не относилось. В свои тридцать четыре года он вполне мог позволить себе обзавестись собственным домом. У него была хорошая, высокооплачиваемая работа в страховой компании, однако, как он однажды объяснил Гвендолин, его мамочка — вдова, к тому же отличается хрупким здоровьем, а посему его долг по-прежнему жить вместе с ней.

Гвендолин и сама могла бы позволить себе приобрести отдельную квартирку, но ей нравилось жить с родителями по другой причине: она получала искреннее удовольствие от общения с ними. Хотя та же Вероника иногда поддразнивала ее, говоря, что она засиделась под родительским крылышком...

К телефону подошла мать Оскара. И едва услышала, кто говорит, как ее слабый, прерывающийся голосок стал заметно тверже.

— Оскар собирается ужинать, — заявила она, — так что я надеюсь, ты не слишком долго будешь занимать его разговором.

Вздохнув, Гвендолин стиснула зубы.

Оскар взял трубку, и его голос показался девушке напряженным и нерешительным. Когда она напомнила ему о концерте, он молчал несколько секунд, а затем быстро произнес:

— Извини, пожалуйста, но я не смогу пойти. Понимаешь, мама не очень хорошо себя чувствует в последнее время и я должен побыть с ней.

По правде говоря, Гвендолин не слишком-то и хотелось отправляться на концерт. Но это была идея Оскара, поэтому, закончив разговор, она почувствовала, что кипит от ярости. Почему же Оскар не позвонил ей раньше и не сообщил, что поездка отменяется? Почему предпочел повернуть все так, что она вынуждена была звонить ему? А уж что касается хрупкого здоровья его драгоценной мамочки, то тут девушка была готова поспорить.

— Скажи честно, что тебя в нем привлекает? — опять принялась за свое Вероника, когда вместо концерта Гвендолин пришла к подруге, чтобы излить ей душу. — Только не пытайся убедить меня, что при виде Оскара твое сердце начинает учащенно биться, что ты до смерти влюблена в него. Ведь я же не раз видела вас вместе!

Гвендолин оставалось только согласиться, что она и сделала, сказав со вздохом:

— Пожалуй, ты права.

— Так в чем же дело... — начала Вероника, но тут Гвендолин весьма решительно перевела разговор на другую тему: принялась расспрашивать подругу о школьных успехах ее сына Пола.

Было уже довольно поздно, когда она вернусь домой, но вечер, проведенный в обществе близкого человека, пошел ей на пользу. Когда она легла спать, то об Оскаре даже не вспоминала. Зато ее беспокоило завтрашнее утро и очередная встреча с Хартли.

Господи! Сделай так, чтобы он не узнал меня! — отчаянно молила она. Пусть случится что угодно, только не это!..

— Даниел Хартли уже приехал, но до сих пор бродит где-то по студии, — возбужденно сообщила Кэтти, влетая в приемную, где стояли их с Гвендолин письменные столы.

Гвендолин тоже видела, как к входу в здание подкатил новый владелец. Сегодня он был не на битом «лендровере», а на белом сверкающем «мерседесе» последней марки.

— Ну скажи: разве он не самый привлекательный мужчина из всех, кого ты только видела? — шепотом поинтересовалась секретарша, увидев сквозь стеклянную перегородку направляющегося к ним Хартли. — Ты только посмотри на него! Даже в «важном» костюме он все равно выглядит обалденно!

Гвендолин подавила улыбку. Хотя мужчины в костюмах, которые Кэтти называла «важными», нравились ей гораздо меньше, чем в облегающих джинсах, в которых Даниел Хартли появился в их офисе в прошлый раз, именно этот костюм создавал вокруг него некую ауру властности и решительности. Причем до такой степени, что Гвендолин вдруг ощутила странный озноб.

Она быстро отвернулась к окну, испытывая искреннее отвращение к самой себе из-за того, что так реагирует на его появление, и лишь вполуха слушала трескотню Кэтти о предстоящих нововведениях на студии.

В тот момент, когда секретарша принялась убеждать Гвендолин попросить новую профессиональную видеокамеру вместо ее устаревшей, дверь распахнулась и в приемную вошел Даниел.

Он улыбнулся Кэтти, отчего та сначала потупилась, а затем кокетливо стрельнула в него глазами из-под густо накрашенных ресниц. Затем окинул Гвендолин более сдержанным, оценивающим взглядом.

На ней был наряд, который она в шутку называла своей рабочей униформой. Костюм в мелкую клетку в стиле «принц Уэльский», белая блузка и широкий алый пояс, выгодно подчеркивающий расцветку пиджака и юбки.

Сегодня утром Кэтти совершенно невинно заметила, что ей надо бы дополнить цветовую гамму и накрасить губы ярко-красной помадой. Но от одной мысли о помаде такого цвета Гвендолин начинала испытывать тошноту. Именно ярко-красной помадой были накрашены ее губы в тот вечер.

Теперь она предпочитала блеск розоватого оттенка, который лишь слегка оживлял цвет ее губ, однако нисколько не акцентировал внимания на том, какой у нее прекрасно очерченный рот с полными, мягкими губами.

Поэтому было странно, что взгляд Даниела Хартли задержался на ее губах довольно долго. Гвендолин показалось, будто прошла целая вечность, прежде чем он заговорил. На самом же деле Хартли рассматривал ее не больше пары секунд.

Страх мертвой хваткой вцепился ей в душу. Он узнал ее, и сейчас...

— Чарлз Конрад здесь?

Она помотала головой в ответ на его вопрос.

Мистер Конрад уехал, чтобы встретиться с одним из особо привередливых клиентов, который ни с того ни с сего вдруг решил, что они опаздывают со сроками съемки. Верность прежнему начальству заставила Гвендолин опустить эти подробности. Однако едва она упомянула имя клиента, как жесткие складки пролегли в уголках рта Даниела Хартли и он не замедлил сказать:

— Надеюсь, нам не грозят штрафные санкции из-за нарушения сроков выполнения работ. Мы и так уже прилично опаздываем с некоторыми заказами. В связи с этим мне хотелось бы поговорить с Эрвином Шроттером. В ближайшее время я намерен встретиться с ним. Сообщите ему об этом, Кэтти.

Итак, зря я старалась. Хартли известно все, что творится на студии, обеспокоенно подумала Гвендолин.

— Не хотите ли чашечку кофе, мистер Хартли? — обратилась к нему секретарша, чтобы немного разрядить обстановку.

При виде улыбки, которую он адресовал Кэтти, Гвендолин почувствовала, как что-то внутри ее болезненно сжалось. Это была снисходительная, поощрительная улыбка, которой взрослый улыбается хорошенькому ребенку. И внезапно ей пришла в голову мысль: никогда еще ни один мужчина не улыбался так, глядя на нее... да и вряд ли когда улыбнется.

Не будь идиоткой! — одернула себя Гвендолин. Я же не ребенок, я уже давным-давно взрослая, и чувствую себя равной любому мужчине, и хочу, чтобы со мной обращались как с равной. Зачем это нужно, чтобы мне потакали и улыбались, словно я слабоумная?!

— Меня зовут Даниел, — поправил он девушку, напоминая, что уже просил всех обращаться к нему только по имени. — И когда же Чарлз вернется? — обратился он к Гвендолин.

— Не могу сказать точно, но полагаю, что перед ланчем.

— Ну что же, раз есть время, мне хотелось бы ознакомиться с заказами, находящимися в производстве. Гвендолин, будьте добры, принесите по ним документы. И заодно захватите кофе, который так любезно предложила Кэтти.

Сказав все это, он еще раз окинул ее внимательным взглядом, а затем прошел в кабинет Конрада и закрыл за собой дверь.

Гвендолин разыскала необходимые документы, взяла у Кэтти чашку с кофе, постучала в дверь и вошла.

К ее удивлению, Даниел не сидел за столом Чарлза, а стоял у окна, выходящего во двор. Не поворачивая головы, он произнес:

— Пожалуйста, присядьте, Гвендолин. Мне хотелось бы кое-что обсудить с вами. Только, прошу вас, закройте дверь.

Сердце Гвендолин забилось с лихорадочной быстротой. Значит, он все-таки вспомнил ее и вот теперь собирается сказать, что, зная о ее безнравственном поведении, вряд ли может допустить, чтобы она работала в его компании.

Девушка села, надеясь, что смятение и ужас, зародившиеся в ее душе, не отражаются на лице и в движениях. Лишь крошечные капельки пота, выступившие на коже, свидетельствовали об обуявшей ее панике.

— Это касается Чарлза Конрада, — не оборачиваясь, сказал Даниел. — Как я понял, в связи с его уходом не планируется никаких официальных мероприятий.

На мгновение Гвендолин растерялась. Она была слишком потрясена, чтобы ответить немедленно. Выходит, он не узнал ее! Речь идет о том, что студию покидает Чарлз Конрад, а вовсе не она...

— С вами все в порядке?

Гвендолин даже не заметила, как Даниел повернулся и посмотрел на нее, но, увидев, что он шагнул к ней, резко откинулась на спинку стула. Он удивленно остановился, пристально глядя на нее, пока она пыталась придумать хоть какое-нибудь объяснение своему состоянию.

— Да-да, все в порядке... Я просто... — Она тряхнула головой, надеясь собрать разбегающиеся мысли, прийти в себя и успокоиться. — Видите ли, Чарлз... мистер Конрад хочет уйти тихо, без всяких торжеств. Вы же знаете о трагедии, произошедшей с его сыном. В таких обстоятельствах не до...

— В таких обстоятельствах просто необходимо как-то выразить ему признательность за все годы, в течение которых мистер Конрад стоял во главе фирмы, — возразил ей Даниел. — Даже если это будет всего лишь какой-нибудь памятный подарок. А вручить его можно будет в присутствии всех сотрудников.

По его тону Гвендолин поняла, что он осуждает ее за равнодушие и невнимательность к Чарлзу Конраду, и страх тут же отступил. На помощь быстро пришло уязвленное самолюбие.

Гвендолин вздернула подбородок и заявила:

— Кое-что в этом роде уже сделано!

Как только она узнала, что мистер Конрад действительно оставляет кинокомпанию, она организовала сбор денег среди сотрудников. На них было решено купить Чарлзу Конраду красивый кубок ручной работы и выгравировать на нем название студии и даты его работы. Единственное, о чем еще не было договорено, так это о времени вручения подарка, поэтому она добавила:

— Разумеется, надо переговорить с новым управляющим. Но думаю, что следующая пятница подойдет больше всего.

— Не вижу никаких проблем, — заверил ее Даниел. — Хорошо бы также организовать угощение, если только еще не слишком поздно... Кстати, — добавил он, беря чашку с кофе, — никакого управляющего пока не будет, по крайней мере в ближайшее время.

— Тогда кто же будет управлять компанией? — с беспокойством спросила Гвендолин.

Он поставил чашку на стол и посмотрел на девушку.

— Я.

Гвендолин порадовалась, что уже сидит, иначе у нее точно подогнулись бы колени.

— Полагаю, мы с вами сработаемся, — услышала она ровный голос Даниела и окончательно смутилась, когда он пояснил: — Мне очень нравится ваша инициативность, беспокойство за состояние дел в компании, сочувствие к Чарлзу Конраду. Сегодня в бизнесе все это по-настоящему важно, а, к сожалению, мужчины не могут похвастаться подобными качествами.

Даниел улыбнулся, глядя на нее. Это была иная улыбка, ничуть не похожая на ту, которой он несколько минут назад улыбнулся Кэтти. Тем не менее и в ней читались тепло и дружеское одобрение, и Гвендолин поразила горячая волна благодарности, затопившая ее сердце.

Его участие в судьбе Чарлза Конрада искренне удивило ее. Она совсем не ожидала, что Даниел Хартли проявит такое понимание, такую тактичность. Необычное волнение, захлестнувшее ее так неожиданно, она объясняла его вниманием к своему предшественнику. Но на задворках сознания мелькала иная мысль, точнее объясняющая состояние Гвендолин: слава Богу, он не признал меня!

И если она хочет, чтобы так было впредь, надо перестать вздрагивать каждый раз, когда он заговаривает с ней.

К концу недели она начала привыкать к работе вместе с Даниелом и даже призналась себе, что открыла в его характере совершенно неожиданные качества. Хартли оказался вовсе не таким безжалостным бизнесменом, каким она себе его представляла, а внимательным и отзывчивым руководителем, хотя и не из тех, кого можно обвести вокруг пальца. И она подозревала, что пройдет совсем немного времени и несимпатичный ей наглец Шроттер будет уволен.

Гвендолин нравилось, что Даниел сумел оценить и ее организаторские способности, и ее умение ладить с людьми. Он частенько интересовался ее мнением о снимающихся роликах, расспрашивал о клиентах, обсуждал с ней различные аспекты бизнеса в целом. Правда, до самостоятельной операторской работы пока не допускал. Возможно, потому, что хотел, чтобы она была рядом, пока он входит в курс дел.

Собственно, если бы не постоянное опасение, что в один прекрасный день Хартли может узнать ее, Гвендолин признала бы, что с ним очень приятно работать и она жалеет, что он руководит компанией лишь временно.

Даниел сказал ей, что наконец-то нашел человека на должность управляющего студией, который и станет заниматься ежедневной работой одного из подразделений его огромной империи.

— Думаю, что в конце концов я позволю ему стать моим компаньоном. Он обручен с моей младшей сестрой, — добавил Хартли. — Однако я хотел бы видеть его моим партнером вовсе не из-за этого... Рано или поздно наступает момент, когда управление бизнесом в одиночку становится всей жизнью, а не ее частью. Мне нравится моя работа, но я не хочу ограничиваться лишь ею. Будем надеяться, когда-нибудь я все-таки женюсь и у меня появятся дети. А мне не хотелось бы быть одним из тех мужей и отцов, для которых семья на последнем месте... А вы не собираетесь выходить замуж, Гвендолин? — внезапно спросил он.

Девушка покачала головой, так как боялась, что, если заговорит, голос выдаст ее. Даже хорошо, что между ними непреодолимым барьером стоит прошлое, иначе она могла бы слишком близко подойти к классической западне и поддаться очевидному обаянию Даниела Хартли.

Нет, ни за что! Влюбиться в него?! О, она достаточно разумна, чтобы не совершить подобной глупости. Непонятно только, почему ее сердце до нелепого быстро стучит в груди каждый раз, когда он пристально смотрит на нее.

Даже если бы она оказалась настолько наивна и вообразила, будто взгляды, которые Даниел так часто бросает на нее, означают, что он интересуется ею, достаточно вспомнить, как он с ней обошелся в тот раз, чтобы понять: между ними не может быть ничего общего.

Конечно, вполне вероятно, что за пять лет его отношение к жизни изменилось и теперь он старается избегать случайных связей. Но верилось в такое с трудом: все мужчины одинаковы по своей сути. Одним словом, черного кобеля не отмоешь добела.

И все же ей трудно было примириться с тем, что мужчина, который так легкомысленно привез ее к себе домой, раздел и занялся с нею любовью, когда она находилась в таком состоянии, что потом абсолютно ничего не могла припомнить, и внимательный, тактичный и образованный мужчина, ставший теперь владельцем их студии, — один и тот же человек.

Последнюю неделю своего пребывания на студии Чарлз Конрад наносил прощальные визиты некоторым из старейших клиентов — больше по настоянию Даниела, чем по собственному желанию.

— Так ему будет легче отвлечься и не очень задумываться о том, как неприятно для него все происходящее здесь, — сказал Хартли. — Кроме того, благодаря этому у нас будет достаточно времени, чтобы подготовиться к пятнице. Я просил Чарлза остаться консультантом, ведь студия это вся его жизнь, и я подозреваю, что ему будет очень трудно прожить без нее. Но он отказался.

— Он и его жена Мэри решили уехать из нашего города. Они купили бунгало на побережье.

— Да, я знаю... и надеюсь, что им не придется пожалеть о том, что они покинули место, где провели всю свою жизнь, где оставили друзей.

— Там живет их дочь со своей семьей, и они хотят быть поближе к ней и внукам, — пояснила Гвендолин. — Думаю, они надеются, что общение с малышами поможет им хоть немного забыть о своем горе.

Несколько мгновений оба молчали, потом Даниел медленно произнес:

— Я часто думаю, что, вероятно, это одна из самых страшных трагедий, которая только может случиться в жизни, — смерть твоего ребенка... Ну ладно, вернемся к нашей церемонии. Полагаю, никаких официальных речей не намечается? Вы говорили, Чарлзу не хочется, чтобы ему устраивали торжественные проводы. Как думаете, может, ему будет приятнее, если меня не окажется на студии в пятницу?

Его тактичность снова поразила Гвендолин. Оскар никогда бы не задал подобный вопрос, и, кроме того, несмотря на привязанность к дорогой мамочке и постоянное беспокойство о ее здоровье, он и не подумал бы спросить совета у женщины, тем более у своей подчиненной...

Вечером того же дня родители Гвендолин единодушно отметили, что она стала выглядеть куда лучше с тех пор, как работает под началом Даниела Хартли.

Девушка густо покраснела и прикусила губу.

— Я слышала также, что он очень хорош собой, — добавила Элизабет, явно не замечая смущения дочери.

— Очень, — хрипло отозвалась Гвендолин.

— И холост... — продолжала мама.

— Да, — с трудом выдавила Гвендолин и поспешно сменила тему разговора: — Оскар не звонил? Мы собирались пойти поиграть в теннис сегодня вечером.

— Кажется, не звонил, хотя большую часть дня меня не было дома.

Гвендолин направилась было к телефону, но остановилась. Почему это она должна названивать Оскару, если именно он предложил пойти поиграть в теннис сегодня вечером? Девушка снова уселась на свое место за столом и налила себе вторую чашку чаю. Неожиданно ей пришла в голову мысль, что в последнее время именно она звонит Оскару, тогда как должно быть наоборот.

Возмущаясь про себя, она решила, что на этот раз не притронется к телефонной трубке, хотя прошло уже полчаса с тех пор, как он должен был заехать за ней.

Оскар позвонил в половине десятого, когда идти махать ракеткой на корте было уже слишком поздно. И как всегда в последнее время, его голос показался Гвендолин раздраженным и нерешительным. Выслушав оправдания, что ему пришлось задержаться на работе, и извинения, что он не позвонил раньше, она напомнила:

— Ты ведь не забудешь заехать за мной на работу в пятницу вечером?

В начале недели Гвендолин отдала свой «форд» на техосмотр, и Оскар предложил заехать за ней на киностудию и подвезти, чтобы она смогла забрать машину из автомастерской.

— Разумеется, не забуду, — ответил он ей все тем же раздраженным тоном.

Закончив разговор, Гвендолин подумала, что, наверное, пришло время покончить с их отношениями. Она уже давно перестала получать удовольствие от общения с Оскаром и подозревала, что и он скорее всего испытывает то же самое. Редкие, не доставляющие ей удовлетворения поцелуи, которыми они когда-то обменивались, постепенно превратились в дружеский поцелуй в щечку, да и то не всегда. И несмотря на то что порой просто необходимо иметь спутника для выхода в свет, время, проводимое с Оскаром, стало казаться ей потерянным временем.

Она немного испугалась, когда поняла, что невольно сравнивает Оскара с Даниелом... Наверняка Даниел не отменяет свиданий под выдуманными предлогами о слабом здоровье мамочки и не заканчивает их равнодушным чмоканием в щеку. Наверное, его подружкам не приходится одним ездить в гости к семейным парам, просто чтобы хоть с кем-нибудь посмеяться и поболтать. Его подружки...

Усилием воли Гвендолин заставила себя прервать опасный ход мыслей. О чем это она думает? Что себе вообразила? Девушка почувствовала, что ее начинает сотрясать дрожь, зарождающаяся где-то в глубине тела. Желание, еще неясное, но неизъяснимо сладостное мучило ее. А ведь она клялась себе, что никогда, ни за что не позволит подобным ощущениям снова взять над собой верх.

Однако ничего не смогла с собой поделать.