В бесплодной стране, где поселились бушмены, дичи было мало. Антилопы-канны и газели перебрались на другие пастбища, а бушменам приходилось довольствоваться мясом зебр. Охота на зебр сопряжена была с большими трудностями и требовала выносливости, ловкости и терпения. Каждый охотник-бушмен, несмотря на свой маленький рост, был атлетом. Подстрелив зебру, пришедшую на водопой, он гнался за раненым животным, добивал его ассегаем, а затем, сгибаясь под тяжестью ноши, плелся назад в поселок. И часто случалось ему проходить большие расстояния по песку под палящими лучами солнца.

Каждый водоем в окрестностях поселка был хорошо известен бушмену, потому что только у пруда мог он подстрелить дичь.

Был он также и неплохим ботаником. От старика, возглавлявшего маленькую общину, Дакуин узнал новый способ убивать дичь.

Когда газели покинули бесплодную страну, а озерца и лужи начали высыхать, старик открыл ему свою тайну. От «древних людей» — своих предков — знал он о существовании сильного растительного яда, убивающего животных.

Вместе со своей женой он провел много дней в степи, отыскивая редкое растение, а затем призвал Кару и еще четырех бушменов. Их он спросил, знают ли они водоем, который находится на расстоянии трех дней поселка, в русле высохшей реки? Водоем этот расположен у подножия каменной гряды.

Да, это место хорошо они знали. Называется оно Крагга-камма, и там водятся львы.

— Ступайте к этому пруду, — сказал старик, — и обнесите его стеной из кольев. Оставьте в частоколе отверстие для квагг, приходящих на водопой. Когда солнце пройдет по небу столько раз, сколько пальцев на руке, я приду к вам и принесу яд. Но сначала мы спросим совета у гадальных костей.

Бушмены столпились вокруг старика, который присел на корточки и бросил кости сначала справа налево, потом слева направо. Так как оба раза кости предсказали удачную охоту, то на следующее утро пятеро охотников отправились в путь.

А на пятое утро старик покинул поселок. Сопровождал его Дакуин, который нес страусиные яйца, наполненные водой. Вышли они задолго до рассвета, самые жаркие часы провели в тени, а на четвертый день увидели костры, разложенные Кару и его спутниками, поджаривавшими мясо зебры. Частокол был построен, и Кару сказал, что в первый же вечер зебры пришли на водопой. Они остановились около частокола, но не посмели войти в ворота. Всю ночь стояли они, поглядывая на странную стену, а утром ушли, так и не утолив жажды.

На следующий вечер в ворота вошла антилопа-канна, а квагги последовали за ней. Они протиснулись в узкий проход, и одна из зебр погибла под копытами своих товарищей. Мясо ее поджаривается сейчас на углях.

— Мы им дадим еще один день, — сказал старик. — Когда они привыкнут к частоколу, я приготовлю яд. Сейчас мы будем есть.

Они поели и улеглись спать в ложбине между двух песчаных дюн, а утром собрали по приказанию старика хворосту и больших листьев.

Вечером квагги пришли на водопой, и на следующий день бушмены отнесли ветки к пруду, устроили из них что-то вроде настила на воде и положили на него большие листья. Когда вдали показались зебры, шедшие на водопой, старик достал из мешка какой-то коричневый порошок и густо посыпал им листья.

Потом бушмены крадучись ушли и спрятались за песчаный холмик. Зебры подошли к пруду и в нерешительности остановились. Крупный жеребец вытянул шею, фыркнул и смело вошел в проход. Остальные последовали за ним.

Долго прислушивались бушмены к плеску воды; наконец животные, напившиеся первыми, вышли из-за частокола.

Пройдя шагов сто, пять зебр покачнулись и упали.

Остальные метнулись в сторону, покосились на неподвижные тела и умчались галопом.

— Почему они издохли? — спросил бушмен старика.

— Коричневый порошок очень ядовит, — ответил тот. — Он убивает быстро. Я посыпал им листья, лежавшие на ветках. Квагги, вошедшие первыми, наступили на ветки, и листья упали в воду. Первые квагги проглотили яд вместе с водой. Но потом яд опустился на дно, и остальные квагги напились и остались живы. Мы тоже можем пить эту воду, она нам не повредит. А теперь мы сдерем шкуры с мертвых квагг. Пусть двое из нас вернутся домой и приведут сюда всех оставшихся в поселке.

Два охотника, взяв на дорогу несколько кусков мяса, отправились в путь, а остальные принялись за работу. Содрав шкуры, они растянули их на земле, волосами вниз, и прибили колышками. Затем они разрезали мясо на длинные полосы, построили помост из веток и разложили полосы сушиться на этом помосте.

Поев, они легли спать.

Когда пришли женщины и дети, усталые и очень голодные, старик снова посыпал листья порошком, но на этот раз издохли только три квагги, потому что ядовитого порошка осталось очень мало — одна щепотка.

Бушмены устроили пиршество и наелись до отвала, а оставшееся мясо было разрезано на полосы и высушено.

Здесь у пруда прожили они довольно долго. Все были сыты и веселы. А затем пришли львы. Они двигались с запада на восток, в плодородную страну, где росли леса и струились реки. Шли они ночью, когда спадала жара. Но вечерам бушмены слышали, как они рычали у пруда. В полночь они уходили, зная, быть может, что пруд высыхает.

Старик, возглавлявший общину, решил последовать примеру львов.

— Квагг становится все меньше и меньше, — сказал он. — Они тоже ищут воду. Но от жажды квагги страдают меньше, чем львы. А бушмен похож на льва: он должен пить после еды. Мы отсюда уйдем. Но сначала мы наполним водой все наши горшки, тыквы и страусиные яйца.

Рано утром пошли они по следам львов. Женщины, нагруженные поклажей, замыкали шествие. Но Суолла обогнала их и, подбежав к Дакуину, сказала ему, что девушка, которая спала с ней на одной циновке, пошла на рассвете к пруду; ее мучила жажда, и она хотела напиться, но назад она не вернулась. В суматохе о ней забыли, но сейчас она, Суолла, вспомнила о своей подруге. Не вернется ли Дакуин к пруду узнать, что сталось с девушкой?

Дакуин побрел назад, а старику сказали, что одна из девушек пропала.

Однако вождь велел продолжать путь.

— Гадальные кости говорят, что нужно спешить. Солнце раскаляет пески, пруды высыхают.

Они отдыхали в тени до вчера, а когда зашло солнце, продолжали путь. Суолла часто оглядывалась, но Дакуина не было видно. Они вернулись к своему старому становищу, а Дакуин так и не пришел. Пруды высыхали, и бушмены пошли дальше. Но Суолла осталась: она ждала Дакуина.

Дакуин, узнав об исчезновении девушки, рысью побежал к пруду. Но у пруда ее не было. Он вышел за частокол, стал звать ее. Никакого ответа. Вдруг увидел он следы на песке: отпечатки лап льва, волочившего по земле какое-то тело.

«Значит, один из львов остался у пруда, — подумал Дакуин. — Он хотел подстеречь добычу. И девушка попала в западню».

Дакуин посмотрел на каменную гряду, за которой скрылось его племя. Нужно догнать ушедших. Но желание отыскать пропавшую девушку одержало верх. После недолгих колебаний он достал стрелу из колчана и, крадучись, пошел по следам льва. Они привели его к песчаному холму, и, поднявшись на вершину, он услышал громкое мурлыканье. Заглянув в ложбину, увидел он львицу, сидевшую близ распростертой на земле девушки.

Вдруг рука девушки шевельнулась. Львица заметила это движение, повернула круглую голову и увидела Дакуина. Черная губа ее приподнялась, обнажив клыки, когти впились в грудь девушки. Потом она встала, и Дакуин заметил, что кожа у нее на брюхе обвисла. Должно быть, ее львята недавно погибли. Она посмотрела на мертвую девушку, обнюхала ее и вдруг зарычала и, задрав хвост, бросилась на Дакуина.

Он пустил две стрелы, одну за другой, потом положил лук на землю, набрал две пригоршни песку и, швырнув их в морду львицы, покатился вниз, по крутому склону холма. Скатившись в ложбину, он вскочил. Глаза его были запорошены песком, он ничего не видел и все-таки бежал, спотыкаясь и громко крича. За его спиной слышалось рычание разъяренной львицы.

Наконец он увяз в глубоком песке и, измученный, упал.

Он лежал, прислушиваясь к страшному рычанию, и не было у него сил подняться. Солнце жгло ему затылок; обеими руками он заслонился от солнечных стрел.

Когда он, собравшись с силами, встал, его поразила странная тишина. Львица больше не рычала.

У Дакуина стучало в висках, пересохло в горле. Он знал, что смерть караулит его у пруда, но жажда томила его, и он побрел по песку туда, где был пруд. Когда он вошел в узкий проход, первое, что он увидел, была морда львицы, ее оскаленные клыки и желтые глаза. И все-таки он наклонился и жадно начал пить. Потом он растянулся в грязи у самой воды и покорно ждал смерти. Но почему-то львица его не трогала. Тишину нарушило жужжание мух. Вдруг он заметил, что мухи кружатся над львицей. Он сел и, всмотревшись в страшную морду, увидел, что желтые глаза остекленели. Когда яд проник в кровь, львица побежала к пруду и здесь издохла. Дакуин воспрял духом и пошел искать свои вещи, которые он бросил, когда спасался бегством. Он нашел свой ассегай, лук, колчан и страусиные яйца. Яйца он снова наполнил водой, затем вырезал из спины львицы длинную полосу мяса, потому что спускались сумерки и ему захотелось есть. Где-то завыла гиена, и Дакуин развел костер.

Тогда только вспомнил он о мертвой девушке. Нужно было ее похоронить. Взяв ассегай, он направился к песчаной дюне и там, в ложбине, нашел девушку.

Когда он увидел ее, слезы заструились из его глаз. Она показалась ему очень маленькой. И лежала она неподвижно среди безжизненных песчаных дюн. Он вырыл яму в холме, посадил туда девушку, а к ногам ее положил каменный нож и одно из страусиных яиц, наполненное водой.

Засыпав яму, он утоптал песок и вернулся к своему костру.

Всю ночь сидел он у костра. Вой гиен, терзавших мертвую львицу, не давал ему заснуть. Он прислушивался к голосам ночных птиц, смотрел на звезды и сожалел о том, что не успел содрать шкуру со львицы. На рассвете он вернулся к пруду и взял уцелевшие зубы и когти.

Уходя, он воткнул ветку в землю и подумал:

«Когда девушка проснется, она обрадуется этой ветке. Она будет знать, что здесь проходило племя».

Долго шел он по следам своего народа. Когда песок стал обжигать ему ноги, он сел у подножия холма, свесил голову между колен и задремал.