Когда ужин подали наверх и все остальные обязанности были выполнены, большинство слуг разошлись по своим комнатам. Агнесс, как обычно, предпочла остаться на кухне. Час или два в одиночестве давали ей возможность разложить все по местам, проверить кладовку, посмотреть, что осталось и что нужно будет купить на следующий день. Часто в это время, сидя за кухонным столом, она писала письма Питеру, вносила в свою книгу новые рецепты или исправляла старые. Среди ножей и кастрюль, оставшихся запахов пищи, в тепле от догорающих углей в очаге она чувствовала себя как дома. Кухня была местом, где ей было спокойнее всего.

Однако в этот вечер одиночество не принесло Агнесс ожидаемого успокоения. Она передвигала коробочки со специями в буфете, переставляла за Дорис тяжелую посуду аккуратными стопками, но ее никак не оставляли мысли о завтрашнем визите. Заметив, что серебряный поднос небрежно оставлен на столе за ступкой и пестиком, а не заперт в буфете, где лежало все серебро, она передвинула его на более заметное место. Джон или Филипп наверняка его увидят и заберут. Больше прибирать было нечего. Она села за стол со своими рецептами, но не могла отделаться от тяжелого чувства. Чтобы отвлечься, она написала коротенькую записку миссис Кэтчпоул, уведомив, что не может приехать немедленно и забрать Питера, но сделает все возможное, чтобы это исправить, и надеется пока на ее терпение. Затем написала ласковое письмо Питеру крупными буквами, чтобы он сам мог его прочесть.

Закончив, она аккуратно сложила письма и, чтобы не думать о Маркусе Питте, принялась записывать в книгу рецепт апельсинового торта, подаренный ей местным кондитером.

Только Агнесс отложила перо, как услышала мягкий стук в дверь.

— Кто там? Что вам нужно? — крикнула она, подойдя к двери и осветив подсвечником задвижки.

После событий вчерашней ночи она не собиралась открывать дверь кому ни попадя.

— Это я, Томас Уильямс, ремесленник.

Агнесс чуть приоткрыла дверь и, увидев в щель, что это действительно Уильямс, открыла дверь пошире.

— Да, мистер Уильямс? — осторожно спросила она. Уильямс снял шляпу и слегка поклонился:

— Добрый вечер, миссис Мидоус. Я пришел насчет того, о чем мы говорили днем. Насчет Бенжамина Рили.

— О, да, конечно.

Агнесс отступила, прикрывая ладошкой свечу от сквозняка.

Она чувствовала неловкость за свою чрезмерную осторожность, но была рада его приходу, нарушившему ее одиночество. Какое-то время она сможет не думать о завтрашнем дне.

Томас Уильямс положил шляпу на стол и не спеша прошелся по кухне, разглядывая огромную печь, ряды кастрюль и горшков и другую кухонную утварь, будто раньше никогда этого не видел.

— Могу я сесть? — наконец спросил он.

Агнесс заколебалась и, к своей досаде, почувствовала, как начинают гореть щеки. Она оказалась наедине с мужчиной, который не был слугой в доме, наедине с человеком, которого она едва знала. Она вдруг задумалась, где он живет, женат ли, и тут же мысленно отругала себя за такие глупые мысли. Но это не помешало ее сердцу биться чаще. Что ей делать, спрашивала себя Агнесс, если он позволит себе какие-нибудь вольности? Если она закричит, сколько времени понадобится миссис Тули или мистеру Мэттью, чтобы прийти ей на помощь? И снова укорила себя. Уильямс пришел по ее приглашению. Нет никаких оснований для беспокойства, просто уважаемый ремесленник решил услужить ей.

— Пожалуйста, садитесь, мистер Уильямс, — несколько скованно произнесла она, резко захлопнув книгу с рецептами, и, чтобы скрыть неловкость, предложила ему кружку эля и кусок пирога.

Пока Агнесс возилась с угощением, Томас Уильямс придвинул свой стул поближе к ней. Но, присаживаясь, она будто ненамеренно отодвинулась на несколько дюймов.

— Итак, мистер Уильямс, — начала Агнесс, выпрямив спину и наблюдая, как он пьет, — что вам удалось узнать?

Поставив кружку, он пристально посмотрел на свои на удивление чистые руки с длинными пальцами и робко сказал:

— Не слишком много.

— Совсем ничего?

— Рили сказал, что нравился ей, но между ними ничего не было, кроме недолгого флирта несколько месяцев назад. Однако на его мнение нельзя положиться, он считает, что ни одна женщина не может перед ним устоять.

Агнесс некоторое время сидела молча.

— Я правильно поняла, он вам не слишком по душе? Встретившись с ней взглядом, Уильямс кивнул:

— Я ему не доверяю. — Его зеленые глаза, слегка тревожащие Агнесс, стали задумчивыми. — Мы с ним работаем бок о бок, проводим многие часы вместе, но совсем друг другом не интересуемся.

Агнесс сочувственно кивнула, ей это было знакомо. Наклонившись к нему, она спросила:

— Почему вы решили, что он не говорит правду?

— Я уже вам рассказывал. Я видел, как Роуз приходила к нему недавно, а вовсе не месяцы назад, как он утверждает.

— Вы ему об этом сказали?

— Да. Он ответил, что это были пустяки, что Теодор Бланшар послал ее с поручением.

Агнесс нахмурилась, понимая, что такое просто невозможно.

— Что за поручение?

— Что-то касающееся изделий, которые нужно было отнести в Зал золотых дел мастеров на маркировку.

— Маркировку?

— Каждое изделие, изготовленное в нашей мастерской или другой мастерской Лондона, должно быть проверено на чистоту серебра. Если изделие успешно проходит проверку, на него ставят клеймо в виде льва.

Агнесс снова сдвинула брови. Она работала на одного из самых известных в Лондоне серебряных дел мастеров, но не имела о таких вещах никакого представления. Она смутно припоминала, что видела на серебряных предметах какие-то значки, но никогда не придавала им значения и не задумывалась, что они означают. Наверное, неплохо было бы узнать об этом побольше. Она вспомнила про поднос, забытый на кухне, встала и взяла его. На его поверхности были выдавлены четыре маленьких значка, и только один из них напоминал льва. Агнесс протянула поднос Томасу Уильямсу:

— Но здесь не только этот значок.

Он кивнул:

— Так и должно быть. Смотрите, вот лев, он идет в левую сторону, это означает, что сплав содержит девятьсот двадцать пять частей чистого серебра на тысячу и считается стерлинговым.

— А другие значки что означают?

Уильямс по-доброму рассмеялся и, наклонившись к ней, указал на один из символов на поверхности серебра. Его лицо находилось так тревожно близко, что Агнесс едва слышала, что он говорит.

— Это знак изготовителя, обычно инициалы мастера; буквы НБ, которые вы видите, означают, что предмет сделан в мастерской Бланшаров; есть еще дата, которая каждый год меняется; Р означает, что вещь была сделана в этом году; а последний значок показывает, где предмет проходил проверку: голова леопарда указывает на Зал золотых дел мастеров.

Внезапно на его лице появилось удивленное выражение. Он откинулся назад и подставил поднос поближе к свече. Агнесс почувствовала себя свободнее и в то же время немного разочарованной.

— И так клеймится каждое изделие?

Уильямс кивнул. Он изучал серебро со странной подозрительностью.

— По уставу так положено, — сказал он, думая о чем-то другом. — И покупатель должен все внимательно рассмотреть. Так придумано, чтобы нечестные мастеровые не могли использовать менее чистое серебро, чем требуется.

— Но зачем Теодору Бланшару посылать кухонную прислугу с таким поручением? Он вполне мог сказать Рили сам, он ведь каждый день бывает в мастерской, или мог послать кого-нибудь из лакеев.

— Я поверил его словам не больше, чем вы.

— В какое время дня вы видели, как Роуз заходила в мастерскую? — внезапно спросила Агнесс.

Уильямс поморщился, будто стараясь припомнить:

— Не уверен, но, скорее всего, это было днем. Примерно в два или три часа.

Агнесс прикрыла глаза. Два или три часа Дня как раз то время, когда на кухне больше всего дел, надо подавать ланч и готовить ужин. В это время Роуз должна была исхитриться улизнуть и вернуться так, чтобы ее никто не заметил. Предположим, в том, что сказал Рили, есть доля правды. Вдруг Pop ходила в мастерскую по поручению хозяина? Тогда она вполне могла быть втянута в грабеж. Но зачем Теодору посылать служанку, а не лакея с таким поручением? Нет, никак не верилось в то, что сказал Рили.

— Было бы неплохо узнать поточнее, в чем заключалось поручение. Рили не захотел ничего больше сказать по этому поводу?

Томас Уильямс поднял глаза от подноса и сглотнул:

— Нет. Еще и поэтому я ему не поверил.

— Не больше, чем я. Но его слова могли бы пролить свет на случившееся.

— Тогда, если желаете, я могу еще порасспросить его.

Внимание Уильямса снова обратилось на поднос. Он поднял его, внимательно разглядывая снизу. Агнесс видела, как он подышал на него, снова посмотрел, протер рукавом, а затем положил на стол с некоторым смущением.

— Похоже, эти значки на подносе вас заворожили, мистер Уильямс. В них есть что-то необычное?

Томас Уильямс почесал в затылке, потом недоуменно поднял брови. Он было открыл рот, чтобы что-то сказать, но снова закрыл, так и не произнеся ни слова.

— В чем дело, мистер Уильямс? — спросила Агнесс. — Пожалуйста, расскажите мне, я ведь вижу, что вас что-то озадачило.

Уильямс удрученно вздохнул:

— Хорошо. По уставу, прежде чем серебряное изделие может быть продано, оно обкладывается налогом — шесть пенсов за унцию. Эти деньги обычно выплачиваются сразу после оценки.

— Продолжайте, — попросила Агнесс.

— Случается, что бесчестные мастеровые вырезают клеймо из маленького предмета и впаивают его в изделие большего размера, не прошедшее оценку. Таким образом, это крупное изделие обретает «законное» клеймо и не облагается налогом. Это называют родом от налогов.

— И вы полагаете, что так поступили и с этим подносом?

— Подносов с таким рисунком мы последние два года не делали. Но меня удивило другое. Два года назад для даты использовалась буква N, а на подносе клеймо с буквой Р, оно ставится в этом году. Такое несоответствие могло возникнуть, только если были удалены оригинальные клейма и вставлен новый кусочек металла. Значит, поднос в этом году оценили повторно.

— Зачем вы на него дышали?

— Чтобы подтвердить свое подозрение. Так можно разглядеть небольшой бугорок вокруг значков.

Агнесс взяла поднос и внимательно присмотрелась к значкам. Подышав на них, она разглядела темный круг.

— Я вижу. Но как можно доказать, что клейма были сюда вставлены?

— Если новый кусок металла вставляется в другой, нет никакой возможности добиться идеальной гладкости. Этот бугорок доказывает, что металл с клеймами был в этот поднос вставлен.

Агнесс медленно кивнула и подняла голову:

— Вы знали, что такого рода обман происходит в мастерской?

Томас Уильямс задумчиво посмотрел на нее:

— Нет. Я и понятия не имел.

И с этими словами он повернулся к огню. Агнесс не обратила внимания на загадочный блеск в его глазах она была слишком погружена в свои мысли. Какое значение может иметь то, что он ей рассказал? Имеет ли уход от налогов какое-либо отношение к убийству Ноя, краже чаши для охлаждения вина и исчезновению Роуз? Принимала ли Роуз участие в этом мошенничестве?

Громкий кашель Уильямса отвлек ее от раздумий, Агнесс резко подняла голову.

— Простите меня, миссис Мидоус, — сказал он. — Я думал о том, что вы собираетесь идти к Питту, и удивлялся, что вы согласились на такое опасное поручение.

Ваш муж наверняка бы этого не одобрил. Или вы ему не сказали?

Он застал Агнесс врасплох. Какое отношение это странное замечание имеет к их разговору? Или ему чудится какая-то новая опасность? Она смешалась и, надеясь, что не покраснела, ответила:

— Опасное? Мой муж? Но у меня нет мужа. Он умер. Краем глаза Агнесс заметила, что Уильямс смотрит на письма на столе. Одно, написанное крупным, четким почерком, адресованное «моей дорогой детке» и подписанное «твоя любящая мама», лежало прямо перед ним. Она сразу почувствовала себя уязвимой, и это рассердило ее. Существование Питера было ее личным делом, она не собиралась говорить о нем с кем бы то ни было, тем более с почти незнакомым человеком. Ей нужно было положить книгу с рецептами на письма. Почему она не подумала об этом раньше?

— Если вы одна несете ответственность за своего сына, то тем более следует быть осторожной, — тихо сказал Томас Уильямс.

Агнесс сурово посмотрела на него. Она не собиралась его поощрять и потому не стала спрашивать, о какой опасности он говорит.

— Это мое личное дело, мистер Уильямс. Но уверяю вас, что благополучие моего сына для меня всегда на первом месте. Время уже позднее, полагаю, вам пора уходить.