Покинув Маркуса Питта, Агнесс испытала не только новый приступ страха, но и недоумение. Кроме вопроса о налогах, ее беспокоила фраза, постоянно звучащая в ее голове: «Любопытно, что скажет сэр Бартоломео Грей, когда узнает, что чаша пропала?» Теодор особенно настаивал, чтобы она ни в коем случае не говорила, что чаша была изготовлена по заказу сэра Бартоломео Грея.

Осведомленность Питта легко объяснялась его возможной связью с кем-то из дома Бланшаров, кем-то, кто знал, что это заказ от сэра Бартоломео Грея. Похоже, Питт невольно подкрепил подозрения судьи Кордингли и Теодора. Уход от налогов тут ни при чем. Питту, должно быть, поручили организовать кражу чаши для охлаждения вина, а теперь он подрядился ее вернуть. Вопрос в том — кто ему это поручил?

Увидев в холле Гранта, словно на страже стоящего у двери, Агнесс уже было открыла рот, чтобы сказать, что она уходит, как взгляд ее упал на мальчишек, все еще шумно забавлявшихся. Но теперь рядом с ними на скамейке тихо сидела, наблюдая за шалунами, совсем юное темноволосое создание с длинным тонким лицом, спутанными нечесаными волосами и кошачьими глазами. Ротик у нее был маленький и круглый, одежонка драная и неопрятная, за исключением алой шали, накинутой на плечи. Именно эта шаль — мазок яркого цвета — привлекла внимание Агнесс.

Это была та самая девчонка, сидевшая на пороге дома Бланшаров накануне ограбления, та самая, которой она дала три фартинга и которая украла ее кошелек и апельсин. В одну секунду Агнесс переполнило возмущение. Ей захотелось подойти к девчонке и хорошенько ее встряхнуть, но, вспомнив, где она находится, Агнесс удалось сдержаться. Не желая, чтобы ее пристальный взгляд привлек внимание, Агнесс резко отвернулась. Натягивая трясущимися пальцами перчатки и поправляя перед зеркалом шляпку, она удивилась своему бледному лицу и сверкающим глазам.

— Я готова, — тихо произнесла Агнесс. Грант открыл ей дверь.

Филипп стоял, прислонившись к перилам, и, увидев Агнесс, резво выпрямился:

— Все в порядке, миссис Мидоус?

Она коротко кивнула:

— Думаю, да, спасибо, Филипп. Пойдем, я больше не хочу терять ни минуты.

По дороге назад Агнесс напряженно думала. После оговорки Маркуса Питта присутствие девчонки было вполне объяснимо. Это было еще одним доказательством связи Питта с кражей. «Слава богу, — думала Агнесс, — у меня хватило выдержки ничего не сказать. Покажи я там, в доме Питта, что знаю ее, неизвестно, чем бы все закончилось. Наверное, Питт не позволил бы мне спокойно вернуться домой. Девочке наверняка поручили следить за уходом и приходом людей в домах Бланшаров, чтобы выбрать наиболее подходящий момент для ограбления». Агнесс вспомнила, как девочка сказала, будто ждет своего отца, и темную фигуру в длинном пальто, которую она заметила, когда девочка убегала. Был ли это тот самый преступник, ограбивший Бланшаров? Агнесс решила при первой же возможности рассказать об этом судье Кордингли. Доказательств нет, но все равно отца этой девочки следует найти и допросить.

Через десять минут Агнесс с Филиппом уже были на Лондонском мосту. Их обогнал человек с тачкой, полной тряпок, за которой неслась свора собак. С противоположной стороны с приличной скоростью двигался портшез. В этот момент за человеком с тачкой остановился большой фургон, запряженный двумя волами. Чтобы обойти препятствие, Агнесс с Филиппом перешли на другую сторону моста. Они миновали несколько лавок, торгующих шарлатанскими снадобьями, перчатками и лентами. В воздухе разносились крики: «Дорогу!.. Посторонись!.. Поберегись!.. Смотри назад!..» В этой какофонии звуков Агнесс разобрала высокий, визгливый голос:

— Подождите, миссис! Ради бога, постойте! Одно только слово, пожалуйста!

За раскачивающимся фургоном и мослами волов Агнесс увидела алую шаль — это снова была та самая девчонка. У Агнесс не было ни малейшего желания разговаривать с ней при Филиппе. Наверняка он уже знал, как уличная попрошайка обокрала ее: между ним и Джоном не было секретов. Дай им волю, и они снова начнут насмехаться.

— Иди дальше, Филипп, — распорядилась она, когда дорога впереди расчистилась. И, нырнув в ближайший магазин, добавила: — Мне еще нужно оставить заказ на свечи — миссис Тули просила. Я догоню тебя через минуту.

Девчонка подбежала, но в магазин зайти не рискнула. Дождавшись, когда Филипп отойдет подальше, Агнесс вышла.

— Итак, мисс, — осторожно сказала она, — что такое ты хотела сказать?

Девочка, скорее всего, бежала всю дорогу от Грустной тропинки — щеки ее раскраснелись, дыхание было тяжелым.

— Вы знаете, кто я, — с трудом выговорила она, смело глядя на Агнесс.

— Я видела тебя у мастерской Бланшаров два дня назад, — недовольно признала Агнесс. — Ты украла у меня апельсин и кошелек, хотя я сама дала тебе три фартинга.

Девочка даже не потрудилась оправдаться.

— Я хочу знать, что вы собираетесь делать, — сказала она. — Вы рассказали об этом человеку, который с вами? — Девочка кивнула головой в ту сторону, куда ушел Филипп.

— Нет.

— Тогда кому вы расскажете?

Агнесс задумалась. Присутствие девочки в доме Питта нельзя оставить без внимания, но также нельзя позволить ей снова скрыться. Агнесс уже решила рассказать обо всем судье Кордингли; Теодора Бланшара тоже следует поставить в известность. Это им решать, какие шаги нужно предпринять, чтобы разузнать, кто помогал Питту и отцу этой девочки.

Затем ей пришло в голову, что, если она поведет себя умно, девочка может подтвердить, что ее отец — убийца и грабитель, и открыть имя того человека в доме, который помогал ему. Но Агнесс не знала, как выудить все это из девчонки, которая наверняка обкрадет ее снова, дай ей только такую возможность.

— Скажи сначала, как тебя зовут? — осторожно спросила она.

— Элси, — ответила девочка.

— А фамилия?

— Элси Дрейк.

— Ладно, Элси, кому ты посоветуешь мне рассказать?

— Думаю, вы считаете, что должны рассказать хозяину, чтобы он мог прищучить моего папашку. Но я пришла сказать, чтоб вы этого не делали, пока, во всяком случае. Это вам не поможет.

Меньше всего Агнесс рассчитывала услышать такие слова.

— Почему?

— Если мистер Питт об этом услышит, он расплавит чашу и продаст, и тогда мистер Бланшар никогда ее не получит, — ответила Элси без всяких колебаний.

Логика девочки удивила Агнесс, не говоря уже о наглости, превосходившей всякие ожидания.

— Какое тебе дело до этой чаши? — спросила она.

— Никакого, но к отцу она имеет отношение, а, кроме него, у меня никого нет. Если мистер Питт узнает, что за отцом идет охота, он, скорее, отдаст его, чтобы получить сорок гиней вознаграждения, чем позволит правосудию захватить его даром. И если такое случится, он расплавит чашу, просто чтобы быть в безопасности.

Агнесс поняла, о чем говорит девчонка. Как охотник за ворами, Питт получал плату за каждого пойманного им преступника. Таким образом он избавлялся от тех, кто не подчинялся ему, или тех, кто мог предать.

— Твой отец… как его зовут?

— Гарри.

— Гарри Дрейк?

Элси кивнула, глядя под ноги.

— И что он делает для мистера Питта? Девочка угрюмо пожала плечами:

— Я мало чего знаю. Он про это не рассказывает.

Агнесс не сомневалась, что она лжет. Впрочем, как еще могла девочка ответить? Отец, пусть убийца и вор, единственный близкий ей человек.

— Кто-нибудь помогал твоему отцу? Кто-нибудь из мастерской мистера Бланшара?

— Откуда мне знать? Я просто следила снаружи и рассказывала ему, что видела.

— Кому рассказывала?

— Моему папе.

Элси, не мигая, явно враждебно смотрела на нее. Сообразив, что так она ничего не добьется, Агнесс сменила тактику:

— Когда ты начала следить?

— Он хотел, чтобы я сидела там почти всю ночь. Сказал, что ночь его больше всего интересует.

— А в ночь ограбления ты там сидела?

— Нет.

Агнесс не могла скрыть своего разочарования.

— Зачем вы спрашиваете? — резко спросила Элси. — Думаете, что я подсмотрела, как вы делаете что-то, чего нельзя?

— Твой отец не видел, как из дома уходила женщина? Молодая и красивая, в плаще и темно-синем платье, — настаивала Агнесс, не обращая внимания на слова девочки.

Элси быстро мигнула, но глаз не отвела.

— Нет, он ничего никогда не говорит, — рассердилась она. — Я же уже сказала.

Агнесс взглянула на несчастное лицо, рваную одежду, босые, грязные ноги. Смелость, с какой Элси подошла и отвечала на ее вопросы, лучше всяких слов говорила, что девочку действительно волнует судьба ее отца. Агнесс не сомневалась, что Гарри Дрейк был убийцей и вором, и горький опыт подсказывал ей, что дочери убийцы и вора нельзя доверять и что девочка далеко не невинная овечка. Но ее поразила преданность Элси своему отцу. Это было даже трогательно. В конце концов, независимо от того, кто прав, а кто виноват, Ной Праут мертв, чаша исчезла и Бланшары готовы платить за ее возвращение. Если Гарри Дрейка повесят за убийство, Элси останется сиротой, а Питт все равно поживится. Какая же тут справедливость?

— Так как, миссис? — не отставала Элси. — Вы ведь ничего не скажете?

— Нет, — устало произнесла Агнесс. — Не скажу.

Агнесс вскоре догнала Филиппа. Когда они подошли к дому, она, оставив его у двери, пошла в мастерскую. Теодор, которому не терпелось услышать новости, велел ей отчитаться сразу же после возвращения. Но Агнесс почти не думала о том, что ему скажет. Теперь, когда ее опасное задание было завершено, ее снова волновало только одно: что делать с Питером и миссис Кэтчпоул? Возможно, подумала Агнесс, раз она так хорошо справилась с заданием сегодня утром, Теодор позволит ей завтра заняться устройством Питера? Но, поразмыслив, решила, что лучше воспользоваться поисками Роуз как поводом, чтобы выбраться из дома. Если Теодор поверит, что в его интересах отпустить ее, он вряд ли ей откажет. «Какой же хитрой я становлюсь, — подумала Агнесс, когда этот план сложился в ее голове, — с какой легкостью пользуюсь всякими уловками».

Первым, кого она увидела в мастерской, был Томас Уильямс. Судя по его аккуратному костюму — синий сюртук, черный галстук, черные бриджи, — по волосам, стянутым в хвост, он занимался в этот день посетителями.

— Добрый день, миссис Мидоус, — сказал Уильямс, почтительно кланяясь. Затем добавил полушепотом: — Я очень рад вашему благополучному возвращению.

Похоже, он забыл, на какой резкой ноте закончился их вчерашний разговор. Агнесс отвлеклась от своих дум и нахмурилась: ей не понравилась нарочитая доверительность его шепота. Вот еще одно осложнение, которого следовало бы избежать.

— И вам добрый день, мистер Уильямс. Я пришла поговорить с мистером Бланшаром, — холодно сказала она.

Он снова поклонился, на этот раз более сдержанно:

— Я доложу мистеру Бланшару, что вы здесь.

Когда он повернулся, она неожиданно подумала, каким крепким он выглядит: широкие плечи под сюртуком с серебряными пуговицами, мускулистые ноги в белых чулках. Как сильно он отличался от элегантного и опасного мистера Питта. Вспомнив, как Питт поцеловал ей руку, она почувствовала, как в животе что-то сжалось, и постаралась выбросить это воспоминание из головы. Затем ей припомнилось странное замечание мистера Питта.

— Прежде чем вы доложите о моем появлении, мистер Уильямс, я хотела бы кое о чем вас спросить, — сказала она, обращаясь к нему значительно любезнее.

Он обернулся, удивленный такой неожиданной сменой тона:

— Пожалуйста. О чем именно?

Агнесс рассматривала ряд табакерок, стоящих на подоконнике. В ее душе царило смятение, Уильямс казался порядочным и добрым человеком, но таким же показался ей и муж при первой их встрече. Лучше всего, говорила она себе, делиться мыслями с другими как можно меньше, оставляя все при себе. Она взяла себя в руки и встретилась с ним взглядом.

— Ничего особо важного, — сказала Агнесс. — Вот только сегодня, когда я была у мистера Питта, он упомянул одну вещь, удивившую меня, — насчет клеймения и налогов. Это как раз имеет отношение к нашему вчерашнему разговору. Вы ничего не можете добавить по этому поводу?

Уильямс сдвинул брови:

— Как я уже говорил, налог платится в зависимости от веса. Из расчета шесть пенсов за унцию. Поскольку чаша для охлаждения вина весит тысячу двести унций, сумма налога довольно значительна — тридцать фунтов. Возможно, Питт любопытствовал, заплатил ли уже Теодор налог, чтобы посчитать, сколько потребовать за возвращение чаши. Налог еще больше увеличит потерю, если изделие не удастся вернуть.

— Кто делал эту чашу, вы или Рили? — неожиданно спросила Агнесс.

— В основном я, он помогал с первыми отливками.

— И вы возили ее на оценку?

— Нет. Обычно это делает Рили. Говорит, что ему нравится перемена обстановки. А у меня нет никакого желания дожидаться целый час, если этого можно избежать.

— Тогда, возможно, дела Роуз Фрэнсис с Рили имели отношение к уходу от налогов. Это могло бы объяснить ее визиты к нему и то, почему он так неохотно об этом говорит. И возможно, это объясняет, откуда у нее взялось золото.

— Какое золото?

— Одна из горничных вспомнила, что видела двадцать соверенов под матрасом у Роуз.

Она заметила, что ее слова ничуть не удивили его.

— Будет вам, — сказал он, качая головой и складывая руки на груди. — Уж очень это притянуто за уши. Чтобы кухонная прислуга была замешана в такие дела? Даже вы ничего не знали о клеймах, откуда было знать ей?

— Рили мог рассказать. Он мог уговорить ее приносить предметы из дому, чтобы брать с них клейма и переносить на наиболее ценные изделия. Тогда становится понятно, о чем они могли разговаривать. Иначе зачем она к нему ходила?

— Гмм… — сказал Томас Уильямс с беспокойством. — Наверное, такое возможно. Но должен признаться, я в это не верю. Бланшары продают мало изделий крупнее подноса. Чаша для охлаждения вина — исключение. К тому же, если они этим занимались, какую выгоду это им приносило? Все предметы, сделанные и проданные здесь, учитываются Теодором Бланшаром.

— Тогда он тоже в этом участвует.

Агнесс, отвернувшись от окна, задумчиво посмотрела на серебряные подсвечники на каминной доске. Даже ей самой такое предположение казалось притянутым за уши. И доказательств не было никаких, за исключением одного подноса и визитов Роуз к Рили. «Наверняка, — подумала она, — Роуз не стала бы ввязываться в такое дело».

На лестнице послышались шаги и сухой кашель, и голос Теодора позвал:

— Миссис Мидоус? Это вы? Что вы там внизу делаете? Уильямс, быстро проводи ее наверх.

Теодор сидел ссутулившись в кожаном кресле у камина. «То самое место, — подумала Агнесс, — где два дня назад сидел Ной Праут, когда Гарри Дрейк так безжалостно перерезал ему горло».

— Ну, — сказал он, нетерпеливо призывая ее подойти поближе, как только она закрыла дверь. — Идите сюда, миссис Мидоус, садитесь и рассказывайте, что сказал вам Питт.

Агнесс пристроилась на краешке стула.

— У меня создалось впечатление, будто Питт уверен, что ему удастся вернуть украденную чашу, — осторожно сказала она. — Он ожидает, что новости поступят в ближайшие дни. И что важно, он знает, хотя я ему этого не говорила, что чаша для охлаждения вина делалась по заказу сэра Бартоломео Грея.

— Бог мой, в самом деле? Значит, наши подозрения были справедливы. В нашем доме предатель.

Агнесс кивнула:

— В вашем доме был или все еще находится, предатель. Миссис Бланшар предполагает, что исчезновение Роуз Фрэнсис может быть как-то связано с кражей, и требует, чтобы я сделала все, чтобы ее найти. Я полагаю, что завтра утром было бы удобно…

— Нет, нет и нет, миссис Мидоус, — перебил ее Теодор, ударяя кулаком по подлокотнику кресла и тряся головой с таким усердием, что его подбородок заколыхался, как бланманже. — Давайте проясним одну вещь: я не желаю, чтобы вы тратили время или умышленно занимались чем-то другим, кроме самого главного: быть посредницей между мной и мистером Питтом. Кроме того, моя жена не хотела бы без причины снова расстраивать миссис Тули. Поэтому будем сначала ждать, найдет ли Питт чашу, а затем, если предатель поблизости и возникнет необходимость его разыскать, судья Кордингли решит, как лучше поступить.

Агнесс знала, что нельзя возражать хозяину, и все же рискнула сделать попытку. Ей-то и нужно всего несколько свободных часов. После тех опасностей, которым она подвергалась, разве она просит о слишком многом?

— Но если Роуз Фрэнсис имеет отношение к грабежу, она может привести нас к пропаже. Тогда не придется платить Питту, и он не сможет получить выгоду от своего преступления, — попробовала настоять она.

Теодор фыркнул:

— Я разве не ясно сказал, миссис Мидоус? Участвовала эта девица в краже или нет, значения не имеет. Она ушла и помочь нам не может. Искать ее — только время терять и вносить хаос в наше домашнее хозяйство. Более того, если слух об этом дойдет до Питта, он может переплавить чашу на слитки. Я не могу позволить себе так рисковать. Если вы хотите сохранить свою работу, вам не помешает об этом помнить.

Агнесс резко повернула голову, словно ее ударили по щеке. За окном спустился серый туман и наполовину закрыл стоящие напротив дома. Она вспомнила предупреждение Элси. Девчонка тоже говорила, что чашу могут расплавить. Учитывая несговорчивость Теодора, не было никакого смысла просить о свободном дне. Здравый смысл подсказывал Агнесс, что он откажет и у нее не будет другого выбора, как подчиниться его воле.

Чувствуя ее молчаливую уступку, Теодор откашлялся.

— Питт больше ничего интересного не говорил? — спросил он.

— Он интересовался, поставлено ли клеймо на чаше и уплачен ли налог, — нервничая, ответила Агнесс.

Теодор, широко раскрыв глаза, вцепился в подлокотники своего кресла:

— Налог? Он упоминал о налоге? Ушам своим не верю! И что вы сказали?

— Сказала — думаю, что уплачен.

Чем было вызвано возмущение Теодора, задумалась Агнесс, — предположением, что такое отвратительное мошенничество, как уход от налога, могло осуществляться в его мастерской и заботой о собственной репутации, или он беспокоился, что выйдет наружу его собственное участие в такого рода деяниях?

— Как вы думаете, что он имел в виду? — спросила она, не в силах справиться с любопытством.

— Имел в виду? — презрительно переспросил Теодор. — Каким образом я, черт побери, могу догадаться, что в голове у таких людей, как Питт? Естественно, чаша для охлаждения вина была должным образом маркирована. Но это не важно. Нас всех должно заботить только одно — удастся ли ему ее вернуть? Включая вас, миссис Мидоус.