О.М.Г…

Командировка

Всё началось с письма Сентябрьского механического завода о переносе поставок валов на следующий квартал. И шеф послал меня договариваться об их поставке хотя бы в конце текущего, тогда мы бы выкрутились как-нибудь, не впервой! Обычно по таким вопросам ездили Саша Топорчук или Верочка Белова. Но первый сейчас грелся под июльским солнышком в Судаке, вторая — на больничном, сильно простыла — это в такую-то жару! Пришлось мне, хотя я не снабженец, а чистый технарь.

Командировка как-то не задалась с самого начала. Сперва всё никак документы не могли оформить и покончили с этим меньше чем за час до отправки поезда.

Директор дал личную машину, и я помчался на вокзал. Там выяснилось, что, во-первых, поезд задерживается, а во-вторых, я захватил только бумаги, а вещи — одежду и туалетные принадлежности — забыл на своём столе. Ну, стал уговаривать шофёра быстренько съездить в контору за ними, а он ни в какую! Настроение и так было, что называется, на уровне плинтуса… Позвонил по мобильнику лично директору, тот дал добро. Шофёр ознакомил меня с краткой характеристикой всяких там командировочных — в устной форме, но плюнул и уехал.

Снова я его увидел, только когда поезд уже отъезжал от вокзала, он не успел всего ничего и теперь стоял со злым лицом, облокотившись на дверцу директорской машины. Мне стало неловко — заставил зазря гонять человека. Каково б мне было, если б я знал тогда, что шофёра тормознули за превышение скорости и оштрафовали!

В Сентябрьск приехали часам к двум, в самую жару. Если б не столбы с проводами, было бы несложно вообразить себя Чичиковым или Хлестаковым, таким предстал предо мной посёлок. Никакого перрона, маленькая будочка с кассовым окошком и гордой надписью "Вокзал", за будочкой распластался пыльный пустырь. В центре на постаменте что-то бесформенно-бетонное, вокруг постамента, впрочем, обнаружилось ещё одно свидетельство индустриальной эпохи — потрескавшийся, проросший по трещинам травой асфальт. Справа от пустыря что-то вроде барской усадьбы, как их обычно показывают в фильмах, украшенной надписями "Гостиница" и "Комбинат бытовых услуг". С прочих сторон пустырь окружали домики за разношёрстными заборами. Мощная дворничиха елозила метлой по пустырю, должно быть, чтобы не дать пыли осесть.

Я подошёл к постаменту. Надпись на нём гласила:

Григорию Кутерьме — основателю Сентябрьска

1239 г.

В бетоне угадывалась человеческая фигура в позе Мыслителя, но глядящая не в землю, а куда-то вдаль.

— Что, Гришкой нашим любуешься? — это подошла дворничиха и встала рядом, опираясь на метлу. — Город наш древний. Почти как Москва. Огоньку не найдётся? — спросила, доставая пачку.

Я протянул коробок спичек. Она прикурила и продолжила:

— Да, ещё при монголах наш Григорьев-град построили.

— Григорьев? А чего Сентябрьск?

— А говорят, Гришка с нечистой силой прознался, вроде она город помогла построить, а потом и спалить. А жители тогда спалили самого Гришку. Потом заново отстроились, в сентябре святили, так Сентябрьском и назвали заместо Григорьева.

Она пыхнула пару раз, потом, спохватившись, протянула мне пачку:

— Закуривай.

— Нет, спасибо, не курю.

— Аааа… — почему-то неприязненно протянула дворничиха и пошла скрести пустырь дальше.

Я бросил последний взгляд на фигуру на постаменте и направился в гостиницу.

Худенькая девушка оторвалась от маникюра и внесла меня в журнал.

— Гостиница на третьем этаже по лестнице, двенадцатый номер направо по коридору, — раздражённой скороговоркой уведомила она меня.

— Простите, а к механическому заводу как пройти?

— Из гостиницы направо, метров двести, — девушка стрельнула в меня озлившимися глазками с густо подведёнными ресницами.

Я прошёл к лестнице. Коридоры вправо и влево от неё были закрыты крашеными железными дверями и заперты висячими замками. Судя по надписям, здесь когда-то размещались парикмахерская и столовая-ресторан. На втором этаже картина повторилась, только поясняющие надписи были сняты, открыв прежний колер стены.

Поднявшись на третий этаж, я быстро убедился, что доверять чувству направления дежурной рискованно. Мой номер отыскался как раз слева от лестницы.

Бросив в номер вещи, я поспешил на завод: раньше начнёшь — раньше кончишь.

Завод охранялся как крепость. Двухметровый забор с колючей проволокой наверху совершенно не вязался с сонным оцепенением посёлка, а турникет на проходной с прорезью для пластиковой карточки доступа подчёркивал принадлежность этого места другому миру. Полная вахтёрша, которой была просто противопоказана её короткая стрижка, решительно отказалась разблокировать мне турникет без пропуска. А пропуск я получить никак не мог, так как бюро пропусков не работало — Валентина Степановна бюллетенила. "Эк их сразу…" — подумал я, имея в виду нашу Верочку.

Когда же я попросил вахтёршу связать меня по телефону с кем-нибудь из начальства, то её реакция не оставила сомнений — я покусился на нечто святое на этом заводе, осквернил незыблемое табу. Посему я немедленно принял покаянный вид и был тут же прощён. Отпустив мне грех, вахтёрша подманила меня толстым пальчиком и тихонько заговорила:

— А ты вот что, ты через забор давай, за забор я не отвечаю. Сделаешь своё дело — ладно, нет — дальше проходной не прогонят.

— Через забор? Тут лестницу искать надо…

— И не думай! Увидят ещё. Ты через окно в гостинице давай. Оно в аккурат на территорию выходит. Просто прыгнешь — и порядок.

Я посмотрел на неё — то ли издевается, то ли спятила.

— Я же там костей не соберу! Третий этаж-то.

— Да ты не бойся, не ты первый, там всегда вскопано, это за доской почёта, никто не увидит. А Валентина Степановна, может, неделю ещё не выйдет.

Поблагодарив на всякий случай вахтёршу, я вышел и набрал на мобильнике Верочкин номер. Извинился за беспокойство и рассказал обо всём. Она, чуть подумав, ответила, да, что-то в этом роде слышала от Сашки.

Странненько…

В гостиницу я шёл в весьма неприятном настроении. Не мог отделаться от впечатления, что все меня разыгрывают. Да и вообще, не нанимался я ноги ломать.

Позвонил шефу, тот поцокал языком, посетовал, что никак не может и сам связаться с директором. Секретарша, бравшая трубку, неизменно сообщала, что Самого на месте нет. Шеф обещал продлить командировку, насколько потребуется, и вообще, рекомендовал "действовать по обстановке". А мне как-то совсем не улыбалось задерживаться здесь.

Подходя к гостинице, я понял, в какую даль смотрит Григорий Кутерьма со своего постамента. Он теперь смотрел прямо на меня, и чудилось, что во взгляде этом сквозило глубокое пренебрежение к наивным командировочным, возвращающимся в гостиницу.

— Простите, — изрядно смущённо обратился я к дежурной, забирая ключ, — а что, из окна на третьем этаже можно попасть на завод?

— Можно! — заявила она с неподражаемым апломбом. — Если осторожно.

Не-ко-торые, так и делают. Окно слева.

— А там не очень высоко?

Девушка тут же взорвалась. Она тут на работе, а не справочное бюро всяким.

Ходют, тут! Мешают работать. И вообще…

Что вообще, говорить не стала.

Кивнув в знак благодарности — просто спросить, а что она такое делает на своей работе, смелости не набралось, — я поднялся на третий этаж. Так, окно слева. Посмотрев из него, я увидел лишь листву каштанов и тополей. Куда прыгать, не видно. А может, не сюда, — мелькнуло в голове, — девица эта, кажется, плохо ориентируется. Прошёл к противоположному окну и…

— "Так я и думал, с этой стороны ничуть не лучше", — процитировал я одного очень грустного ослика. Впрочем, тут к каштанам и тополям добавился орех, упиравшийся своими ветками в стену.

— "И всё почему, и по какой причине, и какой из этого следует вывод", — бормотал я, в нерешительности слоняясь по коридору. Пожалуй, самым разумным будет задержаться здесь, пока начальства не договорятся, а дальше уже подключусь по своей части.

В коридор с лестницы вышел парень в джинсовке, прошёл мимо меня и уверенно направился к окну. Вскочил за подоконник и невозмутимо выпрыгнул. Я подбежал к окну — ветки ореха ещё шатались. Но ни криков, ни звука падения… Глянул на часы — ещё полтора часа заводу работать, можно что-то успеть сделать. Хотя бы оформить командировку. Посмотрел вниз — высоковато, чёрт возьми! Пока раздумывал, в коридоре появился мужчина в костюме, при галстуке, подошёл к окну, чётким движением кивнул и стал карабкаться на подоконник, держась за трубу отопления.

— Вы туда? — спросил я его. Он снова кивнул и, не задерживаясь, прыгнул.

Проторенная дорожка? Может, попробовать? Я тоже влез на подоконник. Страшновато как-то… Сзади послышался скрип половиц, я обернулся — к окну приближался юнец в маечке с легкомысленной надписью.

— Папаша, прыгать будем или как? — нетерпеливо поинтересовался он. — Тогда в сторонку немного можно?

Я отодвинулся, и он лихо перемахнул через подоконник, едва не прихватив меня с собой. Ладно! Раз так, то смогу и я. И прыгнул.

Какое-то мгновение я в ужасе падал, но потом воздух сгустился, звуки вокруг стихли, вообще всё замерло. Я посмотрел вниз — воздух лениво теребил штанины, полуметром ниже сандалий тихо надвигалась ветка ореха. "Во как… — подумалось мне. — Едят ли кошки мошек… Ай да Кэррол!"

— Кхе-кхе, — послышалось нарочитое покашливание слева.

Я посмотрел в ту сторону — на расстоянии вытянутой руки от меня конденсировался из голубого облачка толстый человечек грязновато-синего цвета.

— Летаем? — поинтересовался он густым голосом и устроился в кресло, появившееся за ним. Сам ростом с карандаш. Не дождавшись от меня ответа, продолжил. — Был такой Ньютон, слышал, может?

— И что?

— Как что? Как что? — вскакивая и картинно всплеснув руками, закричал человечек. Затем стал методично ходить влево-вправо, заложив левую руку за спину и направив указательный палец правой в небо. Вокруг него послушно образовалось возвышение вузовской аудитории с большой доской, а я очутился сидящим на студенческой скамье. — Великий Ньютон решил, что тела должны притягиваться с силой, прямо пропорциональной массе тел и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними.

Закончив, он повернулся ко мне и направил палец на меня.

— Вы со мной, конечно, согласны?

— Ну… — неловко поднимаясь и краснея, замялся я. — В общем… конечно… да.

— Спасибо, — саркастически ответил человечек. Он снова сел в своё кресло, и аудитория вокруг нас исчезла. Я снова висел в воздухе, только ветка была немного ближе к моим ногам.

— Понимаешь, — ласково заговорил человечек, и я впервые заметил декоративные рожки над ушами. — Твоя масса как раз сейчас притягивается массой Земли, и расстояние между вами быстро уменьшается.

— Но там вскопано, — возразил я.

— Точно! — обрадовался человечек. — Как тонко подмечено, именно ТАМ вскопано.

Но падаешь всё же здесь. Конечно, здесь же интересней!

— Но у доски почёта же, на заводе…

— На завод — это через противоположное окно. Если алкаши с перепоя просыпают, то и сигают из окна гостиницы, приземляются точнёхонько за доской почёта. Видел, какая у них пропускная система? Вот. А они потом идут и говорят — не работает ваша техника, мы здесь, а она не посчитала. Вот… Но это там. А здесь — лестница в подвал гостиницы. Бетонная. И железный поручень. Право же, тебе всё равно, на что угодишь, поверь уж.

— Но я же видел, как трое до меня прыгали из этого окна! — вскричал я.

— Они здесь свои, их встретили, а ты за себя подумай. Я пока время замедлил, но на твоём приземлении это никак не отразится.

— А кто ВЫ такой?

— А ты сам как думаешь?

— Чёрт? — предположил я.

Человечек пощупал себя над ухом и скривился, как от лимона.

— Можно и так сказать, — нехотя согласился он. — Но это от тебя зависит: каким ты меня увидишь, таким я тебе и явлюсь.

— А в самом деле?

— Я? — он гордо выпятил грудь. — Я из светлоярских богов. Озеро Светлояр, слышал про такое?

— Нет.

— Ну, ты даёшь! Сам не знаешь, куда приехал? — человечек расхохотался. — И про Китеж-град, что, тоже ничего не слышал?

Меня как-то сейчас мало что интересовало, кроме своего самого ближайшего будущего, но, кажется, только этот тип мог что-то ещё изменить. "Продолжаем разговор". Карлсон.

— Китеж-град — это тот, что под воду ушёл?

— Типа того, — подтвердил человечек и замолк.

И что мне это даёт?

Я решил вернуться к более насущному, тем более что моя нога уже коснулась ветки:

— Так всё же, что с теми тремя?

— С ними всё в порядке. Их встретили и доставили по их желаниям. Того в костюме — в казино, любит он армрестлингом заняться с одноруким бандитом.

Другого мужика — в кегельбан. В Сентябрьске неважно с цивилизацией.

— А пацанёнок?

— А… — человечек махнул рукой. — По улице Красных Фонарей пройдётся, поглазеет на всё там и достаточно ему. Кстати, ты бы тоже куда-то выбрал. Я тебя доставлю и туда, и обратно. Целеньким. Рекомендую стриптиз-бар, специально для тебя. Там как раз сегодня будет зам. по производству. И глазу удовольствие, и для дела, может, польза будет. А?

— Понимаю… А взамен душу отдать?

— Что? Душу? — человечек захлебнулся смехом. — Ещё скажи — договор кровью подписывать! — продолжал он смеяться, трясясь всем телом и даже утирая глаза. — Ну, уморил, ну надо же. Душу. Да на что она мне? Наслушались глупостей всяких…

Не, ничего мне от тебя в принципе и не надо. Да и от других тоже.

— А что тогда? Ведь просто так ничего не бывает.

— А за спасибо. Не улыбайся. Нам-то всего-то надо, чтоб благодарны нам были, да просили о чём-то у нас, — он помолчал немного и продолжил. — Не веришь?

Зря… Ладно, скажу. Понимаешь, когда нас просят о чём-то, мы сильнее становимся, значимей. Мы ничего плохого не делаем, только просьбы выполняем. Не ради вас, ради себя — видишь? я честно говорю с тобой. Но если вам выгода от этого, почему бы не помочь друг другу.

Верить ему или нет? Вроде искренно говорит, а всё же чёрт. Который лукавый. А между тем ветка дошла до колена.

— А зачем вам сила нужна?

— А чтобы назад, на Светлояр вернуться. Место там хорошее. Почти тысячу лет назад светлоярские боги разделились, нас прогнали, а те остались. Наберём силы — вернёмся, снова вместе будем, как когда-то. Было время… Тут, вокруг озера мери жили тогда, они уграм сродни. Нам идолов ставили, просили о разном. И каждый из нас что-то своё для них делал, кто в охоте пособит, кто для здравия подмогнёт, а кто в праздник веселья принесёт. И так было, пока христиане не пришли. Идолов пожгли, занятия людские разделили на светлые и тёмные. И нас заодно. Мери — кто слился с пришлыми, кто к северу подался. А многие нарыли землянок, зашли туда и выбили брёвна, что своды земельные держали. Так под землю и ушли. Те из нас, кто христиан устраивал, кого к светлым приписали, при них молитвами силу себе прибавляли, а мы, которые в радостях помощники — в праздниках, веселье да любви — нас тёмными да греховными объявили и с озера потеснили.

Разговорился человечек… Видать, о наболевшем. Меня, конечно, моя перспектива больше беспокоит, но… может, так легче будет мне выбор сделать.

Наверное так: когда ветку эту пролечу, увижу, что там внизу на самом деле, тогда и решу. А он продолжал:

— Город Китеж у озера заложили. Князь Георгий. А потом Бату пришёл, у вас он Батыем зовётся. Князь в Китеж-граде укрылся, а место это такое, что его не найти. Укромное. Стали у Батыя пленников пытать, а они молчат. Тогда один из наших и уговорился с Григорием, что жизнь сохраним, город поможем возвести вместо Китежа, когда разорят его. Григория новым князем сделаем. Надо только место указать Батыю. Как решили, так и сделали. Только Китеж светлые спрятали и до сих пор прячут где-то. Вроде некоторые люди видеть его могут, если не выдумывают, конечно. А ещё с Григорием уговор был, что вернёт идолов и поклонения всем светлоярским богам. Но людям не понравилось то. Кто-то город спалил, свалили всё на Григория.

Вот этого ему не стоило мне рассказывать. Явно. Те, кто благоволил к предателю, как им верить можно? Как договариваться с ними? Но и умирать неохота, при одной мысли об этом стыло всё внутри, что ж делать? Вот я дурак! Сидел бы себе в номере. Может, договориться с ним? Пока только, для вида. Да заодно с начальником тем потолкую. Одна выгода со всех сторон.

Повернулся я к человечку, а он мне сладко так улыбается.

— Ладно, — говорю ему. — Я отказываюсь.

Он тут же исчез, а я понёсся вниз. Всё же ветка попалась под руку, схватился за неё, внизу мелькнули перила. Но ветка, ломаясь, всё же снесла меня от них в сторону, я шмякнулся об ствол, потом об землю.

В Воскресенской районной больнице, выслушивая, как мне повезло — всего одна нога сломана, правда в трёх местах, — я продолжал спорить с собой — правильно ли я поступил? Может, и нет, как знать?

Но вряд ли смог по-другому.

А может, ветка не сама мне под руку попалась?