Быль то или небылица, жил один богатый человек, у которого, кроме единственного сына, не было никого на свете. Отец трудился днем и ночью, чтобы накопить и оставить сыну побольше богатства.

Сын подрос и, едва перемахнув за двадцать лет, завел себе дружков и начал с ними кутить. Отец порицал его, прочел ему множество нравоучений, но сын продолжал делать свое.

Однажды отец серьезно захворал. Находясь на краю могилы, он призвал к себе сына и сказал ему:

– Сын мой, Окруа! Я умираю и хочу оставить тебе завещание.

– Клянусь небом и землей, что не нарушу твоего завещания, а выполню его, – сказал ему Окруа.

– Тогда запомни, сын мой, вот тебе четыре завета. Первый: куда бы ты ни спешил по делу, услышав колокольный звон, сверни с дороги, войди в церковь, помолись богу, поговори с людьми, а после продолжай свой путь. Второй: остерегайся дружков! Когда будешь в пути и вынужден будешь остановиться, тому не доверяй, кто не подождет тебя. Пока человека не испытаешь в пути, не затевай с ним дружбы и за дело с ним не берись. Третий: не посвящай женщину во все свои тайны! И четвертый: если случится тебе попасть в беду, дойти до отчаяния и решишь ты наложить на себя руки, то повесься на большом крюке, что на нашем чердаке.

Сын дал отцу слово исполнить его завещание.

После долгой болезни отец Окруа скончался. Окруа похоронил его с большими почестями и горько его оплакивал. Однако окружающие его дружки не оставляли его в покое, почти насильно сорвали с него траур и потащили кутить, будто бы для того, чтобы развеять его горе.

Пока у Окруа были деньги, он только и делал, что кутил со своими дружками. Через четыре-пять лет после смерти отца его состояние истощилось, он совсем обеднел, – и дружки покинули его. Встречаясь с ним, они отворачивались от него, даже не поприветствовав.

Окруа понял, что всякий дружок являлся только другом его богатства, а для него был врагом и губителем. Но понял это Окруа слишком поздно, когда ему уж нечего было терять. Он бродил голодный, и некому было подать ему кусок хлеба. Как-то проходил он мимо садов, где когда-то кутил, и увидел, что там собрались и кутят все его прежние дружки. Пир был в самом разгаре. Не вытерпело сердце Окруа, и направился он к ним. Садовник, стоящий в воротах, его не пропустил:

– Здесь нет места таким оборванцам, как ты.

Тогда он перепрыгнул через ограду и подошел к пирующим, те его не приняли:

– Откуда ты притащился, проваливай отсюда!

– Люди! Разве я не ваш друг и товарищ Окруа? Я истратил на вас все свое состояние, а когда я обеднел, вы не хотите признать меня?

– Что ты мелешь, какой Окруа, что за Окруа! Выметайся отсюда, а то вытолкаем тебя в шею!

Во время этой сумятицы собака утащила с огня шашлык. Кутилы схватили Окруа за ворот: куда ты девал украденный шашлык?

– Клянусь верой и правдой, я не крал шашлыка, но я видел, как собака утащила один вертел.

– Что ты болтаешь! Как могла собака утащить с огня горячий шашлык, да еще вместе с вертелом. – И бедного Окруа вытолкали из сада.

Побитый и оскорбленный Окруа направился домой. В отчаянии, со слезами на глазах, он говорил про себя:

– Собрал я вокруг себя столько дружков и позволил этим негодникам разорить всю отцовскую казну, а они вместо благодарности бьют и оскорбляют меня. Я же нарушил завещание отца и осквернил его могилу. После этого не жить мне больше на свете, и смерть будет моим единственным избавлением. И Окруа решил покончить с собой. Придя домой, он взглянул на большой крюк на чердаке и сказал: хоть один завет отцовский выполню. Подставил он лестницу, повесил на крюк веревку, сунул голову в петлю и оттолкнул лестницу. Крюк сорвался, и вместе с ним обрушилась часть потолка, обмазанного глиной. Окруа свалился на пол, и на его голову посыпалось несколько горстей золота.

Покойный его отец заранее знал, что сын растратит все состояние и дойдет до такого конца. На чердаке он замуровал золото и закрепил на нем крюк.

Окруа помолился за добрую душу отца и поклонился его могиле. Потом он выкупил часть растраченного и проданного имения, женился и зажил счастливо. Как только его дружки проведали, что Окруа разбогател, они стали искать случая опять сдружиться с ним.

Однажды Окруа пригласил всех своих старых друзей и устроил им хороший обед. Все они смотрели ему в глава и, что бы он ни сказал, благоговейно ему поддакивали.

– Знаете, какой удивительный случай приключился со мной? – сказал Окруа.

– Какой, расскажи нам, – с разных сторон послышались голоса.

– Полный подвал железа у меня изгрызли и поели мыши.

Все присутствующие подтвердили: весьма возможно, дорогой Окруа. Что здесь удивительного, мыши не только железо, но и медь запросто сгрызут.

– А если так, то почему же вы, лгуны и обжоры, не поверили тогда, что собака могла стащить вертел с шашлыком?! Вставайте и убирайтесь из моего дома!

Выгнал он неверных дружков, навсегда расстался с ними и зажил счастливо со своей женой и детьми.

Однажды Окруа отправился по срочному делу. Он так спешил, что не мог задержаться ни на минутку. Скачет он по дороге на своем коне, как вдруг слышит – колокола к заутрене народ сзывают. Вспомнил он отцовский завет, слез с седла, лошадь к изгороди привязал и сам вошел в церковь и коленопреклоненный молился там до конца службы. Потом он поговорил с людьми, спросил, какая дорога впереди, и узнал, что разлившаяся река снесла все мосты и дороги так развезло, что и днем не пройти, не то что ночью.

– Этой ночью оставайся здесь, иначе застанут тебя сумерки в пути, а завтра возьмешь хорошего проводника и поедешь дальше, – посоветовали люди.

Наутро Окруа с проводниками двинулся в путь, много испытаний перенес он. Перекрестился и благословил могилу отца: если бы я не завернул в церковь, не узнал бы о наводнении, меня бы сейчас в живых не было.

Прошло еще некоторое время, и однажды решил Окруа испытать свою жену. Возле деревенского родника закопал он в землю колоду, подходя к дому, ударил себя по носу, вымазал кровью лицо и одежду и так предстал перед женой.

– В чем дело, Окруа, что за беда с нами приключилась? – кинулась к нему перепуганная жена.

– Тише, женщина, замолчи, не дай бог, кто услышит! Разожги огонь, сожжем окровавленную одежду, да принеси мне воды, чтобы смыл я кровь с лица.

– Скажи мне, в чем дело! – умоляла его жена.

– Если я скажу тебе, ты меня выдашь – и я погиб.

– Что ты говоришь, как это я тебя выдам, разве я захочу погибели твоей? Скажи, не мучь меня!

– Ладно, скажу, но знай – если ты где-нибудь проговоришься, меня уже ничего не спасет.

– Говори, не терзай меня!

– У родника я подрался с неким человеком, убил его, закопал там же. К счастью, никто этого не видел. Теперь давай сожжем мою одежду, чтобы и следов не осталось.

Сожгли они чоху с архалуком, умылся Окруа и переоделся. На следующий день отправились деревенские женщины с кувшинами по воду. Увидела жена Окруа, схватила кувшин, накинула платок и побежала за подружками. Не пройдя и полдороги, начала она всхлипывать и тереть глаза уголком платка.

– Что с тобой, почему ты с нами не поделишься своим горем? – с любопытством обступили ее женщины.

Жена Окруа стала еще громче плакать.

– Что случилось, может, заболел кто у вас или умер?

– Нет, нет, дорогие, но не спрашивайте меня ни о чем! Каждый пусть сам со своей бедой справляется.

– Боже, что такое приключилось, скажи нам, мы же не враги тебе, чтоб твоей беде радоваться. Ведь недаром говорится: горем поделиться – душу облегчить.

– Эх, подружки, боюсь я, проговоритесь вы где-нибудь, а я погибну с мужем и детьми!

– Пусть бог накажет того, кто проговорится! Разве мы такие, что ты не доверяешь нам?

– Так и быть, скажу, только вы меня не выдавайте.

– Не выдадим, бог свидетель…

– Значит, вы никакого запаха не чувствуете?

– А что, какой запах? Не знаем.

– Смотри! У меня нос платком замотан, и то я чувствую, а вам что – носы заложило?

Все удивленно переглянулись.

– Вчера ночью муж мой убил здесь человека и засыпал землей.

– Ой, так вот отчего такой дух дурной стоит! – воскликнули женщины и тотчас прикрыли носы платками.

К обеду вся деревня знала об «убийстве». Дошло дело и до судей. Поймали Окруа и приговорили к виселице.

– Я не виновен, – кричал Окруа, но никто не слушал его, и повезли его в город вешать.

Когда Окруа увозили из дому, жена побежала вслед за ним с криком:

– Окруа, в случае, если тебя помилуют, не забудь привезти мне из города шаровары!

Через несколько недель пути привели Окруа в город. Царь приказал:

– Если, взойдя на виселицу, приговоренный что-нибудь скажет, доложите мне.

С петлей на шее Окруа проговорил: «У царя нашего и жены моей – один ум!»

Донесли тотчас эти слова государю. Разгневался он и велел доставить к нему приговоренного.

– Как посмел ты такие речи держать! – закричал он на Окруа.

– А чего мне бояться, все равно погибать, так хоть перед смертью правду скажу!

– Какая же правда в этих словах? – удивился царь.

– Истинная правда, государь, – отвечал Окруа. – Отец мой, умирая, оставил мне завет: «Не доверяй тайну женщине». Я решил испытать жену свою. Закопал у родника колоду, вымазался кровью и сказал жене, будто я человека убил, и попросил ее меня не выдавать. Наутро вся деревня знала мою «тайну». Поймали меня, ни в чем хорошенько не разобрались, судья приговорил меня к смерти, а вы, государь, не выслушав меня даже, отправили меня на виселицу. Когда уводили меня из дому, жена закричала мне вслед: «Если помилуют тебя, не забудь мне шаровары привезти». Где же, я спрашиваю, истина и правый суд?

Проверил царь все обстоятельства дела, убедился, что Окруа говорил правду, освободил его и, вместе с другими дарами, пожаловал ему одежду со своего плеча.

Перевод А. Беставашвили.