Сцена должна позволять мгновенные смены места действия и перестановки.

Картина первая

В настоящий момент слегка освещен только просцениум. Две молодые женщины быстрым шагом поднимаются на сцену из зала. Это Вера, старшая из трех сестер, заметно беременная, и Катя, средняя сестра. Катя на миг останавливается, чтобы переложить в полиэтиленовый пакет увесистый кусок мяса, который она прятала под пальто, и устремляется вслед за Верой. Обе исчезают за кулисами.

Просцениум освещается полностью. Оттуда доносятся два голоса из микрофонов.

1-й голос: В категории «документальный фильм» номинированы: Питер Коулз, «Дельфины и мы»; Франсуа Бернье, «Один день в Косово»; Гильермо Мартинес, «Бегство»; Джон Бернер, «Холокост опять» и Джон Фримен, «Дети Москвы».

2-й голос: Лауреатом «Оскара» становится… Джон Фримен за фильм «Дети Москвы».

Шквал аплодисментов. Музыка. В фокусе прожекторов вырисовываются американский режиссер Джон Фримен, мужчина средних лет в элегантном смокинге, и Соня Онищенко (ее должна играть совсем молодая актриса). Джон Фримен держит в руке статуэтку «Оскара».

Джон: Я благодарен членам Академии, столь высоко оценившим мою скромную картину. В этот вечер рядом со мной находится Соня Онищенко. Это потрясающая девушка. Она была удивительно правдива перед камерой, отдав моему фильму все сердце и всю душу.

Буря аплодисментов. Соня смущается. Световая вырубка. Просцениум погружается во тьму, Соня и Джон исчезают.

Картина вторая

Сцена представляет собою комнату, однако она не должна выглядеть вполне реалистично. Реалистичными должны быть только отдельные детали обстановки, вроде большого платяного шкафа. На заднем плане стол, вокруг него несколько стульев, на стене зеркало, занавешенное полотенцем. Там же что-то вроде окна. Совсем в глубине сцены угадывается кухня (достаточно обозначить ее газовой плитой и вытяжным шкафом). Направо за занавеской прячется некто, скрытый от публики. Налево, возле шкафа, видны несколько пар ботинок и шлепанцев и деревянная подставка для обуви. Слева, на просцениуме, в беспорядке стоят некоторые предметы меблировки, например, скамейка. Посреди сцены, лицом к публике, развернута широкая кровать, небрежно застеленная покрывалом. На кровати, лицом к публике, сидят Бабушка и Генерал. Бабушка, одетая в засаленный капот, выглядит то ли на 40 лет, то ли на 60; одним словом — дама неопределенного возраста. На полу перед Бабушкой стоит бутылка «Кремлевской» водки. В одной руке Бабушка держит пустую баночку из-под горчицы, в другой — банку с черничным компотом. Насмешливо смотрит в публику. Недалеко от нее сидит Генерал, отец трех сестер. На нем грязная футболка, одетая под мундир без пуговиц, и цивильные шаровары. Ботинки начищены до зеркального блеска. Генерал сидит, уронив голову на грудь.

Бабушка: Так значит, они требуют триста баксов?

Генерал кивает.

Бабушка: За то, чтобы снести вниз?

Генерал кивает.

Бабушка: С первого этажа?

Генерал кивает.

Бабушка (в возмущении трясет головой): Твой американский брат собирается к нам?

Генерал отрицательно качает головой.

Бабушка: Ну и житуха. Хоть ложись да помирай! А тебе побриться не помешало бы.

Генерал: Ходил я к парикмахеру. Вхожу, он сразу: «Вам чего?» Я опешил. Он снова: «Чего желаете?». Мне бы побриться, говорю. А он: «Вам в первую очередь голову надо в порядок привести». Я согласился подстричься, а на бритье денег уже не хватило… Очень любезно с вашей стороны, Акулина Ивановна, что навестили меня. Теперь вы знаете, кто вам друзья, а кто, так сказать, вам не друг, а портянка…

Бабушка: Так ведь вы для меня все равно что родня. Как-никак двенадцать лет прожили бок о бок. Как сейчас помню, как вы с моим покойным супругом вдвоем вернулись… то ли из Берлина, то ли из Кабула. Пьяные, пропахшие табачищем; триппером вас обоих вражеские шпионки заразили… Да и твоя покойная жена была мне как родная. Но триста баксов за то, чтобы снести с первого этажа… (качает головой).

Генерал: Акулина Ивановна, вы позволите задать вам три вопроса?

Бабушка: Спрашивай, сынок, спрашивай.

Генерал: Кто нами правит? Куда все деньги подевались? Когда все это кончится? И четвертый, в придачу: как нам жить?

Бабушка: Не знаю. Но триста баксов за то, чтобы снести вниз на один лестничный пролет — это стыд и срам!

Генерал: Державу на куски разодрали. Вцепились в нее, как псы в свиную тушу, и разодрали. Как суки позорные!

Бабушка: Возьмем моего Федю. Я давно собираюсь навестить его. Но там поблизости вампир шастает, вечером туда страшно пойти даже с собакой. За поимку вампира обещано 15 000 долларов. Пятнадцать тысяч! Анну Павловну помнишь?

Генерал отрицательно качает головой.

Бабушка: Такая плешивая тетка, в рыжем парике.

Генерал не понимает, о ком речь.

Бабушка: Прямая, как жердь. Походка у нее еще такая, как у цапли.

Генерал отрицательно качает головой.

Бабушка: Да знаешь ты ее, знаешь. Так вот, о вампире. Прошлым вечером он на нее набросился и как вцепится… Укусил ее за левую ногу… нет, за правую… нет, вру, за левую… а потом вырвал зубами кусок ляжки. Раньше, при коммунистах, жратвы было от пуза. А нынче народ голодает… Нет, в правую ногу вцепился, точно, в правую.

Генерал: Да я готов отдать и руки, и ноги, только бы матушка-Россия жила. Но что я могу? Моя покойная жена… хорошо, что она этого не видит. А вы, Акулина Ивановна, опять шлепанцы обуть забыли. Глядите, весь пол изгваздали.

Бабушка: Да переобуюсь я, переобуюсь!.

Генерал: Дочерям моим все никак замуж не выйти… Да и какой идиот сегодня станет жениться, если можно перепихнуться и так?

Бабушка: Не говори так. Вот в мое время бабы напоказ все свое хозяйство выставляли, по самые помидоры, а нынче не так. Ты за дочерей не бойся. Они хорошие девочки. А Таня вообще что-то особенное! Какая у нее походка. Не идет — танцует!

Генерал: Все свои сбережения я вложил в ее уроки танцев. Даже курить бросил, чтобы не тратиться на сигареты. (Достает сигареты, закуривает, протягивает одну Бабушке, та тоже закуривает.) Катя окончила юридический и кормит зверей в цирке.

Бабушка: Танечка станет второй Плисецкой. Вы еще будете жить во дворце.

Генерал: Не будем. А Вера спуталась с женатым мужиком.

Бабушка: Так ведь он политик. Помяни мое слово — будете.

Генерал: Нет, не будем.

Бабушка: Это почему?

Генерал: Потому что я уже два месяца не плачу за уроки танцев.

Бабушка: Неужели?

Генерал: Так точно!

Бабушка: Но почему?

Генерал: Потому что у меня депрессия. А когда у человека депрессия, он пьет. А когда он пьет, он курит.

Бабушка: Само собой.

Генерал: Они вышибли Танюшку, но она пока об этом не знает.

Бабушка: Не знает?

Генерал: Язык не поворачивается сказать ей об этом. Я пытался заработать немного денег. Пробовался в модели.

Бабушка: Модели?

Генерал: Они спросили, когда я в последний раз выходил на подиум. Я ответил: в Кабуле. Но они меня не взяли.

Бабушка (разливает водку в две баночки из-под горчицы): Ну, за тех, кто не вернулся из боя!

Генерал: Случись это годиков на пять раньше, этот потаскун из Вашингтона не говорил бы с нами свысока. Наши армии форсированным маршем прошли бы через Балканы.

Генерал быстро опорожняет банку, Бабушка тут же наливает ему вторую.

Бабушка: Между первой и второй перерывчик небольшой.

Пьют.

Генерал: Когда этого пидора призывали в армию, он откосил от службы. Мы предали наших славянских братьев… Коля!

Коля, мальчик, который должен выглядеть как можно моложе, высовывается из-за занавеса. В идеале он должен казаться двенадцатилетним. Он бедно одет и выглядит затюканным. Пересекает сцену и исчезает.

Генерал: Вот ведь в чем загогулина. Все деньги у америкосов. Так? Так!

Бабушка: Попробуем-ка смешать водку с компотом.

Открывает компот и разливает его по баночкам.

Коля возвращается с большой корзиной накрахмаленного постельного белья. Ставит корзину и исчезает за занавеской.

Генерал: Они меняют белье раз в две недели. А я — каждый день. Последний шанс остаться человеком — не опускаться, следить за собой. Коля!

Коля снова высовывается из-за ширмы.

Вымой пол. Акулина Ивановна опять изволила наследить. Это тебе вместо наряда вне очереди.

Коля готовится мыть пол. Берет швабру, ведро и прочее.

Бабушка: Наряд вне очереди? За что?

Генерал: А хрен его знает. Чтобы служба медом не казалась.

Бабушка: За какие такие грехи? Я-то знаю, генерал, душа у тебя добрая. (Указывает на Колю.) Сироту вот пригрел.

Генерал: Я на улице его подобрал. Шлялся он там, как пес бездомный. А люди все же не звери. С людьми ласка нужна. А нас все бросили…

Бабушка: Уж больно ты крут с ним. Знаешь, как цыган со своей лошадью обращался? Решил, будто лошадь жрет слишком много. И начал ее постепенно отучать от еды. Уж совсем было отучил, да лошадь подохла. Только мы не лошади, а Господь наш — не цыган. Он, Господь наш, милосерден, в беде не оставит. Возьми хоть сыночка моего, Костю. Я уж за него беспокоиться стала. Дожил до 26 годков, а не пьет, не курит, и насчет этого самого (делает недвусмысленный жест туда-сюда, намекающий на секс) тоже никак. Только с утра до ночи сидит в Ленинке и читает, читает, читает… Я уж все глаза выплакала: пропадет, думаю, малахольный. Однако год тому назад он сошелся с мафией. Теперь любо-дорого смотреть: малиновый пиджак, на шее голда в полпальца толщиной, квартиру на Кутузовском купил, тачку крутую, мобилой обзавелся. Теперь он если не пьет, то по Москве гоняет, если не гоняет, то пьет. Любо-дорого посмотреть!

Бабушка утирает слезы радости. Снаружи доносится голос.

Мужской голос: Что будем делать, хозяин? Раз-два-взяли, или как?

Генерал (со злостью): Эти амбалы специально приперлись ни свет, ни заря, пока моих дочерей нет дома. А что прикажешь делать? Не могу я вот так, с кровью, с мясом, оторвать от себя три сотни баксов.

Бабушка: Я помогу тебе, Иван Петрович. Слава Богу, силы во мне еще немало, таскала я на своем веку и что потяжелее. А триста баксов… Нет, вы только подумайте… Совсем люди стыд потеряли!

Они стаскивают с кровати покрывало. Только теперь мы видим, что под ним лежала жена Генерала. Мертвая.

Бабушка (перекрестившись, подходит к телу жены Генерала): Ну что, Наталья Петровна? Ты готова? Вещички собрала? (К Генералу.) Я возьму ее за ноги, а ты держи руки.

Они берут тело за руки и за ноги. Одна нога выскальзывает из Бабушкиной руки.

Бабушка: Не вертись, Наталья Петровна. Ты при жизни достаточно навертелась!

Они уходят. Появляется Коля, берет бутылку «Кремлевской» и пытается допить остатки, но бутылка осушена до дна. Коля берет швабру и начинает драить пол.

Картина третья

Входит Таня. На ней джинсы и футболка, в руке голубой воздушный шарик. Колю она не замечает, но в этом нет ничего необычного: большинство персонажей не обращают на него внимания, для них он — не более, чем предмет меблировки.

Таня сбрасывает босоножки и обувает шлепанцы. Пытается привязать к шарику лист бумаги. Начинает свой монолог.

Таня: Мать! (оглядывается) Не знаю, ты ли мне тогда помогла, хотя я тебя на коленях молила. Но если это ты, то я век буду тебе благодарна, хотя вообще-то говоря это было всего-навсего коротенькое объявление. Но оно сработало… Так вот, с самого начала. Ты знаешь, все началось с того, что папаша прочел в газете «Правда» сколько заколачивает Барышников, и заставил меня после школы брать уроки танца. Мамуля, ты же знаешь, что у меня обе ноги — левые, и я ненавижу их. Ну нет у меня таланта к классическому балету. Но выхода не было, папаша взбеленился, а ты знаешь, каким он упертым бывает, когда ему что-то втемяшится в башку. Но с Божьей помощью он опять запил, и не заплатил за уроки, и они меня выгнали. Папаша раньше меня узнал об этом, он был вне себя и к тому же боялся, что я покончу с собой. Хахаха! (Радостно совершает пируэт.) А я от радости плакала! Так что я решилась пойти в гостиницу «Россия» отметить это дело. Но когда официант увидел, что я заказала только чай, он публично обматерил меня и буквально вытолкал вон. А теперь вот о чем моя просьба. Я хочу отомстить. Я хочу вернуться туда. Но легально. В шикарном прикиде, на высоких каблуках. Ты понимаешь, мамуля. И тогда я потребую, чтобы именно он меня обслуживал. И он встанет передо мной, заткнет свой поганый рот и низко-низко поклонится мне, а я заставлю его принести ведро и швабру и вымыть пол, и он со своим брюхом будет ползать передо мной по полу. Мать, ты уж оттуда проследи за тем, чтобы все было именно так. Его зовут Лев Львович, и узнать его легко. Он жирный, гунявый, волосы лоснятся, и он носит такие поганые усики. Я здесь тебе все его приметы описала.

Она целует шарик и отпускает его. Шарик подымается вверх. Таня внезапно что-то вспоминает и подпрыгивает, пытаясь поймать шарик. Но он уже слишком высоко.

Таня (с досадой): А, блин! Опять я забыла о визах. Я хотела попросить тебя о визах, потому что они отказываются выдавать их нам. А дядя Ваня приглашает нас в Бруклин. Попытайся запомнить эту мою просьбу, если сможешь. А со следующим шариком я тебе все опишу в деталях. Думаю, так будет лучше. С прошлым шариком я столько просьб тебе отправила, ты уж извини.

Входит Вера, одетая в строгий деловой костюм. Она похожа на школьную учительницу, ее волосы собраны на затылке в пучок. В руке она несет коробку с туфлями и выглядит счастливой. Она беременна, но это пока не очень заметно.

Таня: Верочка! (Подбегает к ней и целует.) А меня выгнали из балетной школы!

Вера снимает туфли и обувается в шлепанцы.

Вера (весело): Знаешь, что сказал Юрий тому американскому журналисту? Если эти фашисты из НАТО разместят ракеты на территории своих новых членов, то он лично займется этим вопросом и гарантирует, что в течение часа на этой территории не останется не только ракет, но и вообще ничего. Ни травы, ни животных, ни людей, ни построек, ни рек… и всего прочего. Ах, Юрочка, как я им горжусь! А тот америкос, представь себе, сказал, что не понял его.

Таня: Господи, я ненавидела балет. (Танцует от счастья.) Чего он не понял?

Вера: Того, что Юра сказал ему. А потом прибавил, что время вышло, и если этот журналист хочет продолжить интервью, пусть заплатит пять тысяч баксов.

Таня: Пять тысяч баксов? Господи Иисусе! Почему же тогда Юрий так мало платит тебе? Они вышвырнули меня из балетной школы. Эй, Верочка, а вдруг у меня талант к танцу?

Вера: У него нет лишних денег. Все, что есть, он отдает России. А выгнали тебя по делу. Даже я танцую лучше тебя. (Делает пируэт.)

Таня: А ну-ка смотри!

Таня делает два пируэта. Вера протягивает ей коробку. Таня открывает коробку и вынимает элегантные туфли на высоких каблуках, Присвистывает от восторга.

Таня: Круто! Он купил их тебе? (С восторгом.) Блин, итальянские!

Вера: Это промошн; итальянский торговый представитель подарил Юре две пары, на халяву. Одну я взяла себе. Но они мне малы. Коля! Я тут жакетом за что-то зацепилась. Сумеешь убрать затяжку и подштопать?

Коля прекращает мыть пол. Молча приносит нитки, иголку и наперсток.

Таня подходит к зеркалу, крестится и сбрасывает с него полотенце. Затем примеряет туфельки.

Таня: Господи Ииусе, блин, пиздец! За что, мамуля?

Делает два шага и спотыкается.

Вера: Как ты чувствуешь, они тебе впору?

Таня (трагически): Господи Боже!

Вера: Что?

Таня: Велики.

Вера: Как?

Таня: Ни разу в жизни мне ничего не было впору.

Вера: Широки или слишком длинные?

Таня: И то, и другое.

Вера (Коле): Попробуй зацепить эту нитку длинной спицей. (Протягивает ему жакет).

Таня: Погоди, я попробую надеть их на три пары носков. Ах, зачем я обманываю себя. Уродство какое — итальянские лодочки на три пары носков. Забудь. Нет больше лодочек. (Плюет на них и растирает слюну до блеска.) Посмотри, как они сияют. Как яйца у барбоса Акулины Ивановны. Ты помнишь того парнишку, который парил в воздухе? На нем был только один ботинок и один носок. Остальные свалились.

Вера: Где?

Таня: В музее. Это Шагал. Нас всем классом водили.

Вера: Юра не похож на Шагала.

Входит Катя, снимает с ног тяжелые ботинки и бросается на кровать. Она в депрессии.

Таня: Мне нравится эта картина. Она страшна, как моя жизнь. (Протягивает Кате туфельки.) А ну-ка примерь.

Катя не реагирует.

Таня: Примерь, говорю.

Катя (обреченно): У меня депрессия.

Но Таня не отстает. Надевает туфельки на Катю.

Таня: Отлично! Словно на тебя сшиты. Распрями пальцы… Блин, маловаты… Знала же я… постой!

Изо всех сил пытается натянуть туфли на Катю. Та безучастна.

Катя: Оставьте меня в покое.

Таня: Облом. Ладно, пусть пока полежат тут. (Ставит коробку на антресоли шкафа.) Авось мои ножки чуток подрастут, как ты думаешь? Ты знаешь, что меня выперли из балетной школы? Ах да, я же только что рассказывала. Ты выглядишь усталой, Катенька. (Бросает взгляд на туфли.) Тут, наверху, они еще лучше смотрятся.

Вера: Таня, подойди сюда.

Она собирается менять белье. Таня помогает сестре. Дальнейший диалог происходит в быстром темпе, пока девушки меняют белье и расправляют крахмальные простыни.

Вера: Катя, ты несчастна оттого, что сама себя не любишь. А потому и мальчики тебя не любят. Отсюда у тебя и депрессия. Но если ты впадаешь в депрессию, тебе следует посмотреть на мир реалистически и влюбиться в себя. Русские депрессивная нация оттого, что сами себя не любят. Поэтому их никто не любит, и оттого Россия вечно в глубокой жопе. Ну скажи что-нибудь.

Таня: Завтра у меня нет занятий.

Вера: Не ты. (К Кате.) Ты.

Катя: Не заходя домой, я сразу же побежала на демонстрацию, и там ко мне прилип один клевый мэн. Темноволосый.

Вера: Ты можешь встретить интересного парня где угодно.

Таня: Лучше всего — на работе. Одну путану ее контора послала на дом к клиенту. Девушка понятия не имела, кто ее заказал. А мужик оказался миллионером, по уши в баксах, но несчастным.

Вера: Где это было?

Таня: В небоскребе.

Катя: Я работаю в цирке. Он невысок, но мне там нравится.

Таня: Оставь свои эмоции при себе. Та путанка стеснялась брать деньги просто так. И миллионер влюбился в нее до беспамятства.

Вера: Где?

Таня: В Америке.

Вера: Что за фильм?

Таня: «Красотка». Я голодна. Классная картина. И посмеяться можно, и поплакать.

Вера: Глупость беспросветная.

Глубоко обиженная, Таня, не раздумывая, запихивает грязные простыни в шкаф.

Таня: Вы обе ходите только на те фильмы, в которых герой выкалывает себе глаза или вешается. И книжки читаете только такие. Если герой не страдает эпилепсией, книжка не стоит внимания. (Имитирует эпилептический припадок.)

Вера: Ты не в себе? Чистые простыни в шкаф, грязные — в корзину. Тебя трогают только те истории, в которых действуют либо проститутки, либо принцессы. И ничего больше. Когда та принцесса, которая пользовалась сногсшибательным успехом и носила офигенные тряпки, погибла с этим арабом в автомобильной катастрофе, ты пять дней рыдала на весь свет. А вчера, когда по ящику показали, как эти арабские ублюдки бросили бомбу в автобус с детьми, ты даже не соизволила взглянуть.

Таня: Что ты имеешь против проституток и принцесс? Ты когда-нибудь была проституткой или принцессой? Ты представляешь себе, как тяжело им приходится?

Вера: Возможно, мир когда-то был более жестоким, но таким глупым, как сейчас, он никогда не был. (Убирает простыни) Я бы тоже перекусила. Катя, а ты?

Катя: А что я? Утром я пошла к шефу и потребовала повысить жалование. А он сказал: нет, и я разрыдалась и пошла работать. Взяла мясницкий нож, подошла к Пепси и сказала: «Слушай, Пепси, я глубоко извиняюсь, но надо делиться. Тебе половина, и мне половина». И разрезала мясо на две половинки. Один только Пепси жалеет меня. Глаза у него были такие грустные. Такие грустные. Я сунула мясо в полиэтиленовый пакет и спрятала под пальто, и шеф не засек меня. Я сразу же направилась к метро. Три собаки бежали за мной. Потом, во время демонстрации, сжигали какой-то флаг, и тот парнишка, невысокий такой, все время ко мне прижимался.

Таня: И виски у него с сединой.

Вера: У кого?

Таня: У миллионера… Достоевский тоже писал о проститутках. Кем была Соня? А ведь она спасла душу Раскольникова!

Вера (К Тане.) Помолчи. (К Кате.) Ты собираешься с ним встретиться?

Катя: В гостинице «Националь».

Таня: Круто. А вы обе, вы видели, какая тачка у Кости, того конкретного пацана, с верхнего этажа?

Вера: «Националь»? Юрий однажды водил меня туда. Там один дринк стоит 10 баксов. Ты уверена, что у него есть такие деньги?

Катя: Если бы Юрий платил тебе побольше, мне не пришлось бы воровать мясо у тигра.

Вера: Но он себе ничего не оставляет. Все для России. Так что с тем парнем?

Таня: С миллионером? Он решил жениться на ней, потому что…

Вера: С тем, который на демонстрации…

Катя: На демонстрации с ним ничего не случилось. За исключением того, что он скоммуниздил мое мясо.

Таня: А какой «Мерс» у Кости! Красный, спортивный!

Катя: Он выхватил пакет у меня из рук. Три кило. Я от него такого не ожидала. Выглядел вполне интеллигентно.

Таня: Наверно, он эстонец. Эстонцы нас не любят. Или чеченец. Чеченцы тоже нас не любят.

Вера: Чеченцы — неблагодарные скоты. Пока Чечня была частью Союза, они жили, как сыр в масле. Мы для них столько сделали!

Таня: Не бери в голову, Катенька. Я видела парня, который висел в воздухе вниз головой, в одном башмаке и одном носке. И он улыбался.

Катя: Кто?

Таня: Еврей.

Катя: Они его повесили?

Таня: Нет. Это картина такая.

Вера: Паршивая картина.

Таня: Его нарисовал Шагал. А Юра входит во фракцию «Родина» и не любит Шагала, потому что тот был еврей. А леди Диана не только одевалась охренительно, но и о чернокожих детишках заботилась. А Доди — даром что араб — был в высшей степени интеллигентным человеком. Любил кино и сам продюсировал одну картину про Джеймса Бонда. Что вы обе имеете против миллионеров? Это в вас еще с коммунистических времен засело… А может быть мне не следовало бросать уроки танца. Может быть, у меня талант. А? Вы как считаете?

Вера: Слышать тебя не могу!

Катя (К Тане.) Кончай бухтеть. Учиться ей приспичило. Иди чистить картошку. У нас еще кабачковая икра есть. Коля, иди сюда! Помогай.

Сестры и Коля начинают возиться на кухне.

Входит Иван Павлович в шляпе. Его сопровождает Миша. Оба снимают ботинки и обувают шлепанцы. Затем не снимая пальто садятся на кровать. Сестер как бы не замечают.

Иван Павлович (бросив долгий взгляд в публику): Не будете ли вы так любезны объяснить мне, где я нахожусь? (Долгая пауза.) В частности, в вашей компании?

Миша: Босс очень благодарен за то, что вы оказали нам честь, посетив нашу скромную контору. Народ полностью доверяет нам во всем. Исходя из всего этого, босс покупает вам виллу.

Иван Павлович вяло делает волнообразное движение рукой.

Миша: С крытым бассейном… Иван Павлович. Вы, насколько мне известно, окончили Музыкальную Академию…

Иван Павлович: У меня депрессия.

Миша: Научите: как жить?

Иван Павлович: А кто это знает? То, что сегодня нам кажется чистым золотом, завтра может оказаться полным говном.

Миша: Золотые слова! Меня совесть мучает: не напрасно ли мы замочили Якова Степановича. Крайней необходимости в том не было. Тем более после той работы, которую мы с ним провели. Он готов был выплатить все. За исключением тех денег, которые украл его водила. А как замечательно он играл на кларнете, вам известно?

Иван Павлович: Яков Степанов?

Миша: Степаныч. Он даже играл в каком-то джаз-банде. Довольно известном.

Иван Павлович: Дерьма не держим. Не люблю джаз. Какого хуя ты мне трындишь, что Степанов…

Миша: Степаныч.

Иван Павлович:…играл на кларнете. Все равно джазу пиздец.

Миша: Вы не правы.

Иван Павлович: Никто на свете уже не слушает джаз.

Миша: Я слушаю.

Иван Павлович: Эй! Ты уверен, что это квартира 3в?

Миша: Уверен.

Иван Павлович: Ты вдумайся: насколько реально наше представление о жизни? Может быть нам все только кажется. Может быть, мы замочили его только в нашем воображении, а на самом деле он живехонек?

Миша: Извините меня, Иван Павлович, но я ни в коем случае не могу принять ваше мировоззрение. Я лично всадил ему в живот шестнадцать пуль, а вдобавок для полной уверенности швырнул гранату. Я уверен, что он мертв, в той же степени, что уверен, что я жив… По крайней мере в настоящий момент.

Иван Павлович: А может быть тебе только кажется, что ты жив. Что мы, в конце концов, знаем о жизни?

Миша: Как вам будет угодно. Однако босс не далее как сегодня отслюнил пять кусков на его бальзамирование.

Миша вынимает из-под плаща автомат Калашникова и наводит его на сестер.

Миша: Простите, это квартира 3в?

Вера (безразлично): Нет, 2в.

Иван Павлович (с отвращением): Ну вот, опять ты обосрался.

Миша: Ну ошибся я. Лампочку в подъезде кто-то выкрутил.

Иван Павлович делает волнообразное движение рукой. Они снимают шлепанцы, обувают ботинки и выходят.

Катя: Он сказал, что у меня глаза как у Клаудии Шиффер.

Таня: Кто?

Катя: Тот воришка на демонстрации.

Вера: Потому что у тебя в самом деле такие глаза.

Катя: Ты когда-нибудь прекратишь врать? С меня довольно того, что я ежедневно вижу в ящике рыло твоего хахаля и слышу его вранье!

Вера дает ей пощечину и валит на пол. Борьба. Вера оказывается наверху.

Таня (не замечая, что творится вокруг, воздев очи к небу): Ну ладно. Может быть, у меня в самом деле обе ноги — левые. К тому же я думаю, что это в самом деле некрасиво. Но помоги же мне унизить этого хуесоса, этого жополиза, этого мерзкого официанта!

Вера (оседлав Катю и прижав ее руки к полу): Плюнь на все!

Таня (плюет):Тьфу!

Вера: Не тебе. Тебе.

Катя: Нет.

Вера (придерживая ее): Ты ненавидишь его потому, что у тебя депрессия. Но он любит меня. А я люблю его…

Катя (захлебываясь в кашле): Тьфу-тьфу! Отпусти меня. Помогите!

Вера отпускает ее.

Катя (с ненавистью): Будь проклят этот гребаный мир, в котором нет надежды. Ждать. ждать…

Катя вертит головой и, осмотрев несколько тайников, извлекает, наконец, из-за плинтуса бутылку «Кремлевской».

Катя: Я ее от папаши спрятала. Вздрогнем, девочки?

Наливает водку в рюмки, протягивает одну Вере.

Вера: Без меня!

Катя: Брезгуешь?

Вера: Нет.

Таня: Я буду.

Катя наливает ей. Пьют. Коля появляется со стаканом в руках и жалобно смотрит на сестер.

Катя: Ну чего тебе? Ой, батюшки, тебе ж, бедняге, налить надо! (Наливает Коле, тот мгновенно выпивает.) Ну вот тебе добавки. (Наливает ему, пьют.) Видите, сестрички. Вы думаете, я законченная неудачница? Ты, Верочка, говоришь, что я уродина.

Вера: Я это говорила? Это ты говоришь, будто я это говорила!

Катя: Ладно. Замнем. Ты не считаешь меня неудачницей, не думаешь, что со мной никогда ничего хорошего не произойдет? Я сама все это выдумала?

Вера: Ты у нас красавица, Катя. У тебя глаза, как у… (обрывает себя)

Коля (неожиданно затягивает романс и снова скрывается):

Сестры (подхватывают):

Вера: Между прочим, я беременна.

Сестры и Коля ( вместе):

Таня: Что?

Катя: Ну?

Вера (кивает): Да!

Катя: Полный отпад!

Таня: Ты уверена?

Вера кивает

Катя: Который месяц?

Вера: Третий.

Катя: Ну, бля, ты залетела! (параноидально глядя на Веру). Тьфу-тьфу. Мне на все плевать. А резинкой он что, не пользовался? Ну да, он же теперь ударился в православие, им Бог не велит предохраняться!

Таня (пытается утешить Веру): Бедняжка ты моя.

Вера: Отчего это — бедняжка? Отчего? Ничего вы не поняли! Я счастлива. Я люблю его. Я люблю в нем все. Его глаза, его ум, его волосы, его голос. Он — мой дом. Моя Россия. Я даже жену его люблю…

Катя: Он мог бы побольше платить тебе.

Вера: Нет, жену его я, пожалуй, не люблю. А вот ребенка его я уже люблю. Я так счастлива. Как будто мне опять шестнадцать…

Таня: Он знает?

Вера пожимает плечами.

Таня: Почему ты ему не сказала? Я уверена, он был бы счастлив.

Вера: Я знаю, вы обе не любите его. Но вы же знаете, он собирается разводиться. Сразу после выборов. Юрий говорит, что если он снова пройдет в Госдуму, Россия встанет с колен. Рабочие каждый день будут носить белые рубашки. Мы еще покажем Америке, кто в доме хозяин. А вы обе думаете только о себе, на Россию вам плевать. Вы не можете жить так, как он.

Катя (саркастически): Еще бы! Он — живет; мы — выживаем!

Вера (раздраженно): Ээээххх! Вы… (громко) Коля!

Встает и выходит на просцениум.

Картина четвертая

Коля вбегает на сцену и поворачивает скамью лицом к публике. На сцене появляется Юрий, прекрасно одетый мужчина лет 40–50, с широкой улыбкой, как на портретах Юрия Гагарина. Вера прыгает ему на шею и обнимает его с энергией юной девушки. Горячий поцелуй. Оба рушатся на скамейку.

Юрий: Я предупредил того журналиста из «Таймса», чтобы он не сочувствовал албанской швали, бежавшей из Косово. И он опять сказал, что не понимает меня.

Вера: Я знаю, Юра. Не принимай близко к сердцу. Это нормально. Не каждому дано оценить твой блеск и силу.

Юрий: Тогда я спросил его, известно ли ему, какова глубина озера Байкал.

Таня: Длина озера 636 км, наибольшая ширина в центральной части 81 км, Расположен Байкал на высоте 455 м над уровнем моря. Длина береговой линии около 1850 км. Площадь водного зеркала 31470 квадратных километров. Максимальная глубина озера 1637 метров.

Юрий (оглядывается, заметив Таню смотрит на нее с изумлением. Великолепно! (К Вере) И тогда я спросил его, знает ли он, отчего озеро Байкал такое глубокое. И он не сумел ответить. А ты смогла бы?

Вера отрицательно качает головой.

Юрий (оборачивается к Тане, которая тоже отрицательно качает головой): Потому что это озеро — обитель души любого русского человека.

Вера (в восхищении): Ох, Юрочка!

Они целуются. За сценой слышится, как кто-то играет на аккордеоне нечто романтическое.

Юрий (расстегивая ширинку): И если он прыгнет в озеро и опустится на дно (с силой прижимает голову Веры к своим расстегнутым брюкам), то, может быть, сумеет понять, какая верная душа у русского народа. И поймет, почему тысячи молодых русоволосых парней с глазами, синими как озеро Байкал, подходят ко мне и говорят, что не могут равнодушно смотреть на страдания братьев-славян. Они не могут. И что прикажете мне делать?

Катя и Таня в смятении наблюдают за ним.

Катя: Боже мой!

Таня: Какой толстый и длинный!

Юрий раздраженно застегивается.

Вера: Нет, Юрий, нет. Не сейчас.

Юрий: Ты меня любишь?

Вера: Ты же знаешь — люблю.

Юрий: И я тебя люблю.

Вера: Я отсосала тебе сегодня два раза, в мужском туалете Государственной думы.

Юрий: Верочка. Ты же знаешь, как трудно мне живется. Ты моя единственная отрада.

Вера покорена. С глубоким вздохом она принимается сосать.

Входит Милиционер.

Милиционер: Прервите ваши забавы. Попрошу предъявить документы.

Юрий машет ему: мол, убирайся. Но Милиционер достает дубинку. Возмущенный Юрий встает, вцепляется в портупею Милиционера и поворачивает его к себе.

Милиционер (узнав его): Извиняюсь, Юрий Алексеевич, не признал вас. (Высвобождается из его рук.) Продолжайте, прошу вас. Если что, я тут неподалеку.

Юрий делает жест: мол, свободен. В этот момент раздается звонок его мобильного телефона, который висит на ремне.

Юрий (в трубку):Да, солнышко, да. Скоро буду. Лечу к тебе. (Застегивает брюки.) Ну никакой личной жизни! (К Вере) Пока, дорогая. До завтра.

Вера: Юрочка!

Юрий: Ну чего тебе?

Вера: Я должна тебе что-то сказать.

Юрий: Завтра, Верочка, все текущие вопросы переносятся на завтра.

Вера (перекрестившись): Юра, я беременна.

Юрий (который уже отвернулся и направился к выходу, резко останавливается и медленно поворачивается вокруг своей оси) Да ну?

Вера: Беременна.

Юрий (драматически): Это точно?

Вера: Да!

Юрий: Господи Иисусе! Да я теперь самый счастливый человек на свете! Благодарю тебя, Господи, покорнейше благодарю!

Осеняет себя крестным знамением. Катя счастлива. Таня затаила дыхание. Вера недоверчиво смотрит на Юрия, затем заслоняет лицо ладонями.

Вера (трагически: Боже мой!

Юрий: Что, Верочка, что?

Вера: Я в шоке.

Юрий: Почему?

Вера: Ты оказался благороднейшим человеком. Самым благородным мужчиной на свете. А я боялась тебе сказать.

Вера поворачивается к сестрам и смотрит на них с торжеством. Они в замешательстве, не знают, как реагировать.

Юрий: Ну?

Вера: Юрочка, я так люблю тебя. Я недостойна тебя.

Опускается перед ним на колени.

Юрий: Верочка! (Берет ее лицо в свои ладони и говорит с трудом, сквозь слезы). Это самый прекрасный день в моей жизни.

За сценой вновь слышится аккордеон, играющий какую-то романтическую мелодию. Вера обнимает Юрия, плача от счастья.

Вера: Я знаю, у нас будет сын. Он будет самым лучшим из детей, какие только родились на свет. Потому что он твой. Я буду гордиться им.

Юрий: Я так боялся, что не смогу иметь детей. Боялся пойти к доктору: сама понимаешь, с моим положением в обществе я не всякому могу доверять. Мои враги следят за каждым моим шагом, они способны пронюхать это, дать информацию в желтую прессу. Ты же понимаешь: бесплодный мужчина — это калека, это отброс… России нужны сыновья, много сыновей.

Вера: Да, Юра, да.

Они страстно обнимаются.

Юрий: Кстати, Верочка. Ты же понимаешь, что до тех пор, пока не пройдут выборы, я не могу позволить себе иметь этого ребенка. Внебрачный ребенок… Представляешь себе, какой это был бы удар по моему имиджу. Но ты не волнуйся. Завтра я дам тебе адрес прекрасного гинеколога. Разумеется, сам я не смогу пойти к нему с тобой, но тебя будет сопровождать мой телохранитель. Господи, как я счастлив!. Словно гора свалилась с плеч.

Вера смотрит на Юрия с ужасом и отчаянием. СЕСТРЫ на кровати повторяют ее реакцию.

Юрий (холодно): Вера. Не волнуйся. Не думай о деньгах. Это моя проблема. Я плачу за все.

Триумфальной походкой Юрий удаляется.

Картина пятая

Вера молча возвращается на кровать. В ее лице ни кровинки. Сестры освобождают место для нее.

Катя (после паузы): Вчера Пепси отказался прыгать через обруч.

Таня: А Вуди Аллен женился на кореянке.

Входит Генерал. Начинает искать спрятанную в тайнике водку.

Генерал: По всей Москве ходит грипп, настоящая эпидемия. Но закрывать из-за этого школу? Представляешь, Таня, твоя балетная школа закрылась из-за эпидемии гриппа. Они послали мне извещение. Куда я его положил?..

Таня: Не беспокойся, папочка.

Генерал продолжает искать водку, поднимает подушки, расталкивает мебель и т. д.

Генерал: Они предполагают снова открыться через неделю. А пока тренируйся дома. Я говорил с твоим педагогом, он считает, что у тебя большой талант. Выдающийся. Из тебя может вырасти вторая Плисецкая. Шепну вам по секрету, сказал он, вся школа гордится вашей дочерью. Вот что он сказал. А ты, Катя, ты еще найдешь достойную тебя работу. А Вера уже нашла. (Сквозь слезы) Наша любовь. А это главное в жизни. Не грустите, девчата. Тренируйся, Таня, тренируйся. Поверьте мне, девочки мои, я знаю, что говорю!

Таня: Ты бы, папочка, лучше о визах позаботился. Может быть американцы все-таки дадут нам визы? И дядя о нас позаботится…

Генерал: В Америку? К этому монстру, который обрушился на беззащитных сербов? Только через мой труп! Твой дядя Ваня — дезертир. Под трибунал его надо!

Таня: Ты чего, папуля? Дядя Ваня даже в армии не служил. Он художник.

Генерал: Дезертир — он и есть дезертир. Он бежал в этот самый Бруклин, Родину предал. Тоже мне художник от слова худо. Только шлюх и рисовал, потому что больше никто не соглашался позировать ему.

Таня: Но у него три дома в Бруклине. А что имеем мы? Папочка, Америка пытается нам помочь…

Генерал (находит остатки водки в Катином тайнике и выпивает): Помогал волк кобыле — оставил хвост да гриву. Чтоб я больше про америкосов не слышал! Они убивают сербов и посылают к нам гарвардских консультантов, чтобы мы окончательно все перевернули вверх дном.

Катя: Папа, а разве сербы никого не убивают?

Генерал: Не православных.

Генерал собирается уходить.

Катя: Ты куда, папа?

Таня: Не уходи. И сегодня больше не пей.

Генерал: За меня не бойся, деточка. В течение 52 лет я пью каждый божий день, и как видишь, все еще не спился. Есть у меня один план. Скоро мы разбогатеем, вот увидите. И Таня станет прима-балериной. Весь мир будет восхищаться ею. Не беспокойтесь, детки, мы еще выпьем из бутылочки с золотой печатью.

Генерал оставляет бутылку и уходит.

Катя (изучая бутылку): Все высосал. Пошли-ка, девчата, баиньки. Вера, тебе утром рано вставать. Пойдем, Верочка.

Катя, обняв Веру, пытается увести ее. Таня тоже обнимает Веру. Долгая пауза, полная тоски и печали. Один только Коля невозмутимо продолжает мыть пол.

Вера: Я не… Не вернусь на работу. Не могу я туда идти. Поймите, сестрички мои дорогие, не могу я больше видеть его. Боже мой, на что мы будем жить? Я найду работу. Я ведь учительницей была.

Таня: Завтра я не иду в школу. Учителя бастуют. Потому что им три месяца не платят зарплату.

Катя (мрачно): Как-нибудь прокормимся. Я буду воровать мясо у зверей, мы им станем торговать. Пепси меня поймет. Не беспокойся, Вера. Выживем как-нибудь. Коля будет ухаживать за ребеночком.

Вера: Никакого ребеночка не будет.

Катя: Почему?

Вера: Я так решила. К черту! Я избавлюсь от него. Я не хочу этого ребенка.

Таня: Я тебя понимаю. Я бы поступила также. Возьми у этого подонка деньги — и с концами…

Катя: Что?

Вера: Ни копейки у него не возьму!

Таня: А откуда ты собираешься достать деньги? Приличный аборт стоит не меньше шестисот долларов.

Вера: Пойду в общедоступную клинику.

Катя: Только не это. Там аборты делают без наркоза.

Таня: Оооо! (Из ее груди вырывается стон ужаса и отчаяния.)

Вера: Я выдержу. Мамочка покойная, царствие ей небесное, всегда говорила: терпи, пока молода. (Плачет.)

Из-за сцены доносится громкий, отчаянный вопль, затем шум падающего тела. Врывается Бабушка. Молча пробегает через комнату, устремив взгляд к окну. Лучше, если окно будет закрыто, и Бабушка рукой выбьет стекло. Сестры в оцепенении смотрят на нее.

Бабушка: Они пришли. Их двое. Они выбросили Костю в окно. Ах, если бы я была внизу…Я бы поймала его… О Боже мой, Боже мой, за что? За какие грехи? Нет больше Кости. Мой мальчик, мой дитенок, мой ребенок…

Таня (растерянно): Господи. Костя?

Катя: Господи Иисусе!

Вера: Идите сюда, помолимся за Костю.

Бабушка тяжело опускается на колени и молится. Сестры тоже преклоняют колени. Долгая пауза.

Входит Костя. Он хромает и держится за бок. На нем деловой костюм и тапки. Костюм в грязи. Никто его не замечает: все продолжают молиться.

Бабушка: Он был таким хорошим мальчиком…

Костя: Вы это о ком?

Бабушка наконец замечает его.

Бабушка: Сыночек… Нет. Вы только посмотрите на него. На что похож твой костюм? Ничего, он только запачкался. Я его постираю — и будет как новенький. (Машинально счищает грязь с костюма.) Спасибо тебе, Господи! Сыночек, ты жив! Жив!

Костя: Да жив я, жив. Я на газон упал. Не волнуйся, мама, костлявая меня не тронет. (Подходит к окну и выглядывает.) Эти ублюдки ушли. А от смерти я откуплюсь.

Бабушка: Благодарение Господу!

Слышится игра на аккордеоне. Ветеран афганской войны, безногий, сидя в инвалидном кресле-каталке играет на аккордеоне.

Бабушка: Эй! Чего это ты разыгрался? А ну-ка марш отсюда!

Выталкивает кресло-каталку за сцену.

Картина шестая

На сцене гаснет свет. Коля и сестры втаскивают на сцену картонный ящик. Затем вносят костюмы в полиэтиленовых мешках. Все это мы подробно рассмотрим позже.

Таня появляется на просцениуме со своим воздушным шариком.

Таня (с энтузиазмом): Мамочка!

Прикрепляет записку к шарику. Шарик поднимается вверх и лопается.

Таня: Ах! (Сердито): У меня больше не осталось шариков, так что слушай, мамочка. Ты не могла бы сосредоточиться и вымолить эти шестьсот долларов, которые нам нужны на аборт для Веры? Если ты сумеешь, мамочка, я забуду про историю с официантом. Или передвину ее на потом. Мамочка, ты же прекрасно понимаешь, как страдает Вера. Правда? И она не хочет брать деньги от того подонка, который ее обрюхатил. А с другой стороны, мамочка, ты обратила внимание, как элегантно выглядит Костя? Что?

В этот момент появляется Костя.

Таня: Я так испугалась!

Костя: Чего?

Таня: Что они убьют тебя.

Костя: Эээх! (Машет рукой.) Не хочешь ли прокатиться со мной?

Таня: С тобой — хоть на край света! Куда поедем?

Костя: Покупать лампу.

Затемнение.

Картина седьмая

Костя и Таня входят в Костину квартиру. Костя освещает ей путь цветной лампой от Тиффани. В этом есть нечто магическое.

Кровать и мебель те же самые, что были, но прибавились вешалки с одеждой, ящики и четыре покрышки от «Мерседеса» на полу. На столе лежит рукопись, рядом с кроватью несколько бутылок из-под виски.

Таня (осматривая ящики): Это что за фигня? Какая клевая квартира, Господи! А что в ящиках? А светит эта лампа так прикольно!

Костя: Это ты правильно сказала — фигня!

Таня: Почему ты не распаковываешь ящики?

Костя: Руки не доходят. Недосуг.

Таня (заглядывает в один из ящиков): Телек. Это «Сони», да? Круто! Костя, а ты ни на столечко не боишься, что те снова придут и выкинут тебя в окно? Ты не боишься жить с постоянным страхом этого? Ах, Господи, какой видак!

Костя: С какой стати? Если они выкинут меня в окно, то так тому и быть. Если ты стараешься взять от жизни по максимуму, тебя непременно выкинут в окно. Это неизбежно.

Таня остается возле ящиков. Костя сидит на кровати, наливает себе стакан виски. Залпом выпивает. Достает из кармана полиэтиленовый пакетик с кокаином. Просыпает немного на зеркало и разделяет на две кучки.

Таня: Матерь Божья, что за радио! Можно включить его? А это компьютер? Ай-Би-Эм? Так значит они до конца дней твоих будут вышвыривать тебя в окно?

Костя: Нет, теперь ты начнешь выкидывать меня из окна.

Таня: А когда-то ты был таким милым…

Костя: Я прекратил быть милым — что я с того имел? Ты знаешь, за что меня выбросили из окна? Гляди, гляди. У меня полно седины. А ведь я моложе тебя.

Таня: Неужели?

Костя: Ну ладно, старше, но ведь ненамного.

По радио слышится музыка. К примеру, в стиле техно.

Таня: А на вешалках что?

Костя: Костюмы.

Костя вырывает из рукописи листок, разрывает его пополам, и в обе трубочки втягивает кокаин.

Костя: Нюхнешь?

Таня: Нет, я как-то попробовала — и стены начали кружиться.

Костя: Нюхни — такой кайф словишь.

Таня: Правда? Ну тогда давай!

Таня нюхает кокаин.

Костя: Знаешь, какой я запомнил тебя? В каком ты была классе, когда бегала с таким голубым шариком? Однажды шарик вырвался из твоих рук, и ты так ревела… Я хотел купить тебе новый, но у меня не было денег… тогда не было.

Таня: Я бегала с шариком? Не припоминаю. Я, наверно, совсем маленькая была.

Она подбирает одну из половинок разорванного Костей листка.

Таня: Ты такой развратник. Папуля убил бы тебя. А это что? (читает) «Он слишком много говорил и слишком мало делал.»

Костя: Моя диссертация о «Гамлете».

Наливает виски и протягивает ей.

Таня (выпивает залпом): Ты такой элегантный. Ты знаком с теми парнями, ну, из того клуба, в который мы поехали сначала?

Костя (наливает себе по второй, пьет и разваливается на кровати): Ну и что?

Таня: Эти парни сказали, что тебя поставили на счетчик. Что это значит?

Костя: Я вовремя не расплатился. В наших кругах такое не прощают. Теперь за каждый день задержки набегают проценты.

Таня: Много?

Костя: Тысячу баксов в день.

Таня: Тысячу? В день? Сколько же ты задолжал?

Костя: Около двух миллионов. Видишь этот саквояжик? В нем примерно четверть.

Он запихивает саквояж под кровать.

Таня: Два миллиона? Где ты возьмешь два миллиона?

Костя: Не твоя забота.

Таня: Значит ты и в самом деле мафиози?

Костя: Что ты имеешь против мафиози?

Таня: Они головорезы.

Костя: Головорезы так головорезы. Но они ходят в церковь, любят детей, не заставляют своих женщин делать аборты, не болеют СПИДом. Правда, это я тебе говорю про итальянскую мафию. Мы, конечно, похуже будем… пока… но… лиха беда начало.

Таня (изучает его видеотеку): О Господи, у тебя тут и «Титаник», и «Влюбленный Шекспир». Знаешь, Костя… Я думала, ты совсем не замечаешь меня. А известно ли тебе, что все мои подруги влюблены в тебя? Боже мой, они так завидуют, что я живу в одном доме с тобой. Постоянно расспрашивают о тебе. Два миллиона! Я говорила им, что мы с тобой дошли до третьей стадии.

Костя: Это как?

Таня: Я их уделала. Первая стадия — поцелуйчики без объятий. Вторая — с объятиями. Третья стадия — раздевание до пояса. Они спрашивали, залезаешь ли ты мне под юбку. А я, идиотка такая, ответила, что нет, пока не лазал, и тогда они сказали, что не одобряют такую скромность. Поскольку если ты кладешь руку мне поверх юбки, то это только вторая стадия. Четвертая стадия — это когда уже трахаются. А уж если я останусь у тебя ночевать… А «Красотка» у тебя есть?

Костя: Не знаю. Мало ли дряни у меня тут валяется!

Таня: А в клубе, куда мы поехали потом…

Костя: «Серп и молот»?

Таня: Ага. Там, где голые мужики прыгали в огромный аквариум и плавали с рыбками и черепахами?

Костя: Ну и?

Таня: Они гомики? О, какие шикарные костюмы. (Рассматривает костюмы.)

Костя: Почему гомики?

Таня: По телику фильм такой крутили.

Костя: Про гомиков?

Таня: Нет. Про то, как плавают под водой возле острова. Там были кораллы, черепахи, рыбки, пальмы.

Костя: Это Карибы. Я там бывал.

Таня: Клёво! На что это похоже?

Костя: Понимаешь, там кругом всякие кораллы, черепашки, рыбки плавают, змеи ползают, пальмы растут…

Таня: Боже мой! Совсем как в телике! Ой, смокинг! От Армани! Можно примерить? (надевает смокинг). Великоват. На меня никогда ничего нет. Одеваюсь в старое, грязное, противное. Погоди, я штаны надену.

Костя: Я могу прокатить тебя на острова…

Таня: Серьезно? Костенька! О Господи! Ах нет, нет, я не достойна. С какой стати тебе меня брать с собой? Может, ты влюблен в меня… немножко? Потому что иначе было бы глупо тратить на меня такие деньги!

Костя: У меня достаточно денег, чтобы прокатить тебя на острова… Не хочешь попробовать со мной третью стадию?

Таня: Ты шутишь? Зачем? Зачем? Костя, это правда? Да?

Костя кивает. Таня, удивленная и счастливая, рушится на кровать, падает на Костю, целует его в губы и обвивается вокруг него.

Таня: Ой, у тебя тут что-то твердое!.

Костя: Сейчас уберу.

Достает из кармана увесистый бумажник. Обнимает Таню, они переходят ко второй стадии, потом к третьей. Потом к четвертой.

Таня: Костя, можно я кое-что спрошу?

Костя: Спрашивай.

Таня: Ты не обидишься?

Костя: Ну что ты.

Таня: Погаси свет.

Костя: Зачем?

Таня: Я стесняюсь.

Костя гасит свет. Слышны поцелуи, вздохи и т. д….в темноте. Затем голоса.

Таня: Костя, могу я о чем-то попросить?

Костя: Ну?

Таня: Ты не рассердишься?

Костя: На что?

Таня: Костя, мне нужны шестьсот долларов. Дай мне.

Костя зажигает свет.

Костя: Можно я кое-что спрошу?

Таня: Что?

Костя: Ты часом не шлюха?

Таня (агрессивно): Что ты имеешь против шлюх? Знаешь какая тяжелая это профессия?

Костя: Охуительно тяжелая.

Таня: Я хоть одно слово сказала насчет того, что ты бандит? Может быть я предпочла бы перейти к фазе с ночевкой с Ричардом Гиром или с Кэлвином Клейном, чем с типом, которого выбрасывают из окна.

Костя: Ну, ты… поосторожнее!

Таня: Угрожаешь? Что ты со мной сделаешь? Выбросишь из окна? Ну, давай, флаг тебе в руки. Если ты желаешь дойти до стадии с ночевкой, гони шестьсот баксов.

Костя: Шесть сотен?

Таня: Только из уважения к твоей матушке делаю тебе скидку. С другого клиента я бы взяла тонну. Или две.

Костя: Какого хрена ты несешь эту хуйню?

Таня: Или три. Так что не жмоться. Ты самое большое разочарование в моей жизни, самый неприятный тип. С тобой мне кажется, что мне снова два года и что мой шарик улетел.

Костя: Вот тебе шесть сотенных.

Костя протягивает ей деньги. Таня пересчитывает купюры.

Костя: Ну?

Таня: Помолчи.

Снова пересчитывает деньги, аккуратно складывает купюры пополам и прячет их под матрас.

Таня: Могу я тебя попросить?…

Костя: О чем?

Таня: Свет.

Костя: На хрена?

Таня: Я стесняюсь.

Таня берет с пола бутылку виски и пьет из горла, как воду.

Костя: Ты?

Таня: Я пошутила. Но все равно выруби свет.

Костя выключает свет. Музыка техно звучит громче. Они начинают заниматься любовью. Долгая пауза. Внезапно музыка выключается, и мы снова слышим голоса в темноте.

Голос диктора: Сегодня в полночь на канале НТВ — Мир кино: «Красотка» с Джулией Робертс и Ричардом Гиром.

Таня издает крик восторга.

Костя (гордо): Тебе хорошо со мной, правда?

Костя включает свет.

Таня: Мы перешли к домашней фазе. Мои подруги умрут. От этого прикольного хлама. От бабок. Умереть — не жить.

Костя (перебивая ее): Окей. Эх, жизнь моя — жестянка. Все люди — бляди, весь мир — бардак…

Таня: Ты что — в самом деле поверил, будто я шлюха? Круто!

Костя: Заткнись. Меня не колышет, шлюха ты или честная давалка. Слушай сюда. Я скажу тебе кое-что важное.

Таня: Послушай…

Костя: Нет, это ты послушай. Я хочу сказать тебе, во-первых. что ты не ценишь меня, а во-вторых, что ты задела меня до глубины души. Потому что я не такой, как те раздолбаи, которые только и мечтают купить «Роллс-Ройс» и разъезжать на нем прямо в пижаме. У меня другие амбиции.

Таня: Какие?

Костя: Лесбийские. Ты наверно слышала о том, что есть женщины, которые предпочитают трахаться с другими женщинами. Они называются лесбиянки. А с другой стороны, есть мужики, которые предпочитают трахать других мужиков. Они называются гомики.

Таня: А мне до них какое дело?

Костя: Слушай. Мир не стоит на месте. Но остается непродвинутое быдло, которое не читает книжек, а только смотрит телесериалы. И для этого быдла лесбиянки и гомики остаются чем-то незаконным. Поэтому, живя среди быдла, лесбиянки и гомики вынуждены маскироваться. Они вступают в законный брак — для прессы, для вида, для публики, для всякого дерьма, для того, чтобы их приглашали на светские тусовки. Но трах в таком браке исключен.

Таня: Без траха?

Костя: Ну!

Таня: В Москве?

Костя: При чем тут Москва? В Голливуде. Далась тебе эта гребаная Москва. Я тебе про звезд рассказываю.

Таня: А дальше что?

Костя: Как что? Я жениться собираюсь.

Таня: Без траха?

Костя: Что ты зациклилась на этом гребаном трахе? Ты придурочная или как? Я тебе толкую о своем будущем. Я тебе говорю — нас с тобой по Си-Эн-Эн покажут. Трахаться… Свет клином сошелся на трахе, что ли?

Таня: Обманываешь? Ну, Костя, скажи…

Костя: Что?

Таня: Я этого не переживу… Боже мой… Если бы сестры услышали…

Она встает и начинает одеваться. Костя внимательно смотрит на нее.

Таня (сердито): Ну чего? Чего смотришь?

Костя (переведя взгляд на простыню): Почему ты не сказала, что у тебя месячные?

Таня (агрессивно): Потому что у меня нет месячных.

Костя (не сводя глаз с простыни): Так что это?

Таня одевается.

Костя (смотрит на нее в смятении): Нет!

Таня (агрессивно): Ну и что! Это запрещено?

Костя (одеваясь): Девственница. Ну и сука… Нет, не ты. (Пытается обнять ее). Извини за все это блядство…

Таня (отталкивая его): Руки вымой! Если я согласилась на домашнюю стадию с тобой, это еще не значит, что мы стали близкими друзьями. Боже мой! А я была влюблена в тебя по уши… Лесбиянки… без траха.

Костя: Слышь, я возьму тебя с собой, когда поеду на те острова.

Таня (внезапно реалистично): Не гони пургу. Если хочешь куда-то отвести меня, отвези домой. Увидишь свою мамочку, она будет счастлива. (Смотрит на стены.) Крутятся…

В этот момент венок падает к ее ногам. Костя застывает в ужасе.

Костя (испуганно): Господи!

Таня: Что?

Костя: Венок.

Таня: Хорошенький. (Надевает на голову.)

Костя: Они убьют меня.

Таня (глядя на стены): Все быстрее и быстрее.

Костя: Если я не заплачу, я труп. В 24 часа. Это сигнал. Они убьют меня.

Таня: Лесбиянки оплачут твою смерть. (К стенам.) Стоять! Стоять, кому говорят!

Костя: Привет, Миша!

Миша и Иван Павлович, на этот раз без шляпы, входят через шкаф.

Миша (подойдя к Косте делает характерные жесты туда-сюда, намекающие на секс): Ну как оно?

Костя (показывая венок): Это что такое? Это!

Миша (внимательно смотрит на венок): Я так думаю, что это венок.

Показывает венок Ивану Павловичу, который смотрит на него и согласно кивает.

Костя: Я все заплачу в недельный срок. Клянусь вам. При свидетеле. (Показывает на Таню.) Овцы сейчас летят из Кабула.

Миша: Они летели. Теперь они принимают ванну. (Смеется. По губам Ивана Павловича пробегает мимолетная усмешка.) Кто-то проболтался. Легавые ожидали груз в Шереметьево-2. К счастью, кто-то предупредил пилота, и он сбросил овец в океан. Вместе с твоими ягнятами, начиненными героином. Пиздец твоим овечкам.

Иван Павлович: И джазу тоже пиздец.

Миша: Иван Павлович, я дико извиняюсь, но эти звуки постоянно преследуют меня.

Костя: Дайте мне два дня отсрочки… или три…

Миша: Тебе дали хуеву тучу времени, 24 часа. А ты все это время протрахался, да еще этот гребаный джаз по радио..

Таня не отрываясь смотрит на Ивана Павловича.

Таня (драматически): Господи! Это вы? Иван… Иван Павлович Петров? Я видела вас в Большом. Моя мамочка всю свою жизнь была влюблена в вас. Боже мой! Сам Петров! Иван Павлович!

Иван Павлович достает свое фото, ручку, расписывается на фото и вручает его Тане.

Таня: Я вам так благодарна. Ради встречи с вами мамочка воскресла бы из мертвых!

Иван Павлович: Как-нибудь в другой раз.

Миша: Даем тебе 24 часа!

Они уходят.

Таня (к Косте): Иван Павлович Петров… Мамочка никогда бы не поверила. Господи, сам Петров. Какого хрена ему от тебя надо? За что Петров хочет тебя убить. Я и не знала, что ты с ним знаком. Он еще придет?

Таня извлекает деньги из-под матраса. Костя вырывает их у нее из рук и прячет в карман.

Костя: Петров волыну в руки не возьмет. За него это сделают другие.

Таня: Верни мне бабки.

Костя (расстегнув ворот и обнажив шею): Может, тебе еще крови моей надо? На! Пей, сука!

Таня (трясет его за грудки): Вор! Помогите! (Пытается отобрать у него деньги.)

Костя: Тихо, пиранья! Для меня теперь каждый доллар — вопрос жизни и смерти.

Отрывает ее от себя, валит на диван, садится ей на руки и достает мобильный телефон.

Таня: Пусти! Гад!

Костя (набирает номер): Абдул? Костя говорит. Я знаю, что поздно. Я знаю, что рамадан. Но у меня форс-мажор.

Таня: Слезь с меня!

Костя: Молчать! Нет, Абдул, я не тебе. Товар нужен? Двенадцать? Заметано! Цена прежняя. Получишь в течение двух недель. Пяти дней? Постараюсь… Окей. Я сказал — сделаю. Железно. О чем спор! Не надо лохматить бабушку. Согласен, но бабло нужно завтра. Пять кусков? Нет проблем? Значит на том же месте. Есть. Окей. Я свяжу тебя с Федором. Есть. (Выключает мобильник. К Тане.) Еще одно слово — и я тебя придушу.

Таня: Я тебя укушу!

Костя (набирает другой номер, одновременно затыкая Тане рот ладонью.): Федор? Это Константин. Да, я знаю, что поздно. Мне срочно нужно двенадцать. На прежних условиях. Нет, я не пьян. Тебе двести тонн. Я что — учить тебя должен? Что значит — как? Как раньше. Я знаю, что это не телефонный разговор, но если не по телефону, то как я тебе это скажу? Почему? Потому что мне открутят башку. А без башки мне сложно будет разговаривать с тобой. (Таня кусает его за руку.) Ааа! Вот гадина! (В телефон.) Я не тебе. Ладно. Триста тонн. В течение пяти дней. Говоришь, за пять дней не управишься? Да, я читал документы. Да, я знаю насчет прекращения огня… Кончай пиздеть. Ты сопляк или мужик? Ты проиграл танковую битву, ты потерял сорок, тогда закажи шестьдесят и двадцать отдай Абдулу. Думаешь, ты бы не мог проиграть битву? Наполеон тоже проигрывал. Где? При Лейпциге и при Ватерлоо. Нет, атомные бомбы ему не нужны. У него есть покупатель на танки. Постой, Федор. Не возникай. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Не крути мне яйца. В чем дело? Ты в депрессии? Я тоже в депрессии. Тогда иди на хуй! (Дает отбой. Тане, покорно.) Забирай свои шестьсот баксов.

Протягивает деньги Тане, та их пересчитывает.

Таня: Окей!

Костя в депрессии. Наливает стакан виски и залпом выпивает.

Костя: И это забирай.

Таня: Что?

Костя: Диск с «Титаником», телик, музыкальный центр, все.

Таня: Ты серьезно? Ты в самом деле думаешь, что они тебя убьют? Спасибо, Костенька!

Костя машинально кивает.

Таня: А можно мне взять твой пиджак? Тот, что был на тебе прошлым вечером? Я его папочке отдам. Постой, ты же говорил, что никто тебя не убьет. Что от смерти ты откупишься.

Костя машет рукой.

Таня (внезапно): О Господи! Костенька! А не слинять ли тебе за границу? Я бы поехала с тобой…

Костя: Они меня и там достанут.

Таня: Ах да, ты прав. Постой. У меня есть план. Вечером в Большом «Онегин». Петров поет партию Ленского. Я проберусь за кулисы, паду ему в ноги. Дай-ка листок бумаги.

Костя (достает бумажник): На тебе еще шестьсот баксов.

Таня: Он выслушает меня… Что? Зачем? Мне не надо. Мы договорились о шести сотнях. Да и то они нужны не мне. Я бы вернула тебе деньги, но не могу.

Костя: Уймись. Мне чего-то захотелось еще раз трахнуть тебя. Так что держи бабло.

Таня: Я не ради денег. Костенька, ты в самом деле опять хочешь меня трахнуть? Костенька, я хочу, чтобы ты знал: если тебя убьют, не нужен мне этот телик. Можно я спрошу тебя?

Костя: О чем?

Таня: Об этих лесбиянках. Это стеб? Ты прикалывался?

Костя: Может, мы об этом в другой раз поговорим? Ладно?

Таня: Костенька, ну признайся, это был стеб?

Костя (пьет из горла и отвечает невнятно): Ну хорошо, стеб.

Таня: Тогда погаси свет.

Эротическая сцена в темноте, как и в прошлый раз. Звучит музыка.

И вдруг в темноте раздается голос диктора.

Голос диктора: Мы прервали передачу ради экстренного выпуска новостей. Сегодня в ноль один час по московскому времени соглашение о прекращении огня было нарушено. 4-я танковая бригада под командованием генерала Федора Степуленко…

Костя издает торжествующий вопль, который легко принять за крик оргазма, и рушится на Таню. Продолжения того, что говорит диктор, мы не слышим. Снова вступает музыка.

Таня (нежно): Костя, Костенька…

Костя (нежно): Федя, Феденька…

Он выскакивает из постели, полный оптимизма: кажется, жизнь его спасена.

Костя (набирает номер): Артур, ублюдок, отключился. (Набирает другой номер.) Миша. Привет, Миша, это Костя. Я сделал это. Нет, никаких проблем. Да, Миша, все путем. Ну что ты, разве я позволю себе обманывать тебя. Что ты сказал? Что? Нет, я не считаю, что джаз исчерпал себя…

Таня подходит к Косте и нежно прижимается к нему.

Таня: Это мамочка. Я в постели постоянно молилась ей. Но у меня нет купальника, Костя. Кажется, я люблю тебя. С кем попало я бы на острова не поехала.

Костя: Заткнись.

Таня: Ты поможешь мне снести вниз телик? Я отдам его сестрам. Они так несчастны. Я снова приду к тебе завтра.

Костя: От этих гребаных танков столько шума. Федор! Федор! Какой телик? Отъебись от телика. Он мне самому нужен. Погоди, я позвоню Абдулу на его сотовый…какой там номер? (Смотрит в записную книжку.) Я заплачу тебе, понял? Какие проблемы? Прости, у меня нет времени на болтовню.

Таня долго смотрит на него. Затем вынимает из кармана деньги, кладет на стол и уходит.

Входит Вера. Начинает перестановку: убирает бутылки, ногой отпихивает за кулисы коробки и шины. Снимает с вешалки костюмы и уносит за сцену.

Костя (К Тане): Теперь и он отключился. (Оборачивается. Тани нет. Он видит деньги на столе. Внезапно приступ сожаления охватывает его.) Таня! Постой! Таня! Ой, блин!

Забирает мобильный телефон и уходит.

Картина восьмая

Входит Таня. Переобувается. Вслед за ней входит Вера, тоже переобувается. Некоторое время они делают это в молчании.

Таня: Могу я просить тебя о милости?

Вера: Что?

Таня: Плюнь мне в лицо. Ну плюнь же! (Зажмуривается и ждет.)

Вера: Я устала.

Таня: Господи! Как я себя ненавижу! (Бьет себя по лицу.) У меня был для тебя пряник, а я его не сохранила. Я перешла к домашней стадии с извращенцем. Столько денег! Блин! Мамочка не простит меня. (Снова бьет себя по лицу.) Сегодня она мне это сказала.

Вера: Хватит молоть чепуху. Мне эти деньги больше не нужны. Ты опоздала.

Таня (в ужасе): Господи! Ты это сделала? Тебе было больно? Плохо? Ну отвечай же!

Вера (безразличным голосом): Там была очередь, полсотни женщин. Многие с детьми. Я попыталась втереться без очереди, сказала, что у меня назначение. Меня подняли на смех: мол, все тут с назначениями. Одна, в самом конце, сказала, чтобы ее запомнили — она съездит домой, приготовить мужу обед. Ей было лет двадцать.

Таня: Блин! Тебе долго пришлось ждать?

Вера: Ее можно было бы назвать хорошенькой, если бы не отсутствие двух передних зубов. На руках она держала малышку лет четырех, с глазами в пол-лица. Серо-голубыми. Как у тебя в детстве. Малышка улыбнулась мне. (Сквозь слезы.) Не знаю, какая муха меня укусила, только я не пошла на аборт. Эх, дура я, дура!

Вера проводит рукой по животу, в отчаянии машет рукой.

Таня: Но я сделала это.

Вера: Что, по-твоему, мне оставалось? А ты что сделала?

Таня: Я перешла к домашней стадии с Костей. С бандитом с верхнего этажа.

Вера: Что за домашняя стадия? Тсс! По ящику передают репортаж из Косово. Под покровом ночной темноты…

Таня: Разве я тебе не говорила? Первая стадия — без прикосновений…

Вера: Прекрати. Господи, надеюсь, это не перейдет в большую войну.

ТАЯ: Я хотела принести себя в жертву. Но оказалось… это даже приятно. Наверно, от того приятно, что это стоит больших денег…

Катя быстрым шагом, чуть ли не бегом, врывается на сцену. Она возбуждена и кажется слегка выпившей.

Катя: Я знаю, Вера, знаю, что я пьяна. И что все лгут. Но почему солгал он?

Вера: Кто?

Катя: Угадай, кто? Джон. Я пошла показывать ему дом «Мастера и Маргариты». Знаешь, говорю, вот тут жил Берлиоз, а после него — Воланд. Вся лестница изрисована, все три этажа. Азазелло, кот Бегемот, Воланд. Рядом с портретом Воланда кто-то написал: «Воланд, вернись, ты здесь нужен. В Москве накопилось столько дерьма!» А в квартире на третьем этаже открыт маленький музей Булгакова. «Стучите — и вам откроют». Я и постучалась. Мне отворил человек с ружьем. Он сказал, что когда впервые увидел меня, я показалась ему солнечным лучиком.

Вера: Человеку с ружьем?

Катя: При чем тут ружье? Джону. Американскому режиссеру. Как солнечный лучик. Вот как он сказал.

Таня: Ты видела картину «Красотка»?

Катя: Какая еще красотка? Джон. Тот, с кем я нечаянно встретилась. Джон, который спросил меня, как пройти на Красную площадь.

Вера: Три года назад ты дала обещание не напиваться.

Катя: Я помню. Три года назад я была в жопу пьяная. Но после этого я три года не напивалась. А теперь вот напилась. Целый день пила.

Таня: Что пила?

Катя: Виски.

Таня: Какая марка?

Катя: «Баллантайн».

Таня: Как и я. Тебе понравилось?

Катя: Нет.

Таня: И мне не понравилось.

Вера: Я видела этого типа разгуливавшим по Таймс-Сквер в одном белье.

Таня: На картинке?

Вера: По ящику. Демонстрировали новое белье от Кэлвина Клейна. И один американский критик заявил, что белье на Таймс-Сквер — это Сикстинская капелла двадцать первого века. Я не могу больше слышать эту фигню, так что заткнитесь вы обе!

Катя извлекает бутылку водки из галошницы. Делает глоток.

Катя: Когда мы впервые встретились, он рассказал мне, что снимает фильм о проститутках.

Вера безнадежно машет рукой.

Таня: Где? (Тянется к бутылке.) Дай глотнуть.

Катя: В метро.

Таня: Где он снимает фильм? Что за картина?

Катя: Документальная.

Вера: О каких проститутках.

Катя: О молодых девчонках здесь, в Москве.

Коля высовывается и внимательно слушает, о чем они говорят. Жалостливо смотрит на бутылку.

Катя: Ладно уж. Вот до сих пор. (Отмеряет ногтем линию на бутылке. Коля пьет.)

Вера (в отчаянии машет рукой): Когда я утром выходила из дому, я забыла намазаться кремом, а на улице сильный ветер, мне показалось, будто с меня сдирают кожу. Представляете, между мной и ветром ничего не было. А потом я подумала, что мне хочется только одного — читать книжки. Из-за Юрия, из-за этой гребаной политики я совершенно перестала читать. А ведь книги отделяли меня от ветра, нищеты, холода, глупости, войны, жизни.

Катя (Коле): Нет, нет! До черты! Я сказала: только до черты.

Выхватывает у него бутылку.

Таня: Нет, ты серьезно? Ты познакомилась с американским режиссером? Не врешь?

Катя: Познакомилась.

Вера: Единственное, чего мне хочется в жизни — это читать. Сесть и читать? Разве я хочу слишком многого?

Таня: Поклянись.

Вера: Чтоб мне света белого не видеть!

Таня: Не ты. Ты.

Вера: Чтоб мне света белого не видеть! Он ищет молодых проституток. Для фильма. Платит 600 долларов за съемочный день.

Таня: Какого возраста должны быть проститутки?

Катя: Тринадцати лет.

Таня: Я попробую выглядеть на тринадцать.

Катя (пьет): Не пизди.

Вера: И моего сыночка я приучу читать книжки. Когда я влюбляюсь, я буквально глотаю книги. Почему ты пьешь и врешь?

Катя: Это он врет. Он сказал, что я похожа на Анну Каренину и что он влюбился в меня. А пью я потому, что нравится.

Вера (саркастически): Уже сказал? В метро?

Катя: Нет, в гостинице.

Таня: В какой? В «России»?

Катя: Нет. «Балчуг-Кемпински». Только почему он сказал, что любит меня? Почему, девочки? А?

Вера: Потому что хотел затащить тебя в постель. Все они так говорят.

Катя: Да я еще до того легла с ним в постель, едва мы впервые встретились…

Вера: Ты в первый же день легла с ним?

Катя: Я боялась, он передумает. Но тогда он ничего не говорил о любви. И о солнечном лучике. Потому что он сказал, что когда увидел меня, я показалась ему…

Вера (перебивая ее): Это мы уже слышали. Что он еще тебе наговорил.

Катя: Что прочел всего Булгакова. Но он врет.

Вера: Так он не читал Булгакова?

Катя: При чем тут — читал, не читал? Ничего я вам не скажу, потому что вы обе относитесь ко мне ядовито, недоверчиво, скептически и пессимистически. Вы убеждены, что со мной ни хрена хорошего случиться не может. А теперь что скажете? Да вы просто не поверите мне.

Вера: В первый же день легла в постель к иностранцу! А мы еще удивляемся, что во всем мире русских девушек считают блядями.

Таня: Мамой клянись!

Катя: Клянусь памятью покойной мамы.

Таня: Кажется, не врет. (К Вере.) Похоже на правду. Он хоть смотрится мужиком? Какой он: молодой, старый, дряхлый? Американец. Из Бруклина? Ты его любишь? А я сегодня дошла до домашней фазы. Господи Боже мой, режиссер! Кинодокументалист. Ни хрена себе прикольчик! А дальше что?

Катя: Ничего. Он сказал, что любит меня. Что я для него — солнечный лучик.

Таня (вмешиваясь): Не бери в голову. Он не обязан быть высоким. Они не пьют, они храпят.

Катя: Вы не знаете, что такое любовь. Я знаю. Извини, Верочка, я, конечно, извиняюсь, но я солнечный лучик.

Таня: Это я не знаю, что такое любовь? Жаль что вы не видели меня с Костей. Такой, знаете, бандит с верхнего этажа. А Вера рожать собирается.

Катя: Да ну?

Вера кивает. Сестры обнимаются.

Катя: Помогите мне, сестрички! Что мне делать? Бросить его?

Таня: Еще чего! Если ты не врешь, он, может, тоже не врет. Я бы поверила в этот сраный солнечный лучик.

Катя: Почему?

Таня: Потому что он американец. Американцы не лгут.

Катя: Да ну?

Таня: Стопудово!

Катя: Почему?

Таня: Не знаю.

Вера: Чушь собачья!

Таня: Он платит шесть сотен? За съемочный день?

Катя: Да. Это моя зарплата в цирке за три месяца. Как ты думаешь, он это серьезно?

Таня: Угу.

Катя: Боже мой!

Вера: А я хочу, чтобы мой ребенок много читал. И он будет много читать.

Таня: А какие проблемы у московских проституток?

Катя: Никаких проблем. Но эти шлюхи деньги берут, а рассказывать о себе перед камерой стесняются. А ему нужна такая, которая за 600 долларов в день согласится рассказать о себе. Да еще так жалостливо, что публика в Нью-Йорке кипятком писать будет.

Таня (в глубоком раздумье): Шестьсот долларов…

Катя: Угу. Я не хочу думать об этом, но он говорит, что у него в Америке дом с бассейном… А съемки он ведет по ночам. Начиная с полуночи. А дом у него в Санта-Монике Ах нет, нет, нет. Я не хочу подлизываться к нему. Но пальмы, океан, рыбы, черепахи…

Таня: Змеи… Я слышала, что в Америке каждый, кому хочется солгать, боится сделать это. Там все под колпаком. Всюду диктофоны — под одеждой и вообще, и каждое твое слово записывается. Вот это и предохраняет их от лжи.

Вера (в отчаянии): Господи. Да я все отдала бы за то, чтобы еще хоть разочек влюбиться. Хоть раз! (К Кате, сердито) Тебе хорошо. Ты постоянно влюблена. Несчастливо, правда, но постоянно, ты купаешься в любви. А я… разок позволила себе влюбиться — и вот подарочек! (Показывает на свой живот.)

Коля, который все это время хлопотал по хозяйству, на цыпочках подходит к шкафу, достает женские туфли на каблуках. Надев их, делает несколько шажков и счастливо смеется.

Вера опять поглаживает себя по животу. Затем начинает говорить с ним, успокаивая сидящего в ее утробе младенца.

Вера: Все хорошо, все хорошо. Не волнуйся. Сиди тихо. Тихо, кому говорят?

Катя: Как ты думаешь? В самом деле, может, мы поможем ему найти несколько проституток. Ну что, девчата, постараемся? Он будет мне благодарен. Если Таня права, он не врет. (К Вере) Как ты думаешь, он меня тоже записывает?

Вера: Отъебись.

Катя: Девочки мои… Что вы думаете? Поскольку я солнечный лучик….

Таня (смотрит в небо):Мамочка! (Переводит взгляд на Колю.) Я знаю!

Катя: Что? Что она сказала?

Вера (Индифферентно) Ей был голос.

Таня: У меня есть идея.

Вера: Что?

Катя: Что?

Таня: Коля.

Вера: Что — Коля?

Таня: Коля. Смотри. (Показывает на Колю в женских туфлях) Вылитая девка! Это мамочка (указывает в небо). Она дает нам знак. Нам явлено чудо.

Вера: Господи, за что ты послал мне такую глупую сестру?

Таня: Я не шучу.

Катя (растерянно): Не пойдет.

Таня: Почему не пойдет. Почему, скажи! Объясни мне, чем тебе Коля плох? Ну? Говори! Я серьезно.

Катя: Потому что он не девочка.

Таня: И всего-то?

Катя: И не проститутка.

Таня: Сейчас мы все устроим. Подойди-ка сюда, Коля. Подойди.

Коля покорно подходит. Таня достает платье из шкафа и уводит Колю за ширму. Коля что-то там делает, Таня его наставляет.

Таня (за ширмой): Эти американцы помогают нам, так что мы должны оказать им ответную любезность.

Катя: Вылезай оттуда, ты, идиотка!

Таня: Спокуха!

Катя: Этим не шутят. Чушь собачья, стыд и срам.

Таня (за ширмой): А то, что Коля сирота, не стыд и срам? А то, что Вера брюхата, не стыд и срам?

Из-за ширмы вылетают Колины штаны и рубашка.

Катя: Прекрати! (Кричит) Прекрати! Ты сама говорила, что американцы не лгут.

Таня (из-за ширмы): Зато русские лгут и не краснеют. (Из-за ширмы вылетают Колины трусы и носки.) 600 баксов!

Катя: У тебя крыша съехала. Любой догадается, что это не девочка.

Таня: Ничего, сожрут, как миленькие.

Катя: Ты хочешь испортить мне жизнь? Джон бросит меня, будет презирать меня, выкинет вон, так чтобы и духу моего не осталось.

Таня: Он тебе будет ноги мыть и воду пить. Чего ты боишься? Если ему не понравится Коля, он его не возьмет. Скажет — не годится. Тогда ты извинишься — мол, ничего лучше не могла придумать.

Катя (К Вере): Ну скажи ей что-нибудь!

Вера (возвращаясь к своей книжке): Я прочла, что если беременная читает книжки, ребенок вырастает более интеллектуальным. Надеюсь, что у моего бэби жизнь будет лучше, чем у меня.

Таня: Ради этого и стараемся.

Катя: Что ты читаешь?

Вера: Не знаю. Я сконцентрировалась на ребенке. Кстати, идея не плоха. Думаю, она вполне проходимая. Ты права, Таня.

Катя: Проститутка должна что-то рассказать.

Таня: Думаешь, Коля немой?

Катя допивает бутылку.

Катя: Вы, обе, катитесь на хуй.

Таня: Оставь немного Коле.

Катя: Поздно.

Выкидывает бутылку за окно. В это время в окно влетает букет цветов. Таня выходит из-за ширмы.

Таня (испуганно): Венок?

Вера: Нет, букет.

Затемнение.

Картина девятая

Часы бьют двенадцать раз. В темноте слышен голос Режиссера.

Режиссер: Соня, ты готова?

Входит Коля, одетый девицей. На нем яркий, несколько вульгарный макияж, весьма сексуальные мини-юбка, топик и высокие сапоги и накладной бюст. Он идет в скрещение лучей «юпитеров». Зритель должен узнать в нем ту самую девушку, которую видел на церемонии вручения «Оскара».

Режиссер: Шажок вперед, теперь чуть левее. Отлично. Говори прямо в камеру. Тишина. Сосредоточились. Мотор!

Оператор: Есть мотор.

Звукооператор: Синхрон работает.

Оператор: Хлопушку!

Ассистентка с хлопушкой: «Дети Москвы», кадр 50.

Режиссер: Поехали! Назови свое имя.

Коля: Соня Онищенко, путана.

Режиссер: Кто твои родители?

Коля: Папаша работал в цирке и воровал мясо у тигра. Его за этим делом застукали и выбросили в окно с шестого этажа. На глазах у матери. Она сдуру бросилась вслед за отцом, думала: поймает его. Не поймала. Вот так я осталась одна. А бедной одинокой девушке одна дорога — на панель.

Режиссер: Кто был твоим первым клиентом?

Коля: Папик один из Государственной думы, тот еще хмырь. Продает оружие арабам и сербам. Он меня склеил на демонстрации против антинародного режима и сказал, что у меня глаза как у Клаудии Шифер.

Режиссер: А затем?

Коля: Отвез меня за город и там в одном пансионате оттрахал. Заплатил 40 долларов. Сказал: больше не может, все свои деньги он отдает России.

Режиссер: А что было потом?

Коля: Залетела я от него по дурости. Просила деньги на аборт. Не дал. Сказал: если еще раз попадешься мне на глаза, сука, тебе не жить! Вот такие дела.

Режиссер: Говоришь, ты одна? Родных совсем нет.

Коля: Есть. Три сестренки, мал мала меньше. Если бы не я, их давно в приют забрали бы…

Режиссер: Спасибо, все свободны! Отличный кадр!

Конец первого действия