Линкольн Стерн с застенчивой мальчишеской улыбкой протянул мне DVD-диск.

— Лучше бы ты меня не доставал, Линк, — угрожающе сказала я, но он видел, что я улыбаюсь.

Он с ухмылкой пожал плечами и ответил:

— Мы сделали все, что могли.

— Я скажу свое мнение только после того, как увижу сама.

Ожидался приезд Петры, мы планировали провести с ней вечер на розовом замшевом диване и вместе посмотреть документальный фильм о проекте. Она вошла в мою квартиру и сразу же разрыдалась. Не стоит рассказывать ей о моих печалях — у нее есть свои.

— Я всегда знала, что он не стоит тебя.

Она резко взглянула на меня.

— Я всего лишь пытаюсь быть с тобой честной, — добавила я.

Петра слабо улыбнулась и опять заплакала.

— Ну, успокойся. Давай лучше посмотрим, как Эва с Линкольном рассказывают обо мне всякие небылицы. Это тебя развеселит.

Фильм начинался со старой съемки, где мне шесть лет, я сижу на дереве и болтаю ногами. На мне джинсы-клеш и синяя майка в цветочек. У меня длинные темные вьющиеся волосы. Меня можно принять как за мальчика, так и за девочку. Звучал прокуренный голос Джаггера, исполнявший хит «Дикие лошади», затем музыку убавили, и мы услышали голос Линкольна: «Эстер Гласс была воспитана своей матерью — известной писательницей-феминисткой, в Икфилд-фолли в Оксфордшире — одной из тех общин, которые появлялись в шестидесятых, просуществовавшей дольше других».

Я застонала и зарылась головой в подушки. Как я и предполагала, Петра разразилась громким смехом. Целью фильма было подробно показать мое детство, сделав упор на его исключительности. Эва предоставила им несколько снимков. Среди них были фотографии из моего детства и юности, а также снимки моей семьи и всех членов общины. Тут на экране появилась Эва, с тем самым, сделанным прошлой зимой интервью. Она сидела в своем кресле перед искусственным камином. Увидев кадры из своего детства, я странным образом ощутила, что моя любовь к ней растет. Она говорила добрые и великодушные вещи. В этом фильме Эва казалась очень красивой. Я начала вспоминать о ней то, что давно забыла: как она убирала волосы с моего лица, когда будила меня по утрам, как водила меня в школу, напевая глупые стишки, которые мы с ней сами сочинили. В фильме Эва рассказывала о моей любви к свободе, о том, как остро я чувствую лицемерие, о моих постоянных поисках смысла жизни и неутолимой жажде, которую я испытываю к искусству. Она говорила, что эти качества проявились еще в раннем детстве. В ее голосе звучала уверенность, гордость и любовь. Слушая ее, я начинала видеть перед собой человека, которого никогда до этого не знала.

Неужели я такая, какой она меня представляет? Если да, то в какой момент я потеряла веру во все, о чем она с таким воодушевлением рассказывает? Возможно, в глазах моих поклонников я такая и есть. С появлением в моей жизни Жасмин я впервые задалась вопросом о собственной значимости. Но является ли это реальностью, или, может, это всего лишь проявление моего идеализма? Я вспомнила детство, все наши игры в прятки и поняла, что, по крайней мере, тогда была совершенно и безоговорочно счастлива.