– Ясно, – подытожил Олег, услышав от нас тезисный доклад об экспедиции и наши выводы.

«От нас» – от меня и Крота. Мы двое были допущены до конфиденциальной беседы. Шадыма сопроводили в лазарет. Жмых – ну что с него взять? – был немедля отправлен в трехдневный отпуск со всякими премиальными ништяками типа пропуска в «гарем», продуктов, спирта и тому подобного. Ну а Сан Саныча с великим почетом отвели в гостевую комнату, сказав, чтобы перевел дух, попил чайку, а уж потом предстал перед светлыми князевыми очами для особого разговора.

В том была, конечно, причина для лукавства: первый разговор Олег желал иметь исключительно с двумя приближенными. Думаю, Франт все прекрасно понял и воспринял без обид.

И вот Олег, я и Крот уединились в таком отсеке заводоуправления, где никто подслушать нас не мог. По нашему с Кротом согласию слово для доклада предоставлялось мне. Призвав на помощь лингвистическую подготовку, я решил уложиться в десять минут – и уложился в восемь с половиной.

Сказав «ясно», Олег встал, прошелся по комнате.

– Валет, значит. Угу-м… Что-то я не очень-то и удивлен, ваши благородия! Такой без мыла в ж… влезет и через ухо вылезет. И не заметишь!

– Но мы-то заметили, – сказал я без улыбки.

– Ну, медаль нам за это, – Олег сел. – Чугунную… Ладно! Значит, Валетку нашего надо за хобот брать?

– Чем скорее, тем лучше, – подтвердил Крот. – Он хитрый, зараза, ты же знаешь. Как лиса!

– Лиса, говоришь?.. Ладно, сделаем сейчас из него лисью шапку с гребешком. Кого послать на задержание?

– Да хоть моих, – предложил я. – Кто не в наряде. Ратмир, Скиф, кто там еще…

– Добро, – согласился Олег и кликнул Шурупа. Тот пасся неподалеку, не смея, конечно, подслушивать, и предстал перед нами секунд через пять.

– Быстро мне сюда бригаду Мадьяра, – велел князь. – Кто свободен. Чтобы одна нога здесь, другая рука там. И без шума. Понял?

– Понял, князь! Это я мигом. Пулей!

И его как ветром сдуло.

Что правда, то правда: в течение четверти часа он собрал почти всех моих бойцов: только один на сегодня оказался приписанным в наряд по кухне. Несмотря на ранний час, земля слухами полнилась мгновенно, и когда я увидел радостные лица Скифа, Ратмира и прочих, сердце мое дрогнуло. Наверное, они еще ничего не знали о судьбе Кати и других членов экспедиции… да я и не афишировал перед ними свою личную жизнь. Хотя, конечно, такого рода сплетни растекаются мгновенно… Ну да, что бы там ни было, оно и к лучшему: сочувствия не надо мне, сам справлюсь.

Крот быстро охладил восторги моих ребят, разъяснив суть дела. По лицам кое-кого я видел, что им трудно поверить в приказ немедля брать столь высокую персону, как Валет, но… Но здесь был сам князь! – и потому – какие сомнения. Они были отброшены, и парни ревностно ринулись исполнять задание. А Олег напомнил нам с Кротом:

– Ну а мы давайте по делу поговорим.

* * *

Многие качества, конечно, сделали Олега князем. И одно из них – не главное, но существенное – сильная практическая логика. Умение видеть рассматриваемые вещи с разных сторон и делать из этого здравые выводы. Я и Крот, допускаю, уступали ему в этом, но дураками нас не назовешь, и потому на троих у нас организовался бодрый такой мозговой штурм.

Итак, как обстояло дело?..

Можно предположить, что Бандерасу заранее, перед выходом «в поле», были указаны Валетом точки встречи с разведгруппами «витаминов», и он бросился бежать со всех ног к ближайшей такой точке…

– А вы что, эту возможность не предусмотрели? – с упреком спросил Олег.

Я пожал плечами:

– А если бы предусмотрели? Нам ведь важно было узнать, кто возглавляет сеть. Вот и пришлось играть в доброго чекиста и в злого. Доброта и сработала, сдал он нам резидента.

Князь слегка ругнулся:

– …! Ваше благородие, слово чести и всякая такая требуха! Наобещали бы с три короба, а потом хлопнули без адвоката. И вся любовь с апельсинами.

– Я говорил… – нейтрально протянул Крот.

– Нет, – я упрямо замотал головой. – Он… он в тот миг так остро все чуял, тоже как лиса. Я видел. Нельзя было врать. Сразу бы раскусил. Надо было честно играть.

Олег был слишком умен для того, чтобы не уловить в моих словах какой-то непростой правды. Он вновь матюгнулся, но уже с другой интонацией.

– Ну, что верно, то верно. Психология – темный лес со всякими зверями да берлогами… Ладно, как вышло, так пришло. Давайте дальше рассуждать.

И мы принялись рассуждать дальше.

Допустим, Бандерас достиг одной из «витаминских» полевых разведгрупп. Допустим, они успели передать информацию и другой группе, и бой у нас произошел с двумя командами… Но это не суть важно. Главное – успели они или нет сообщить в основную организацию? То есть знают ли там, что экспедиция Комбината искала именно бункер КГБ и, более того, она его нашла?..

Таким образом, задача сводится к двум условиям. Успел или нет Валет сообщить каким-то путем руководству «витаминов» о том, что группа идет искать именно бункер, а не что-либо другое? Судя по тому, что Бандерас так быстро нашел их разведгруппу, скорее всего, эти группы целенаправленно рассылались по Синеозерску в расчете на то, что где-то «в поле» на них рано или поздно должен выйти агент. И если допустить, что уничтоженная нами разведка не успела ничего сообщить базе, если даже предположить, что в трупах Зенита, Ирокеза и Бандераса руководство группировки не распознает комбинатских… маловероятно, но предположим! – даже тогда, включив рассудок, коим они не обделены, неужто они не догадаются, кто мог нанести такое поражение их опытным бойцам? И неужели не задумаются о том, почему их две машины помчались именно к ТЦ «Космос»?.. Чушь! Конечно, все поймут. И «Космос» постараются облазить от подвала до чердака. И, конечно, найдут дверь со штурвалом.

Тут все наши премудрые умозрения были прерваны изменившимися обстоятельствами.

В дверь деликатно поскреблись – так мог только Шуруп.

– Да! – Олег резко распахнул дверь.

– Эти, князь. Которых вы послали…

– Ага. Эй, парни, сюда!

Я все понял, когда увидел смущенного Ратмира.

– Это… – произнес он нерешительно, и, собственно, по одному коротенькому слову все стало ясно.

Валет исчез. Как в воду канул. Ребята обыскали все – нет нигде. Действительно, лиса, что тут сказать. Почуял, что пахнет жареным, – и пропал, словно сквозь землю провалился.

Мне показалось, что князь с трудом удерживается от приступа офицерского красноречия, – но до конца я так и не угадал его мотивов. Он сдержался все-таки, ничего ярко-образного не произнес, даже отпустив моих ребят…

– Ладно, – махнул он рукой. – Спасибо, парни, свободны.

И повернулся к нам:

– Чего и следовало ожидать. Ну а мы давайте думу думать, как-никак, три головы – и все в фуражках…

Три головы были вынуждены признать, что теперь «витамины», скорее всего, будут иметь бесспорную информацию об экспедиции, о боестолкновении близ «Космоса» – и уж, конечно, о «космических» подземельях… И нам надо сильно и быстро думать о том, как строить отношения.

– Что скажете, ваши благородия? – обратился Олег к нам.

– Думаю, придется играть в открытую, – сказал я. – Теперь уже не спрячешь ничего. А плохой союз лучше, чем хорошая война. Мы это понимаем, надеюсь, они тоже. Словом, я бы попробовал пойти на переговоры и постараться расписать тему полюбовно… Но это, князь, конечно, дела твои, княжеские, а я вот что думаю: не мог же этот поганец Валет испариться! Значит, надо часовых просеять, кто на посту стоял. Могли, конечно, по ротозейству прошляпить, но допускаю, что среди них был и его, Валетов, человек. Он и пропустил. Возможно.

– Ну, такой с ним бы и дернул, – резонно возразил Крот. – Иначе что выходит: Валет ему сказал – я бегу, а ты оставайся?.. Нескладуха какая-то.

– Мог сказать: оставайся «спящим», затихни, а придет время, я выйду с тобой на связь…

– Да дураком надо быть, чтобы в такие сказки поверить! – недовольно фыркнул Крот.

Я хотел указать на то, что вряд ли неведомые нам Валетовы помощники – гиганты мысли… но князь дискуссию прекратил.

– Разберемся, – сказал он. – А насчет часовых – это мысль, надо их взять в оборот, да поплотнее… Слушай, Мадьяр! Этот твой парень, как его… Ратмир, да! Вспомнил. Так вот: ему бригаду можно доверить, как считаешь?

Вопрос меня врасплох не застал:

– Еще немного опыта, конечно, поднабраться не мешает. А на перспективу – вполне.

– Ну вот и наберется. Сдавай ему бригаду, поднатаскай еще немного, и пусть командует. А тебя назначаю советником. Вместо выбывшего… и так далее. Сегодня же соберем совет, объявлю всем, и включайся. Решено! – он прихлопнул ладонью по столу. – А сейчас надо с союзником нашим дело закончить. Говорите, здорово он вам помог?

– Не то слово, – твердо сказал я. – Не будь его с нами, кто знает, чем бы дело кончилось.

– Хм-м… Да, кстати… Может, уговорим его остаться? На бригадира, а?

– Не выйдет, – я покачал головой. – Слишком привык он быть странствующим рыцарем. Но связь с ним сохранить было бы неплохо.

– Да? Ну, разберемся. Шуруп!

Тот немедля предстал.

– Давай сюда нашего гостя. И Репу тоже. А на одиннадцать тридцать… нет, на одиннадцать ровно объявляю сбор. Всех советников и бригадиров ко мне. Понял?

– Есть, князь.

– Выполнять!

* * *

Сан Саныча Олег встретил с пиететом, даже с некоторой пышностью:

– Прошу, прошу!.. Наслышан о ваших воинских доблестях, рад познакомиться. Присаживайтесь. Завтракали?.. Хорошо. Еще хотите?.. Нет? Ну, тогда к делу… А, Репа, заходи, садись, ты как раз вовремя. Наш главный интендант, царь и бог закромов Родины! Мои орлы, поди-ка, вам златые горы наобещали, сейчас будем вводить эти горы в разумные пределы.

Франт понимающе улыбнулся, и они втроем принялись торговаться – вполне, впрочем, конструктивно. Заговорили о боеприпасах, Франт особо нажимал на выстрелы для подствольника, Репа не отказывался, но скупился, как и полагается завскладу… В общем, процесс пошел.

Я слушал, улыбался, думая о своем – уже другом своем, не как бригадир, но как советник. Как нам наладить систему эффективной контрразведки?.. Есть кое-какие задумки, надо будет применить…

Дальше – больше, стал я думать о грядущих переговорах с «витаминами», почти не сомневаясь, что Олег постарается их инициировать. Как уж отреагируют «партнеры», черт их знает, но я все же надеялся, что народ там благоразумный, поразмыслят, прикинут что к чему… Ну, поживем-увидим.

Крот, похоже, тоже погрузился в свои мысли – возможно, думал о том, как и кем ему заменить Зенита… М-да. Утраты!.. Ну а мне-то как быть с моей утратой? Как ее преодолеть?..

Я чувствовал, что эта сторона моей души от пережитого все еще не отошла. Окаменела, оледенела и еще не начала оттаивать. Я был благодарен Олегу за то, что он ни словом, ни взглядом, никак не коснулся этой темы, – и убежден, что он сделал это сознательно, а вовсе не из черствости. Мне кажется, он прекрасно меня понял. И хорошо, если так.

Франт торговался умно, деловито и с достоинством, чем расшевелил не только Олега, но и флегматично-мешковатого Репу, и тот начал поглядывать на вольного воина с симпатией… А князь, так тот и вовсе в конце концов расхохотался, крепко хлопнул обеими ладонями по столу:

– А ведь он молодец, да?.. – и тут мысль его сделала неожиданный пируэт: – Слушай, Репа! А как там наш УАЗ ветхий? На месте?

– А что ему сделается? – осторожно ответил Репа. – Стоит в гараже.

Среди прочих единиц нашего многочисленного автопарка числился неизвестно какого дремучего года выпуска УАЗ-469, который вполне легко заводился, однако исправным назвать его было нельзя. Что-то там у него было с радиатором – мотор быстро грелся, грозя выйти из строя. Если быстро мчаться с попутным ветром, уверяли наши механики, включая Барона, то еще сколько-то можно проехать, а вот к полноценным оперативным действиям этот автодедушка был, конечно, непригоден.

И тут Олег расщедрился, решив презентовать старичка Франту.

– Тебе куда путь держать? В район Старопетровска?.. Так. Ну, честно скажу: нам эта колымага – что чемодан без ручки: и толку от нее нет, и выбросить жалко. А так хоть доброе дело сделаем… Электрику с него сняли, да вообще, все что можно поснимали, по правде говоря, там только мотор да корпус, но километров сто проедешь. А может, и больше, здесь уж как повезет. Бензин дадим, двадцать литров. Канистру. Но уж больше ничего не проси. По рукам?

Франт подумал немного – и согласился. Ударили по рукам.

– Когда поедешь? – спросил я.

– Да прямо сейчас и поеду, – ответил он.

– Может, отдохнешь денек? Все-таки ночь почти не спали. Это сейчас усталость не чувствуется, а потом…

Но он отказался. А я ощутил, как рвется во мне еще одна ниточка из прошлого, из этих дней, что для меня стали равны годам. Утраты! Что тут сделаешь. Не мы такие, жизнь такая.

– Ладно! – Олег встал, давая понять, что аудиенция закончена, и протянул Франту руку. – Счастливого пути, удачи во всем. Репа, выдай все по уговору. Мадьяр, ты, наверное, захочешь боевого товарища проводить?.. Ну, ступай. В одиннадцать ноль-ноль совещание, помнишь? Ну-ну. Отдыхать на том свете будем!..

* * *

Прощание вышло коротким, без пустых слов, без слюней.

– Увидимся когда-нибудь? – я улыбнулся.

– Кто знает! – улыбнулся он тоже. – Земля, говорят, круглая, хотя я этого пока не замечал.

И мы скрепили расставание крепким рукопожатием.

– Я сверху посмотрю, как ты пылишь, – кивнул я на одну из крекинг-установок высотой примерно этажей семь-восемь.

Таких технических башен на нашей территории имелось несколько. Конечно, их использовали как наблюдательные пункты, на одной и сейчас маячил часовой. Но я поднялся на другую.

Здесь куда привольнее, чем внизу, носился свежий ветер. Пожелтевшие, поредевшие леса холмисто уходили к горизонту – а небо, столько дней бывшее ясно-голубым, вдруг затянулось белесой облачностью.

Я услышал надсадно-трескучий вой дряхлого мотора и увидел, как по проселочной дороге, подскакивая на ухабах, несется куцый «уазик». Вот он притормозил, водитель со своего места помахал мне рукой и вновь набрал скорость – я тоже махнул ему в ответ, улыбнулся, словно он мог это увидеть.

Не мог он увидеть и того, как улыбка замерла на моем лице, внезапно принявшем, должно быть, необъяснимо странное выражение. Да и весь я застыл, точно прирос к решетчатому полу. И ветер вдруг стих.

Я был здесь не один.

Как я это понял?! – не знаю. Знаю, что не ошибся. Руку, две руки, хоть голову дай на отсечение! – все верно. Я не один.

И стоял, боясь обернуться – и увидеть призрак, фантом, тень Эвридики, что мелькнет и исчезнет навсегда. И никогда я больше не услышу, не увижу, не встречу – ни наяву, ни во сне, никак. Никогда.

Не оборачивайся! Только не оборачивайся!.. – заклинала меня перепуганная мысль.

Я сознавал, что это глупо, а все же стоял, как вбитый в доску гвоздь. Сколько это длилось? Не знаю. Время сомкнулось. Ну, правда, как сомкнулось, так и разомкнулось, потекло своим ходом. Я осторожно, словно у меня мучительно болела шея, обернулся через правое плечо…

Никого.

Я повернулся вновь лицом к земле и небу – и меня совершенно бесспорно накрыла горькая истина.

Катя была беременна.

Горькая – это не для красного словца. Мне показалось, что я ощутил самую настоящую горечь на губах, вроде морской соли, и машинально вытер их рукавом.

А истина и не подумала остановиться. Она продолжила разрастаться, раскрываться, как волшебный цветок, открывая передо мной неведомые прежде грани бытия. Столь же несомненно я понял, что убитая мной в подземелье женщина тоже была беременна – Катя определила это даже не как медик, а просто как женщина, каким-то особым чутьем. И конечно, ничего никому не стала говорить.

Ну уж на этом-то можно было остановиться?.. Так нет же. Истина не унималась, открывалась мне во все новых измерениях: я понял, что еще одного убитого мною, того самого Анальгина, обуревала мысль, может быть, и дикая, но смелая. Почему он так решительно ушел, сменил какую бы там ни было, но все-таки устойчивую жизнь на бесприютное бродячее выживание?.. Да потому, что поставил цель вырастить новую породу людей, приспособленную к самым суровым условиям! По сути – создать новое человечество. Вот так. Ни больше, ни меньше.

Чем дальше я врастал в эту идею, тем отчетливее видел ее странную правду. У него не вышло, но… Человечество нуждается в обновлении! – вдруг пафосно сказал я про себя и даже слегка вздрогнул от этого лозунга.

Мы с Катей могли стать первыми. Первая искорка грядущего, первая звездочка. Но и у нас не вышло. Звездочка погасла, не взойдя на небо.

Я стоял, смотрел на облака, леса, пустые дороги – и понимал, что начинаю оттаивать, боль разлуки только-только приходит. Что она сделает со мной, как я буду жить?..

Мне почему-то кажется, что жить я буду долго. Все, говорят, проходит, может быть, пройдет и это, годы все развеют без следа. Но, может, есть и то, что не пройдет? Тогда…

Не завершившись, эта мысль исчезла, и я не стал догонять ее. Без всяких уже мыслей я смотрел, как тончайший облачный налет густеет, темнеет, превращаясь в грозовую толщу разных оттенков серого. Лето, пусть и бабье, кончилось. Шла осень.