Бэвэлиус начеркал что-то на листке бумаги, оставил его на столе, перевернув, и вышел. Катя высыпала пакетик со специями в миску с лапшой.

- Опять ты эти мозги ешь... - сказал я.

- Это не мозги. Между прочим вкусно. Попробуй.

- Нервным становишься от этой лапши, там же химия одна.

Катя не слушала меня. Она уплетала еду Бэвэлиуса, он вез с собой несколько коробок этой китайской лапши и угостил нас. Добрый, добрый дядя Бэвэлиус.

Катя закурила. И стала есть дальше, прерываясь на затяжки.

- Как ты можешь курить и есть одновременно?

Катя бросила на меня изумительно ровный в своем предназначении взгляд, который для меня мог бы вылиться в реальности примерно в такие вот завитки: "Может потрахаемся, пока его нет?" - так и спросила.

Я посмотрел в окно. Темно-синие сумерки. Поезд стоял. Рядом под составами ползал какой-то мальчик. Или карлик, не разобрать в темноте. Камни шелестели под его кедами.

Она взяла листок, прочитала его и дала мне. "Закройте окно. Я вернусь через час, ровно в 00:00, ваш Бэвэлиус. Удачи".

- Он совсем сумасшедший.

- Может быть он просто романтик. Или шаман. Ты не очень устал, Коленька?

- Я нет...

Она сняла майку. Я постелил матрас, выключил свет и лег. Через секунду ее теплое тело вовсю извивалось надо мной, облизывая и кусая симметричные участки моего тела.

Я ловил ее цветочное неровное дыхание, вдыхал его и слушал, как оно шевелится в этой уютной и странной тишине. Катя ускоряла темп.

В открытое окно доносились далекие гудки поездов и запах рельс.

Вагон разваливался, и Катя зашивала его своими стонами...

Какой-то мудила запустил в наше окно камнем, он ударился о дверь и упал. Но Катенька похоже не заметила этого. Когда я кончил, она продолжала двигаться еще минуты две. Потом слезла и закурила.

Поезд дернулся и начал медленно заглатывать скорость.

Минуты две мы сидели в темноте и прислушивались.

- Ты слышала? Недавно какой-то стук был... Прямо здесь... Как будто что-то прилетело в окно...

- Да. Надо было его закрыть...

Я включил свет. Это был не камень. Это был краб. Небольшой. Он лежал на спине и шевелил клешнями.

- Вот дерьмо...

- Фу! Убери его! - заорала Катя.

Она впала в истерику, когда увидела членистоногого. Она стала орать и визжать. Я положил краба в тарелку с лапшой.

Катя вдруг начала смеяться.

- А сколько времени?

Я посмотрел на часы. Было десять минут первого.

- Уже десять минут первого.

Катя стала играть с крабом, дразня его клешни вилкой, за которую он пытался ухватиться. Я вдруг почувствовал как одиночество с размаха влетело в мою голову с сухим пчелиным треском разбив ткани и сломав череп. Я терял над собой контроль. Руки и ноги начали плескаться в воздухе, шейные позвонки словно исчезли, я не мог повернуть голову. Через секунду я упал на койку, как будто меня высыпали из мешка, как сахарный песок. Глаза были где-то среди этих песчинок. Они дергались как молекулы газа, мои чувства вытягивались в одну жирную абсолютно ровную линию, по которой я стремительно сыпался в сон. Катя играла с крабом, пока он не взорвался. Она случайно нажала секретную кнопку на его животе, и он просто лопнул. Свет погас в то же мгновение. Катя с коротким визгом исчезла в дымке, моя Катенька...

Я слышал как пыль опускается на нас. Потом я почувствовал ее руку, Катя гладила меня. Она лежала рядом, у стенки. Я чувствовал как останавливается ее пульс, осыпается яблоками и вдалбливает меня в землю к голодным червям. Вскоре я услышал шорох двери, вероятно вернулся Бэвэлиус или кто-то другой. Но мы с Катенькой были уже далеко. Мы видели черные плиты, по которым ползут улитки, издавая скрежет, по-летнему пахнущий свежим утром, росой и лесом. Бесконечность. И в этой бесконечности танцевала проводница с кальмаром в руке. Щелкая белыми ослепительными каблуками.