Елена Глушенко

Дикое домашнее животное

Моей дочери

Бруно пританцовывал на месте и поскуливал, бедняга.

– Да иду, иду! – сказала я, лихорадочно зашнуровывая кроссовки.

Мне было стыдно: вчера после спектакля мы с Глебом слегка засиделись в ресторане и расстались далеко за полночь, так что сегодня утром я провалялась в постели дольше обычного. Конечно, сегодня была суббота, и я вполне могла позволить себе поспать еще, но, к сожалению, собаки не понимают, что такое выходной.

Бруно схватил поводок, я – куртку, и мы выскочили за дверь. Ждать лифт не было времени, так что мы сразу бросились вниз по лестнице.

– Доброе утро, – просипел нам вслед сосед из 58-й, едва успев отскочить в сторону.

– Здрассьте, ВанВаныч! – крикнула я в ответ, не оглядываясь, и помчалась дальше, перепрыгивая через две ступеньки.

За последние пять лет жильцы дома привыкли к нам и перестали бояться. А ведь было время, когда на нас жаловались участковому милиционеру и даже начальнику ЖЭУ!

Особенно старалась вредная старушенция с первого этажа, баба Таня, которую жутко раздражало то, что я никогда не придерживала за собой входную дверь.

Я прекрасно понимала бабу Таню, но как тут придержишь, когда тебя буквально танком выносит на улицу!

Однако со временем соседи перестали от нас шарахаться, осознав, что за исключением тех нечастых случаев по выходным, когда мы, заспавшись, неслись по лестнице, сметая все на своем пути, в остальное время Бруно был абсолютно интеллигентным, стопроцентно выдержанным аристократом. Впрочем, как и положено немецкому догу со звучным именем Бруно-Клаус-Фердинанд фон Грюненберг и родословной длиннее, чем у иного европейского монарха.

Ну, а уж когда в подъезде стало заметно тише и чище, поскольку его, наконец, перестали заплевывать и заливать (хорошо, если пивом) любители тесных компаний, которым Бруно с удовольствием демонстрировал чудовищных размеров клыки, с существованием моей огромной – восемьдесят шесть в холке – полосатой собаки смирилась даже баба Таня.

* * *

День обещал быть великолепным. Обожаю эту пору – уже не весна, но еще не лето.

Кругом все светилось тем свежим сочно-зеленым цветом, который бывает только в мае. Прохладный ветер норовил залезть под куртку, но солнце пекло уже не на шутку, и к середине дня воздух должен был совсем прогреться.

В парке почти никого не было. Собачники уже разошлись, и на дорожках нам изредка встречались лишь бегущие вялой трусцой мужчины еще не старого вида, но почему-то все как один лысые, да редкие сонные велосипедисты.

Бруно с заинтересованным видом трусил от дерева к дереву, вынюхивая что-то ему одному ведомое. Я брела вслед за ним, еще не окончательно проснувшись. В голове прокручивались фрагменты вчерашнего балета, и звучал Адан.

Внезапно, откуда-то сбоку, из-за кустов выскочила маленькая лохматая собачонка, очень похожая на шпица, и, пронзительно лая, кинулась ко мне.

Я, конечно, люблю собак. Всяких. И всегда придерживаюсь того принципа, что если хорошо относиться к этим замечательным животным, то и они будут хорошо относиться к тебе. И так оно и было до сегодняшнего утра.

К сожалению, эта мелкая мохнатая сволочь ничего не знала о моих принципах и поэтому совершенно бесцеремонно вцепилась мне в ногу.

От неожиданности я настолько растерялась, что даже не пискнула. Лишь беспомощно затрясла ногой, пытаясь сбросить комок шерсти, повисший на правой штанине. Не тут-то было: мерзкое создание впилось в меня как клещ. Мне было не столько больно, сколько неловко.

Ситуацию спас Бруно. Он оторвал от хозяйки и отбросил в сторону этого агрессора, который уже в полете начал визжать и завизжал еще громче, приземлившись на куст и пытаясь выпутаться из ветвей.

– Эй! Какого черта! Держи своего урода на привязи, если не можешь за ним уследить! – завопил какой-то мужик и ринулся в кусты.

От такой наглости я едва не задохнулась и пришла в себя только через пару секунд.

– Сам держи на привязи свою шавку, чтоб нормальных людей не кусала! – закричала я в ответ.

– Фигня! Фикс не кусается, – заявил этот тип, ковыряясь в кустах. – Он для этого слишком хорошо воспитан.

– Да?! Тогда, интересно, это что такое? – вложила я в свой вопрос весь сарказм, на какой была способна, и склонилась над покусанной ногой, оценивая причиненный мне ущерб.

Сказать, что адидасовский костюм был безвозвратно испорчен, значило слегка преувеличить, но все же на голубой штанине были очень хорошо заметны следы мелких острых зубов. Я искренне надеялась, что после стирки следы исчезнут.

– Неужели он и вправду вас укусил? – изумленно произнес кто-то прямо надо мной.

Я выпрямилась и оказалась нос к носу с хозяином агрессора.

От увиденного у меня буквально перехватило дыхание: трехдневная щетина на загорелой физиономии, русые волосы, небрежно откинутые назад, и в довершение картины насмешливые прозрачно-зеленые глаза. Не знаю почему, но мне вдруг почудились звон мечей, ржание боевых коней, закованных в латы, и огромные кресты на развевающихся плащах.

– Кто бы мог подумать! – сказало видение, присело передо мной на корточки и взялось за мою истерзанную штанину.

Я смотрела вниз, на его макушку, выгоревшую практически добела, и пыталась справиться с отчаянно забившимся сердцем, в то время как Бруно сосредоточенно гонял по кругу истерично верещавшего шпица.

– Больно? – поинтересовался крестоносец, ощупывая мою ногу.

Я молчала, будучи не в силах вымолвить ни слова. Он поднял голову, глянул на меня снизу вверх и, не дождавшись ответа, выпрямился.

– Очень, – наконец просипела я, сглотнув комок в горле.

Я соврала.

Мне совсем не было больно. Но допустить, чтобы этот тамплиер исчез из моей жизни так же внезапно, как появился в ней, я не могла.

Запыхавшийся Бруно прекратил бесполезные попытки поймать моего обидчика, подошел к нам и уселся, вывалив язык и шумно дыша. Шпиц продолжал носиться по окрестностям, оглашая их истошными воплями, но на него уже никто не обращал внимания.

Тамплиер оглянулся по сторонам и, заметив неподалеку скамейку, предложил:

– Пойдемте туда.

Я как зачарованная последовала за ним и безропотно уселась на скамью. А он снова присел передо мной и закатал мою штанину до колена. Чуть выше белого носка на коже явственно проступали маленькие красные отметины.

– Ничего страшного, – заявил незнакомец, внимательно осмотрев мои жуткие раны. – Крови нет. Значит, жить будете. А синяки сойдут дня через три-четыре.

Он распрямил штанину и уселся рядом.

В его голосе почему-то не слышалось ни малейшего сочувствия, и я потихоньку начала приходить в себя.

– Отличный экземпляр, – сказал крестоносец, закуривая и одобрительно кивая в сторону Бруно, сидевшего в паре метров от нас.

«О да!» – подумала я, не сводя глаз со своего собеседника. Экземпляр был и в самом деле отличный. От него прямо-таки веяло духом дальних странствий, приключений и опасностей.

Я почувствовала знакомое закипание в крови – верный признак близкой охоты.

«Ты будешь моим», – пронеслось в голове.

«Сдурела? – тут же отозвался внутренний голос. – А если он неженат?»

«Исключено, – отрезала я. – Такой красавец просто не может быть ничьим».

Как раз в эту секунду красавец поднес сигарету ко рту, и я с облегчением увидела кольцо на безымянном пальце правой руки – там, где ему и положено быть.

«А как же Глеб?» – не унимался внутренний голос, но я велела ему заткнуться, и он заткнулся.

– Сколько ему? – спросил тамплиер.

– Кому? – не поняла я.

Он повернулся и насмешливо посмотрел мне прямо в глаза.

– Вашей собаке. Или это не ваша собака?

Я вспыхнула. И мгновенно пришла в себя.

– Это моя собака. Ему почти шесть. И, между прочим, в отличие от вашего пса он действительно хорошо воспитан.

– Это не мой пес, – усмехнулся незнакомец.

Я растерялась. Как же так?

А он продолжил:

– Это собака моей матери. Родители уехали в отпуск и доверили мне свое сокровище.

– Что ж вы не оправдали их доверие? – сварливо поинтересовалась я.

– С чего вы взяли? – крестоносец снова насмешливо посмотрел на меня. – Его же никто не покусал.

Ну и нахал! Я лихорадочно собиралась с мыслями в поисках достойного ответа, но он не стал меня дожидаться.

Не увидев нигде поблизости урны, он пожал плечами и щелчком запустил окурок подальше в траву. Потом неторопливо поднялся, сунул руки в карманы ветровки и повернулся ко мне.

– Всего хорошего. И не переживайте за ногу – до свадьбы заживет.

Едва заметно улыбнулся на прощание и пошел прочь. Через пару шагов незнакомец резко свистнул, откуда-то из-за кустов вынырнул наглый Фикс, и эта странная парочка скрылась за поворотом.

– Что это было? – спросила я свою собаку.

Бруно подошел поближе и принялся обнюхивать истерзанную штанину.

Я вздохнула.

– Пойдем-ка домой. Помоги мне встать.

Взялась за ошейник, поднялась и опасливо наступила на покусанную ногу.

Ну, что ж, вполне терпимо. И впрямь до свадьбы заживет. Вот только до чьей?

Все выходные я ни о чем другом не могла думать, а если бы даже и попыталась, то не получилось бы: стоило мне отвлечься хоть на минуту, как ноющая лодыжка тут же напоминала о случившемся в парке.

В воскресенье с утра нога разболелась с утроенной силой, однако в течение дня боль постепенно утихла, и в понедельник мы, выйдя из дома минут на десять раньше обычного, как ни в чем не бывало отправились на работу.

Я не оговорилась – мы с Бруно пошли на работу. Здесь, наверно, требуется некоторое пояснение.

Дело в том, что пять лет назад я и не думала заводить собаку.

Нет, я всегда любила собак. Но, если можно так выразиться, издали. Просто как раз в то время Антонина, моя лучшая подруга и по совместительству главбух, надумала разводиться с очередным мужем и принялась делить свою роскошную четырехкомнатную квартиру. Понятно, что взятый за полгода до этих событий щенок немецкого дога от элитного производителя оказался Антонине совершенно некстати.

Подруга тоже любила собак и вовсе не собиралась отказываться от Бруно. Она лишь хотела, чтобы он побыл в надежных руках то недолгое время, пока решается квартирный вопрос.

Поэтому сначала мы попробовали пристроить щенка к моей маме. Мама не возражала. Однако возражала ее кошка, которая была категорически против присутствия чужака на своей территории. Злобная Зося не давала ему есть, спать, сидеть, лежать, дышать; нападала из-за угла и кусала за нос. Терпеливый Бруно стоически переносил все издевательства со стороны существа раз в пять меньшего, чем он сам. Первой не выдержала мама и через неделю вернула нам в кровь исцарапанную собаку.

Следующим на очереди был мой папа. Я очень надеялась, что ему на даче пригодится еще один грозный охранник. Увы, папу пригласили в Сорбонну читать курс истории государства российского за период с XVI по XVIII век, так что охранником папиной дачи Бруно так и не стал.

Деваться было некуда, и я согласилась приютить у себя это несчастное создание. К тому же Антонина клялась, что собака не задержится у меня дольше, чем на два-три месяца, и я, наивная, поверила, что так и будет.

Увы! Человек предполагает – Господь располагает.

Моя реактивная подруга действительно очень быстро, буквально в течение недели, нашла покупателя на свою квартиру, подобрала жилье бывшему мужу и принялась искать достойное жилье для себя и детей. И вот тут-то начались непредвиденные сложности. Если ей подходил район – не подходил этаж. Если устраивал размер – не устраивала цена. Когда же поиски, наконец, закончились, начался ремонт.

В общем, к тому моменту, когда пришла пора возвращать собаку, Бруно прожил у меня почти год, мы с ним стали одной семьей, и ни о каком возврате речь уже не шла. Антонина не решилась настаивать и завела себе лабрадора.

Вот так у меня появилась собака. И следует признать, что она появилась как нельзя вовремя: еще немного, и у меня бы начались проблемы со здоровьем.

До того я сутками напролет просиживала в офисе, на работу и с работы добиралась исключительно на машине и совершенно не занималась спортом. С появлением Бруно мой распорядок дня резко изменился.

Теперь при любой погоде я вставала в семь утра и выводила Бруно в парк. Точнее, это он меня выводил. Мы с ним делали кружок-другой трусцой вокруг пруда и выполняли пару-тройку нехитрых упражнений.

Потом мы возвращались домой, завтракали, и я начинала собираться на работу. Он следил за мной печальными глазами, а мое сердце разрывалось от жалости. Но я уходила, а он оставался один в пустой квартире.

О том, что Бруно от одиночества весь день воет, я узнала от ВанВаныча из 58-й.

– Уймите, наконец, ваше домашнее животное, – строго сказал мне однажды сосед, поправляя на переносице вечно сползающие очки.

Некоторое время я мучилась, не зная, что предпринять. Однако после того как это застенчивое полосатое создание сначала сгрызло пару почти новых итальянских туфель, а затем буквально разворотило угол кушетки в прихожей, я нашла, наконец, единственное верное решение и поставила машину в гараж.

Хорошо быть самому себе хозяином: не нужно ни у кого спрашивать разрешения на самые дикие поступки.

Появление собаки в офисе вызвало фурор среди подчиненных. Даже видавшая виды Антонина вопросительно подняла брови. А невозмутимый Бруно обошел мой кабинет, обнюхал мебель и улегся в углу за шкафом с документами, слившись с обстановкой.

Первое время сотрудники заглядывать в кабинет побаивались. Но со временем все успокоились.

Так в кадровом агентстве «Persona grata» появился внештатный охранник.

Умный пес быстро освоился и перезнакомился со всем персоналом. Он спокойно, но настороженно встречал посторонних и скоро научился узнавать постоянных клиентов.

И уже через пару месяцев всем стало казаться совершенно естественным ежедневное присутствие в кабинете директора огромной полосатой собаки.

Сердобольный народ постоянно норовил подкормить его чем-нибудь вкусненьким, но Бруно неизменно отказывался. Он мог взять с руки только у Антонины: все-таки первая хозяйка – почти что вторая мать.

Я перестала засиживаться после работы и полюбила наши с ним неспешные возвращения домой.

По дороге мы заходили в магазин за продуктами. Пес ждал меня у входа. Затарившись, я отдавала ему сумку с покупками, и он горделиво нес в зубах нашу добычу.

А раз в неделю, по вторникам, мы с ним ходили в кафе «Минутка» к шеф-повару тете Вале за костями и мясными обрезками. Бруно обожал эти походы, с нетерпением ждал их и был готов тащить сумку с бесценным грузом хоть через весь город.

Так мы и жили – душа в душу. И нам не мешали даже мои изредка менявшиеся мужчины. Бруно не ревновал. Он прекрасно знал, что мужчины приходят и уходят, а он остается, и был совершенно спокоен насчет своего незыблемого положения в моем доме.

– Всем привет, – с порога заявила Антонина, влетая в кабинет.

– Бу, – ответил Бруно в знак приветствия и снова положил голову на передние лапы.

Я отстраненно следила за тем, как моя гиперактивная подруга раскладывает на столе документы на подпись.

– Ты веришь в любовь с первого взгляда? – спросила я неожиданно для самой себя.

– Чего? – не поняла Антонина.

Я терпеливо повторила свой вопрос. Подруга перегнулась через стол, осторожно потрогала мой лоб и решительно уселась в кресло напротив.

– Выкладывай, – потребовала она.

Я пожала плечами.

– Да собственно нечего выкладывать.

– Ага. Конечно. Так я тебе и поверила, – заявила подруга. – Я знаю тебя уже лет десять и не помню, чтобы ты когда-нибудь говорила про любовь.

– Неправда, – возмутилась я. – Мы с тобой только про любовь и говорим.

– Ага. Как же!

– А что? Разве нет?

– Нет, конечно, – не согласилась Антонина. – Это я говорю, а ты молчишь. Потому что ты даже не знаешь, что такое любовь. Великая Несчастная Любовь.

В голосе подруги прозвучали надрывные ноты, и Бруно встревожено шевельнул ушами.

«Ну, все. Понеслось!» – подумала я.

Не тут-то было. Подруга справилась с минутной слабостью и вернулась к тому, с чего начала.

– Ладно. Хватит обо мне. И не думай, что отвертишься. Признавайся – что стряслось?

Помявшись, я все же рассказала ей о субботнем происшествии.

– Надеюсь, хоть на этот раз он не женат? – с надеждой спросила Антонина.

– Еще как женат. Я проверила.

– А как же Глеб? – не сдавалась подруга.

Я поморщилась. Ну, точь-в-точь как мой внутренний голос!

– А что Глеб? Ничего с ним не случится. Как жил, так и будет жить. К тому же, я возможно больше никогда не увижу этого… типа.

Я лукавила. На самом деле я совершенно точно знала, что мы с крестоносцем не только встретимся, причем не раз, но и…

Сложно объяснить, откуда у меня была такая уверенность. Дело в том, что я всегда, всю жизнь, с самого раннего детства совершенно отчетливо понимала, чего хочу, и всегда получала желаемое. И не то чтобы я как-то упорно боролась за свои желания. Нет, все получалось само собой: просто я всегда знала, что что-то должно быть именно так, а не иначе, и это что-то именно так и происходило.

Вот и сейчас мне было предельно ясно, что будет дальше.

* * *

Принц Дезире с накачанными ляжками играючи крутил хрупкую Аврору, музыканты в оркестровой яме из последних сил доигрывали адажио, а у меня перед глазами стоял крестоносец.

– Хочешь поужинать? – спросил после спектакля Глеб.

– Нет, – отказалась я, немного поколебавшись. – Я устала. Отвези меня домой.

– Так ведь завтра суббота.

Вот именно.

* * *

Его машина остановилась у моего подъезда. Он выключил двигатель, и мы какое-то время посидели в тишине, разглядывая сонный двор. В отличие от Глеба мне нравилось то, что мы видели.

– Когда ты, наконец, выберешься из этой дыры? – ворчливо спросил он.

Ну, что на это ответить? У меня было лишь два аргумента.

Во-первых, больше площади – больше уборки, а я терпеть не могу убирать. А во-вторых, мне нравился этот район – тихий, спокойный, совсем не престижный, зато очень зеленый. Да и парк был совсем рядом.

А близость парка с некоторых пор стала играть для меня чуть ли не главную роль.

– Ну уж нет! Это мой банан! Ты и так четыре штуки слопал.

Я разорвала желтую шкурку и демонстративно откусила большой кусок. Бруно переступил с лапы на лапу и шумно вздохнул.

«Жадина», – было написано на его морде.

– Вовсе я не жадина. Это ты обжора, – возразила я. – И не надо так на меня смотреть.

Эта собака ела все подряд: огурцы, капусту (в основном свежую, но годилась и квашенная, если не очень кислая), яблоки, арбузы.

Арбузы мой пес ел, как человек: аккуратно выкусывал сочную мякоть, оставляя после себя ровные полумесяцы зеленых корок.

Но больше всего (кроме мяса, конечно) Бруно любил бананы. Он виртуозно очищал их от кожуры и заглатывал целиком.

Я неоднократно объясняла ему, что в слаборазвитых африканских странах на бананах вскармливают грудничков, и что не к лицу (или не к морде?) саксонскому аристократу уподобляться безголовым мартышкам из киплинговских джунглей. Но все было напрасно, так что солидная часть моего дохода уходила на бананы.

– Ну, хорошо. Так и быть. После парка заглянем в магазин. Напомни взять с собой кошелек.

* * *

К сегодняшней прогулке я готовилась очень тщательно. Обычно я никогда не крашусь перед утренним променадом, но сегодня был особый случай.

Я подвела глаза: неярко, но выразительно – чтобы собеседник не смог отвести от них взгляд. Накрасила губы розовым блеском с нежным клубничным ароматом. И не стала стягивать волосы в унылый хвост. Вместо этого я подкрутила их плойкой и оставила распущенными по плечам. Подумывала еще и надушиться, но потом все же решила, что это будет уже слишком.

На голубых штанах после стирки не осталось никаких следов от зубов противного Фикса. Пока я завязывала шнурки на кроссовках, раздумывая, стоит или нет надеть куртку от спортивного костюма, Бруно просунул голову в ошейник и с кошельком в зубах встал у двери.

На лавочке у подъезда уже собрались сплетницы со всего дома. Верховодила, как обычно, баба Таня. Мы с Бруно поздоровались персонально с каждой старушкой и уже нацелились было в сторону парка, когда баба Таня принялась во всех подробностях рассказывать нам о компании перевозбужденной молодежи, которая, то ли опившись, то ли обкурившись, уже вторую ночь не давала ей спать, распевая под окном непристойные песни и аккомпанируя себе на гитаре.

Пришлось признаться, что ничего такого мы не слышали, поскольку наши окна выходят на другую сторону дома. Тем не менее пообещали разобраться в ситуации, и нас наконец-то отпустили.

* * *

Я почти бежала к тому месту, где мы с ним встретились. Нет, я была абсолютно уверена, что он туда придет, но все же боялась, что мы можем разминуться.

Мы не разминулись – он был там. Сидел, развалившись на той самой скамейке, и беззаботно курил.

Фикс, учуяв добычу, тотчас ринулся ко мне. Но на это раз я была готова к нападению и, подпустив поближе, с грозным криком топнула ногой. Он взвизгнул и отскочил в сторону. Трус!

Бруно вопросительно посмотрел на меня, испрашивая разрешения приступить к ликвидации.

– Не хочешь вони – не трогай клопа, – посоветовала я и направилась к скамейке.

Он не встал при моем приближении, не бросился ко мне. Он даже не переменил позы! Так и сидел, откинувшись назад, курил и наблюдал за тем, как я подхожу.

– Привет! – сказала я и грациозно опустилась на скамейку рядом с ним.

– Привет! – отозвался он.

Мы помолчали.

– Как нога? – вежливо осведомился он.

Я закатала отстиранную штанину и продемонстрировала ему свою идеальную ногу – идеальную не в смысле красоты (хотя у меня и с этим все в порядке), а в смысле здоровья.

– Зажила, – доложила я.

– Поздравляю, – сказал он, не выказывая ни малейшего волнения.

Мы посозерцали мою лодыжку примерно с полминуты, и я вернула штанину на место.

Снова воцарилось молчание. Он как ни в чем не бывало закурил новую сигарету.

Мы сидели на скамейке, глядя прямо перед собой: он, абсолютно расслабленный, и я, натянутая как струна. Я все ждала, когда же он заговорит со мной, спросит о чем-нибудь. Но он, похоже, не собирался делать ничего подобного.

Я ни черта не понимала. Все шло не так! Похоже, я его совсем не интересовала!

«Пришел, увидел, победил», – это не только про Цезаря. Это еще и про меня. Так всегда было.

Я встречала мужчину, решала, что он будет моим, и он становился моим. Причем, без особых усилий с моей стороны. Просто я принимала решение, глядела в глаза своей жертве (или не глядела – смотря по обстоятельствам), и все – готово!

Где, когда, при каких условиях и как надолго – меня сроду не интересовало, что на этот счет думал тот, кого я выбирала. Решала я. Всегда.

По вчерашний день включительно.

Однако сегодня, чудесным майским утром, я, практически самая красивая женщина на планете, сидела на скамейке рядом с мужчиной своей мечты и с ужасом понимала, что совершенно ему не нужна. Он не обращал на меня ни малейшего внимания!

А я-то как идиотка красилась, кудри крутила! Обхохочешься! Антонине точно плохо станет от смеха, если я ей об этом расскажу.

Я прекрасно знала, как держать мужчину в постоянном напряжении, но понятия не имела, как это самое напряжение вызывать – в моем присутствии оно всегда появлялось само собой. Всегда, но сегодня!

Я никогда не заигрывала с мужчинами, не строила глазки, не принимала эффектные позы и не складывала губки бантиком. Эти уловки из арсенала глупых кукол в моем случае были лишними. К тому же, меня не интересовали мужчины, на которых могли произвести впечатление подобные приёмчики.

Но сейчас я была готова на все – даже строить глазки. И оттого, что я абсолютно не представляла, как это делается, я чувствовала себя беспомощной дурой.

Полное фиаско! Сейчас он докурит свою сигарету, встанет, безразличным тоном бросит: «Пока!» и исчезнет навсегда, оставив мои красивые безжизненные останки на скамейке в дальнем углу заброшенного парка.

Ну уж нет! Меня еще никогда не оставляли. Всегда оставляла я. И, похоже, это единственное, что я еще могу сделать, чтобы окончательно не потерять лицо.

Так что я с хрустом потянулась, словно после хорошего отдыха, и встала, улыбаясь как ни в чем не бывало.

– Ну, ладно. Мне пора. Чао!

И пошла прочь, не оглядываясь, гордо подняв голову.

* * *

То, что мы с Бруно остались без бананов, выяснилось лишь на выходе из парка – будучи в растрепанных чувствах я забыла на скамейке кошелек.

Первым порывом было вернуться.

«Ни за что, – тут же отозвался внутренний голос. – И без бананов обойдетесь. Не хватало еще позориться».

И я смирилась.

Ближе к вечеру я вспомнила, что в кошельке, кроме пары тысяч, была и моя визитка, и решила, что еще не все потеряно. Если, конечно, этот тип не окажется мелким жуликом и не прикарманит мои деньги.

* * *

Вечером он не позвонил. И в воскресенье тоже. Значит, жулик.

– Ну что? Покорила? – поинтересовалась в понедельник утром Антонина.

– Без комментариев, – сухо ответила я.

– Не хочешь – не надо, – поджала губы подруга.

Ну вот, она обиделась. Я вздохнула. Придется объяснить.

– Не обижайся… Не то чтобы я не хотела рассказывать… Просто мне… даже не знаю, как сказать… стыдно, что ли.

– Стыдно? – изумилась Антонина. – Я и не знала, что тебе может быть стыдно.

Теперь настал мой черед оскорбиться:

– Я что, по-твоему, – совсем бесстыжая?

– Ну… Нет, конечно, – смутилась она. – Просто ты так редко задумываешься над тем, что вытворяешь. И я уж точно не помню, чтобы ты когда-нибудь чего-нибудь стыдилась. Что произошло?

– Да в том-то и дело, что ничего не произошло! – чуть не завопила я.

Что-то в последнее время у меня нервы стали совсем ни к черту…

– Но ведь что-то же случилось? – не сдавалась подруга.

Я вздохнула.

– Случилось то, что я ему не понравилась.

Ох, как, оказывается, непросто в таком признаваться!

– О… – сделала круглые глаза Антонина. – Неужели такое возможно?

И мне захотелось стукнуть ее по лбу большой круглой печатью.

– Ну и… что? – она сгорала от нетерпения.

– И все.

Я уже жалела, что призналась.

– Как это – все? И больше совсем-совсем ничегошеньки?

– Совсем. Я просто встала и ушла. А он даже не окликнул.

Мы помолчали.

Подруга покусывала губы, явно подбирая слова.

«Сейчас начнется», – поняла я.

– Слушай, – осторожно приступила к делу Антонина. – А тебе никогда не приходило в голову, что женатый мужчина может и не хотеть заводить шашни на стороне? А? Даже с такой красоткой, как ты. А? Может, уже пора переключиться на холостых? Или хотя бы разведенных?

– Тонечка, – ласково промурлыкала я. – Уж чья бы корова мычала…

И моя подруга завелась с пол-оборота, как настоящий «Мерседес».

Во-первых, она терпеть не может, когда ее называют Тоней. А уж за Тосю и вовсе убить может.

А во-вторых, это был наш с ней давний и принципиальный спор.

– Как ты можешь меня упрекать? – ее голос зазвенел близко к сверхзвуковому диапазону. – Ты же знаешь, у меня особый случай.

Да, конечно. В отличие от меня у нее был особый случай. Как всегда.

С год назад Глеб позвал меня на какую-то тусовку, а я прихватила с собой Антонину. Она в то время находилась в глубокой депрессии по причине отсутствия спутника жизни и отчаянно желала влюбиться. Хоть в кого: в красивого, страшненького, богатого, бедного – все равно. Единственным условием было неженатое положение кандидата.

Так что энергичному, напористому и чертовски уверенному в себе Борису ничего не стоило покорить мою расклеившуюся подругу. А то, что он все-таки был женат, выяснилось слишком поздно.

У него была большая семья (кажется, не то трое, не то четверо детей), и он вовсе не собирался оставлять жену. Однако и расставаться с Антониной не входило в его планы.

Она неоднократно пыталась с ним порвать, захлопывала дверь перед его носом, но этот упертый мужик обладал уникальной способностью проходить сквозь стены. Причем каждый раз не с пустыми руками. Поэтому его неизменно впускали, прощали, а потом снова пытались выпроводить.

За последний год моя упитанная подруга похудела на восемь килограммов, трижды сменила цвет волос и из жизнерадостной болонки превратилась в желчного фокстерьера.

Я знала все подробности ее «Великой Несчастной Любви» и много раз уговаривала Антонину бросить этого проходимца. Она соглашалась, пыталась и…

– Тебе легко говорить! У тебя же нет сердца, которое может болеть! – пожаловалась она надрывно. – А я люблю его!

Все как обычно. Я слышала это тысячу раз.

– Ты любишь не его, а то, что он может тебе дать, – принялась терпеливо объяснять я, тоже как обычно. – Однако заметь: он может, но не дает. А почему? Потому что ему это не нужно. У него и так все есть – и семья, и жена, и дети.

Антонина поджала губы. А я продолжила:

– Напомни, пожалуйста, сколько раз ты грозилась ему покончить с собой, если он не разведется?

– Четыре, – нехотя ответила подруга.

Все правильно. Мы собирались утопиться, отравиться, повеситься и под занавес выброситься из окна второго этажа аккурат в клумбу с настурциями.

– А сколько раз он обещал тебе подать на развод?

– Тоже четыре, – процедила сквозь зубы Антонина.

– Ну и где этот развод?

Молчание.

– И потом, ты же в курсе, что счастья на чужом несчастье не построить. Ну, разведешь ты его, в конце концов. И что? Неужели ты сможешь спокойно жить с ним, зная, что где-то на другом конце города есть безутешная женщина, по ночам рыдающая в подушку, и ее несчастные дети, которые никак не могут уразуметь, куда делся их дорогой папочка?

– Когда ты так говоришь, я прямо-таки нимб вижу вокруг твоей головы, – огрызнулась Антонина. – Отчего же тогда ты, такая правильная, живешь исключительно с женатыми мужиками?

Ну, сколько раз можно объяснять!

– Во-первых, Тонечка, – начала я очень ласково, – я не живу с женатыми мужиками. Я вообще ни с кем не живу, как ты знаешь. Потому что мой дом – это исключительно мой дом. А во-вторых, и это ты тоже прекрасно знаешь, я ни разу в жизни не пыталась разрушить чью-либо семью. Я встречаюсь – заметь, встречаюсь, а не живу! – лишь с теми, кому нужно всего лишь то же, что и мне: дружеское общение. И никаких обязательств.

Насмешливое фырканье в ответ.

– Да-да, именно общение. И не надо фыркать. Да, признаюсь, я сплю с ними. Иногда. Но по большому счету мне всего лишь нужен интересный собеседник и спутник для культурных мероприятий. Потому что в отличие от тебя, моя дорогая подруга, я живу насыщенной культурной жизнью.

И это была чистая правда. Я люблю искусство глубокой преданной любовью и ни за что не пропущу ни одну мало-мальски значащую премьеру или выставку.

– А как же несчастные женщины, рыдающие в подушку? – ехидно поинтересовалась Антонина.

– В моем случае нет и не может быть никаких несчастных рыдающих женщин, – отрезала я с уверенностью, которой на самом деле вовсе не ощущала.

Если честно, я старалась об этом не думать, искренне надеясь, что жены моих мужчин ни о чем таком не догадывались.

С другой стороны, если эти глупые курицы были настолько бестолковы, что позволяли своим мужьям заводить шуры-муры на стороне, то это уже были не мои проблемы.

Антонина помолчала, задумчиво покусывая мою любимую шариковую ручку.

Она всегда грызла шариковые ручки, когда размышляла, а размышляла Антонина много. А если она их не съедала, то теряла. Так что у нас был постоянный перерасход по статье «Канцтовары».

– Знаешь, – заявила подруга после паузы, – ты все-таки нечто. Не могу сказать, что ты абсолютно беспринципна, потому что кое-какие понятия у тебя все же имеются. Да и не мне, если честно, тебя судить. Но ты определенно странная… А кроме того, ты возвела такую высокую стену вокруг своего хрустального замка, что ни один нормальный принц на нее просто не вскарабкается.

– Мне не нужны нормальные принцы. Мне вообще никто не нужен, – ответила я.

– А как же он? – спросила Антонина.

Он… Я помрачнела. А был ли мальчик?

– А что он? Он, похоже, спер мой кошелек.

Вот тебе и принц.

* * *

Неделя прошла как обычно, не считая того, что я все это время находилась в угнетенном состоянии. Конечно, я скрывала это, как могла, но Антонина чувствовала мое настроение и старалась не приставать. Лишь один-единственный раз она позволила себе какую-то невнятную сентенцию про избалованного ребенка, в кои – то веки не получившего очередную игрушку, но я проигнорировала ее замечание.

Честно говоря, мне было очень сильно не по себе. Ведь никогда до этого меня не постигала подобная неудача. Я всегда была абсолютно уверена в своих силах. А тут…

К концу рабочей недели я, наконец, поставила жирный крест на своем крестоносце – уж простите за каламбур – и окончательно успокоилась. А потом позвонила Глебу и позвала его на открытие очередной выставки.

В четверг вечером в агентство заглянул Валера Лосев, старинный знакомый и тайный поклонник моей подруги.

Точнее, это он думал, что тайный. И вот это было самое удивительное, потому что Валера Лосев был профессиональным психологом, сотрудничавшим с правоохранительными органами. И уж с его-то опытом не знать, что тайное всегда становится явным…

Много лет назад они с Антониной вместе учились в университете на психологическом. Правда, потом моя подруга, чтобы прокормить семью, переквалифицировалась в бухгалтера. А вот Лосев как-то перетерпел, выжил, и теперь процветал – у него была собственная частная практика. Мы сотрудничали с ним и совместно проводили различные тренинги и семинары по подбору кадров и управлению персоналом.

Лосев давным-давно, еще со времен университета, сох по Антонине и свято верил, что она ни о чем таком не догадывается. Разумеется, она все знала и бессовестно этим пользовалась.

Там была какая-то темная история.

Кажется, они встречались недолго. Потом что-то случилось, какая-то ужасная непоправимая ошибка, и все кончилось. Лосев попытался реабилитироваться, но у него ничего не вышло.

Со временем Антонина сменила гнев на милость, снова стала называть его Лосиком, но ближе вытянутой руки уже не подпускала.

Валера был рад и этому. Он уверил себя, что все прошло, былого не вернуть, и надо жить дальше. Бедолага думал, что у них теперь дружба.

А Антонина на полном серьезе считала его своим рабом и эксплуатировала по-черному.

Именно Лосик организовывал ее бесконечные переезды с квартиры на квартиру – следствие многочисленных разводов. Это он пристроил Антонининых детей в престижные школы: сына – в технический лицей, дочь – во французский коллеж. Когда детям захотелось собаку, именно Лосев нашел для них сначала немецкого дога Бруно, а затем Теренса, толстого белого лабрадора.

У него были знакомые во всех организациях города и на всех этажах власти. Он мог достать любую вещь и организовать любое мероприятие.

Единственным, что оказалось ему не по зубам, была Антонина.

* * *

– Привет, девчонки! – пропел Валера, вплывая в мой кабинет.

Не знаю никого, кому бы так шел светло-бежевый цвет. И совершенно не представляю, как ему удавалось в мятом льняном костюме выглядеть английским аристократом.

Если вы подумали, что Валера Лосев был ботаником, то ошиблись. Лосев был настоящим городским пижоном, прекрасно разбирался в модных тенденциях и с удовольствием покупал и носил шикарные вещи.

Я с тайной завистью ощупывала его кашемировые джемпера и сетовала, что никак не могу подобрать для себя что-либо похожее. Мы с ним были готовы часами обсуждать технологии итальянских обувщиков и буквально упивались родством душ.

А Антонина в припадке плохого настроения любила повторять, что мы просто близнецы – оба хищники и прожигатели жизни.

На счет себя я бы, разумеется, так не сказала, но то, что Лосев брал от жизни все, сомнению не подлежало. Но я его не осуждала. Возможно, он таким образом компенсировал свою неудачу с моей подругой.

Одно время, совсем недолго, я даже подумывала завести с ним роман, но, во-первых, он был неженат, а во-вторых, это все равно, что спать с братом. К тому же я чувствовала, что Антонине это вряд ли понравится. Так что я оставила эту затею. К всеобщему спокойствию.

– Как дела, приятель? – спросил Валера, теребя Бруно за ухо.

Бруно поморщился от такого панибратства (он не любил фамильярностей), но стерпел. А Лосев непринужденно опустился в кресло и положил ногу на ногу, демонстрируя отличную новую пару замшевых мокасин. Перехватил мой восхищенный взгляд и самодовольно ухмыльнулся. Пижон!

Ни за что не спрошу, что за марка.

– Ну? Что новенького? – поинтересовался Валера.

Я замялась, и Антонина с воодушевлением принялась рассказывать ему о подготовке к нашему очередному совместному семинару – на этот раз по мотивации персонала торговых предприятий.

Когда Антонина закончила, Лосев начал задавать каверзные вопросы, на которые она с легкостью отвечала. Валера докапывался, Антонина отбивалась. Он заходил с другого бока, она парировала. В общем, оба получали истинное удовольствие от общения.

В другой раз я бы тоже в этом поучаствовала. Но сегодня у меня почему-то не было никакого настроения.

В разгар прений зазвонил телефон, и я меланхолично взяла трубку.

– Алло?

– Я могу услышать Резникову Инну Алексеевну? – спросил знакомый голос, и я задохнулась.

Меня бросило сначала в жар, потом в холод. В висках запульсировало, в ушах зашумело.

– Я вас слушаю, – с трудом выдавила я, придя в себя через несколько секунд и стараясь говорить безразличным тоном.

Прошла почти неделя. Интересно, как он будет выкручиваться? «Я был в Антарктиде, спасал пингвинов»? Наверняка, что-нибудь в этом роде.

– Извините, что не позвонил раньше, – сказал он без тени сожаления в голосе, – но я только сегодня обнаружил в вашем кошельке визитку с телефоном. Похоже, в первый раз я невнимательно смотрел, потому что ее не заметил.

Тупица! Я тут же его простила. Но не собиралась ему этого говорить.

– Готов вернуть вам ваше добро. Могу завезти. Или сами заберете?

Вот тут уж я была в своей стихии. И если это наивно-нахальное существо полагало, что я немедленно кинусь ему на шею, то оно здорово ошибалось.

– Спасибо, что позвонили, – равнодушно отозвалась я. – Честно говоря, я уже и не надеялась…

На том конце провода, кажется, поперхнулись от такой наглости, а я продолжила:

– К сожалению, сегодня я занята. Да и завтра скорее всего не получится…

Я упивалась своим триумфом. Но меня быстро вернули с небес на землю.

– Ну что ж, – буркнул он. – В конце концов, это вам нужно. Позвоните, как надумаете. Надеюсь, у вас телефон с определителем номера.

И тут я испугалась.

– Нет-нет, подождите секундочку, – пролепетала я, запаниковав. – Давайте все же встретимся. Завтра. Скажем, часов в восемь.

– Утра?

Бестолочь.

– Вечера.

– Минутку…

Я слышала, как он шуршит страницами ежедневника.

– Подойдет. Где?

– М-м… Возле центральной библиотеки, – брякнула я, не подумав толком.

А что? Сильный ход. Главное, нестандартный. Да и мне близко от дома.

– Договорились, – согласился он. – До встречи.

Я не успела больше ничего сказать, как в трубке раздались гудки.

Нет, это что-то невероятное! Да кем он себя считает?

Ну, ничего. И не таких обламывали. Я придумаю, как тебя приручить.

Положив трубку, я обнаружила, что Антонина и Валера внимательно на меня смотрят.

– Все хорошо? – спросил Лосик.

Его длинное породистое лицо выражало искреннее участие. В отличие от Антонининого.

Я кивнула, не в силах говорить.

– Это он? – прищурилась Антонина.

Я снова кивнула, чувствуя, как улыбка против воли расползается по всему лицу.

– Фу, – с отвращением сказала Антонина. – Ты бы видела себя сейчас. Облизываешься, как кошка на горшок сметаны.

Возможно. Но мне было все равно.

– Ну что, подруга? Жизнь-то, похоже, налаживается? – подмигнул мне Валера.

Вот он меня понимал.

– Слушайте, вы! Вы оба омерзительны, – заявила Антонина. – Хищники!

Судьба предоставила мне еще один шанс, и я твердо намеревалась им воспользоваться.

Кажется, я начала понимать, почему у нас с крестоносцем ничего не вышло в первый раз.

Дело в том, что он действительно был очень привлекателен и наверняка привык, что девицы сами вешаются ему на шею. С другой стороны, я тоже не уродина и привыкла, что липнут ко мне, а не наоборот. Вот и получилось, что два красивых человека посидели на лавочке, каждый в надежде, что другой проявит инициативу, и, ничего не дождавшись, разошлись в разные стороны.

Мне это объяснение нравилось больше всего. Конечно, могли быть и другие варианты, но я предпочитала о них не думать. Кому приятно размышлять о том, что, возможно, ты просто не интересен другому человеку?

* * *

В пятницу рабочий процесс пошел коту под хвост, поскольку я весь день мысленно готовилась к нашей встрече.

Сначала я решила предстать пред ним в образе роковой дивы: красное платье, сидящее на мне как вторая кожа, копна распущенных волос, десятисантиметровые шпильки.

Потом подумала, что это слишком, особенно на фоне центральной библиотеки, и решила заменить красное платье на строгий серый костюм, а лаковые шпильки на удобные замшевые лодочки. Волосы можно будет собрать в высокий пучок.

Нет. Опять не то. Буду похожа на училку. Что же делать?

Так, спокойно! Без паники! Мало ли, чего хочу я. Надо понять, чего хочет он. Если он ждет, что я сделаю первый шаг – я сделаю. Понятия не имею какой, но сделаю.

А что, если предпринять что-нибудь неожиданное? То, чего он никак не ждет? Ну, скажем, он рассчитывает, что я буду его очаровывать. А я не буду! Что, если сделать вид, будто мне от него ничего не нужно, и просто приятно пообщаться? Может, стоит для усыпления бдительности прикинуться этакой простой славной девчонкой и именно этим и заинтересовать его?

Гениальный план.

Проблема была в том, что я совершенно не представляла, как это – прикинуться простой славной девчонкой.

Часам к трем, когда мое состояние приблизилось к паническому, я позвонила Лосеву и после пары незначащих фраз спросила его в лоб:

– Вот скажи мне, как психолог. Что нужно сделать, чтобы понравиться мужчине, который нравится тебе?

– Мне? – хмыкнул он.

– Лосев, не прикидывайся идиотом! – в полном отчаянии зашипела я. – У меня на это нет времени, и к тому же нервы ни к черту.

– Да ладно тебе, я пошутил, – испугался Валера. – В чем проблема-то?

Я глубоко вдохнула и попыталась взять себя в руки.

– Проблема в том, что я встретила человека, а он… Ну, в общем, он не проявил ко мне никакого интереса. А я очень хочу его заинтересовать. Скажи, что мне делать?

– Ну… – задумался психолог. – А ты уже пыталась что-нибудь предпринять?

– Пыталась, – призналась я.

– Что именно?

Хм…

– Я пыталась быть неотразимой.

– Неужели это не сработало? – хохотнул Лосев, и я снова ощутила нестерпимое желание его прибить.

Интересно, все психологи – садисты?

– Шучу, – посерьезнел он, почувствовав реальную угрозу в моем молчании. – Скажи, как ты хочешь его заинтересовать?

– То есть? – не поняла я.

– Я имею в виду, в сексуальном плане или чисто по-человечески?

Ого! Я и не задумывалась об этом!

Черт с ним, с сексом. Это всегда успеется.

– По-человечески, – решила я.

– Ну что ж. Тогда все просто, – сказал психолог. – В действительности, любому человеку по-настоящему интересен только один объект – он сам. Поэтому, если ты при общении не будешь перетягивать одеяло на себя, а будешь демонстрировать искренний интерес ко всему, что он изволит говорить (и ко всей его персоне в целом), то он обязательно почувствует, как ему с тобой комфортно. Как с тобой хорошо. Отсюда обязательно вытекает симпатия. Так что остается только закрепить и развить успех.

– А как?

– Не знаю. Все зависит от обстоятельств. Действуй по обстановке.

Легко сказать. Ладно, придется попробовать.

– И еще, – добавил Валера. – Не пытайся на него давить. Если почувствуешь, что он внутренне сопротивляется – отступи. И вообще, не показывай явно свою заинтересованность. Оставь за ним свободу выбора, хотя бы иллюзорную. Пусть он думает, что последнее слово за ним. Даже если это не так.

Лосев снова хмыкнул, но на этот раз я не среагировала. Мне было о чем подумать.

– Ладно. Кажется, я поняла. Спасибо за помощь.

– Всегда пожалуйста. Расскажешь, чем дело кончится?

– Обойдешься, – сказала я и выключила сотовый.

Рабочая неделя закончилась. Все разошлись по домам.

Я сдала офис на сигнализацию, и мы с Бруно тоже пошли домой.

Оставалось три часа до встречи. Сказать, что я нервничала, значит ничего не сказать – меня буквально трясло. Со мной еще никогда такого не было.

Дома я вытащила из шкафа всю одежду и стала соображать, как же мне все-таки одеться. Ярко? Скромно?

Снова позвонила Лосеву, но на этот раз абонент оказался недоступен.

В конец измучившись, я от отчаяния надела старые джинсы, кроссовки и любимую футболку с вышитым солнышком – будем заинтересовывать по-человечески, а не сексуально.

В половине восьмого я затолкала одежду назад в шкаф, велела Бруно оставаться за старшего и обреченно поплелась к библиотеке.

* * *

Я очень пунктуальна, никогда не опаздываю и всегда прихожу минута в минуту. Однако на этот раз я превзошла самое себя: явилась за десять минут до назначенного времени.

На стоянке перед библиотекой машин не было, за исключением облезлого «москвича». Но он тут стоял с зимы и был не в счет.

Я огляделась в поисках места для засады. Кусты вокруг стоянки подходили идеально, но я представила себе, как выбираюсь из них, словно белорусский партизан, и отказалась от этой затеи. Нужно было придумать что-нибудь другое.

Сбоку послышались голоса, смех. Я обернулась и увидела двух девчушек, выходивших из библиотеки. Огромная дверь темного стекла медленно затворилась за ними, и тут меня осенило.

Я взбежала по высокой лестнице, толкнула дверь и зашла в большой прохладный «предбанник».

За прозрачными внутренними дверями мне была видна широченная тетка, стоявшая возле гардероба, уперев руки в боки. Она явно ждала, когда я войду внутрь, чтобы с удовольствием со мной поскандалить: библиотека закрывалась через несколько минут.

Но я ласково ей улыбнулась и не вошла. Вместо этого я повернулась к ней спиной и замерла в ожидании.

На моих часах было без двух минут восемь, когда на стоянку зарулила видавшая виды «десятка».

Хм… Конечно, лично я бы предпочла что-нибудь поприличнее. С другой стороны, кто здесь меня спрашивает?

Несколько секунд ничего не происходило. Потом водительская дверь распахнулась, и в лучах вечернего солнца показался Он. Обошел вокруг машины, присел возле правого заднего колеса и что-то там потрогал. Потом выпрямился, открыл багажник и стал в нем копаться. Переложив какие-то вещи, он закрыл багажник, закурил и, прислонившись к капоту, расслабился.

Он смотрел в мою сторону, но не видел меня. Я пыталась прочитать выражение его лица, однако у меня ничего не получалось. Сердце так стучало, что перед глазами все плыло.

Спиной я почувствовала приближение врага и, оглянувшись, увидела тетку, с решительным видом направлявшуюся в мою сторону. Ждать дольше не было никакого смысла.

Я сделала глубокий вдох, толкнула тяжелую дверь и пошла вниз по лестнице.

Он смотрел, как я спускаюсь, и даже не пытался сделать вид, что ему приятно мое появление. Остановившись в метре от него, я безмятежно улыбнулась и сказала:

– Привет!

– Привет! – отозвался он, чуть-чуть оттаяв и слабо улыбнувшись в ответ.

Очень слабо – так, уголком губ.

Потом подошел к передней пассажирской двери, открыл ее, достал из бардачка мой злополучный кошелек и протянул мне.

– Вот. Больше не теряйте.

И в эту секунду я ясно поняла, что сейчас он попрощается, сядет в свою задрипанную «десятку» и уедет. Навсегда.

Меня захлестнуло волной отчаяния. Такой высокой, что стало нечем дышать.

Внезапно, осознав, что мне, в сущности, нечего терять, я вдруг успокоилась, открыла кошелек и… демонстративно начала пересчитывать деньги.

Такого он не ожидал и, похоже, даже немного растерялся. Во всяком случае, вместо того чтобы попрощаться он спросил с обидой в голосе:

– Проверяете, все ли на месте?

– Не-а, – легкомысленно ответила я, закрывая кошелек и убирая его в сумку. – Просто не помню, сколько там было.

Враки, конечно. Я всегда с точностью до рубля знаю, сколько у меня денег.

– Ну и как?

– Две тысячи сто тридцать три рубля плюс какая-то мелочь, – жизнерадостно доложила я. – Предлагаю их пропить.

Не знаю, кто из нас удивился больше. Надеюсь, он не подумал, что я каждый день предлагаю незнакомому мужчине пропить две тысячи сто тридцать три рубля с мелочью.

– Как вы себе это представляете? – усмехнулся он.

Прогресс! По крайней мере, не пытается удрать.

– Вы любите кино? – спросила я, удивив его еще больше.

Он совсем растерялся.

– Ну… Конечно. А что?

– Обернитесь.

Он не понял и вопросительно поднял брови. Затем медленно обернулся.

Мы стояли в ста метрах от кинотеатра «Космос», на фасаде которого висела огромная афиша с программой ретроспективы французского кино. С афиши нам улыбались Луи де Фюнесс, Жан-Поль Бельмондо и Жерар Филипп.

– Я не люблю Бельмондо, – сказал он настороженно.

– Я тоже, – соврала я (как можно не любить Бельмондо?). – Поэтому мы пойдем на «Фанфан-тюльпан».

– Серьезно? – прищурился он.

– Да. Начало в пол-десятого. В малом зале.

– А до того?

– А до того мы пропьем то, что останется от билетов. Или проедим. Я, кстати, хочу есть. А вы?

Меня несло. И я уже знала, что он согласится.

И он согласился.

* * *

Мы купили билеты и поднялись в кафе на втором этаже. Есть здесь кроме пиццы было нечего. Но зато пицца наличествовала не то шести, не то семи видов.

Сделав заказ, мы уселись за столик возле большого панорамного окна, из которого открывался замечательный вид на площадь перед кинотеатром.

– Меня зовут Инна, – храбро сказала я, когда официант поставил перед нами тарелки и отошел от стола. – А вас?

– Игорь, – после паузы, словно нехотя ответил он.

Я никак не могла его раскусить. То ли он гипертрофически застенчив, то ли самовлюблен до одури.

Ну да ладно. Главное, он сидел передо мной, я знала, как его зовут, и могла всласть любоваться этими прозрачными зелеными глазами.

Надо же быть таким красивым! Что же мне делать с тобой, сокровище мое?

Как там говорил Лосев? «Человеку интересен прежде всего он сам»?

– А расскажите, пожалуйста, о себе, – попросила я, непринужденно откусив гигантский кусок пиццы и чуть не уронив маслину на джинсы.

В отличие от меня он сначала прожевал, прежде чем осторожно поинтересоваться:

– А что вы хотите обо мне знать?

«Все!» – чуть не вырвалось у меня. Но я сделала вид, что задумалась, и через пару секунд решила:

– Ну… Скажем… Что вы любите, чем увлекаетесь?

Игорь пожал плечами.

– Да ничем особенным.

Странно. Я-то была уверена, что он альпинист, или байдарочник, или еще какой-нибудь экстремал.

– Так не бывает, – не сдавалась я. – Каждый человек чем-нибудь увлекается. Вот я, например, спорт не люблю, зато люблю театр. Особенно балет. Хотя драматический театр тоже очень люблю. А еще изобразительное искусство…

Тут я вовремя сообразила, что начала, говоря словами Лосева, «перетягивать одеяло на себя», и осеклась.

– Ну, хорошо, – признал Игорь. – Спортом я тоже не увлекаюсь. Хотя пару раз в месяц играю с друзьями в волейбол. Вообще-то я люблю читать.

– Да? – искренне изумилась я.

Вот уж не ожидала!

Его позабавило мое изумление, а я сначала смутилась, но потом быстро оправилась:

– А какие книги вы любите?

Если он ответит, что детективы, я его все равно прощу.

Хотя, честно признаться, я сама время от времени почитываю хорошие детективы. Ну, там, Дика Френсиса. Или Чейза.

Но он меня снова удивил:

– Разные. Но предпочитаю не художественные. В основном публицистику. Что-нибудь историческое – из истории культуры, религии. Мемуары, наконец.

Ого! Вот тебе и крестоносец.

Да он просто клад, если не врет! Сейчас проверим.

– А что из прочитанного за последнее время вам запомнилось больше всего?

Он задумался. Я жевала, с интересом ждала ответа и следила за изменениями его подвижного выразительного лица.

– Ну… Пожалуй, «История русской культуры ХХ века» Соломона Волкова. Не могу сказать, что очень понравилось или что я во всем согласен с автором, но было интересно.

С ума сойти! Да я же взахлеб прочитала эту книгу с месяц назад с точно таким же результатом: спорно, неполно, но безумно интересно!

Я принялась выспрашивать, с чем именно он не согласен. Мы немного поспорили про Максима Горького, напрочь разошлись во мнениях относительно Фадеева, зато сошлись по поводу Никиты Михалкова.

За такой приятной беседой время пролетело незаметно, мы увлеклись и даже слегка опоздали на начало фильма.

* * *

Бр-р-р! После духоты кинозала на улице показалось довольно свежо.

– Холодно? – спросил Игорь.

Я кивнула и обхватила себя руками. Он снял пиджак и отдал его мне. От пиджака пахло сигаретами, хорошим одеколоном и чем-то еще. Какой-то странный необычный запах – не то клей, не то краска. Я не поняла, что это, но мне понравилось.

– Пойдемте к машине, я отвезу вас домой, – вежливо, но не слишком охотно предложил он.

– Да мне тут недалеко. Лучше проводите меня, а то я маньяков боюсь, – заявила я, честно глядя ему прямо в глаза.

Он внимательно посмотрел на меня, словно пытался понять, нет ли в моих словах скрытого смысла. Разумеется, его там не было.

– Ладно, – согласился Игорь. – Ведите.

И мы пошли в сторону моего дома.

По дороге мы снова немного поспорили относительно того, был Фанфан-тюльпан тупицей или романтиком. Я, конечно же, считала, что тупицей, хоть и очень милым. Ну как можно три четверти фильма не обращать никакого внимания на Джину Лоллобриджиду у себя под носом!

* * *

Ни возле дома, ни в подъезде не горел свет. Как обычно.

– У вас что – всегда здесь так темно? – спросил Игорь.

– Почти, – призналась я.

Чистоту в подъезде мы с Бруно гарантировали, но уследить за всеми, кто тырил лампочки, конечно же не могли.

Он подошел к лифту и нажал на кнопку вызова.

– Я не езжу на лифте, – честно сказала я.

– Почему? – удивился он. – Боитесь?

Я замялась.

– Не то чтобы боюсь… Просто он застревает в самый неподходящий момент. Правда-правда!

Мне очень нравился этот мужчина. Но даже с ним я не желала застрять в лифте.

Мама называет это «клаустрофобией». Не знаю, как это называется на самом деле. Возможно, я просто не люблю лифты.

– Ну что ж… Пойдемте пешком. Так и быть, провожу до квартиры, – вздохнул он. – Надеюсь, вы не на последнем этаже живете?

– Нет, – с сожалением признала я. – На шестом.

Как я ни тянула время, но все же неспеша, с многочисленными остановками мы добрались, наконец, до шестого этажа и встали у моей двери.

Ну вот и все. Я не знала, как его удержать, и мне хотелось плакать.

– Спокойной ночи, – сказал Игорь. – Больше не теряйте свой кошелек.

– Спасибо, что вернули его, – с трудом произнесла я. – И что сходили со мной в кино. И спасибо, что читали Соломона Волкова.

Он смотрел на меня, не мигая. А я сделала шаг вперед и поцеловала его. Поцеловала так, как никогда в жизни никого не целовала.

И ничего не произошло.

Я с трудом оторвалась от его сомкнутых губ, на ощупь нашла в сумке ключи, сказала «До свидания» и заплакала, только когда закрыла за собой дверь.

Плакала я, наверно, часа два. Потом пошла в ванную, умылась и легла в постель, наивно полагая, что смогу уснуть.

Сна, разумеется, не было ни в одном глазу. Я лежала в темноте, слушая, как похрапывает Бруно в коридоре, и боролась с отчаянием, накатывавшим тяжелыми черными волнами.

В голове было странно пусто – практически ни одной мысли. Лишь изредка мелькали разные картинки, почему-то черно-белые, словно кадры старого немого кино.

Вот мы сидим за столиком кафе, и я смотрю в холодные прозрачные глаза. Вот идем по улице. На мне его пиджак. Вот прощаемся возле двери в мою квартиру…

И за что мне такое наказание?

Ближе к утру я всерьез стала рассматривать различные варианты расставания с жизнью.

Веревку и выбрасывание из окна я отмела сразу. Во-первых, я боюсь боли. А во-вторых, это как-то неэстетично.

Резать вены тоже не лучший вариант. По тем же самым причинам.

Лучше всего будет просто уснуть и не проснуться. Выпить, скажем, стандарт снотворного. Интересно, что пьют в таких случаях? В Интернете, что ли, посмотреть…

Разгулявшееся воображение услужливо разрисовало мне во всех подробностях, как я лежу на кровати мертвая – разумеется, прекрасная и безмятежно улыбающаяся. Вокруг убитые горем родственники, друзья, соседи.

Ну, насчет соседей я все же не уверена…

А родители, конечно, очень расстроятся. Но скоро придут в себя. Они еще молоды. У обоих все в порядке с личной жизнью, оба занимаются любимым делом. К тому же у папы есть дача, а у мамы – кошка.

А как же Бруно? Что будет с ним?

Я вдруг вспомнила одну давнюю, из детства, историю про собаку, которая не знала, что ее хозяин умер, и не то двенадцать, не то четырнадцать лет ходила куда-то (кажется, на вокзал) встречать его. И мне стало так жалко Бруно, что я чуть снова не расплакалась.

Он, наверно, что-то такое почувствовал, потому что пришел ко мне в комнату, сел возле кровати и, вытянув морду, понюхал мои волосы. Я обхватила его за шею, притянула к себе и все же разревелась.

Как ни странно, но мне стало легче.

За окном давно рассвело. Я выбралась из постели, умылась, и мы с Бруно пошли на прогулку.

Вернувшись домой, я затеяла небольшую постирушку. Затем сварила себе макароны, а Бруно суп. Потом забралась с ногами в кресло и принялась тупо смотреть в телевизор, прыгая по каналам.

А через час пришел Глеб.

– Что стряслось? – с порога закричал он, врываясь в квартиру.

Я глядела на него, хлопая ресницами, и не понимала, о чем он.

– Ты почему вчера не пришла? – продолжал кричать он. – И телефон не отвечает!

И тут я вспомнила. Мы же с ним вчера собирались на выставку! У меня это напрочь вылетело из головы.

– Где твой сотовый? – спросил Глеб, оббежав квартиру и не найдя ничего подозрительного.

Я послушно пошла к сумке и достала телефон. Так и есть – батарея разрядилась, и он отключился.

Глеб все говорил и говорил: про то, что я его подвела, что со мной сплошная нервотрепка, и что вообще-то у него на вчера и сегодня были совсем другие планы…

Я смотрела на него и никак не могла уразуметь, что он тут делает. Зачем он здесь?

– Знаешь что? – сказала я, вклинившись в маленькую паузу в его монологе. – Иди домой. Спасибо, конечно, что беспокоился обо мне. Но все же – иди домой.

Он растерялся и замолчал.

– Хорошо, – согласился он через некоторое время. – Ты, похоже, не совсем здорова. Поговорим завтра.

– Не нужно, – устало отозвалась я.

– То есть? – не понял Глеб.

– Не приходи завтра. И вообще больше не приходи.

Он смотрел на меня круглыми глазами, а я вдруг подумала, что у него на редкость глупый вид, когда он вот так округляет глаза. Точь-в-точь филин.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он недоуменно.

Я молчала. До него постепенно начало доходить.

– Ты бросаешь меня?!

Наверное, мне стоило все ему объяснить, но я лишь кивнула.

– И ты заявляешь мне это вот так – между прочим?!

В конце фразы его голос дрогнул. Теоретически мне должно было быть жалко его. Но я не чувствовала жалости. Я вообще ничего не чувствовала.

Он помолчал, с трудом справляясь с эмоциями.

– Я и не догадывался, какая ты, – выдавил он в конце концов.

– Какая? – вяло поинтересовалась я.

– Безжалостная. Как… как асфальтовый каток.

Я не поняла, что он имел в виду, а расспрашивать не было сил.

Мы постояли еще немного. Наконец, он решился и вышел из квартиры, не сказав мне больше ни слова.

Я закрыла за ним дверь. Мне было все равно.

Новая неделя началась так же, как и закончилась предыдущая – безрадостно.

Суицидные мысли меня больше не посещали. Вообще-то, я человек трезвый, уравновешенный и не склонный к припадкам – по крайне мере, мне нравится так о себе думать. Поэтому быстро выбросила из головы всякую ерунду, оставив лишь печаль в чистом виде.

К тому же, сразу с понедельника навались разные дела, начиная с подготовки к проведению Лосевского семинара и заканчивая неожиданной налоговой проверкой.

К вечеру объявился мой персональный психолог и с порога потребовал волнующих подробностей. Я послала его подальше.

Лосев и Антонина, сидевшая у меня в кабинете, понимающе переглянулись.

– Вона как ее зацепило, – глубокомысленно изрек психолог.

Антонина лишь молча кивнула в знак согласия. Она еще утром пыталась узнать, как у меня дела на любовном фронте. Ее я, конечно, никуда не послала – подруга, как-никак. Просто сразу пресекла все допытывания.

Слишком больно.

Она сначала по привычке хотела обидеться. Но потом подумала немного и не обиделась.

* * *

– Бон жур-р, моя дорогая!

Раскатистый голос, вкусно и с удовольствием грассирующий, был таким громким, что я невольно поморщилась и отодвинула телефонную трубку подальше от уха. Но обрадовалась ужасно.

– Привет, папуль! Ты когда вернулся?

– Я еще не вернулся, – ответил мой предок. – Пока не получается.

Ну вот… Начинается…

Он словно прочитал мои мысли и поспешил меня успокоить:

– Не волнуйся, ко Дню твоего рождения я вернусь. Как и обещал.

– Точно?

– Точно. Верь мне, дочь, – пророкотал отец.

– Ну ладно, – вздохнула я. – Поверю. Расскажи хоть, как дела? Как там у вас с погодой?

– Дела отлично. Погода дрянь.

– Да? – оживилась я. – А у нас здесь уже практически лето. Все цветет.

– Тут тоже все цветет. Правда, последнюю неделю дождь не прекращается. Того и гляди, все смоет.

– Какая жалость! – неискренне посочувствовала я. – А в новостях сказали, что еще и Венгрию топит…

Мы немного пообсуждали погоду на континенте и явное изменение климата за последние десять лет. Я в который раз сказала ему, что дома лучше и «не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна».

Не то чтобы мне не было жаль Венгрию или папину Францию. Жаль, конечно. И я очень люблю и Париж, и Будапешт. Просто папа, хоть и был специалистом по истории отечества, откровенно предпочитал Европу средней полосе России, а мне его очень не хватало.

Отец у меня замечательный – колоритный, импозантный, просто красавец. К тому же большой умница и великолепный рассказчик. Так что я прекрасно понимаю студенток, что не дают ему прохода – хоть в России, хоть во Франции.

И, честно говоря, с трудом могу представить себе, каким образом много лет назад, когда он был значительно моложе и еще красивее, одной экзальтированной студентке удалось его не только уговорить стать ее научным руководителем, но и женить на себе, отчего впоследствии родилась я.

Я очень люблю своих родителей и простила им даже то, что они в конце концов разошлись. Потому что, как бы ни складывались их отношения, они все же никогда не давали мне повода усомниться в том, что любят меня.

И где бы они ни были, чем бы ни были заняты, но раз в год мы обязательно собирались за одним столом и отмечали мой День рождения.

* * *

– Что тебе подарить? – спросила Антонина, когда мы, вконец уработавшись, решили выпить чаю.

До Дня рождения оставался почти месяц, но моя практичная подруга уже начала подготовку.

Я хотела сказать ей, что именно мне нужно, но передумала. В конце концов, она же не волшебник.

– Не знаю. У меня все есть, – выдавила я, наконец.

И это была почти правда.

Однако Антонина мне не поверила и тоже была права.

– Впрочем… При случае спроси у Лосева, где он купил эти замшевые мокасины, – вспомнила я свой недавний интерес.

– Что такое «мокасины»? – поинтересовалась подруга.

Темнота!

Пришлось прочитать ей лекцию об обуви северо-американских индейцев и современных способах изготовления ее вручную.

– Держи крепче! Там яйца.

Я сунула Бруно в зубы сумку с покупками, он сомкнул свои железные челюсти.

– Мы с тобой всю неделю были молодцы, так что сегодня устроим пир. Потому что мы этого достойны, – объяснила я ему.

Он гордо вышагивал с сумкой в зубах, внимательно меня слушая.

– Поэтому я купила всякие вкусные вредности: себе копченую форель и две банки маслин, а тебе куриную ветчину и фисташки. Только на этот раз всего один малюсенький пакетик. И не надо говорить, что я жадина. Ты же помнишь, что случилось, когда ты слопал сразу три упаковки?

Бруно покосился на меня, как будто хотел что-то спросить. Я поняла его:

– Не волнуйся, бананы я тоже купила. Сегодня оттянемся, а завтра устроим разгрузочный день и вернемся к кашам.

Неделя не то чтобы пролетела, но все же прошла на удивление быстро.

Я практически утешилась и выкинула Игоря из головы.

Возможно, Антонина была права, называя меня избалованным ребенком, в кои-то веки не получившим вожделенную игрушку. Ну что ж. Будут и другие игрушки.

Я успокаивала себя подобным образом всю неделю и, честно признаться, не очень-то верила в то, что себе говорила. И это было очень печально.

Впрочем, не настолько печально, чтобы вешаться или топиться. Подумаешь! Что такое мои печали на фоне глобального потепления?

Пройдет время, все устроится. Я обязательно кого-нибудь встречу. Ну, а если не встречу…

«А может, стоит позвонить Глебу?» – не раз за эту неделю малодушно спрашивал меня внутренний голос. И Антонина ему поддакивала.

А я сопротивлялась им обоим. И не звонила.

Возможно, мне действительно стоило пересмотреть жизненную стратегию и с этого момента переключиться на неженатых мужчин. По крайней мере, я смогла бы полностью завладеть их (его) вниманием и была бы уверена, что никакая жена не сможет меня затмить.

А в том, что именно это и произошло у нас с Игорем, я даже не сомневалась – приходилось с горечью признать, что, оказывается, на свете встречаются мужчины, которым жена дороже меня.

На этой безрадостной мысли мы с Бруно завернули в наш двор, и тут я увидела его.

Он сидел на лавочке возле моего подъезда и курил. А возле него на лавке лежала какая-то коробка.

Удивительно, но мое сердце не застучало, как сумасшедшее. Я не покраснела и не побледнела. И даже не сбилась с шага. Похоже, за последнюю неделю у меня выработался на него иммунитет.

Я гордилась своей выдержкой целых двадцать метров.

– Привет! – первым поздоровался он, когда мы с Бруно подошли к лавочке.

– Привет, – настороженно отозвалась я.

Бруно завилял хвостом в знак приветствия, а я почувствовала, что все-таки снова начинаю волноваться.

Проклятье!

Игорь встал, прихватив коробку. Это был банановый торт со взбитыми сливками.

– Есть разговор, – заявил он и, не спрашивая разрешения, направился к подъезду.

Мы с Бруно переглянулись, и я пожала плечами.

– Понятия не имею, что ему надо, – призналась я своей собаке.

И это была чистая правда. Я действительно не представляла, с чего вдруг он пришел. Обнаружил, что жена не читала Соломона Волкова?

Он ждал нас в подъезде, готовый, как и в прошлый раз, идти пешком. Но я демонстративно нажала кнопку вызова лифта.

Черт с ней, с клаустрофобией. Не тащиться же с продуктами на шестой этаж!

Лифт приехал, двери раскрылись, и мы зашли внутрь.

Те несколько секунд, что мы ехали наверх, мой мучитель изучал табличку с правилами эксплуатации пассажирского лифта, а я смотрела на него.

У него было странное выражение лица: как у человека, принявшего непростое, но единственно возможное решение.

Какое?

* * *

– Ты есть хочешь? – спросила я, пройдя в кухню.

Вообще-то у меня кроме только что купленных копченой форели, маслин, ветчины, фисташек и яиц с бананами больше ничего не было. Но правила приличия требовали, чтобы я задала этот вопрос.

– Нет, – ответил Игорь, и я облегченно выдохнула.

– Значит, будем пить чай с твоим тортом.

Терпеть не могу взбитые сливки. Но, полагаю, все же сейчас был не лучший момент признаваться в этом.

А вот Бруно ничего не имел против взбитых сливок, о чем и заявил недвусмысленно, усевшись рядом с кухонным столом и гипнотизируя коробку с тортом.

– Иди на место, – приказала я ему, наливая воду в чайник.

Он посмотрел на меня глазами неделю не кормленного ребенка, но подчинился.

– Можно, я закурю? – спросил Игорь.

– Можно, – разрешила я, усаживаясь за стол.

Он подошел к окну, открыл форточку и закурил, стоя ко мне спиной, словно не находил в себе мужества повернуться лицом. Впрочем, возможно, он просто любовался видом из окна, действительно замечательным.

Я терпеливо ждала, сидя в углу на табуретке.

– Знаешь, вообще-то ты мне не нравишься, – заявил он, наконец-то отвернувшись от окна.

Я окаменела.

– Нет, ты меня не так поняла, – пустился он в объяснения. – На самом деле ты мне нравишься. Ты очень красивая… Но… дело в том… ты слишком красивая…

Ох! Плохи дела. Мне почему-то вспомнился старый фильм с Жераром Депардье и Кароль Буке. Он так и назывался – «Слишком красивая для тебя». Очень печальный фильм.

– …Понимаешь, я тебе не верю. Мне встречались такие, как ты – красивые избалованные эгоистки. Уверенные, что вся вселенная вращается исключительно вокруг них. Что мир существует лишь для того, чтобы исполнять их прихоти…

Ничего себе, заявочки! Если бы я была догом, у меня бы от таких слов шерсть на загривке дыбом встала.

– Вот как? – прошипела я, обретя дар речи. – Ты видел меня какие-то жалкие несколько минут и все же мгновенно раскусил? Да? И вот так вот сразу, с ходу определил, что я за штучка?

Он промолчал, но у него и так все было написано на лице.

– Тогда объясни мне – какого черта ты здесь делаешь?

Если он и смутился, то никак этого не показал:

– Решил все же проверить. Вдруг я не прав.

– Ты? Не прав?! – я картинно всплеснула руками. – Разве такое возможно?

Он даже не моргнул:

– Ну, я все же не Господь Бог. Я человек и могу ошибаться.

– Не может быть! – поразилась я. – Откуда такая скромность?

Игорь поискал глазами, куда бы затушить окурок.

Я встала из-за стола, достала из шкафа кофейную чашку и протянула ему, испытывая страшный соблазн треснуть этой самой чашкой его по голове.

– Ну и как, интересно, ты будешь меня проверять? Устроишь мне тест из двадцати вопросов на время? Скажем, пятнадцать правильных ответов за десять минут – значит, я справилась. Сойдет? А еще можно одолжить у соседей детектор лжи!

Он хотел что-то ответить, но мне пришла в голову еще одна блестящая мысль:

– Слушай, а давай меня загипнотизируем! Под гипнозом люди говорят чистую правду. И ты узнаешь, какая я на самом деле. И даже сможешь заставить меня сделать, что угодно. Наесться лука, например… или схватиться за горячий утюг. Или еще лучше: выйти голой на балкон и продемонстрировать всем свою истинную сущность.

Он сделал вид, что раздумывает над моими словами, а я боролась с желанием вцепиться когтями в это красивое лицо.

Странное дело, его совсем не задевали мои нападки. Он и не думал злиться. Вместо этого Игорь разглядывал меня, словно какое-то редкое насекомое.

– У меня другое предложение, – сказал он невозмутимо, усаживаясь за стол. – Давай выпьем чаю. И просто поговорим.

А я вдруг почувствовала, что из моего воздушного шарика внезапно выпустили весь воздух – я сдулась. И ощутила невыразимую усталость.

Ни к чему все это.

– А стоит ли? Неужели ты думаешь, что сможешь понять меня всего за пару часов?

– Нет, конечно. Но я смогу тебя почувствовать.

Я не нашлась, что возразить.

Ну что ж… Можно попробовать. Во всяком случае, я уже не злилась, хоть и не видела во всем этом большого смысла.

– А что если я буду притворяться? – спросила я, разливая чай по кружкам.

– Для чего?

– Ну… – я замялась. – Скажем, чтобы обмануть тебя. Вдруг я на самом деле стерва? И, зная, чего ты от меня ждешь, подстроюсь под твои ожидания.

Он хмыкнул.

– Во-первых, ты не знаешь, чего я жду. А во-вторых, я почувствую, когда ты солжешь.

Я внимательно посмотрела ему в глаза. Он говорил совершенно серьезно. Он действительно был убежден, что почувствует неискренность в моих словах.

– Пожалуйста, разреши мне узнать тебя поближе, – сказал Игорь.

– Зачем? – спросила я.

В горле внезапно пересохло.

– Нужно, – ответил он неясно.

Я никак не могла его понять. Похоже, мне оставалось лишь смириться с его присутствием на моей кухне.

Мы открыли коробку с тортом, и я отрезала три куска: один большой и два поменьше.

Представления не имею, как собаки узнают, что их сейчас будут кормить! Я ведь не издала ни звука, а Бруно уже был тут как тут. Он проглотил свой кусок, не жуя, подождал, не перепадет ли ему еще чего-нибудь, и, не дождавшись, с оскорбленным видом ушел на подстилку.

Мы пили чай, ели торт и молчали. Я с интересом ждала, о чем же меня спросят в первую очередь.

– Расскажи о своем детстве, – попросил Игорь, отодвинув в сторону пустую чашку с блюдцем.

Ого! Интересное начало.

Что он надеется таким образом узнать? Не было ли у меня в детстве тайного влечения к отцу? Или не подавлялась ли моя неокрепшая детская психика властной матерью?

Возможно, дедушка Фрейд был прав, и все наши взрослые проблемы действительно родом из детства. В таком случае, что же повлияло на меня сильнее всего?

Наверное, то, что я оказалась словно меж двух огней.

Нет, родители, бесспорно, любили меня. Но каждый из них хотел, чтобы я приняла именно его сторону. К тому же каждый видел во мне свое продолжение и страстно желал, чтобы я пошла именно по его стопам. А это было не так-то просто, учитывая, что к тому моменту, когда я окончила школу, мама уже лет десять как сменила историю на философию.

Мне так надоело быть оселком, на котором они оба оттачивали свое обоюдоострое оружие, что из духа противоречия – а, возможно, и из-за нежелания обидеть кого-либо из них – не пошла ни на исторический, ни на философский, хотя легко смогла бы учиться и там, и там. Вместо этого я пошла на мехмат – полнейший идиотизм, поскольку я гуманитарий в чистом виде.

Закончив учебу на мехмате, что было сродни подвигу, я, разумеется, ни дня не трудилась по специальности. Гордо отвергнув помощь родителей, я для начала поработала продавцом в магазине бытовой химии, потом секретаршей начальника отдела снабжения в транспортной компании, а затем устроилась в кадровое агентство.

В агентстве мне неожиданно понравилось. За два года я узнала все тонкости этого, в общем-то, нехитрого дела и выросла от девочки на побегушках до замдиректора. А когда выяснилось, что стать директором мне не светит еще лет пятнадцать как минимум, ушла и открыла собственное агентство, переманив за собой бухгалтера Антонину.

* * *

Часы на микроволновке показывали два двадцать. Учитывая, что они отставали минут на семь, можно было смело считать, что на дворе уже половина третьего ночи.

Я жутко устала и чувствовала себя выжатой как лимон. Паузы в нашем разговоре становились все длиннее. Мы все больше молчали. Но, что удивительно, меня это совсем не тяготило. И его, похоже, тоже.

Я вовсе не собиралась вдаваться в волнующие подробности своего непростого, хоть и сытого детства. Но как-то так получилось, что неожиданно для самой себя рассказала Игорю много такого, чего никогда никому не рассказывала.

Понятия не имею, какие он сделал выводы. Скорее всего, укрепился в мысли, что я законченная эгоистка. И не могу сказать, что он был не прав.

Мне не хотелось, чтобы он уходил. Но в то же время я чувствовала, что переживу его уход. И на этот раз без депрессии.

Наверно.

* * *

Бруно с трудом поднял голову, посмотрел на нас мутным взором и снова рухнул на подстилку.

Мы стояли в коридоре.

Я не знала, что сказать ему на прощание. «До свиданья, было приятно пообщаться»? Не будет никакого свидания. Да и общаться было не так уж приятно. Скорее, мучительно. Во всяком случае, для меня.

– Всего тебе хорошего, – выдавила я, наконец.

А он в ответ поцеловал меня.

И не ушел.

Хлопнула входная дверь, и я окончательно проснулась.

– Слушай, парень, – произнес строгий голос. – Я не знаю, моют ли тебя целиком после каждой прогулки, но думаю, что как минимум вытереть лапы мы просто обязаны. Так что сиди здесь. А я пойду и принесу тряпку.

Я лежала в постели и не верила своим ушам.

Вот эти звуки означают, что Бруно послушно уселся в коридоре. А эти – что Игорь снимает обувь. Шаги, затем шум воды из-под крана в ванной, и снова шаги.

– Так. С чего начнем?

Я затаила дыхание, пытаясь представить, что сейчас произойдет. Послышалась какая-то возня, рычание, а затем Игорь сурово сказал:

– Будешь сопротивляться – останешься без завтрака.

И сразу стало тихо.

С ума сойти! Этот полосатый подлиза его послушался!

Предатель.

Следующие десять минут я уговаривала себя выбраться из кровати.

С одной стороны, давно хотелось в туалет. Да и от запаха кофе буквально сводило желудок.

С другой стороны, мне было страшно.

Меня обуревали прямо противоположные – амбивалентные, как сказала бы мама – эмоции.

Разумеется, я никак не могла прийти в себя от счастья, что это все-таки произошло – я его получила! Так что теперь он мой и никуда не денется.

Но подспудно меня все больше мучило сомнение, что как-то это все не так. Уж слишком радикальным был этот поворот на сто восемьдесят градусов. Еще вчера я готовилась расстаться с ним навсегда, а сегодня он уже выгуливает мою собаку. Разве так бывает на самом деле?

В конце концов, я выбралась из постели, надела халат и побрела на запах кофе.

В кухне меня ожидала умилительная картина: мои мужчины завтракали. Игорь пил кофе с остатками вчерашнего торта. Бруно доедал позавчерашнюю кашу.

– Привет, соня! – сказал Игорь, когда я нарисовалась в дверном проеме.

Бруно повернул голову, завилял хвостом, но от миски не отошел.

Я смущенно заулыбалась, чувствуя себя несколько неуверенно в собственном доме. Прошлась по кухне и забилась в любимый угол.

– Похоже, вы тут и без меня прекрасно справляетесь, – заметила я.

– Похоже, – спокойно отозвался Игорь, наливая мне кофе.

Бруно доел свою кашу, облизнулся в последний раз и уселся рядом с миской.

– Чего он ждет? – поинтересовался Игорь.

– Он ждет, чтобы ему вытерли морду. Иначе он уделает всю квартиру.

– Ну, вот уж этого я точно делать не буду, – заявил Игорь. – Хватит с меня того, что я сводил его на улицу и вытер лапы.

Железно.

Я вытерла Бруно морду, и он пошел на подстилку. А я вернулась в свой угол и спряталась за чашкой с кофе.

– Все нормально? – спросил Игорь.

Я кивнула, чувствуя, что все совсем не нормально.

– Чем займемся? – продолжил он так естественно, как будто мы уже тысячу лет вместе и для нас это совершенно в порядке вещей – строить совместные планы.

– А тебе разве не надо… домой? – очень осторожно поинтересовалась я из-за чашки.

– Куда? – не понял он.

– Ну… к жене, например, – робко предположила я.

Он недоуменно воззрился на меня.

– С чего ты решила, что я женат? – спросил он, наконец.

Тут что-то холодное и липкое проползло по моей спине вверх вдоль позвоночника и спряталось в волосах.

– А ты разве не женат? – пропищал кто-то высоким испуганным голосом, совсем не похожим на мой.

– Нет.

Сказал, как отрезал.

Перед глазами вдруг все поплыло и вернулось на место лишь через несколько секунд.

– А как же кольцо? – не хотела сдаваться я.

– Что? Ах это… – усмехнулся он. – Это маскировка.

Вот как. Маскировка, значит.

– И от кого, интересно, мы маскируемся?

– Ну… Скажем, от некоторых озабоченных особ.

Сейчас прольется чья-то кровь…

– Я, наверно, чего-то не понимаю. Ты олигарх, что ли? – спросила я.

В этот момент мне вспомнилась его замызганная «десятка», и я очень противно рассмеялась.

Игорь смотрел на меня терпеливо, как смотрят на умственно отсталого ребенка. Вероятно, я и есть умственно отсталая, если вляпалась в подобную историю.

– Пожалуйста, объясни мне, идиотке, зачем ты носишь обручальное кольцо, если не женат? – ласково попросила я.

В агентстве все знают, что когда я начинаю говорить таким тоном, от меня лучше держаться подальше.

На самом деле, не имело никакого значения, что он ответит, поскольку это ровным счетом ничего не изменило бы.

– Ну… – начал Игорь, – оно действительно оказывает отрезвляющее действие на некоторых назойливых девиц… А кроме того, это память, – добавил он нехотя, как мне показалось.

Тут я почувствовала, что могу с ним поквитаться.

– Вот как? И что же случилось? Сбежавшая невеста?

Он отвернулся.

Ага!

– Неужели? Да как она посмела сбежать от такого совершенства?! – восторжествовала я и даже самой себе показалась мелкой мстительной дрянью.

– Она не сбежала. Она умерла.

Игорь встал из-за стола и направился к раковине – мыть посуду.

– Прости, – сказала я через минуту.

– Прощаю, – отозвался он.

– Хватит медитировать. Работать надо, – заявила Антонина, вываливая на мой стол кипу документов.

В ответ я откинулась на спинку кресла, запрокинула руки за голову и мечтательно заулыбалась.

Я все еще не могла прийти в себя. Свершилось! Красивый, умный, серьезный, чуткий – он был мой! И только мой.

Правда, поначалу то, что Игорь не был женат, меня сильно смутило, но я быстро пришла в себя. В конце концов, в этом были свои плюсы. В частности, мне не придется конкурировать с его женой.

Я уже до мельчайших подробностей представляла, как славно мы с ним заживем: будем встречаться не какие-то жалкие два-три раза в месяц, а гораздо чаще. Возможно даже каждую неделю. Будем ходить в кино и театр, на выставки и концерты. Будем говорить обо всем на свете.

И каждый вечер я буду спокойно засыпать в своей постели, зная, что хотя в эту минуту его нет рядом со мной, он думает обо мне.

От таких радужных перспектив я как-то даже размякла и почувствовала, что люблю весь мир. Мне вдруг захотелось, чтобы все вокруг меня тоже были счастливы.

Я смотрела, как Антонина, сурово сдвинув брови и догрызая очередную ручку, читает какой-то договор, и ощущала невыразимую нежность к своей верной подруге.

– А почему бы тебе не дать Лосеву еще один шанс? – брякнула я, не подумавши толком.

– Чего? – не поняла Антонина, с трудом оторвавшись от чтения.

Я и сама не знала, как мне такое пришло в голову. Наверно, общее размягчение организма затронуло также и мозги.

С другой стороны, не такая уж это была бредовая идея.

– Погоди-ка. Я сяду, – подруга закинула договор на край стола и уселась в кресло напротив.

– А что такого? – перешла я в наступление. – В конце концов, вы когда-то уже были вместе. Почему бы вам не попробовать еще раз?

– Давай-ка уточним на всякий случай, чтобы не было недоразумений – ты о ком сейчас говоришь?

– Я о твоем давнем воздыхателе, преданном чичисбее и рыцаре печального образа в одном флаконе.

На самом деле, это была блестящая мысль. И как я раньше до этого не додумалась?

– Ты, случаем, не двинулась? – спросила Антонина тоном главного бухгалтера, обнаружившего, что кто-то из подчиненных не умеет считать НДС.

Впрочем, она и была главным бухгалтером. Значит, нужно оставить эмоции в стороне и разложить все по полочкам. Как в балансе.

– Ну, подумай сама, это же очевидно! Он любит тебя уже страшно сказать сколько лет – значит, не придется его уговаривать. Вы знаете друг друга как облупленных – следовательно, не будет никаких неприятных сюрпризов. Ну и, наконец, не мне тебе рассказывать, какой он замечательный в быту и полезный в хозяйстве – ты будешь с ним, как за каменной стеной!

Что удивительно, Антонина ни разу меня не перебила. Напротив, она внимательно все это выслушала и погрузилась в раздумья. Ручке пришел конец.

Уж не знаю, какие мысли роились в этой меркантильной голове, но то, что она не отвергла с ходу мое предложение, говорило о многом.

– Ты и вправду думаешь, что мне стоит попробовать?.. – неуверенно спросила она в конце концов.

– Золотце мое, да если я в чем и уверена, так это в том, что вы будете прекрасной парой! И честно говоря, мне не понятно, почему ты не сделала этого раньше.

– Не сделала чего?

– Не вернула его.

Антонина еще не успела раскрыть рот, как я уже все поняла:

– Вот только не надо мне рассказывать про свою Великую Несчастную Любовь! Не надо! Это отговорки. На самом деле тебе ничто не мешало давным-давно понять, где твое настоящее счастье.

* * *

Весь рабочий день Антонина ходила в глубокой задумчивости. А я с торжеством наблюдала, как моя гениальная идея сначала укоренилась в ее мозгу, затем дала первые ростки и, наконец, зацвела пышным цветом.

Лосев, ничего не подозревающий о скорой перемене в своей судьбе, объявился в самом конце дня и был весьма удивлен непривычной ласковостью старой подруги.

– Чего это с ней? – опасливо поинтересовался он, когда Антонина добровольно вызвалась приготовить ему чай. – Налоговая доконала? Я и не знал, что она так переживает из-за подобной ерунды.

Дурачок. Я не стала ему ничего объяснять. Потом сюрприз будет.

– Ну что? Поедем к «Папе Карло»? Или в «Охотничий домик»? Это были мои любимые места. У «Папы Карло» делали самую лучшую пиццу. А в «Охотничьем домике» мне особенно нравилось мясо на гриле.Впрочем, в городе имелось множество мест, где можно было вполне прилично поесть. И мы с Игорем практически везде уже побывали.Последние две недели были просто чудесными. Я и не думала, что все будет так замечательно!Правда, мы общались несколько плотнее, нежели я поначалу рассчитывала. Если в первую неделю мы виделись во вторник, четверг и субботу, то во вторую неделю встречались каждый день. И временами я даже отгоняла от себя мысль, что его в моей жизни гораздо больше, чем мне было нужно.– А может, поедем домой, и я сам что-нибудь приготовлю? – совершенно неожиданно предложил Игорь.Это было что-то новенькое. И я пока не могла сказать, нравится ли мне это.– К тебе домой? – на всякий случай уточнила я.– Можем ко мне. А можем и к тебе, – ответил он. – Выбирай.Я напряглась. Теперь я точно знала, что мне это не нравится.С другой стороны, мы встречались всего две недели, две волшебные недели, и я боялась, что могу сделать что-то такое, что спугнет его, оттолкнет от меня.Поэтому, тщательно все взвесив, я решилась:– Лучше ко мне.В конце концов, если ему все равно, то уж я-то точно предпочитаю просыпаться по утрам в собственной постели.Так что мы заехали в супермаркет, купили продукты и поехали ко мне домой.

* * *

Вместо того чтобы с готовностью сунуть голову в ошейник, Бруно проводил до кухни сумку, из которой умопомрачительно пахло, и уселся рядом с ней.

– Я не поняла: ты что – гулять не хочешь? – спросила я недоуменно.

При слове «гулять» он дернул ухом, но не двинулся с места.

– Иди, парень, – сказал Игорь. – Обещаю, эти кости тебя дождутся.

Бруно вздохнул и нехотя направился в коридор.

Вот же продажная душонка!

На улице он со скоростью света сделал все свои дела и потащил меня домой, как на буксире.

Уже на лестничной клетке запах плыл такой, что можно было потерять сознание.

Игорь в моем фартуке, с полотенцем на шее стоял возле плиты и помешивал в кастрюле, где что-то булькало.

– Что это будет? – поинтересовалась я, заглядывая ему через плечо.

– Скоро узнаешь, – ответил он и выставил меня из кухни.

Ну и ладно! Я не возражала. Один раз можно и позволить похозяйничать в моем доме.

К тому же мне еще никто никогда не готовил ужин.

* * *

– Может, еще добавки?

– Ни за что! Я и так дышу через раз. Теперь все выходные придется разгружаться.

– Но тебе правда понравилось?

Я в шестой раз сказала совершенно искренне, как все было вкусно. Сидеть прямо я уже не могла – живот мешал.

Мы с Игорем удобно устроились на диване перед телевизором и смотрели фильм «Касабланка» по каналу «Культура». В обнимку, совсем по-домашнему.

Объевшийся Бруно лежал рядом с нами и тоже едва дышал.

Я вполглаза наблюдала за страданиями Ингрид Бергман, а мои мысли витали где-то далеко-далеко.

– У тебя есть запасной ключ? – неожиданно спросил Игорь, и я очнулась.

– Конечно. А что?

– Да я завтра перевезу к тебе кое-какие вещи, – ответил он и положил ногу на ногу.

А у меня внутри что-то оборвалось.

Он продолжал смотреть кино, а я сидела, съежившись от ужаса.

Ну вот, сказка и закончилась.

Я всегда знала, что все это слишком хорошо, чтобы продолжаться вечно.

Так со мной случилось то, чего я боялась больше всего на свете – семейная жизнь.

Долгие годы мне удавалось держаться в стороне от того, что так или иначе могло напомнить совместное существование моих родителей.

Я не знаю, когда закончилось их счастье и началась мука. Сколько себя помню, они постоянно выясняли отношения.

Нет, в нашей семье было не принято кричать. Никто даже голос никогда не повышал. И от этого ощущение постоянной конфронтации лично мною воспринималось еще острее.

Когда сходятся два сильных человека – конфликт неизбежен.

Был такой старый прибалтийский фильм – «Никто не хотел умирать». Это название очень точно отражало смысл происходившего в нашей семье.

Никто из моих родителей не хотел умирать – как личность. И все же в большей степени это касалось мамы.

Потому что под оболочкой простодушного рубахи-парня, каким отец обожал прикидываться, скрывался настоящий железный Феликс – упорный, методичный, бескомпромиссный.

Мама часто говорила, что я – его точная копия, чем и обижала меня, и бесконечно льстила мне.

Это сейчас я, будучи уже взрослым человеком, понимала, как на самом деле долго терпела она авторитарные замашки отца. Но, в конце концов, она все же не выдержала и ушла от него: сначала перешла на другой факультет, а потом и вовсе сбежала из его жизни.

Это произошло, когда я уже окончила школу и поступила в университет.

Несколько лет назад мама призналась, что они были готовы разойтись много раньше, но боялись травмировать меня. Глупые люди! Я слишком любила их обоих и предпочла бы видеть их пусть порознь, но счастливыми, чем вместе, но несчастными.

Самое интересное, что, как только они расстались, они снова стали лучшими друзьями.

А я поклялась себе, что никогда – ни-ко-гда! – не повторю их ошибки.

И я старалась, как могла.

Правда, поначалу я была слишком неопытной и пару раз чуть не попалась в ловушку.

Мы встречались с Андреем чуть больше года, и меня абсолютно все устраивало в наших отношениях. Пока в один прекрасный день он не попросил меня выйти за него замуж.

Я до смерти испугалась, сказала «нет» и предложила оставить все, как есть. Он оскорбился, и больше мы с ним не виделись.

Не сделав должных выводов, я еще раз наступила на те же самые грабли – и через полтора года была вынуждена отказать еще одному хорошему человеку.

После этого я, наконец, поняла, что единственный способ не выйти замуж – это встречаться с тем, кто не может на тебе жениться. Вот так все просто!

Следующие десять лет были сплошным блаженством.

Я успешно строила свой бизнес. «Persona grata» постепенно приобрела репутацию агентства, которое занимается только элитными вакансиями и только высококвалифицированными кадрами. Мы сотрудничали с самыми крупными предприятиями, и все в городе знали, что за действительно классными специалистами обращаться следует именно в «Persona grata».

Что касается личной жизни, то здесь у меня все тоже складывалось как нельзя лучше. Я встречалась с мужчинами, которые мне нравились, и которым нравилась я. Мы изредка общались и приятно проводили время. Чего еще желать?

Никто из них ни разу не остался у меня на ночь – мой дом был только моим домом. И я не собиралась делиться им с кем бы то ни было даже на время (Бруно стал приятным исключением из этого правила).

Меня абсолютно устраивала моя жизнь, и я ничего не собиралась менять в ней.

И вот в одночасье все рухнуло.

Как же меня угораздило влюбиться в совершенно неподходящего человека?

Испытывая реальные муки – хотя не буду отрицать, что три порции рагу усугубили мои мучения, – я съежилась на диване, в то время как этот совершенно неподходящий человек сидел рядом и так крепко меня обнимал, словно чувствовал, что я что-то замышляю.

Нет, я пока еще ничего не замышляла. Я пока всего лишь ругала себя разными нехорошими словами.

И что самое обидное – винить кроме себя мне было некого: он-то как раз сделал все от него зависящее, чтобы мы не были вместе.

Это я, глупая курица, прямо-таки лезла в петлю. Мне бы успокоиться и держаться от него подальше, но нет – я слишком хотела его заполучить!

Вот и получила. Теперь сиди и думай, что делать дальше со всем этим счастьем.

– Ты чего такая задумчивая? – спросила Антонина.

Она ошибалась: я была не задумчивая. Я была пришибленная.

В субботу днем Игорь перевез ко мне кое-какие вещи, и началась моя семейная жизнь.

К вечеру воскресенья я несколько успокоилась, смирившись с тем, что мужчина моей мечты постоянно находился в пределах видимости.

Однако в понедельник мы с Бруно вышли из дома на работу на целых полчаса раньше обычного.

– Он переехал ко мне, – доложила я подруге убитым голосом.

– Серьезно? – ахнула Антонина. – Вот счастливица!

Я хмыкнула. О да!

– Ты что – недовольна? – поразилась она. – Да ты просто чокнутая! Ты даже не представляешь, как тебе повезло! Миллионы женщин мечтают оказаться на твоем месте! Да я бы просто летала от счастья, случись со мной такое!

– А почему, кстати, ты до сих пор не летаешь? – спохватилась я. – Разве ты еще не осчастливила Лосева?

Подруга неожиданно взгрустнула:

– Все оказалось не так-то просто…

– То есть? – я ничего не понимала. – Мне казалось, тебе достаточно только пальцем поманить, как он уже будет тут как тут…

– Мне тоже так казалось, – горько усмехнулась Антонина.

Вот это да! На какое-то время мои собственные проблемы отступили на второй план.

– Ну-ка, давай все по порядку. С самого начала.

Антонина вздохнула.

– Ну… В прошлую среду, после семинара, он как обычно предложил вместе поужинать. А я, вместо того чтобы как обычно отказаться, тут возьми, да и согласись. Ты бы видела его лицо! Мне бы, дуре, сразу насторожиться. Так нет – я по доброте душевной решила, что это он от радости так испугался.

Я рассмеялась, представив себе испуганного Лосева.

– Между прочим, ничего смешного, – строго сказала Антонина. – Потом было еще хуже.

– Извини, – устыдилась я. – Рассказывай дальше.

– А что дальше? Он, конечно, никуда не делся – повез меня ужинать. И я была с ним очень ласковой. Я бы даже сказала, нежной…

– А потом?

– А потом он исчез.

– Как исчез? – я даже растерялась. – Куда исчез?

– Откуда я знаю, куда он исчез? Может, в окопе отсиживался. Может, валерьянкой отпаивался.

А ведь правда! Я вдруг осознала, что Лосев к нам не заглядывал уже больше недели.

Точно – как семинар прошел, так его больше и не видели.

– А ты пробовала ему звонить? – спросила я.

– Что значит – пробовала? Я звонила ему, наверное, тыщу раз. В конце концов, он не выдержал и ответил.

– И что ты ему сказала?

– Сказала, чтобы он не прятался, как трусливый заяц, а немедленно приехал для серьезного разговора.

– А он что?

– Он приехал. Славка как раз ушел с ребятами в поход, а Танюшку я отправила в деревню к свекрови. Так что нам никто не мешал.

– Ну и как? Поговорили?

– Нет.

– Почему?

– Ну… Времени не хватило, – ответила Антонина и покраснела.

Я не верила своим ушам.

– Вы что – занимались любовью?

– Всю ночь.

Теперь у нее покраснели не только уши и щеки, но и шея и вся грудь, что была видна в вырезе кофты.

– Так это же здорово! – обрадовалась я.

– Ничего здорового, – отрезала Антонина. – Этот гад снова исчез.

Н-да…

Мы помолчали.

– И что, по-твоему, все это значит? – осторожно поинтересовалась я.

Подруга пожала плечами:

– Не знаю… Сначала я подумала, что это он от неожиданности так растерялся. Ну, знаешь, как это бывает: золотоискатели долгие годы ищут сундук с сокровищами, а когда, наконец, находят, боятся его открыть – а вдруг там один хлам вместо золота?

А мне почему-то пришла в голову другая аналогия. Я вдруг вспомнила, как в какой-то телепередаче увидела забавный сюжет про двух больших и злобных собак. Они бегали по разные стороны вдоль решетчатого забора и с упоением гавкали друг на друга. Было очень смешно, когда они, увлекшись, выскочили на открытое пространство, где их ничто не разделяло. Бедолаги так растерялись, что, не сговариваясь, вернулись за ограду, каждый на свою территорию, сделали вид, что ничего такого не было, и продолжили гавкать как ни в чем не бывало.

– А сейчас что ты думаешь? – спросила я Антонину.

– А сейчас мне все больше кажется, что его Великая Несчастная Любовь на самом деле фикция. Маска, за которой очень удобно прятаться.

– От кого?

– Ото всех. «Оставьте меня, девушки, я в печали. Мое сердце принадлежит другой, поэтому могу только переспать с вами». Понимаешь? Маскировка. Так бы и прибила…

Тут я вспомнила еще одного любителя маскировки и ощутила приступ солидарности с Антониной.

– И что ты теперь будешь делать? – поинтересовалась я, чувствуя ответственность за происходящее. В конце концов, ведь именно я толкнула лучшую подругу в лапы этому чудовищу. – Пошлешь его куда подальше?

– Ну уж нет! – вскинулась Антонина. – Он от меня так легко не отделается! Все эти годы этот гад изображал вселенскую тоску, я, наивная, верила, а он, наверно, помирал со смеху у меня за спиной. Нет уж! Ему это даром не пройдет.

Я не стала напоминать ей, что все эти годы она успешно эксплуатировала безропотного Лосева. Так что вообще-то они были в расчете. Уж если совсем честно…

Солнечный лучик нашел щелку между портьерами, пролез в нее и пополз по стене к постели. Скоро он доберется до изголовья, заскользит по подушке и разбудит Игоря.

У меня есть минут пятнадцать-двадцать.

Бруно еще не понял, что я уже не сплю, и ворочался на своей подстилке. Скоро ему это надоест, и он придет проверить, проснулась я или нет.

Я лежала тихо-тихо, повернув голову набок, и смотрела на профиль мужчины, спавшего рядом со мной.

Если бы мне два месяца назад кто-нибудь сказал, что я не только встречу мужчину своей мечты, но и буду с ним жить, я бы смеялась долго и громко. А если бы мне сказали, что вдобавок ко всему я еще и совершенно не разбираюсь в людях (это я-то! съевшая на кадрах собаку!), со мной случилась бы истерика.

Ну кто мог знать, что этот дикий красавец окажется абсолютно домашним?

Что под личиной сурового неулыбчивого крестоносца прячется жизнерадостное общительное создание? Что у него нет ни малейшего желания ходить со мной по театрам и музеям, зато он готов сутками напролет смотреть телевизор, лежа в обнимку со мной на диване?

Я оказалась совершенно не готова к такому тесному общению. Да я и не просила о нем!

Впрочем, его общительность с лихвой искупалась кулинарными способностями. Не то чтобы я не доедала до сей поры, но все же мой рацион был достаточно скудным.

Я практически ничего не готовила. Мне вполне хватало свежих овощей и фруктов, йогуртов и готовых каш, которые нужно было всего лишь залить кипятком. Если мне хотелось рыбы или мяса, то к моим услугам были многочисленные кафе и рестораны.

Однако выяснилось, что есть суп можно и не выходя из дома!

Готовил Игорь отлично – быстро, вкусно и помногу. Бруно буквально расцвел на его рационе. Конечно, я бы убила того, кто посмеет сказать, что у меня худая собака. Но все же стоило признать, что пополнение семейства в этом смысле пошло нам с Бруно на пользу.

Однако были и минусы в моем новом существовании. Обнаружилось, что этот потрясающий мужчина представления не имеет, что такое порядок в доме.

Вещей, которые он перевез ко мне, оказалось немного, но зато они были повсюду. Выяснилось, что Игорь обладает уникальной особенностью оставлять хоть что-нибудь там, где он только что побывал.

Я безропотно подбирала за ним носки, газеты, стаканы. Мне было не привыкать – я шесть лет убирала за Бруно его игрушки.

Но разве в мои планы входило заводить еще одну собаку?

Рабочий день давно закончился. Все разошлись по домам. Даже трудолюбивая Антонина еще с полчаса назад закрыла кабинет и отправилась на поиски своего счастья – Лосев все еще скрывался от возмездия.

А я до сих пор сидела за столом и тупо пялилась в компьютер. У меня вовсе не было никакой срочной работы. Я просто тянула время.

Бруно уже два раза вставал со своего места и подходил к двери, а я все никак не могла заставить себя оторваться от стула и пойти, наконец, домой – туда, где меня ждал тот, кого я любила.

Ну почему все так сложно?

Забренчал сотовый.

«Лосев», – с удивлением прочитала я на экране телефона. Интересно, чего ему нужно?

– Алло? – опасливо сказала я.

– Ты где? – спросил разъяренный психолог.

– На работе, – призналась я. – А что?

– Сейчас перезвоню, – отрезал он. – Не вздумай исчезнуть.

«Будут бить», – мелькнула мысль.

Зазвонил городской телефон. Я обреченно вздохнула и подняла трубку:

– Чего тебе?

– Это ты надоумила Антонину?

М-м…

– Ты это о чем? – кротко спросила я в тщетной надежде, что он поверит в мою непричастность.

– Резникова, не прикидывайся идиоткой! Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Спрашиваю еще раз – это ты сказала Антонине, что мы должны быть вместе?

Я хотела рассвирепеть, но передумала. В конце концов, чего отпираться, если это на самом деле была моя идея?

– Ну, я… А что такого?

Я старалась говорить дружелюбно и миролюбиво.

– Зачем ты это сделала? – спросил Валера, тоже немного успокоившись. – Кто тебя просил?

Я вздохнула. А действительно – зачем я это сделала?

– Ну… Затем, что я вас люблю. Обоих. И хочу, чтобы вы оба были счастливы…

– И ты не смогла придумать ничего лучше, как попробовать свести нас? – саркастично поинтересовался Лосев.

– Скажешь – это плохая идея? – возмутилась я. – Разве ты ее не любишь?

– Ну…

Он замялся и засопел в трубку.

Я не верила своим ушам. Неужели Антонина была права, говоря, что все это время он только прикидывался?!

– Валера, – начала я осторожно, – ответь мне, пожалуйста… Только честно! Ты что – действительно все эти годы морочил ей голову, позволяя думать, что любишь ее?!

Он вздохнул.

– Да нет, конечно же. Я на самом деле люблю ее. С самого университета. Только…

– Только что?

– Ну… Я никак не предполагал, что ей это может понадобиться… Если совсем честно, мне было вполне достаточно и того, что было. Меня все устраивало – я здесь, она там. Понимаешь?

Я понимала.

Уж я-то понимала его так, как никто другой! Только ни за что бы в этом не призналась!

Мы помолчали.

– Ну и что мне теперь делать? – спросил растерянный психолог.

Если бы я знала! Хреновый из меня советчик. Я понятия не имела, что мне делать со своей жизнью. Как же я могла советовать другим?

– Не знаю, – призналась я. – Это тебе решать. Я могу лишь сказать, что Антонина самая лучшая. И другой такой ты стопроцентно не найдешь.

Он хмыкнул.

– Честно-честно! – загорячилась я. – Она умная, добрая, очень преданная. Правда, она ни черта не понимает в тряпках, в отличие от меня и тебя… Но ведь должен же быть в семье хоть один нормальный человек?

Лосев рассмеялся:

– О да, это существенный недостаток!

Он немного расслабился. Я почувствовала это и усилила напор:

– Знаешь, мне кажется, только ты можешь сделать ее счастливой…

– Серьезно? – изумился польщенный психолог.

– Серьезно, – улыбнулась я.

– Ну… Если ты и вправду так считаешь…

– Да. Я вправду так считаю, – твердо заявила я.

– То есть… ты нас как бы благословляешь?

– Да. Я буду крестной матерью вашей любви.

Он совсем развеселился и в отличном настроении распрощался со мной.

А я повесила трубку и выключила компьютер. Потом закрыла офис, сдала его на сигнализацию.

И медленно-медленно мы с Бруно пошли домой.

Мне не спалось.

Игорь давно сопел в подушку, ему вторил Бруно, похрапывавший в коридоре, а я все никак не могла уснуть.

В последнее время со мной что-то происходило.

Если честно, я пребывала в растерянности.

В считанные дни моя жизнь изменилась до неузнаваемости.

Еще совсем недавно я принадлежала сама себе, делала, что хотела, и не делала, чего не хотела. Могла спать весь день, читать или смотреть телевизор – одна. Не обязанная озвучивать каждую мысль, случайно забредшую в мою глупую голову.

А теперь…

Теперь рядом со мной постоянно был человек, которого, похоже, я любила. И для которого мучительно пыталась найти место в своей, казалось бы, бескрайней душе.

Не то чтобы он туда ломился. Вовсе нет.

Но ведь я должна была так сделать?

И я старалась, но у меня ничего не получалось. Ведь чтобы пустить в душу другого человека, нужно довериться ему, открыться.

А я не могла, не могла, не могла!

Поэтому ни о чем не расспрашивала Игоря, не пыталась узнать о нем хоть что-нибудь. Ведь тогда я должна была бы в свою очередь поделиться с ним собой.

А я не собиралась этого делать.

Тот самый первый наш разговор на моей кухне был не в счет. Тогда я была готова на все, чтобы завоевать его. Даже на то, чтобы вывернуть душу наизнанку.

Поэтому и открылась – в первый и последний раз.

Это было мучительно, и я не собиралась больше делать ничего подобного.

Ну, зачем мне все это?

Дверь осторожно приоткрылась, в образовавшуюся щель просунулась голова Лосева.

– Привет, – смущенно произнес беглец.

Кто-то подтолкнул его сзади, и блудный психолог ввалился в мой кабинет. Следом вошла Антонина и закрыла за собой дверь.

Валера пошел по кабинету, виновато улыбаясь. А подруга осталась стоять у двери, отрезая выход.

Впрочем, Лосев и не думал сбегать. Потрепав Бруно за ухо, он уселся в кресло напротив моего стола и, похоже, вновь обрел утраченное было равновесие.

– Как жизнь? – спросил психолог.

Пока я размышляла над ответом на такой, казалось бы, простой вопрос, Антонина, поняв, что, по крайней мере, в ближайшее время ее жертва никуда не денется, оторвалась от двери и присоединилась к нам.

– В каком-то смысле здорово… – вымученно улыбнулась я. – Во всяком случае, я убедилась, что мечты иногда сбываются.

Если у них все налаживается, то ни к чему пугать Валеру моими размышлениями на тему совместной жизни.

Пусть хоть у них все будет хорошо.

Лосик милый и не глупый. А Антонина вообще лучше всех. И рано или поздно он это поймет.

– Я приглашаю вас обоих к себе на День рождения, – пришла мне в голову очередная гениальная идея.

– А как же традиция – отмечать День рождения по-семейному, с родителями? – удивилась подруга.

– На то и традиции, чтобы их нарушать, – жизнерадостно провозгласила я.

На самом деле традиция была бы нарушена и без этой воюющей парочки – благодаря присутствию за праздничным столом мужчины моей мечты. А раз так – мне совсем не помешает дружеская поддержка.

– Спи-спи, малыш.

Я погладила Бруно по голове, и он снова улегся. А я прошла в кухню.

Огромная луна светила в раскрытое окно, и все вокруг было видно как днем.

Мне не спалось.

За очень короткое время мой мир разрушился до основания. Точнее, я сама его разрушила, потому что позволила, чтобы это случилось.

Повыть на луну, что ли?

И почему это все думают, что самое сложное на свете – найти своего принца? Глупости. Самое сложное – жить с ним. Долго и счастливо.

Поначалу мне казалось, что конец света – это постоянно ощущать присутствие в своем доме другого человека, видеть его, слышать голос или натыкаться на его вещи.

Позже я поняла, что конец света – это согласовывать каждый свой шаг, каждое намерение, обсуждать каждое действие, всякий раз выворачивая себя наизнанку. Быть постоянно на виду, в фокусе внимательных изучающих глаз.

Оказалось, что это невероятно трудно – жить с кем-то вместе под одной крышей. Дышать с ним одним воздухом, делить стол и постель. А наитруднейшее – это то самое общение, о котором я так мечтала.

Ирония судьбы! Оказалось, что я не в состоянии постоянно говорить о музыке, театре, литературе. А о чем еще говорить – не представляла. Ну не о себе же, в конце концов!

Игорь все время был рядом и хотел моего внимания. Нет, конечно же, он ничего не требовал. Но все же мне казалось, что ему это нужно. И чем больше он хотел, тем сильнее я сопротивлялась.

Я ведь прекрасно понимала, что стоит мне только расслабиться – и все, конец. Как только я пущу его в душу, он начнет в ней хозяйничать. Начнет перекраивать меня, подстраивать под себя. И в один прекрасный день все рухнет – я сломаюсь.

А я не могла этого допустить. Потому что никто не хотел умирать.

Послышались шаги. – Ты почему не спишь?Он прошел к окну и закурил. Его черный силуэт закрывал собой полнеба. И весь мир.– Не спится, – отозвалась я.Мы помолчали.Тишина, нарушаемая лишь треском цикад за окном, была практически осязаемой.– Что-то случилось? – спросил он.Я съежилась.Хорошо, что я сижу в углу, куда не проникает лунный свет.– Ничего не случилось.Снова пауза.Я приготовилась к самому худшему.– Что-то происходит? – его голос был таким мягким, таким участливым, что хотелось плакать. – Ты в последнее время сама не своя.Хорошо, что он не видит моего лица.Милый мой, ты знаешь меня слишком недолго, что понять, какая я на самом деле. Похоже, ты принял неправильное решение, дав мне шанс.А вот твое первое мнение обо мне было, наоборот, верным: я жуткая, махровая, законченная индивидуалистка. И никто мне не нужен.У Жванецкого есть шикарная фраза: «Погружена в себя настолько, что другой там уже не помещается». Это про меня. Моя вселенная вращается вокруг меня, и в ней нет места ни для кого другого.Я сломала свою жизнь и запросто могу искалечить твою.И если все же я не последняя дрянь, то немедленно прекращу этот садомазохизм.– Может, я слишком тороплю события? Или что-то не так делаю? – спросил Игорь.Мне показалось, что меня ударили под дых.А потом неведомая сила подняла меня с места и повлекла к темному силуэту в оконном проеме.Я обняла его крепко-крепко. Так кающиеся грешники отчаянно цепляются за распятие и молят о прощении.– Даже если я в чем-то виноват, вряд ли стоит меня душить, – рассмеялся он, и я ослабила объятия.Ужасно, но в кольце его теплых оберегающих рук я не чувствовала себя в безопасности.Моя щека прижималась к его плечу. Мне было слышно, как бьется его сердце.Я слишком сильно любила его. И поэтому была просто обязана отпустить его на волю.

– …Нет, вы представляете? Бедолага, начитавшись Дюма, совершенно искренне считал, что клюква только такой и бывает!

Все дружно рассмеялись, и мой отец громче всех. Я, поддавшись общему настроению, тоже улыбнулась.

Вот так всегда: где бы отец ни появлялся, он моментально становился центром всеобщего внимания. Его энергии невозможно было противиться, перед его обаянием нельзя было устоять.

Впрочем, сегодня папа был необычно сдержан и старался не перетягивать одеяло на себя. В другое время он бы с удовольствием покрасовался перед моими друзьями и, в особенности, перед невероятно похорошевшей счастливой Антониной. Но сегодня за столом присутствовал тот, увидеть кого родители, честно говоря, уже отчаялись – мой мужчина.

Да, это был воистину особенный день. Фактически, кульминация невероятных событий, начавшихся одним солнечным майским утром почти три месяца назад.

С той самой субботы все пошло наперекосяк. Моя жизнь, долгие годы протекавшая по давным-давно установленным мною же правилам, внезапно покатилась под откос.

И с каждым днем ощущение, что меня затягивает в какую-то страшную черную воронку, становилось все сильнее. И, как следствие, нарастало чувство протеста.

Я уже раз десять собиралась с силами для решающего разговора. Но стоило мне посмотреть в эти зеленые глаза, как моя решимость улетучивалась.

Я мучилась невероятно и, похоже, мучила его.

Всё, всё в эти последние месяцы шло не так. Даже мой День рождения, из года в год проводившийся по одному и тому же сценарию, сегодня проходил не как всегда.

Начать с того, что Игорь предложил собрать гостей дома – вместо того чтобы как обычно отправиться в один из лучших ресторанов города.

Ужас! Но я малодушно согласилась – в который раз.

Более того. Под его руководством я приготовила свой первый в жизни «оливье». Как ни странно, получилось вкусно, и какое-то время я даже гордилась собой.

Но апофеозом торжества стала потрясающая курица, запеченная Игорем под хрустящей корочкой. Бруно слюной исходил, наблюдая, как она румянится в духовке.

Гости с удовольствием ели, пили, смеялись, а я отстраненно наблюдала за происходящим.

Главным за столом был, разумеется, мой отец. Я никак не могла решить, нравятся мне или нет его мушкетерская бородка и маленькие усики.

Маме они определенно не понравились. «Ты похож на Мазарини», – сказала она ему неодобрительно при встрече, и папа довольно разулыбался. Он решил, что это комплимент.

Они прекрасно смотрелись вместе: он – высокий, крупный, все еще спортивный, хоть и начинающий полнеть, и она – маленькая, худенькая, как подросток, с короткой мальчишеской стрижкой.

Примерно через пять минут после знакомства с моим мужчиной родители объединили усилия и устроили ему перекрестный допрос с пристрастием.

Должна признаться, я узнала об Игоре много нового. Так, я и понятия не имела, что он, оказывается, пять раз был в Саламанке, выучил испанский, чтобы читать Сервантеса в подлиннике, а в детстве за один матч сломал ключицу, палец и зуб, после чего понял, что вторым Третьяком ему не бывать.

Сперва я думала, что он не выстоит против двух докторов наук с их огромным опытом усмирения непокорной молодежи, но я ошибалась. На все каверзные вопросы моих родителей Игорь отвечал спокойно, чуть улыбаясь своей насмешливой улыбкой. Похоже, они его забавляли.

В конце концов, мне пришлось напомнить им, что вообще-то сегодня мой день.

Они унялись, но не надолго. Папа провозгласил тост за здоровье именинницы и принялся развлекать общество историями из жизни парижского студенчества. Но через какое-то время все же не выдержал и вернулся к прежней теме.

– А чем вы занимаетесь, молодой человек, если не секрет? – поинтересовался мой родитель, отправляя в рот приличный кусок курицы.

Бруно, сидевший рядом с ним, проводил курицу печальным взглядом и сглотнул слюну.

– Я делаю мебель, – сказал Игорь.

– То есть… вы плотник? – на всякий случай уточнила мама и сделала глоток красного вина.

– Ну… В общем, да.

Родители переглянулись, Антонина с Лосевым тоже. А потом все посмотрели на меня.

А что я могла сказать? По большому счету я и представления не имела, чем он занимается. Правда, как-то он обмолвился, что любит работать с деревом. Но тогда я не уточнила, что это значит, потому что была очень занята собственными переживаниями.

– А это… прибыльно? – осторожно спросила мама.

– Вполне, – ответил Игорь, и она облегченно вздохнула.

Я поняла, что она на самом деле хотела спросить. Она хотела знать, в состоянии ли этот красивый молодой человек содержать ее красивую прожорливую дочь. Можно подумать, я голодала без него все эти годы!

– И вам действительно нравится ваше занятие? – заинтересовался профессиональный психолог.

– Конечно, – удивился Игорь. – Я бы никогда не стал заниматься тем, что мне не нравится.

Родители, одобрительно улыбаясь, снова переглянулись. «Наконец-то наша единственная дочь в надежных руках», – читалось на их лицах.

А я почувствовала, как в моей душе с новой силой поднимается волна протеста. Даже не волна, а прямо-таки девятый вал.

– А вы раньше не были женаты? – спросила мама тоном, с каким задают вопросы типа «Вы не были на Таити?».

Я сделала ей страшные глаза, но она проигнорировала этот знак.

– Не был, – ответил Игорь.

– А почему? – с готовностью подхватил тему отец.

О, Господи! Сговорились они, что ли?

Игорь задумчиво пожал плечами.

– Сначала… не получилось, а потом… не хотелось, – наконец ответил он.

Но его – и моим – мучителям этого было мало.

– А сейчас? – спросила мама.

Все затаили дыхание, я похолодела, а он посмотрел мне прямо в глаза.

– Сейчас все иначе, – сказал Игорь. – Пойду принесу десерт.

Он встал из-за стола и направился в кухню.

– Вау! – выдохнула ему вслед Антонина. – Если бы он еще и не курил, он был бы идеален!

Она повернулась ко мне с горящими глазами:

– Слушай, а там, где ты его взяла, больше таких не осталось?

Лосев пихнул локтем в бок свою нежную подругу, и та моментально пришла в себя.

А мне захотелось плакать.

* * *

– Рад был познакомиться, – подвел итог Лосев.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Супер! – с чувством шепнула мне на ухо Антонина, целуя меня на прощание.

Я вымученно улыбнулась и закрыла за ними дверь.

Родители ушли еще полчаса назад.

– Устала? – спросил Игорь и обнял меня.

Не то слово!

Я закрыла глаза и прижалась к нему.

Пожалуйста, не говори больше ничего!

Мы стояли в коридоре в тишине и покое. Какое счастье, что все, наконец, закончилось!

– Ты уж прости моих родственников, – пробормотала я. – Иногда их просто невозможно остановить.

– Ерунда, – отмахнулся он. – Это не самое страшное испытание в моей жизни. Хотя… Когда твой отец спросил о моих намерениях…

Я слегка напряглась и открыла глаза.

– …Вообще-то, я не собирался говорить ничего подобного…

Какое облегчение!

– Я знаю, что ты не имел в виду ничего такого, – ласково сказала я и погладила его по щеке.

– Ну… – смутился он. – На самом деле…

О нет! Только не это!

Я поцеловала его и не дала договорить. Поцелуй получился замечательным, но через какое-то время он все же закончился.

– Послушай… – начал Игорь. – Скорее всего, это несколько преждевременно, но…

Да что же это такое!

Впрочем, я знаю, что это такое – расплата за мою трусость.

Как же я могла дотянуть до последнего?

Ну, что ж… Сама виновата. Заварила кашу – вот теперь и расхлебывай.

– Нет, – сказала я и почувствовала, как холодеет в груди.

– Чего – нет? – не понял он.

– Ничего нет.

Он смотрел на меня. Я видела, как меняется его лицо.

Ему было больно, и я собиралась сделать ему еще больнее.

Да, это жестоко. Но будет гораздо более жестоко позволить ему сказать те самые слова и затем отвергнуть.

– У нас с тобой ничего не получится. Я просто испорчу тебе жизнь. Рано или поздно, но ты все равно поймешь, что был прав. Так что уж лучше я сама тебе во всем признаюсь.

Я помолчала. Потом проглотила комок в горле и продолжила:

– Ты был прав: я испорченное избалованное создание. Я эгоистка до мозга костей, и никто мне не нужен. Даже ты… Прости.

Впервые в жизни произнесла вслух правду о себе и поняла, что я чудовище.

Он ничего не сказал, ни о чем не спросил. Просто открыл дверь и ушел.

* * *

Теоретически я должна была бы уреветься этой ночью, но странное дело – стоило мне только опустить голову на подушку, как я тут же провалилась в черный вязкий сон без всяких сновидений.

Наутро проснулась вся разбитая, с горьким привкусом во рту.

И состояние, и настроение в первый день вновь обретенной свободы были ужасными. Единственное, чего хотелось, – пролежать остаток жизни в постели. Но Бруно вытащил меня из-под подушки и повел гулять.

Весь день я слонялась по квартире и пыталась наслаждаться одиночеством, но у меня ничего не получалось. Я везде натыкалась на вещи Игоря и чувствовала себя последней дрянью на планете. Что еще хуже – иногда мне казалось, что я просто дура.

Вечером из аэропорта позвонил папа.

– Привет, дор-рогая! Как дела?

Ну что тут ответишь?

– Спасибо, все в порядке, – ответила я так бодро, как могла.

– Передай своему молодому человеку, что он нам с мамой очень понравился.

Разумеется.

– Обязательно передам, – жизнерадостно пообещала я.

Не расстраивать же его перед самым вылетом.

– Ну, тогда все, целую. Объявили посадку. Что тебе привезти в следующий раз?

«Привези мне, батюшка, чудище заморское для утех сексуальных» – некстати вспомнился анекдот, рассказанный на днях счастливым психологом. «Да что ты, доченька, такое говоришь?» – «Хорошо, начнем сначала: привези мне, батюшка, цветочек аленький…»

Я вздохнула:

– Ничего мне не надо. Сам приезжай. И пообещай, что в следующий раз мы с тобой куда-нибудь сходим вместе.

– Ладно, обещаю. А ты обещай быть умницей и не обижать своего молодого человека.

Я сглотнула.

– Хорошо… Я люблю тебя.

– Я тебя тоже. Оревуар!

Папа отключился.

За окном стояла летняя жара, а меня знобило. Поэтому сначала я полила мамин подарок – камелию, цветущую фантастическим розовым цветом, – затем надела кашемировый джемпер – презент от Антонины и Лосева – и замотала шею шарфом, привезенным папой из славного города Парижа.

А потом забралась с ногами в кресло-качалку, которое подарил мне Игорь (неужели он сделал его своими руками?), и включила канал MTV.

Лучшие друзья девушек не бриллианты, а телевизоры.

– Слушай! Он такой классный! Я и не думала, что такие еще встречаются.

Антонина уже минут пятнадцать распевала Игорю дифирамбы. Я же упорно отмалчивалась.

– А давайте все вместе куда-нибудь сходим? – фонтанировала подруга. – Отличная идея! Сейчас позвоню Лосеву, он нам что-нибудь организует.

Она схватила телефон и принялась искать номер своего дорогого психолога.

– Пожалуйста, не надо! – попросила я, но она меня не слушала.

Ну что ж… Оставалось последнее средство.

– Тоня, – угрожающе произнесла я. – Прекрати немедленно.

Антонина вздрогнула и уронила телефон на пол. Хорошо, что у меня в кабинете напольное покрытие.

– Подними телефон, сядь и выслушай меня, не перебивая… Пожалуйста.

Она открыла рот, потом закрыла его, покорно подняла свой мобильник, села в кресло и замерла, ожидая объяснений.

Я помолчала, подбирая слова.

А хоть заподбирайся: правда – она и есть правда. И никакие слова не изменят сути.

– Мы расстались, – откашлявшись, произнесла я. – И мне не хочется говорить об этом. Это больно.

Оказывается, это действительно больно.

Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза.

– Бедная ты моя, бедная, – сказала наконец Антонина. – Что же ты наделала, а?

Мне захотелось огрызнуться, но сил не было.

Мы посидели в тишине какое-то время. Не знаю, о чем она думала. Лично у меня в голове не было ни одной мысли. Полный вакуум.

– Ну что ж, – она хлопнула себя по коленкам и поднялась. – Великий Инка принес своим богам еще одну жертву. Хотелось бы в конце концов понять, что это за боги.

Подруга вышла из кабинета, стукнув дверью.

Бруно вздохнул в своём углу и положил голову на лапы.

«Не плачь, – сказала я себе. – Черта с два ты бедная – у тебя есть я».

* * *

– Инна Алексеевна, это вам. Просили передать, – Надя, секретарь, протянула мне конверт.

Я отвернулась от окна, куда смотрела последние два часа, взяла конверт и заглянула внутрь. Там лежал ключ.

Ключ от моей квартиры.

– Где он? – подскочила я.

Мне вдруг так захотелось его увидеть!

– Кто – он? – не поняла Надя.

– Тот, кто принес конверт.

– Это был не он. Это была девочка.

– Девочка?!

– Ну… Может, и не девочка, – засомневалась Надя. – Но молоденькая такая…

Я опустилась в кресло.

– Спасибо, Надя.

Она вышла, а я достала ключ и сжала его – крепко-крепко. Холодные металлические зубчики остро впились в руку.

Вот теперь все действительно кончено.

* * *

Он забрал свои вещи.

Единственным, что все еще напоминало о нем, было кресло, которое он мне подарил.

Я надавила на спинку кресла, а потом отпустила. Оно закачалось: вперед – назад, вперед – назад.

Покачалось какое-то время и остановилось.

Вот и у меня все будет хорошо. Все пройдет. Все вернется на свои места.

Я снова свободна. Никому не принадлежу. Никто не может сделать мне больно.

Я опять сама себе хозяйка. Хожу, где вздумается, гуляю сама по себе. Ни перед кем не отчитываюсь, никому ни о чем не докладываю.

Я вернула себе себя.

Почему же мне так плохо?

Мне совершенно не хотелось ни с кем разговаривать, но телефон все звонил и звонил.

– Привет! Чем занимаетесь? – спросила мама.

– Привет! Да ничем особенным. Телевизор смотрим.

Я даже не соврала. Мы с Бруно смотрели повтор показа осенне-зимних коллекций с Миланской недели моды.

– А то приходите с Игорем ко мне – я пирожки напекла. С капустой, как ты любишь. А для собачки костей собрала.

Совершенно не представляю, как это доктору наук, профессору и зав кафедрой одновременно удается выкраивать время на банальную стряпню.

– Ау! Ты меня слышишь?

Я очнулась.

– Слышу, мамуль.

– Ну что? Придете?

Как бы так соврать половчее, чтобы не очень заметно было?

– Не знаю… Я что-то себя неважно чувствую…

– Ну, тогда Игоря пришли.

– Не могу – его сейчас нету.

– Ты же сказала, что вы телевизор смотрите!

Вот черт! Эту женщину невозможно сбить со следа.

Надо было раньше во всем признаться.

Я пудрила ей мозги почти три недели, находя всевозможные отговорки, только чтобы не встречаться с ней.

Похоже, на этот раз ее терпение лопнуло.

– Ты что – прячешь его от меня? – закричали на том конце провода. – Не хочешь, чтобы мы виделись? Может, ты меня стыдишься?!

О, Господи!

– Мам, ну что за глупости! Как ты могла такое придумать? Я не стыжусь тебя – я тобой горжусь.

– В таком случае перестань морочить мне голову и отвечай по существу: что происходит?

Когда она говорит таким тоном, лучше не врать.

Я вздохнула.

– Мамуль, ты только не волнуйся, ладно? А то у тебя давление опять поднимется…

Она и не думала волноваться. Она рассердилась:

– Резникова, немедленно перестань ходить вокруг да около.

Я тут же живо представила себе, как сдаю ей экзамен по немецкой классической философии, а она меня безжалостно валит.

Какого черта! Я взрослая женщина и могу принимать самостоятельные взвешенные решения, за которые не обязана ни перед кем отчитываться.

Или обязана?

– Мы расстались, – выдавила я, наконец, набравшись храбрости.

Повисло напряженное молчание.

– Давно? – спросила она сухо.

– Давно.

– А именно?

– Сразу же после Дня рождения, – честно призналась я.

Снова пауза.

– Ясно, – сказала мама.

Этот голос мог бы заморозить воду в Средиземном море.

Хорошо, что я здесь, а она там.

– Мне нужно с тобой поговорить, – заявила она тоном, не терпящим возражений.

Я снова вздохнула. По опыту знаю, что сопротивление бесполезно.

Тем не менее, я все же попыталась воспротивиться:

– Мам, перестань, ради Бога. Я уже не маленькая…

– Последние три недели я тоже так думала, – отрезала она. – К сожалению, я ошиблась. Так что без лишних разговоров собирайся и приезжай ко мне. Быстро!

Ну уж нет! За окном дождь. И вообще…

– Нет, – сказала я очень-очень твердо. – Сегодня я не приеду…

Какая смелая моська!

– Инна! – угрожающе произнесла мама.

– Ну ладно, – сдалась я. – Давай встретимся завтра.

По крайней мере, у меня будет время морально подготовиться.

– Вот и отлично, – тут же повеселела она. – Приезжай ко мне на кафедру в шесть тридцать.

И повесила трубку.

Вот так. Не «примерно в семь», не «после шести», а «в шесть тридцать». И ни минутой позже.

* * *

Дождь лил как из ведра.

Потоки воды неровными змейками стекали по стеклу, барабанили по подоконнику.

От Бруно пахло мокрой псиной. Впрочем, он и был мокрой псиной.

Я смотрела в окно и пыталась разглядеть хоть что-нибудь за стеной дождя.

Мне мучительно хотелось увидеть Игоря. Где он? Что делает? Думает ли обо мне?

Я думала о нем постоянно. И чем дальше, тем хуже мне становилось.

И все чаще закрадывалась мысль: «Уж не ошиблась ли я?»

Я одергивала себя, успокаивала, высмеивала. Напоминала, что как раз сейчас все идет так, как я хотела.

Я свободна и открыта для новых, ни к чему не обязывающих отношений.

Ну и на кой черт они мне сдались?

«Все хорошо. Все в порядке», – говорила одна половина моего сознания.

«Дура», – отвечала ей другая.

«Ты этого хотела – ты это получила», – не отступала первая.

«Ну, и что дальше? – ехидно интересовалась вторая. – Кому ты теперь нужна? И кто нужен тебе?»

Мне был нужен он. До боли.

Мы с Бруно зашли в корпус и осторожно огляделись. К счастью, в холле никого из охраны не было. Так что мы с ним резво рванули по лестнице на третий этаж, где располагался философский факультет.Странное дело, корпус словно вымер. По дороге нам не встретилась ни одна живая душа. И не подумаешь, что совсем скоро начнется новый учебный год.У двери с табличкой «Кафедра истории философии» мы остановились, и я перевела дыхание.Потом набрала в легкие побольше воздуха и потянула дверь на себя.Мама сидела за огромным столом, из-за которого ее практически не было видно, и что-то быстро писала.Эта маленькая хрупкая женщина на первый взгляд производила впечатление мягкости и податливости, которое быстро улетучивалось при дальнейшем знакомстве.Подозреваю, что она держала свою кафедру в ежовых рукавицах.– Ах вы, мои маленькие! – проворковала она, увидев, кто пришел.Бруно ринулся к ней, свалив по дороге пару стульев, уткнулся лбом в ее колени и застыл в неподвижности. Только его хвост продолжал жить отдельной жизнью, стуча по стенке гигантского книжного шкафа.Она потрепала его по мощному загривку, прошептала что-то на ухо, и он, счастливо выдохнув, улегся рядом.Укротительница тигров, да и только!Я прошлась по кабинету, поднимая опрокинутые стулья и раздумывая, где бы мне пристроиться. Желательно подальше от нее.– Иди сюда, – велела она, прочитав мои трусливые мысли, похлопала рукой по столу и указала на кресло напротив себя.Я подчинилась, ощущая себя студенткой, вызванной куратором на разборки.«Сейчас начнется», – пронеслось в голове.Но время шло, а вопреки ожиданиям ничего не начиналось.Мама смотрела на меня ласково, подперев голову рукой, и молчала.Я робко улыбнулась ей в ответ и мысленно перенеслась во времени еще на несколько лет назад, чувствуя себя совсем маленькой девочкой, которой сейчас будут объяснять, что такое «хорошо» и что такое «плохо».– Объясни мне, пожалуйста, что произошло? – попросила она, наконец.Я пожала плечами.– Да ничего не произошло.– Возможно, – легко согласилась она. – Тогда почему ты его выгнала?– А почему ты решила, что это я его выгнала? – включила я дурочку.Она размышляла всего секунду:– Потому что я тебя знаю. И потому что Игорь из породы тех мужчин, что если приходят, то навсегда.И после небольшой паузы добавила:– А если уходят, то тоже навсегда.На мгновение мне стало очень страшно.– Зачем ты это сделала, кисонька? А? Мы с папой так долго ждали, когда тебе встретится настоящий мужчина! А когда он, наконец, появился в твоей жизни, ты от него избавилась. Почему?Мне очень не хотелось отвечать. Но она терпеливо ждала.– Я не хочу повторить твою ошибку, – пробормотала я, наконец.Мама опешила:– Ошибку? Какую ошибку?– Сойтись, чтобы потом разойтись, – пояснила я.Она потрясенно смотрела на меня и молчала. Очень долго.– Не хочу тебя расстраивать, – сказала она, придя в себя, – но ты все же повторила мою ошибку. Правда, совсем не ту, что ты думаешь.Теперь опешила я:– Что ты имеешь в виду?– А то, что ты упустила своего единственного мужчину, глупая.Комната вдруг поплыла перед глазами, и я ухватилась за край стола, чтобы не упасть.– Ты хочешь сказать… Ты жалеешь о том, что ушла от папы?! – воскликнула я.Она молчала.Потом зажмурилась и призналась:– Жалею.У меня не было слов. Точнее, их было так много, что я не могла решить, что же мне сказать в первую очередь!– И когда ты поняла, что ошиблась? – выбрала я, наконец, главное.Пауза.– Не сразу.Она встала из-за стола и подошла к окну.Только сейчас я обратила внимание, как потемнело на улице и в комнате. Наверное, опять будет дождь.– Тогда почему ты его не вернешь? – осторожно спросила я.– Ну… – она побарабанила пальцами по подоконнику. – У него давно другая жизнь… И вообще…Я смотрела на ее маленькую фигурку с опущенными плечами, а она смотрела в окно. Неужели она собирается плакать?– Ты про Селин? – догадалась я.– Ой, я тебя умоляю! – она резко отвернулась от окна.Разумеется, мама и не думала плакать.– Ты прекрасно знаешь, что никакая Селин мне и в подметки не годится! Тут даже сравнивать нечего.Она вернулась к столу и села в кресло.– Тогда почему? – не отставала я.– Ну… Это сложно…Она сложила свои бумаги ровной стопочкой и отодвинула их на край стола. Потом поправила карандаши в стакане.– Ты боишься, что он может не захотеть? – опять догадалась я.– Эй! Я не понимаю, кто кого здесь учит? – спохватилась она, но было уже поздно.Я переваривала услышанное.– Скажи честно… А если бы можно было вернуться… ну, не знаю… на десять… пятнадцать лет назад и что-либо изменить – ты бы согласилась?..Долгая, долгая пауза.– Да, – сказала она твердо, наконец. – Я бы согласилась.А потом усмехнулась:– Только в этот раз я бы действовала иначе.– А как?Она снова помолчала.– Я бы постоянно говорила: «Да, дорогой. Конечно, дорогой. Разумеется, ты прав». И все равно бы все делала по-своему.Я хмыкнула, представив, как этот воробушек нежным голоском говорит такие слова, преданно глядя в глаза любимому мужу, а за его спиной поступает в точности наоборот.– И ты думаешь, это сработало бы?– Если работает в других областях, почему это не может работать в семейной жизни? – опять усмехнулась она.Я задумалась.Возможно, она была права.Но все же…– А как же быть с личностью? Разве это не подавление своей индивидуальности?Никто по-прежнему не хочет умирать.Она сняла очки, аккуратно положила их на стол и потерла уставшие глаза. А потом ласково и очень печально посмотрела на меня.– Ну, и кому она нужна – твоя личность? Что ты будешь с ней делать одинокими ночами долгие-долгие годы до конца своей жизни?У меня перехватило дыхание и потемнело в глазах. И из этой темноты на меня посмотрел кто-то очень страшный.Я ждала, что мама добавит что-нибудь еще. Но она задумчиво глядела в окно, за которым качались старые огромные тополя, и молчала.– Мы, наверно, пойдем… Поздно уже. Да и тебе пора домой. К тому же, похоже, сейчас начнется дождь.Я поднялась с места, и Бруно тут же подскочил вслед за мной.– Да-да… Я вас провожу.Она тоже встала и направилась за нами.– Постойте здесь, я сейчас из холодильника пирожки принесу. И кости, – выдала она, когда мы вышли в коридор.Потрясающая женщина моя мама.Она сходила в приемную деканата и через минуту вернулась с полным пакетом.– Верни его, – попросила она, протягивая мне пакет.– Зачем он тебе? – не поняла я. – Он же старый и рвется уже.– Какая ты у меня все-таки глупая… – вздохнула мама. – Воистину, на детях гениев природа отдыхает.

* * *

Всю неделю дождь шел не переставая.

Вот так вот неожиданно в город пришла осень.

Трава еще оставалась зеленой, но с деревьев уже начали сыпаться мертвые желтые листья.

Мамина камелия тоже сбросила все свои замечательные розовые цветы.

Если бы дождь прекратился, и все вокруг хоть немного просохло, то можно было бы ходить по парку, пиная опавшие листья и слушая, как они шуршат под ногами.

А еще можно было бы падать навзничь в пожелтелую, но все еще упругую траву и смотреть на небо сквозь тонкое кружево постепенно оголяющихся веток.

Но, похоже, этого уже никогда не будет – нас затопит. Город скроется под водой, и я умру, так и не узнав…

– Ты тоже думаешь, что я глупая? – спросила я Бруно.

По каналу «Культура» показывали «Спящую красавицу».

Я сидела в кресле, поставив ноги на теплый бок Бруно, и раскачивалась.

Он поднял голову, внимательно посмотрел на меня, вздохнул и снова улегся.

Мне показалось, я поняла, что он хотел ответить.

Я вдруг представила, как через много-много лет я буду вот так же раскачиваться в кресле – гордая, независимая и бесконечно одинокая – и разговаривать с собакой.

Это будет уже не Бруно. Это будет совсем другая собака.

А вот я буду прежней – все той же глубоко несчастной идиоткой.

* * *

Наутро дождь прекратился, и я решила, что это был знак.

А потом я обнаружила, что мамина камелия выпустила два новых крошечных бутончика, и поняла, что это был второй знак.

Интересно, что еще должно произойти, чтобы я, наконец, перестала трусить?

Господи, что же мне ему сказать? Как объяснить, чтоб он меня понял?

С самого утра в голове постоянно крутились два этих вопроса.

Я беседовала с клиентами, воспитывала подчиненных, сделала тысячу звонков и важных дел, а про себя все думала, думала, думала…

Антонина отпросилась с работы пораньше – они с Лосевым собрались в вояж по хозяйственным магазинам.

Они уже месяц как жили вместе.

– Невероятно, но он сам мне это предложил! – задыхаясь от счастья, доложила подруга. – Ты можешь себе это представить?

Я не могла себе это представить, пока не увидела Валеру.

Как-то вечером он зашел за Антониной, и мы немного поболтали, пока она быстренько собиралась домой, а я никуда не торопилась. А куда мне было спешить?

Лосев выглядел несколько смущенным, словно еще не привык к своей новой роли.

– Знаешь, – сказал он. – Это твой Игорь меня подтолкнул…

У меня сжалось сердце, что происходило всякий раз, когда при мне упоминали это имя.

– …Я вдруг понял, что уж если он после каких-то двух месяцев знакомства был готов все бросить ради тебя, то мне-то с моим стажем просто смешно трусить…

Мне стало совсем плохо.

– Ты в самом деле думаешь, что он был готов все бросить ради меня? – спросила я не своим голосом.

Лосев посмотрел на меня как-то странно.

– Резникова, ты действительно дура или только удачно прикидываешься? – спросил он подозрительно.

С той встречи прошла неделя, и вот он снова сидел у меня в кабинете.

– Ну когда, в конце концов, ты поймешь, что ты полная идиотка? – вопрошал профессиональный психолог.

За последнее время он отъелся, посвежел и на полном серьезе думал, что теперь, с высоты своего семейного опыта, имеет право поучать меня.

Я тоже так думала. Иначе не сидела бы и не слушала покорно, как он прохаживается насчет моих ограниченных умственных способностей.

Конечно же, он прав, и я действительно была дура. Я поняла это почти сразу, но не хотела себе в этом признаться.

– Женщина – существо зависимое, – вещал психолог. – Она по природе своей не предназначена к обособленному существованию. Ей положено во всем подчиняться мужчине, а он должен вести ее за собой.

– Куда?

– Куда считает нужным.

– Я согласна, – выдохнула я.

– Вот и отлично, – одобрил Валера. – Следуй за ним.

Пауза.

– Я не знаю, где он, – пропищала я.

– В смысле? – растерялся Лосев.

У меня от злости на саму себя даже слезы выступили.

– В самом прямом, – шмыгнула я носом.

Я действительно понятия не имела, где искать Игоря. Его сотовый не отвечал, а где он живет и тем более работает, я не знала.

Лосев вздохнул.

– Ну, почему все время я? Разве я похож на Колю из «Москва слезам не верит»? – пожаловался он непонятно кому, доставая из кармана визитку.

У меня все расплылось перед глазами.

– Откуда это у тебя? – спросила я.

– От верблюда, – ответил Лосев, но тут же сжалился надо мной. – Я взял у него на твоем Дне рождения.

– Почему?

– Потому что увидел кресло, которое он тебе подарил.

– И что?

Я уже вытирала слезы. Аккуратно, чтобы не размазать тушь.

– И все. Заказал ему два таких же. Будем с Антониной на старости лет раскачиваться и смотреть на огонь в камине.

– Ты думаешь, он меня простит?

– На самом деле тебе ведь все равно, что я думаю? – вопросом на вопрос ответил Валера.

У-у, психолог…

Я кивнула. Конечно же, он был прав. Как всегда.

И это начинало раздражать.

– Похоже, я буду крестным отцом вашей любви, – довольным тоном сказал Лосев, протягивая мне визитку.

– Ты будешь трупом, если не прекратишь нести чушь, – отозвалась я, постепенно приходя в себя.

Он рассмеялся, нисколечко не обидевшись.

Дверь отворилась, и в кабинет вошла Антонина в плаще и с зонтом в руках.

– Неужели опять дождь? – испугалась я.

– Нет, но я должна быть готова ко всему, – ответила подруга.

Мы переглянулись с Валерой.

«С такой женщиной – хоть в огонь, хоть в воду», – прочитала я в его глазах.

Лосев поднялся из кресла и направился к ней. В дверях он остановился и повернулся ко мне.

– Не дрейфь, – сказал Валера. – Поверь, это не так уж страшно.

Подмигнул и вышел.

Мы с Бруно заблудились, вошли не в ту дверь и в результате оказались в мебельном цехе. Вокруг стоял невообразимый шум, сновали рабочие, и пахло не то лаком, не то какой-то смолой.

Я вспомнила этот запах – так пахло от Игорева пиджака, который он набросил мне на плечи, когда мы вышли из кинотеатра после «Фанфан-тюльпана».

Почему-то никто не обращал на нас с Бруно особого внимания (ну, действительно: подумаешь, велика важность – женщина с собакой на мебельной фабрике), и, проплутав по коридорам, мы с ним, наконец, попали в тихий закоулок, куда почти не доносились звуки из цеха.

Мимо с деловым видом пробегала молоденькая девушка, почти подросток.

– Извините, – обратилась я к ней. – Вы не подскажете, где мне найти Крымова Игоря Дмитриевича? Он здесь работает. Плотником, – уточнила я на всякий случай.

Она свирепо на меня посмотрела и махнула рукой куда-то вглубь коридора.

Девушка скрылась из виду, а мы пошли по коридору дальше.

У двери с табличкой «Директор» я остановилась и огляделась. Это была последняя дверь. Дальше идти было некуда.

– Готов? – спросила я Бруно.

Он завилял хвостом. Я тоже была готова. Почти.

– Ну, тогда с Богом, – сказала я и открыла дверь.

У секретаря в приемной округлились глаза, когда она нас увидела.

– Здравствуйте. А Игорь Дмитриевич Крымов здесь? – спросила я у нее.

Она только молча кивнула.

– Тогда мы его подождем, – доложила я и села на стул у стены.

Бруно уселся рядом.

Девушка как следует разглядела нас, а потом вернулась к своим делам.

Время шло, часы над входом в приемную отсчитывали минуты. Из кабинета директора не доносилось ни звука.

«Уснули они там, что ли?» – подумала я.

В тот же мгновение дверь отворилась, и из кабинета с документами в руках вышел Игорь.

– Света, отправь это по факсу – срочно! А это проверь и к утру в трех экземплярах…

Тут он заметил нас и прервался, не закончив фразу.

– Что вы здесь делаете? – спросил он.

Бруно застучал хвостом по полу, но не двинулся с места.

– Ты уже освободился? – поинтересовалась я, проигнорировав его вопрос. – Мы можем поговорить?

Игорь молчал, разглядывая меня так, словно видел впервые.

Потом все так же молча развернулся и скрылся в кабинете, оставив дверь открытой.

– Подожди меня здесь, – попросила я Бруно.

Из-за стола секретаря раздался приглушенный звук.

– Не бойтесь – он не кусается, – успокоила я девушку. – Нет, конечно же он может укусить, но… В общем, я быстро.

Она промолчала, а я вошла в кабинет и закрыла за собой дверь.

* * *

Игорь сидел за большим столом и делал вид, что читает какую-то бумажку.

– А тебе не влетит за то, что ты занял чужой кабинет? – спросила я, подойдя к столу.

– Этой мой кабинет. Что ты хотела? У меня много дел.

Это несколько выбило меня из колеи, но не надолго.

Я пошла вдоль стены, разглядывая фотографии с образцами мебели и собираясь с силами.

А вот и мое кресло. Приветик!

Он не усидел за столом, вскочил с места и подошел ко мне.

– Послушай, я действительно занят. Зачем ты пришла?

Он стоял так близко ко мне, что я чувствовала запах его одеколона. Его запах.

Я повернулась, посмотрела в эти зеленые глаза и забыла все слова, что так долго и тщательно готовила.

– Я хочу, чтобы ты вернулся, – сказала я правду.

– Зачем? – жестко спросил он. – Тебе ведь никто не нужен. Разве что-то изменилось?

Ох…

– Изменилось, – пробормотала я, теряя уверенность под этим неприязненным взглядом. – Я действительно не хотела быть ни с кем. Тогда…

Он молчал. Меня начало потряхивать.

– …Но я поняла, что еще меньше хочу быть без тебя… Пожалуйста, дай мне еще один шанс.

– Почему я должен это делать? – снова спросил он.

Ну, как же ты не понимаешь?!

– Потому что я хочу быть с тобой.

Засыпать с тобой, просыпаться с тобой, просто быть рядом. Всегда.

– А ты спросила, хочу ли этого я?

– А ты хочешь?

Я затаила дыхание.

Игорь смотрел на меня и молчал.

А я ждала, что он ответит, и с каждой секундой моя надежда таяла.

– Нет, – сказал он, наконец, и отвел глаза в сторону.

Врешь! Ну ведь врешь!

Я вдруг почувствовала, что еще не все потеряно.

– Посмотри на меня. Пожалуйста!

Нехотя он подчинился.

– Обещаю тебе, – сказала я, – что в этот раз все будет по-другому. Я буду другой.

Он усмехнулся:

– Ты не сможешь.

– Почему?

– Потому что ты органически не способна пустить в душу другого человека.

– Да, если это не ты, – честно признала я.

На его выразительном лице одна эмоция сменяла другую. Я буквально кожей чувствовала, как он борется сам с собой.

– Нет, – решил он в конце концов.

И тут я разозлилась.

– Черт возьми! Так и скажи, что ты трусишь!

Он тоже разозлился.

– Да, мне страшно! – закричал он. – А тебе разве нет?

– Еще как страшно. Но я, по крайней мере, готова рискнуть. А ты?

Он молчал.

– Ты боишься, что у меня не получится, и тебе снова придется уйти? – догадалась я.

Он не хотел отвечать, но я ждала.

– Слушай… Давай все оставим, как есть, – сказал Игорь.

А я вдруг устала.

Смертельно.

Нет так нет. Насильно мил не будешь.

– Какая ирония! – усмехнулась я. – Лосев, вдохновленный твоим примером, переехал к Антонине… Видел бы он нас сейчас.

Он собирался что-то ответить, но мне уже было все равно.

– Извини, что отняла у тебя столько времени, – сказала я.

Развернулась и пошла к двери.

Он не остановил меня.

Заждавшийся Бруно подскочил от радости, чуть не свалив журнальный столик со стопкой газет и рекламных проспектов, и мы, никем не задерживаемые, вышли в коридор.

Возле двери топтались несколько человек, не решавшихся войти внутрь. Они недобро на нас посмотрели, но не посмели сказать ни слова.

Мы выбрались наружу и пошли домой.

На улице похолодало, накрапывал мелкий противный дождик. Но я не чувствовала холода – мне было жарко, лицо горело.

Я расстегнула куртку и размотала шарф. Благодать!

Сейчас я простыну и умру. Ну и пусть.

Вот, значит, как это бывает.

Ну что ж, привыкайте, Инна Алексеевна. С возвращением на Землю!

Оказывается, и вправду – Вселенная не вертится вокруг исключительно вашей персоны. И в самом деле существуют параллельные миры, с которыми вы, видимо, никогда не пересечетесь.

Я почувствовала, что отсюда совсем недалеко до депрессии, и снова разозлилась.

Какого черта? Не смей киснуть! У тебя еще будет время для мировой скорби.

А пока…

«Главное – ты жива», – любила повторять бабушка, прошедшая лагеря и блокадный Ленинград.

Ей бы мои проблемы!

Я тряхнула головой и прибавила шагу. Однако Бруно тормозил и не хотел ускоряться.

– Не отставай! – дернула я за поводок.

Но он почему-то упирался и все время оглядывался.

– Малыш, ну в чем дело?

Я остановилась и тоже обернулась.

Чтобы не врезаться в меня, Игорю пришлось резко свернуть в сторону, но мы все равно столкнулись.

– Ты специально это сделала?

Я уставилась на него, ничего не понимая.

– Ты о чем?

– Об этом. Ты специально ее забыла?

Он протянул мне мою сумку.

С ума сойти! Неужели я становлюсь склеротичкой?

Я безропотно забрала сумку. Интересно, где я ее оставила? В приемной? Или у него в кабинете? Совершенно не помню…

– Ты действительно этого хочешь? – спросил он.

Я смотрела на любимое лицо, и пыталась проглотить комок в горле.

– Да, – ответила я просто.

– Ты думаешь, у нас получится?

– Конечно.

– И ты вправду будешь стараться?

– Разумеется.

Пауза.

– Издеваешься?

На этот вопрос у меня не было достойного ответа. Поэтому я просто его поцеловала.

Мимо нас шли люди, дождь усилился, но мне было наплевать.

– Ну, тогда пошли, – сказал он, когда мы, наконец, оторвались друг от друга.

– Куда? – растерялась я.

– Как куда? – удивился он. – Домой. Я есть хочу.

– Дома только бананы, – честно предупредила я.

– Значит, зайдем в магазин.

И мы пошли домой.

Я взяла его за руку. Больше никогда не отпущу.

У нас не было зонта, я насквозь промокла и уже начала замерзать, но все же была счастлива.

И была бы счастлива абсолютно, если бы не муки совести, отравлявшие полную гармонию.

Промучившись минут десять, я все же решила быть честной до конца. Поэтому набралась мужества и сказала:

– Слушай… Мне нужно кое в чем тебе признаться…

Он опасливо покосился на меня:

– Ты в курсе, что твои признания пугают некоторых?

Если он думал, что это меня остановит, то он ошибался.

– Я должна честно предупредить тебя, что не смогу постоянно говорить с тобой о кино, книгах, балете…

– А с чего ты взяла, что мне это нужно? – удивился он.

Я растерялась.

– Ну… Как же иначе? Люди ведь должны все время что-нибудь обсуждать?

Он даже остановился.

– Ты действительно думаешь, что это и есть самое главное?

Я молчала.

– Скажи, а у тебя родители и правда доктора наук? Ты уверена, что не подкидыш? – спросил мой любимый.

Я пихнула его, и он чуть не улетел в кусты.

– На самом деле, глупая, важно совсем не это, – сказал он, отсмеявшись. – Ты можешь молчать хоть весь день. Хотя, конечно, я не буду возражать, если ближе к вечеру ты вымолвишь пару слов. Мне лишь нужно, чтобы ты не закрывалась наглухо в своей раковине, как устрица. Понимаешь?

Кажется, да. И все же…

– Но я не хочу говорить о себе…

– Ну, и не говори. Тебя кто-то заставляет?

Я молчала, переваривая услышанное.

– О, Господи! – вздохнул он. – Похоже, мне предстоит нелегкая доля.

На это раз он взял меня за руку, и мы пошли дальше.

– А что, Лосев действительно переехал к Антонине? – спросил он метров через двадцать.

Я покосилась на него, и мне показалось, что он улыбается.

– Действительно, – подтвердила я.

И, секунду поколебавшись, добавила:

– Он сказал, что уж если ты после всего лишь двух месяцев знакомства со мной был готов ради меня на все, то тогда ему сам Бог велел… Ну, или что-то в этом роде…

Игорь хмыкнул, но промолчал.

– А чего это ты хмыкаешь? Разве ты не был готов ради меня на все?

– Ты никогда об этом не узнаешь, – сказал он и притянул меня к себе.

Да, милый.

Конечно.

Разумеется.

Август-декабрь 2008 г.