Позитивные, словами наших народных избранников, изменения в деревне Никудышкино стали происходить с появлением в ней Емельяна Харитоновича Усатого, вытуренного из некогда братской республики тамошними аборигенами за пределы собственного Незалежного государства.

Москалю, так презрительно стали называть мужика бывшие братья, ничего не оставалось делать, как рвануть в родную Россею-матушку. И рванул. Поселился у далёкой родни в заброшенной Никудышкине, с социальным статусом «никуды не нужный».

Емельян был хозяйственным мужиком. Для него главное – земля, а остальное, на его взгляд, приложится. И приложилось. Став фермером, приобрёл гектары, и, к удивлению малочисленного вымирающего ветеранского населения деревни, принялся разводить доселе невиданных в тех краях индюшат.

Развернулся так, что дети стариков Никудышкино прискакали из городов обратно в родную деревню. Здесь всем нашлась работа. И жизнь в деревне закипела.

Люди стали жить, ну, не то чтобы Абрамовичами, а вот Малаховыми «плюс», это уж точно. Все веселы, все здоровы. А если приключался болезненный казус, то, пожалуйста: под рукой лечебного снадобья – завались, тут тебе и лопухи от поноса, и репей от золотухи, лечись – не хочу.

Облагородившись и продрав глаза на ниве плодотворного труда, народ возроптал против порочащего названия собственного места проживания. Посовещавшись, решили малую родину переименовать, положив в основу нового названия главный продукт выпускаемой ими продукции. Деревню Никудышкино переименовали в Индюшкино.

Дружный и работящий здесь проживает народ. Но, как говорится, не хлебом единым…

Среди деревенского населения стали проклёвываться творческие личности. Комиссаром интеллектуального ядра, естественно, был светоч деревенской культуры – завклубом Аскольд Модестович, с неудобной фамилией Троцкий. Коренастый сорокадвухлетний мужик, лысоватый, с небольшим брюшком, порочащим прошлым и большими амбициями.

Из районного центра грешника сослали в деревню по причине неуёмного стремления к женитьбам. На его совести, если таковая у него имеется, лежит не менее десятка разбитых женских сердец. За месяц проживания в Индюшкино многоженец ухитрился окрутить свадебной глупостью двух лучших индюшатниц, выведя тех на целую смену из рабочего состояния, по причине их междоусобной драки на почве ревности.

По распоряжению Емельяна, любителя «Марша Мендельсона» местные мужики препроводили за овин, и там он по-дружески был бит, с товарищескими напутствиями: индюшата не должны страдать из-за его слабости к женскому полу. Троцкий показал себя человеком понятливым, и женитьбы прекратились.

Аскольд Модестович, освободившись, вернее, освобождённый от позорящего человеческую личность недостатка, ударился в творческую амбициозность. Ни много ни мало замахнулся на съёмку фильма об историко-революционных событиях.

Троцкий хотел доказать районным бюрократам от культуры, что не лыком шит, и что его ссылка «во глубину…», является не чем иным, как роковой ошибкой.

В центральной газете Аскольд вычитал:

…объявляется всероссийский конкурс на «ТЭФИ», с призом в двести тысяч рублей среди самодеятельных постановщиков фильмов на историко-актуальные темы…

И он загорелся.

Не теряя времени, раскопал среди местных индюшатников творческие личности, объяснил им суть намерения, и те единодушно поддержали бредовую амбициозность Троцкого. И работа закипела.

Естественно, никаких средств от государства и правительства, и даже от местного поссовета киношный коллектив не получил, но и препятствий им никто не чинил. Режиссёрско-артистический коллектив принял решение: в процессе работы над фильмом обходиться собственными подручными средствами.

Рабочую площадку для постановки фильма предварительно обговорили с главным индюшатником деревни Емельяном Усатым, дабы его многочисленные индюшиные табуны не толклись на съёмочной площадке и не мешали творческому процессу.

Фермер поддержал инициативу земляков в постановке фильма, однако денег на мероприятие не дал. Хозяйственный мужик в киношную затею не поверил, однако место для съёмочной площадки выделил удобное, с красивым видом на реку, и даже отдал в безвозмездное пользование проржавевший металлический вагончик, за ненадобностью выброшенный им на свалку.

Киношники изнутри обклеили вагончик принесёнными из дому старыми газетами, придав ему жилой вид. Намалёванное масляной краской на ржавом листе железа интеллигентно-загадочное слово «Киностудия» проволокой прикрутили над входом. Получилось красиво, официально и по-рабочему.

Съёмки назначили на девять часов утра в субботу. В рабочий день отрывать людей от работы Емельян запретил. Посовещавшись, творческий коллектив постановил: за два выходных – субботу и воскресенье, съёмки закончить. Работать без отдыха и перерывов на обед. Еду участникам творческого процесса согласились приносить родственники.

Господин Троцкой олицетворял собою «триаду»: режиссёра, постановщика и оператора в одном лице. Взгляд у мужика на осуществление задуманного им фильма выливался в абстрактный экспрессионизм, где реальность представлялась в форме абсурда. Поступки героев противоестественны и алогичны. Троцкий был большим оригиналом.

Сюжет должен был отобразить трудный застеночный период жизни Ильича и его соратников. Остов централа с целью экономии средств, а если конкретно, то полного их отсутствия, изготовили из тесин, обклеили их бумажными обоями с намалёванными на них мрачными серыми каменьями. Получилось совсем неплохо. Высота равелина не превышала трёх метров, камера выше не поползёт. Нечего ей там делать. Драматическое действие должно разворачиваться у подножия каземата.

На переднем плане разместился обшарпанный годами и совнаркомовскими заседаниями стол. За ним на стуле сидит исполнитель роли Сталина – заведующий разделочного цеха, которого даже с натяжкой нельзя назвать похожим на вождя. Был он лыс, пузат, имел луноподобное лицо и свисающие едва ли не до самой рубахи запорожские усы а-ля Тарас Бульба, с единственной разницей: у этого отсутствовал оселедец. «Артист» причинял постановщику, то есть Троцкому, немалые неудобства.

– Вождь был грузином, а не казаком, – приводил он резонный довод «Бульбе», однако тот на подобные мелочи не реагировал.

– Хто тибе такое казав? – спокойно вопрошал новоявленный вождь. – Ты шо, его батька?

Троцкий мог бы заменить Сталина Лениным, в смысле, что Ильич, то есть исполнитель, был на самом деле чистокровным грузином. Правда, щуплой внешности, но с отличительными национальными атрибутами: горбатым шнобелем и шапкой смоляных кудрей на голове. Однако, как и Сталин, в свою очередь упёрся, и ни в какую не желал изображать Виссарионыча.

Грузину, электрику коптильного цеха, до умопомрачения нравилась роль вождя мирового пролетариата. Особенно великолепно ему удавался Ленинский жест с выбрасыванием руки с горизонтально протянутой вперёд ладонью, изображая решительность борьбы и непримиримость к врагам мировой революции. Второй рукой он умело хватался за вырез жилетки, отчего ещё больше походил на сценический образ.

Троцкому приходилось терпеть капризы исполнителей. Дублёров-то у него не было. Этих и то едва наскрёб. Желающих сниматься в кино полдеревни, хоть отбавляй, да никто из них не мог работать перед камерой. Вот и приходится мириться с тем, что в наличии. Ленину пришлось на кудри натягивать капроновый носок, изображая лысину, а вот со Сталиным совсем худо. В деревне не нашлось ни единого парика, а ехать в город времени не было, да и денег жалко.

– Ленину изобразили лысину, хиба же мне нельзя нарисовать волосся, – подал умную идею Сталин.

Клубная уборщица, по совместительству зав реквизитом, художественной мастерской и кино-контролёрша, на съёмочной площадке выступала в качестве гримёрши. Обмакивая малярную кисточку в банку с чёрной гуашью, шустро закрасила «Тарасовскую» лысину, превратив его в жгучего брюнета.

Проблемой оставались усы. Подрезать их Сталин не разрешил, пришлось висяки подклеивать под носом клейстером, а сверху подкрашивать чёрной гуашью. Посмотрев в крохотное зеркальце, полученное от гримёрши, вождь остался довольным.

Из «Киностудии» вышел басмач с чалмой на голове, изготовленной из простыни.

– Абдула, иди сюда, – позвал его Троцкий. – Вам вместе с Крупской ночью необходимо сделать подкоп под каземат, и освободить Ленина, – принялся объяснять режиссёр предстоящую съёмочную сцену.

В это время на площадке показалась библиотекарша в образе Надежды Константиновны. Её тёмные длинные волосы, обильно посыпанные мукой, были калачиком схвачены на затылке. Для большей достоверности образа на носу у неё красовались очки с толстенными стёклами, взятыми ею у своего подслеповатого деда, для придания глазам базедовости.

Женщина, естественно, в них ничего не видела. Натыкаясь на людей и реквизит, Крупская двинулась в сторону голосов. Не подрасчитав траекторию движения, подруга вождя мирового пролетариата наткнулась на равелин, прорвала «стену» и ухнула в бумажный пролом.

Все возмущённо закричали.

– Чего разорались! – вылезая на волю, обиделась Надежда Константиновна. – Не беспокойтесь, Сейчас скотчем склею пролом, и будет как в лучших домах Лондона. – Очков на ней уже не было, она отыскала их в каземате и спрятала в карман.

– Ночью копать с Крупской не пойду, сильно страшная, – закапризничал Абдула в исполнении привередливого местного фельдшера. Он и в быту был постоянно недовольным. – Найдите другого человека.

– Надежда Константиновна олицетворяет собою для Ильича союз партии и борьбы за народное дело, а ты дружбу восточного населения, – пояснил Троцкий несогласному абреку.

– Могёт, лучшим будет для Володьки зробить шалаш, як в Затопле? – с пренебрежением сказал Сталин.

– Как это шалаш? А как тогда делать подкоп? У нас по сюжету подкоп. Мы не можем менять патриотическую направленность, – заерепенился Троцкий.

– Всё. Готово. Заклеила, – появляясь из-за угла каземата, доложила Крупская, уже в очках.

– Сказал, с Надькой копать не пойду, – стоял на своём Абдула. – Что обо мне подумают люди? Я с какой-то бабою шастаю по ночам у этого самого сарая.

– Какие люди? Какой сарай? Ты решаешь политическую стратегию, а не шастаешь с бабою, – надрывался Троцкий.

– Тогда реабилитируйте меня в глазах будущих зрителей – гаремом.

– Каким ещё гаремом?! – ахнул режиссёр, то есть Аскольд Модестович. – Где я тебе его возьму?

– Давайте я поснимаю девок на речке, вклеим плёнку в сюжет, с пояснением, дескать, это Абдулаевские адалиски, – предложил помощник Троцкого – деревенский киномеханик.

И, взяв кинокамеру, прямиком рванул к речке. Благо та была рядом, за «Киностудией».

– Ну вот и выход, а ты, Аскольдушка, горевал, – потрепал по плечу режиссёра мятежный Абдула.

– Перерыв на обед, – объявил режиссёр.

Спустя не более двадцати минут появился киномеханик с кинокамерой. Просмотрев плёнку, Троцкий едва не упал в обморок. Среди одалисок, каковыми они решили считать деревенских девок, лежало несколько пузатых мужиков с дачного посёлка.

– Ты что наснимал? Где ты видел в гареме мужиков, валявшихся среди голых баб? – закричал он на коллегу.

– Да я… я, что… я это… подретуширую мужиков.

– Толстые, с кривыми волосатыми ногами адалиски мне не нужны, – снова закапризничал привередливый Абдула.

– Может их зачернить в намордники, под хашидок? – подал ценную мысль киномеханик.

– Ладно, что-либо придумаем, – пообещал Троцкий.

Из дверей «Киностудии» вышел эсэсовец. Задрав голову к небу, проследил за стаей ворон, пролетевшей в сторону деревенского пляжа, подёргал плечами и вприпрыжку поскакал к съёмочной площадке.

– Салям алейкум, Гитлер-ага! – кинулся навстречу фюреру подхалимный Абдула.

Гитлер, роль которого играл учитель истории, радостно обнялся с басмачом, и тут же, отойдя вместе с ним к равелину, принялись о чём-то оживлённо шептаться.

– Вот, вот где расцветает махровый оппортунизм! – вскидывая руку в характерном жесте, воскликнул Ленин, изобличительно указывая на парочку.

– А это кто такой? – спросил Троцкий, заметив незнакомую личность, незаметно просочившуюся на съёмочную площадку, с укутанными женским платком ушами, будто страдающими отитом. Поверх платка красовалась надетая на голову красная эмалированная кастрюля.

– Це ж чекист Дзержинский, мий охранник, – пояснил Сталин.

– У чекиста должны быть чистые руки… кстати, ты их помыл? – поинтересовалась Надежда Константиновна, из-за очков она ничего не видела. На ощупь, отыскав голову чекиста, постучала по кастрюле палкою. – Пусто. Чекист не должен иметь мозгов. Враги могут в любой момент их использовать. Здесь всё хорошо, наблюдается полное их отсутствие.

Неожиданно на съёмочную площадку дымя, чихая, и припадая на заднее левое спущенное колесо, примчался «Запорожец» с оторванной правой дверкой. Из автомобиля выскочил батька Махно с деревянной шашкой на боку.

– Кого треба порубать на куски?! – закричал он.

– Сидай, рубака, на лавку, не гневись шибко. Нема тутычки врагов. Все други, – спокойным голосом сказал Сталин.

Взглянув на него, батька едва не лишился разума. На всякий случай отскочил от раскрашенного вождя и рванул в сторону заклятых врагов революции: Гитлера и спевшегося с ним Абдулы.

К столу подходит Ленин, усаживается на стул и начинает рассуждать:

– В своих геволюционных тезисах я пговозгасил всемигное пгаво на тгут и свободу. Сейчас я составлю декгет. – Берёт ручку, макает её в чернильницу, и, пододвинув лист бумаги, начинает писать: – Землю нагоду, хлеб людям, а свободу пголетагиату. Надежда Константиновна, перепечатайте декгет и отдайте Дзегжинскому на утвегждение. Пусть подавится им, а то стоит с кислым выгажением лица.

– Владимир Ильич, к вам ходок из деревни! – крикнул издали Абдула.

Ленин, оторвавшись от декрета, обернулся к Петрухе, явившемуся к нему с чайником в одной руке и булыжником в другой.

– Что это, голубчик? – задал резонный вопрос вождь мирового пролетариата, указывая на камень.

– Оружие пролетариата, – осторожно выкладывая на стол перед вождём булыжник, пояснил ходок.

– Чего тебе надо? Давай отойдём в стогонку. Знаете ли, батенька, слухачей здесь пгуд пгуди.

Едва он это произнёс, как откуда ни возьмись появилась красивая экстравагантная дама на высоченных каблуках, в короткой облегающей модной юбке, и с бумажным свёртком под мышкой.

– Володя! – закричала дама, кидаясь наперерез к Ленину. – Ты меня узнал?! Я твоя Инесса Арманд!

Вождь, едва приподнявшись со стула, чтобы удалиться с ходоком, тут же хлопнулся обратно на стул.

– Я давно тебе хотела сказать, да всё не было времени из-за мировой революции. У нас есть сын. Ты должен о нём знать!

Ильич был до крайности ошарашен неожиданным сообщением, тем более в присутствии законной супруги и товарищей по партии.

– Где мой сын? – едва пролепетал он вдруг охрипшим голосом. Вождь принялся лихорадочно припоминать, был ли у них с Инессой, так сказать, некоторый внепартийный контакт. Не вспомнив подробностей, мысленно плюнул и отдался на волю судьбы.

– Вот наш сын! – толкая впереди себя бородатого батьку Махно в сторону обалдевшего Ильича, воскликнула подруга по партии. Непонятно было, кого теперь считать батькой, кого сыном. – Вглядись в него, он вылитый ты!

– Папа Вова, как долго я тебя искал, – вытирает слезу Махно.

– Мамой клянусь, это мой сын! – закричал Ленин, бросаясь к волосатому Махно. Инесса, подойдя к ним, заключила обоих в объятия и поволокла к «Запорожцу», однако компания была остановлена окриком:

– Минуточку внимания! – появляясь перед Ильичом, задиристо заявила Надежда Константиновна. – Володя, я хочу тебе признаться, о чём много лет скрывала от тебя. У нас с Адольфиком, – она подошла к Гитлеру, и, взяв того за руку, подвела к столу, – есть два сына. Один вот он, – указала она на Абдулу. Сынок недовольно скривился от объявившейся вдруг мамочки, а вот отец ему пришёлся по вкусу.

– А второй? – синея от зависти, прошептал вождь пролетарской революции, её законный муж и изменник в одном флаконе.

Надежда Константиновна на некоторое время нырнула за равелин и вывела оттуда за руку хроменького Геббельса.

– А вот наш второй сыночек, – погладила она убогенького по головке.

– Хай, Гитлер! – в экстазе гаркнул фюрер, а кинувшийся к нему Абдула с криком «Папаня!», повис у него на шее. Все четверо: Крупская, Гитлер и их дети, стояли, обнявшись, радуясь, что наконец-то воссоединились и обрели счастье.

Ленин плюнул на левый уклонизм со стороны партийного товарища Крупской и кинулся к «Запорожцу», туда же поспешила и его семейка.

– Уезжаем на Канагы, делать геволюцию! – выкрикнул он и решительно махнув рукой в оторванную дверку, смачно сплюнул в сторону оппортунистов. Машина, чихнув копотью, припадая на спущенное колесо, захромала по кочкам, и вскорости скрылась за поворотом.

– Пора и нам в дорогу, – снимая очки, заявила бывшая соратница вождя мирового пролетариата Надежда Константиновна, обращаясь к обретённой семейке. Она взяла детей за руки, и дружная компания скрылась за вагончиком.

– Шо стоишь столбом, товарищ Дзержинский? Как ты мог проморгать подобную Антанту? – намекнул товарищ Сталин на выходку раскольницы Крупской в отношении Гитлера.

Дзержинский на это ничего не ответил. Он не испугался грозного вождя, потому что много чего знал, потому и помалкивал.

– Ладно, довольно болтовни, – на чисто русской мови произнёс великий вождь. – Пора и мне раскрыть перед трудящимися душу. Иди сюда, Петруша, сынок, – сказал он, обращаясь к ходоку с чайником и булыжником. – Брось ты этот камень. Врагов больше у нас с тобою нет. А вот чайник оставь. Мы будем в нём кипятить воду и пить чай, – вставая со стула, добавил он.

– Товарищ Сталин! Я давно догадывался, что именно ты мой папаша! А где моя мамка?

– Сейчас ты её увидишь. Ленин вместе с Армандой заточили её на долгие годы вот в этот каземат. Но сейчас она обрела свободу. Твоя мамка Клара Цеткин.

– Сынок! – выбегая из-за равелина, закричала женщина, бросаясь к Петрухе. – Наконец-то мы вместе! Пойдёмте домой.

Обнявшись, все трое уходят в сторону речки, кипятить воду, потому как ходок так и не расстался с чайником.

– Ну что же, пора и мне уходить. Произошло саморазоблачение, – сказал Дзержинский, снимая красную кастрюлю и освобождаясь от платка. – Я не так наивен, как эти простофили. Не собираюсь откровенничать о своей связи с Надеждой Константиновной, и что Геббельс мой сын, а вовсе не рогатого Адольфика, да и Абдула не его отпрыск.

Я-то знаю, как Надежда Константиновна выправляла документы товарищу Сухову, отправляя того в пустыню на борьбу с басмачами. Видел, как Крупская, взяв красноармейца под руку, повела на конспиративную квартиру, где двое суток без перерывов они разрабатывали восточную проблему. Конечно, оно так: восток – дело тонкое, и к нему следовало подготовиться по-революционному, но не настолько же продуктивно.

Постскриптум

Фильм не получил «ТЭФИ», зато Троцкий получил нагоняй от строгой комиссии за исторические искажения революционных фактов. Однако, посовещавшись, члены жюри всё же вручили создателю абстрактно-экспрессионистского фильма поощрительный приз в виде бумажной ГРАМОТЫ. Кино-то а ля комедия. Не стали навлекать на себя упрёки со стороны демократически раскованного зрителя.

А вот индюшатинцам кино понравилось по всем параметрам. Во-первых, играли в нём свои сельчане, во-вторых, шибко хорошим оказался финал фильма. Все нашли свои семьи, которые вынуждены были по политическим мотивам скрываться, в-третьих, и Гитлер, и Абдула, и Сталин, да и сам Ленин не были злыми. Они были смешными и совсем не страшными.

Оценка собственных односельчан для Троцкого была важнее самой наиважнейшей «ТЭФИ». Потому как именно индюшатинцы в полной мере сумели оценить и поддержать его творческие амбиции, а это многого стоит.

У него тут же созрел сюжет нового фильма.