Никого не слушай. В мире есть слоны. Даже если их не видно с твоего балкона.

Любить себя за это и не любить за то? Считать себя поэтом? Дельцом? (Уместен торг.) Лежать вплотную к небу? За дéньгами бежать? Быть Вам нужнее хлеба или страшней ножа? Все опции нажаты. Все выбрала сама. Сильна, вольна, крылата. Но в тайне… Шах. И мат!

Фобия быть понятой превратно. Быть заметной, сильной, яркой, статной. Фобия всех распугать — попозже. Раньше — фобия всех обнадежить.

Кем-то, чем-то зачем-то ведома, находясь в паре жизней от дома, спотыкаюсь и падаю в лужи, и дорога становится уже. Вспоминаю лягушку, сметану. Я смогу, я идти не устану. Были крылья. Осыпались крылья. Снова выросли, покрылись пылью. И «ау!», и «спасите!», и «где я?» «Кто здесь? Кто я? Уже холодею!» Ну и толку? Молчит даже эхо. А домой – не пройти, не проехать.

Прóжит ли день зря? Нужно ли мне время? Был сон, как всегда, заря как заря, возня и опять темень.

Безукоризненно счастлив на этом стареньком фото. Фотографировал кто-то к счастью явно причастный. Эта дивная фея — мама Ваших детей. И уподобившись ей, я стану историей…

Вы меня подозревали в том, что поэтесса, в том, что вставила из стали что-то сердца вместо, что я робот (потому что радуюсь так часто и не злюсь), что у меня есть на Луне участок. Вы меня подозревали, потому что сами по характеру, как Сталин, сибиряк Вы мамин!

Старые грабли – в печь. Для чего их беречь? На память? На память остались шрамы и странная склáдная речь. И тогда заживем. Новых шишек набьем. А смысл? В том, чтобы не прокисло на Млечном Пути питье. Чтоб дальше крутился снег, думая о весне и чтобы особо не было пробок на твоем пути ко мне.

Жар-птица сомневалась, что запомнит от электронной почты свой пароль. Она в пароле указала, сколько комнат в ее дворце. Но… был дворец достроен! Теперь звонит и пишет сисадмину, мол, помогите, Суслик, отплачу. Тот набивает цену, строит мину, хотя работы там совсем чуть-чуть. И не совет, а мненье от души: не сомневайся, лучше запиши!