Безжизненные мелочные люди, преследующие свои копейки… (Объемы неважны, и миллионы по сути это все равно копейки.) Как воспитать своих детей ЖИВЫМИ, чтобы для них открыты были звуки, и запахи, и краски, и объятия… И чтобы в кошельке, а не в душе копейки они носили?

Одна ипостась за другой листаются календарем. Какие мы все-таки? Бой мы выиграем или умрем? Помеха мы или оплот? В разгаре уже Судный День. Весомее нефть или мед? У.е. или жизни детей? Ирония в том, что и здесь мы семью сочиняем, как стих. МИР строим, как дом – глину месим. Иначе его не спасти.

Дети, которые будут летать. Мальчики с крыльями, мальчики-летчики. Зренье отличное, физ-ра на «пять», а вот с английским пока что не очень. С летным характером цель – это план. План выполняется проще простого. Радиосвязь на английском в туман! Летный характер – земная основа.

Не хочу о вас слышать и с вами спорить. Фашисты и есть фашисты. Ваше место в игноре, но уж очень проворен ваш босс рогатый нечистый. Растворитесь в бензине, уплывите на льдине. Харакири тоже идея. Заползайте обратно и сидите бесплатно до пришествия. Ну? Быстрее!

Не по рангу, не по вкусу, не по делу. Не могу ни спорить ни противоречить. И пока я вам еще не надоела, просто слушайте, учитесь моей речи. Убеждать и привлекать, кружить на ручках не хочу и больше все-таки не стану. Вы круты, но вы взлетите еще круче. Только выучитесь без самообмана.

Вернули праздник. Поздравим мальчиков! Коллег, родных и прохожих даже. Они надежные. Но чем моложе, тем нам тревожнее — дитя на страже. Вернули праздник. Он был в подполье. А кто не празднует, тот иностранец, но нашим станет, если есть желание взять роль опасную, мужское звание.

Поэмы, навеянные экземами. Совесть моя и радость – в ГУЛАГе. Над этими очень страшными стенами распяты МОЕЙ родины флаги. Простите меня, нас простите, милые, что вам перепало за всех громадное. Простите. Вы там, а мы с кислыми минами то суши, то тирамису проглатываем. Теперь Гуантáнамо. Можем сетовать и только. Да, там же не наши граждане. Врагов народа находят заново. Врагов человечества — кто ближе к скважине. Бессильно мусолить сквозь слезы данные, статистику чертову, хоть беги. Когда головами уже и странами назначат править МОЗГИ?

Казалось, откуда бы взяться фашистам? Ведь их перебили. Но нет, маршируют. С трибуны на нашего Бога речисто сама Толерантность ссылается всуе. Они маршируют. Уже на подходе. Поет Толерантность о мире, о детях, о равных правах, о тотальной свободе, которой не будет у нас на том свете. Все ближе и ближе. Прицелы точнее. Она улыбается белой улыбкой. Считает, что люди любуются ею. Обратный отсчет. Все спокойно. И зыбко.

Свобода слова… Разве это свобода обижать другого, других, другое без ответа? Да нет. Да? Нет!

Мы все в сети. Жужжим, влипаем в какое-то жж. «Опасно жить!» — предупреждают ребята в неглиже. «Опасно жить и не ховаться, догонят же всегда!» Тут все элементарно, Ватсон. Не надо нападать.

Подался в политику Волк (он в спорте достиг потолка). «Здесь имидж важнее всего,» — сказали ему два жука. «О, Волк! Вы брутальны, как бог! Весь дикий такой – красота! Для имиджа прежде всего мы сделаем тримминг хвоста.» Сходил к парикмахеру Волк, и хвост аккуратней теперь. «Подточим Вам зубки. Ну, вот! Еще кровожадней, прям зверь!» Сказали ему два жука: «Учитесь-ка песни плясать.» «Зачем?!» – возмутился наш Волк, — «я все-таки волк, не лиса!» Но взяли его в оборот два мурых жука и лемур. И вот уже хищник поет. Народ рукоплещет ему. «А как же политика, муж?» — спросила Волчица на днях. «Ну, ты, дорогая, му-му! Я в тренде, все любят меня. Я яркий, и это успех. Политика четкая тут. Прошу избирателей всех: Пусть сходят хвосты постригут!»