Мне больше не надо, чем создано Богом. Им создано много — любовь и дорога. А все остальное прилипло к подошве — дорожная грязь и серебряный грошик.

Что о ней скажешь? Самая лучшая, самая красивая и обаятельная. Самая любимая, самая смешливая, единственная в превосходной степени. Моя мамочка. В какие же мне уши кричать, каким же мне иконам шептать, как я люблю тебя. Моя мамочка, такая маленькая, щедрая, ласковая и людям милая.

Когда любовь ослабила бульдожью хватку и увела кровавый след к другой добыче, спокойно выдохни — и еще будет сладко, и зазвенит в ушах гораздо мелодичней.

Их счастье ласково, смешно венчали голубкú на крыше. Да, счастье есть. И вот оно. Вы только не спугните. Тише.

Тот, кто ушел, Имеет право жить. Бульон варить, хлебать чужие каши и не точить уже наши ножи. НАШИ ножи. Да! Безраздельно наши!

Не писала о тебе столько лет, и на время о тебе забывала. Не скелет в шкафу (скелетов, жаль, нет), мой секрет любимый из мадригала. И опять стоишь, сияющий, вот, на горе, недалеко от Тибета. Я люблю тебя семнадцатый год. хоть плохú твои стихи. Жду ответа.

Стоит только начать — наполняется рог, изобилие хлещет фонтаном. Вдохновенье мое, ты нашелся, ты смог! Значит, я никогда не устану. Сколько можно о ней об одной – о любви? Посерьезнее тему пора бы. Из несбыточных снов ты пришел, так живи, свет в тоннеле лови, хоть и слабый. В кухне капает кран, поломался диван, пробки, подлые, перегорели. Неужели такая беда навсегда? Неужели-ау-в-самом-деле? Что же делать, бог мой? Ты какой-то герой — на лошадке гарцуешь по глянцу. Я все та же, с немыслимой рыжей косой. Все бы вирши бы мне, все бы стансы.

У меня от тебя всегда рождались стихи. Удивительный ты, удивительный. Ты… удивительный. Ты далекий, заносчивый, ты… Возмутительный ты. Удивительный ты. И тебе остальное простительно.

Я не ищу чужих людей. Общенья с близкими достаточно. Своих ищу. Везде-везде: в огне, в воде, в разгуле святочном.

Обнять крепче. Встречная тяга. Остались секунды? Минуты? Вечность? Внутри пламя. А я ведь бумага — сгорят и стихи, и тело до встречи. «Да как можно?» — все говорили, — «твой дом в тысячах километров.» А тут и не километры – мили. Да, дом навсегда в другом конце света.

Больше не ждать. Нет. Не проверять сети. Не обнимать сердцем твой переменчивый профиль. Это легко очень. Это легко очень. Это легко, я смогу.

Любишь. Всегда будешь любить только одну меня. Любя убил, расцеловал и ласково скальп снял. Звонишь. По скайпу без скальпа не очень. Вот я и молчу. Но завтра воскресну. С помощью божьей и это мне по плечу. Воскресну воскресным утром. И вряд ли в тебя я снова влюблюсь. А в прошлый раз родилась в понедельник. Вот видишь! Смерть – это плюс.

Я немножко ранена. Самую капельку. Только в сердце, ноги в порядке. Сердце – непрактичная тонкая вафелька. Слишком тонкая, слишком сладкая. Ноги – это самое главное в женщине. Если сердца нет — не заметят. А на ноги встану и дорогой намеченной доберусь. Попутный же ветер.

Часто бьет посуду, курит и картавит. Кока-колу хлещет из горла. И еще, представьте, постоянно ставит абсолютно всё на край стола. Врет на каждом слове, скверно сквернословит, мало получает, портит кровь. Краны он не чинит и мышей не ловит. Ну и ладно. Главное – любовь.

Лиса и Колобок — Какая пара! Он не уйдет, она его не бросит.

Поддерживать друг друга в непогоду. Но даже больше — перед урожаем. И обожание не делить на годы, а им дышать, с годами умножая. Без оснований обнимать душисто, рассчитывать на облака и луны. Смотреть в глаза и не моргать лет триста, пока для музыки есть слух и струны.

В моей голове ты занял заветную нишу (подходишь по габаритам). Живешь там, молчишь. А место, Дима, забито, хорошее место. Но ты же не понимаешь, прости, ни бельмеса. Ты смотришься. Лучший. Но я тебя НЕ выбирала. Поэтому, Дима, уйди. Там и так места мало.

Салат из вывесок и ассорти витрин. Колониальный стиль на постмодерне. Весь колорит… зудит вор рту, но ты один, ты у меня один, я рядом, верь мне. Я не уеду резко и стремглав, не убегу коварно и навечно. А если убегу, то по делам. Ну там… в Канкун или в Москву за гречкой. Возьму такси «сегýро» и – стрелой Зачем мне гречка? Русский дух и вкус! Меня не только чили обожгло. Я не смогу. Я по делам. Не трусь.

Старый клоун выходит на арену в луче. Спотыкается, корзину ставит, поет. Мяч кидает. Не кому-то, вообще. И скакалку путает со змеей. Луч тем временем его бережет. Освещает, окружает его. Ненавязчивый. Он греет, не жжет. В теме. Не испепеляет. Живой. Старый клон заканчивает номер. И луч. Клоун прощается и луч раздает. Луч от этого становится лучше. Вот он, луч. Держи-ка! Это твое.

Принц мечтает о счастье Принцессином. Она счастлива, но ему мало! Человеческим счастием счастлива, ну а надо… вообще небывалым! Чтоб себя от восторга не помнила, чтобы в голос смеялась и пела. И готов он на все что ни попадя, только знать бы, что именно делать. Ходит Принц сам не свой, философствует. Может, музыку? Может, коралл? Может, в гости позвать Фею-крестную? Все не то. Даже думать устал. Тут ему нашептали заезжие, что на свете есть некий Грааль. Получив информацию свежую, Принц отправился в Дальнюю Даль. Двадцать лет он скитался с вельможами, но ни капельки не постарел. Что вы думаете? Лез из кожи и добыл-таки то, что хотел. Оказалось, оно того стоило: был Грааль ослепительно свят и шикарен. Дороже «Лукойла». Принц влюбился в него, говорят. В Королевство вернулся и… правильно! Побежал подавать на развод. А Принцесса? Она же поправилась! И состарилась! Да… пусть живет. Вот. Как бы ни было жаль, Принцу милее Грааль.