Вдруг в июне из Чкалова пришла телеграмма: «Встречай Никиту двадцатого поезд... вагон...»
Нина прямо задохнулась от радости; даже не верилось, что через несколько дней увидит брата — должно быть, ему надоели вечные ссоры с мачехой и он сам попросился к ней в Саратов...
Двое суток торчала она на вокзале — поезд выбился из расписания, пришел с большим опозданием, но Никита не приехал. Нина не знала, что и думать, — вдруг случилась беда? Или он вернулся в Чкалов? А может, вообще раздумал ехать?.. На всякий случай она дала в Чкалов телеграмму-молнию, через два дня от мачехи пришел ответ — тоже молния, — Никита в Чкалов не вернулся. А потом пришло письмо от Людмилы Карловны, но она писала его еще до отъезда Никиты, объясняла, почему решила отправить его в Саратов: отбивается от рук, за его поведение она не хочет брать на себя ответственность в то время, когда у него имеется родная взрослая сестра.
Нина не спала ночами, ей мерещились всякие ужасы: попал под поезд, заболел, и его сняли, кончились продукты, и он умирает от голода... И вдруг пришло письмо.
Мятый и грязный, захватанный конверт, но она сразу узнала разбросанный, весь в углах почерк брата, и все задрожало в ней. Тряслись руки, и, разрывая конверт, она нечаянно порвала и письмо — листок телеграфного бланка, исписанный с обеих сторон химическим карандашом: «Здравствуй, сестренка Нина! Может, ты думаешь, что со мной что-то случилось, а я жив и здоров, чего и тебе желаю...»
Жив!.. Жив и здоров! Это было главное, ничего другого она сперва и не поняла, все повторяла эти два слова: «Жив и здоров!» «...а я жив и здоров, чего и тебе желаю. А не приехал потому, что решил пробираться на фронт. Видала Киносборник № 9? Там пацана наградили медалью, ему 13 лет, а он уже ходил в разведку с партизанами. А мне уже 14, можно считать, скоро 15, и я не дурак, чтобы зубрить за партой, вот кончится война, тогда и доучусь».. Дальше Никитка писал, что хотел убежать еще весной, но не было харчей и денег, а теперь все есть, он слез на одной станции, пишет ей письмо и ждет другого поезда, который подвезет его поближе к фронту.
«Об этом никто не знает, только Венька Листов и ты, Венька, когда поправится его мать, тоже убежит на фронт, а ты всегда была мировой девчонкой и теперь меня не выдавай...»
Жив и здоров! Она задыхалась от радости, все перечитывала письмо, старалась разглядеть на конверте штемпель, но он был смазан, и не удалось узнать, на какой станции он писал свое письмо.
Но постепенно меркла, улетучивалась радость, опять схватывала сердце тревога — куда уехал, где теперь его искать? И главное — как искать?
Вечером, когда пришла Евгения Ивановна, Нина дала ей прочесть письмо брата.
— Ишь ты, не выдавай... Это чтоб отцу не писала. Не горюй, поймают голубчика и вернут. Они теперь все на войну бегают.
Она рассказала, как в прошлом году вот так же убежал сын ее сменщицы, оставил записку, мол, не ищите, а ждите с победой. Да недалеко убежал, в Аткарске сняли с поезда.
— И твоего снимут, вот увидишь.
Моего не снимут, вздохнула Нина, а если и снимут, он пересядет на другой. Она хорошо знала своего брата.
Она, конечно же, сразу написала отцу, сочиняла письмо так, чтобы не очень испугать, а поступку Никитки придать юмористическую окраску: «Никитка не одинок, сейчас вообще имеет место массовый забег мальчишек на фронт, но их с ближайших же станций возвращают домой...» Все в таком духе.
На другой день она отправила письмо, приложила и Никиткино послание и как-то сразу успокоилась — словно письмо к отцу само по себе уже гарантировало возвращение брата.