Эскадрон уже вошёл в деревню, ни кто не сопротивлялся, да и некому было. Местные жители, только завидев бойцов с уже хорошо знакомыми им звёздами на папахах, тут же попрятались по домам. Мало кто решился уйти на заимки, как советовал им Лошицкий, и теперь пожалели об этом.

Военных было много, они как хозяева сновали по всей деревне, не стесняясь, заходили в дома, брали всё, что им приглянулось, организовывали постой и питание.

— Ну что товарищ комиссар делать будем, — командир с комиссаром стояли верхом на площади, вблизи сооружённой людьми Фирсова виселицы, — по всему видно был здесь отряд Ростова, был.

— Почём это ты Василий Власович видишь?

— Да как почём, вот по этому сооружению, никак дело рук Фирсова, я даже так предполагаю, что самого Ростова уже и в живых то нет.

Комиссар внимательно оглядел сооружение и следы крови под ним.

— Пожалуй ты прав, куда же они все подевались?

— Товарищ командир, разрешите доложить, — к ним подскакал боец.

— Что тебе Васин?

— Товарищ командир, там за околицей свежие могилы. Не иначе наших похоронили.

— Почему ты так решил?

— Так ихнее кладбищё, вон на погосте.

— Логично, поехали, покажешь.

Они поскакали в дальний конец деревни.

— Ты смотри, даже крестов не поставили, точно наши. Сколько могил?

— В аккурат один взвод лежит, — пересчитал свежие холмики комиссар. — Где тогда остальные?

— Васин, ну-ка, тащи мне сюда любого из местных, сейчас поспрошаем.

— Слушаюсь товарищ командир.

Боец ускакал и очень скоро приволок за собой связанного старика.

— Васин ты зачем связал человека?

— Так итить не хотел.

— Немедленно развяжи. Уважаемый, скажи мне на милость, кто здесь похоронен?

— Да изверги, такие же, как и вы, тоже всех людей в церковь согнали, да спалить живьём грозились, кабы не казаки, то и не выжить бы нам, да глядишь ненадолго, жизнь то они нам продлили… — Он ещё что-то хотел говорить, но командир с комиссаром его больше не слушали.

— Васин, передай командирам, всех согнать вон в те три крайние хаты да спалить к чёртовой матери, что бы и духу этого кулацкого староверческого отродья на земле не осталось, они ответят за смерть наших товарищей, корчиться будут в муках. Всех от стариков и до самого мала.

— А детишек то зачем?

— Чтобы неповадно было. Или тебе Васин, жалко этих врагов Советской власти? — Спросил комиссар.

— Нет, товарищ комиссар не жалко.

— Тогда выполняй.

— А с этим что делать?

— С этим? Да ничего. — Комиссар посмотрел на старика, затем достал револьвер и выстрелил, пуля вошла ровно между глаз, человек замертво рухнул на снег. — Что его назад в деревню тащить?

К тому времени, как командир с комиссаром медленным шагом вернулись в деревню, все люди уже были загнаны в три крайних дома, а бойцы поспешно заколачивали крест на крести окна и двери, раскладывали под стенами золотистую солому, разжигали факела.

— Фролов, как дела, — поинтересовался комиссар у одного из командиров.

— Всё в полном порядке, все там.

— Тогда поджигайте. Оставишь один взвод в охранении, кабы кто не сбежал, остальные по коням, выдвигаемся на скит, там будем искать отряд Ростова. Правильно я говорю, товарищ командир?

— Совершенно верно, все по коням, не задерживаемся здесь более.

Огонь разгорался, тишину зимней тайги разорвали крики ужаса и боли, но это ничуть не волновало уходивший из деревни эскадрон. Замыкали кавалерийский строй три артиллерийские упряжки.

Они не стали повторять ошибку Ростова, не вели переговоров и не пытались взять скит кавалерийской атакой. Рассветную тишину этого дня разорвал залп трёх гаубиц, скрытых за ближайшим леском. Огонь вёлся не прицельный, но и этого было достаточно, что бы нарушить систему обороны скита.

Казаки высыпали на улицу, спешно занимая оборонительные позиции. Отряд, только накануне вечером вернулся в расположение и это хоть не на много, но продлило устойчивость обороны. Артподготовка длилась целый час, красные не жалели снарядов, среди казаков уже были существенные потери.

— Господа офицеры, — полковник Гуревич собрал офицеров в церкви. Самым волшебным образом, ещё ни один снаряд не попал в это здание. — Вахрушев, Лошицкий, Зимин, забирайте семьи и уходите в гору.

— Господин полковник… — Попробовал возразить есаул.

— Я не потерплю ни малейших возражений, господин есаул, это приказ. Или Вы уже разучились выполнять приказы? Забирайте семьи и уходите, Ваша задача вырастить детей и передать им по наследству хранение армейской казны, до тех пор, пока эта чума не будет побеждена, пока Россия не проснётся от страшной спячки. А мы будем вас прикрывать до самого последнего патрона.

— Господин полковник, — на этот раз начал Лошицкий.

— Вы ротмистр видимо тоже не поняли. Но я повторять больше не буду, времени нет, я думаю, скоро они пойдут в атаку, и сколько мы сможем продержаться, я не знаю, Всё сынки, теперь только на вас надежда, да на ваших сынов, спасайте их и вырастите настоящими Русскими людьми. — Он подошёл по очереди к каждому, обнял и перекрестил офицеров, — всё с Богом, идите, а мне пора, кажется там, уже началась атака. Уходите здесь, через церковь. Как только уйдёте, я прикажу тщательно замаскировать лаз. Николай Александрович, Вас назначаю старшим и ответственным за всё, да поможет вам Бог. — С этими словами полковник развернулся и вышел из церкви на улицу, где действительно уже разгорался бой.

Красные отказались от кавалерийской атаки. Артиллерия хоть и поработала основательно, но урона противнику не нанесла, слишком качественно была организована оборона и хорошо подготовлены укрытия. Поэтому двумя полуэскадронами одновременно ударили с двух флангов. Пулемёты с той стороны отвечали скупо, экономили боеприпасы, и это давало возможность наступавшим, пускай медленно, но продвигаться к острову.

— Погляди, комиссар, идут наши люди, и ни один не подумывает над тем, что бы остановиться, — два всадника стояли на опушке леса и наблюдали за разворачивающимися событиями. — А церковь, смотри, как заколдованная стоит, ни один снаряд в неё не попал, чадно. Может действительно существует этот самый Бог, и он бережёт свой храм?

— Это ты что имеешь в виду? — Комиссар подозрительно посмотрел на командира, — не надо такого говорить Василий Власович, хорошо ещё бойцов рядом нет. Они у нас и так на половину несознательные, каждый второй, глядишь креститься поутру, а уж перед боем так и все сто процентов. Услышь они такие твои речи, так вообще не пошли бы в атаку.

— Шучу я Григорий Емельяныч, шучу, — командир с опаской глянул на комиссара.

— Я так и подумал, что шутишь. Хотя действительно странно, что это наши наводчики её пожалели, а ведь это не просто церковь, это настоящий форт.

Тем временем бой уже шёл на той стороне, казаки отчаянно сопротивлялись, но их теснили, и им приходилось отходить к церкви. В стенах здания открывались бойницы, вот последний казак крылся за дверями и они захлопнулись. С трёх видимых сторон здания из бойниц торчали пулемёты, они огрызались короткими очередями, но в подкреплении с плотным ружейным огнём, церквушка стала практически неприступной. Нападавшие залегли в руинах недавно отстроенных зданий.

— Всё, захлебнулась атака, пора и нам с тобой комиссар на ту сторону, а то так и будут лежать в снегу, да ждать, пока те сами сдадутся, а сдаваться, похоже они не думают.

— Да, надо поддержать бойцов, поехали, командир.

Казаки, практически не отстреливались, но стоило только показаться из-за укреплений, попробовать подойти к церкви, как тут же возобновлялся плотный огонь, вновь загонявший нападавших в полуразрушенные дома.

— Слушайте меня внимательно, — Прокопов, собрал командиров полуэскадронов и взводов, — посылаете в атаку по десять человек, остальные остаются в укрытии и бьют по бойницам. Задача не дать им отстреливаться и через бойницы нанести максимальный урон, только в этом случае мы сможем подойти к церкви.

— Товарищ командир, так они всех десятерых враз и положат. — Возразил один из командиров.

— Этих положат, следующих отправите, тех положат, сами пойдёте, меня это не волнует, но что бы максимум к заходу солнца вся эта белогвардейская сволочь лежала вот тут в рядочек, с дырками во лбу. Понял Мелихов? Или тебе особо разъяснить?

— Точно так, понял. Товарищ командир.

— Тогда исполнять.

Такая тактика дала свои результаты, красноармейцы несли серьёзные потери, но и из укрепления ко второй половине дня огонь существенно ослаб, чувствовалось, что и среди казаков потери не малые. В конечном итоге, нападавшим удалось подойти к дверям церквушки, и они начали их взламывать, стараясь пробиться вовнутрь.

— Господин полковник, Вам тоже нужно уходить. Мы останемся и прикроем Вас, забирайте половину людей и уходите, — Гуревич сидел в центре храма, а фельдшер перевязывал ему очередную рану.

— Нет, Пал Палыч, моё место здесь, рядом с моими людьми, я привёл их сюда, на верную смерть, я ослушался совета Прохора Лукича и не затопил груз, поэтому я просто не имею права уйти. Коль суждено нам погибнуть, то погибнем мы в строю, все вместе, и погибнем, не обороняясь, а наступая. Посему слушать всем приказ. Сосредоточиться у выхода, всем, кто ещё способен стоять на ногах, открываем двери и переходим в атаку, приготовить сабли, казаки.

Двери распахнулись совершенно неожиданно для тех, кто находился снаружи и полтора десятка, а именно столько осталось способных стоять на ногах, израненных, но не покорённых казаков рванулись наружу, в рукопашный бой. Их поддерживали огнём те, немногие, кто не смог подняться. Бой был страшный, на небольшой площади, перед храмом люди дрались за свою жизнь, прекрасно понимая, что жить им дальше просто не позволят, и им придётся умереть, но именно свою жизнь они старались продать сейчас подороже.

Они дрались, молча, лишь звон клинков, редкие выстрелы, да стоны боли и отчаяния нарушали тишину зимнего таёжного дня, и длилось это противостояние не долго, уж слишком не равны были силы. Примерно через полчаса всё закончилось. Оставшиеся в живых красноармейцы собирались по своим, значительно поредевшим подразделениям. Собрали всех мёртвых и выложили в два ряда, по обе стороны от церкви.

— Комиссар, нужно организовать похорон, как положено, вон там, на горбочке, на той стороне отрыть могилу и похоронить наших бойцов, раненых постараемся доставить в деревню, там переждём пару дней и в обратный путь. Не понимаю, зачем Ростова сюда направили? Кому вообще было дело до кучки этих недобитых беляков? И сами бы издохли здесь постепенно.

— Не прав ты Василий Власович, не прав. Мы должны всю нашу землю от этой нечисти избавить. Кто знает, в какой момент они могли подняться и вонзить нож в спину нашей молодой Советской власти. А то, что людей наших потеряли, так они святую миссию выполняли, за трудовой народ полегли, за свободу и равенство.

— Красиво, конечно ты говоришь, да вот только много мы их потеряли, а с учётом отряда Ростова, так и подавно.

— Что верно, то верно, считай, пол эскадрона полегло, да раненных вон сколько, из них половина не дотянет до госпиталя. Что же сказать, слава им и вечная память потомков, которые. Благодаря ним, будут жить в светлом будущем.

— Товарищ командир, — обратился к Прокопову подбежавший боец, — а с этими что делать, — он махнул рукой в сторону казаков.

— Да ничего, пускай здесь валяются, звери растянут.

— Негоже так, как ни как, а люди они, крещёные, — покачал головой боец.

— Ты мне Власов здесь поповскую пропаганду не разводи, — оборвал бойца комиссар. — Какие они люди? Звери, смотри, сколько наших бойцов положили, а отряд Ростова вспомни, ведь все пропали.

— Ваша, правда, товарищ комиссар, да вот только не по-человечески это. — Согласился боец.

— А коль хочешь по человечески. То оставайся и закапывай их здесь, а нас потом догонишь, еже ли сможешь. Согласен?

— Да как же я один-то в тайге, да ночью?

— Вот и не рассуждай, а иди и выполняй то, что тебе велено.

Тяжёлая каменная плита в углу церкви потихоньку сдвинулась, в помещении было темно и тихо.

— Кажется, никого нет, — прошептал Вахрушев.

— Тогда открывай сильнее, и пойдём, посмотрим, — это Лошицкий торопил Николая снизу.

Они вдвоём аккуратно вылезли наружу. Над тайгой стояла ночь, высоко светила луна, выглянув из церквушки, друзья не увидели никого.

— Похоже, ушли, пошли, осмотримся.

— Пошли.

Действительно эскадрон, а точнее то, что от него осталось, ушёл. Справа от церкви в снегу лежали уже давно остывшие тела их товарищей, всех, во главе с командиром, полковником Гуревичем.

— Все полегли. Что будем делать Николай?

— Надо всех похоронить, как положено. Давай спустим их вниз, что бы зверь таёжный не растащил, а потом потихоньку перенесём в погребальный зал, и там похороним, как и всех монахов хоронили.

— Пожалуй, так действительно лучше будет. — Согласился Лошицкий, — заодно и за грузом присматривать будут.

— Тогда берём по одному и несём в церковь, к лазу. Одно мне Юра не понятно.

— Что?

— Почему они ушли? Просто так, взяли, всех постреляли и ушли. Ведь их наверняка тоже интересовал груз. Почему не искали?

— А вот ты дорогой друг догони их и спроси: «Почему Вы нас не искали? Почему отправились назад, восвояси?» Они тебе и ответят, а потом башку проковыряют, чтобы не был таким любопытным. Ладно, ушли и ушли, давай лучше работать, дел у нас с тобой много теперь.

Они начали переносить тела товарищей, скоро на подмогу подошли Зимин с Прохором Лукичём, это были все мужчины, что остались в живых. Всю оставшуюся ночь, живые переносили в подземелье мёртвых, а потом намертво закупорили снизу лаз и остались в горе до тех пор, пока всё не уляжется. Как ни крути, а жизнь продолжалась, и нужно было и в этих условиях её налаживать, детишек растить, обустраиваться в пещерах, по весне думать, как и где хлеб сеять. Николай, за эти годы, хорошо изучивший почти все пещеры, предусматривал такой ход событий, и поэтому уже подготовил заранее и места, для жизни, сделал небольшой запас продуктов. Так, что в таком составе, четырьмя семьями они могли спокойно дожить до следующего урожая, было практически всё необходимое, а на одной из заимок у него и скот кое-какой имелся.