Они уже сбились со счёта, какой шёл день, а может месяц их пребывания в подземельях. Каждый раз, когда казалось, что вот — вот уже слышится дуновение ветерка, уже виден проблеск дневного света, они вновь попадали в тупик. Они спускались вниз, туда, где заканчивалась эта вечная мерзлота, и можно было отогреться земным теплом, идущим из самых недр, потом вновь поднимались наверх в поисках выхода, и вновь оказывались в тупике. Снова приходилось возвращаться назад, от полного сумасшествия их спасло только то, что они были вдвоём. Время от времени приходилось возвращаться в эти непонятные поселения, туда, где жили остатки уничтоженной ими деревни. Они воровали еду, так, чтобы их не заметили, но со временем, люди замечая, что еда пропадает, начали специально оставлять на порогах своих жилищ то кусок мяса, то краюху хлеба. Им и самим тяжело приходилось, но они замечали, что в пещерах обитает ещё кто то, кто от них усилено скрывается.

Несколько раз люди пытались организовать поиски, но всё было тщетно, эти двое прятались в самые дальние проходы, понимали, что если их найдут, то добра ждать не придётся. Время от времени они пытались проследить за мужчинами, которые явно ходили наверх охотиться, но были слишком обессилены и постоянно отставали, терялись и вновь не находили выхода. Это их злило, а злость, как известно, плохой помощник, и они вновь попадали в тупик.

Но на этот раз, кажется, им повезло. Ни вновь почуяли дуновение свежего ветерка и сломя голову рванули вперёд, наперегонки. Да это действительно был выход. Тонкая расщелина, через которую мог пролезть разве, что ребёнок, но эти двое настолько исхудали, что легко выбрались наружу. Они вылезли из расщелины, упали ничком на пожухлую осеннюю траву, покрытую опадающей жёлтой листвой, и заплакали. А вверху над ними светила яркая луна. И только это спасло этих двоих от полной слепоты. За полгода, проведённые в темноте подземелья, их зрение почти полностью атрофировалось, но ночью они видели, видели силуэты деревьев и яркую луну, которая сияла как солнце, а ещё сотни тысяч звёзд.

— Вот Серёжа, мы и выбрались, я же тебе говорил, а ты мне не верил, смотри, как ярко светит солнце, нам с тобой теперь самое главное до людей дойти, а там уже будем решать, что с этим всем богатством делать. Самое главное, что мы теперь несказанно богаты.

— Да ты Паша в своём уме-то? Какое солнце, — возразил товарищу Быстров. — Луна это ночь сейчас, посмотри звёзда вокруг на небе.

— Тогда почему так светло, как днём?

— Да мы, похоже, с тобой теперь вообще только ночью и сможем жить, день для нас заказан.

— НЕ может быть! — Закричал Фирсов.

— Может Паша, может, это нам с тобой наказание, за всё, то зло, что мы сотворили.

— Ну и пусть, ничего, зрение восстановится, и всё будет нормально, а эти, там, в горе, они долго не протянут, выздохнут все, и тогда только мы с тобой будем владеть всем этим богатством, а не доживём, так дети наши.

— Да в этом ты прав, только бы теперь до людей добраться.

— Пошли, Серёжа, пошли.

— А куда идти-то? Тайга кругом.

— Куда? Куда… Вон туда, — Фирсов махнул рукой в сторону, которая ему показалась самой удачной, и они пошли.

Шли весь остаток ночи, и шли бы ещё, но как только начало всходить солнце им пришлось забиться в расщелину межу камнями, туда, где была наиболее плотная тень, и постараться уснуть. Яркое, поднимающееся солнце принесло невыносимую боль.

Так они шли почти неделю, питаясь ягодами и грибами. Ночью шли, а днём забивались в расщелины или под низкий ельник и спали. Так их спящими и нашли люди.

— Тятя, тятя, — маленькая девчушка, бросив наполовину заполненное грибами лукошко, бросилась наутёк, — тятя, тятя, скорее сюда.

Отец прибежал на зов ребёнка.

— Что случилось доченька?

— Тятя, я там под ёлками двух Ети нашла.

— Не выдумывай, Милочка, Ети не бывает, это выдумки.

— Нет, нашла, пошли, покажу, только тихонько, они там спят.

— Ну, пошли, только я на всяк случай рогатину возьму.

— Конечно, возьми, но они не страшные, маленькие ещё. — Рассудительно ответил ребёнок.

И они отправились к тому месту, что указывала девочка. Приподняв еловые ветки, мужчина действительно увидел два спящих существа, очень напоминающих людей. Лица и головы, заросшие пепельного цвета космами, скрывали всё, но в отличие от легендарных снежных людей, эти были одеты. Правда одежда больше напоминала лохмотья, да и на ногах у них было некое подобие сапог.

— Так, Милочка, сдаётся мне это не Ети, а лихие люди. Давай сделаем вот что, я их здесь покараулю, а ты беги в деревню, да обскажи всё дядьке Панкрату, пущай собирает мужиков, да сеть рыбацкую прихватит, будем этих Ети отлавливать, а опосля уже и решим, что с ними делать.

— Хорошо, тятя, я быстро.

— Беги, доченька, беги, да не споткнись, гляди.

Девчушка убежала, а мужик остался караулить. Он стал внимательнее рассматривать спящих, назвать их людьми пока язык не поворачивался. При тщательном рассмотрении, он понял, что те лохмотья, которые на них были надеты, некогда являлись обычными кавалерийскими шинелями. Да и остатки сапог очень смахивали на хорошие, некогда хромовые сапоги, такие как раньше носили самые зажиточные в их деревне. А потом он видел такие на командирах красных отрядов, что время от времени заезжали в поисках продовольствия. Руки, выглядывавшие из рукавов шинелей, были чёрные от грязи, с обломанными и обкусанными ногтями. К тому времени, как Мужик закончил осмотр, подоспели деревенские.

— Захар, что там у тебя? — Спросил приведший подмогу дядька Панкрат.

— Да вот сам смотри, — он приподнял еловые лапы.

— Ухты вот это чудо, давайте мужики потихоньку сеть на них накидывайте, да и спеленаем голубчиков.

Сказано, сделано, сеть накинули и потянули из-под ёлок. Быстров с Фирсовым тут же проснулись и взревели от дикой боли, пронзившей глаза.

— Ты гляди, и впрямь звери, смотри, как ревут. — Сказал один из мужиков, — Точно Захар, Милка твоя сказала, Ети.

Так в сети, двух бывших красных командиров и приволокли в деревню, и для ясности заперли в пустующем сарае.

— Пущай посидят, потом разбираться будем, — заключил дядька Панкрат.

— Слушай Панкрат, — позвал его Захар, — а не из того ли это отряда, что в зиму напрочь сгинул в дальних горах? Помнишь они ещё к староверам ходили, а назад не вертались, да и второй отряд потом за ними пошёл, так из тех только половина верталась, сказывали бойцы тогда, что первый отряд напрочь весь сгинул, и могилок не нашли, только несколько.

— Да, помню, было, дело. Недаром, сказывают, что, мол, там места заговорённые, что мол, скит там, когда то староверческий был и народ там пропадает. Ладно, Захар, разберёмся, завтра нужно будет, кого-то в уезд отослать, пущай новые власти приезжают и разбираются с этими, а нам-то какое до них дело.

— А может для верности просто взять да и прикопать из-за околицей?

— Вот вроде умный ты мужик Захар, а дурак.

— Чего это?

— Вот коли-б ты их там, на месте придушил, да позвал бы меня одного, то глядишь и прикопали бы, а нынче ужо вся деревня знает, а кто в уезд из баб поедет, так и там все знать будут, что мы с тобой здеся такую диковинку нашли. И что?

— А что?

— Да ни что понаедет власть новая, а у неё разговор короток, враз мы с тобой в рядочек с ними и ляжем. Нет, брат теперяча следует про них в уезд сообщать, пущай приезжают, забирают и разбираются.

На том и порешили, а рычавшие и сильно волновавшиеся пленники, попав в тёмный сарай, затихли и успокоились. Вечером, селяне принесли им еды, но двери на всякий случай открывать не стали, просунули в небольшое окошко. Еда была не хитрая, хлеб, вода, варёные яйца да немного сала. Но пленники, давно отвыкшие от такой пищи, были рады и этому, вели они себя смирно, и даже не пугали детишек, которые время от времени прибегали поглазеть на них. Они ели, спали, о чём-то между собой разговаривали, о чём разобрать было трудно, так как говорили эти странные люди очень тихо и как то неразборчиво.

А через три дня прибыл из уезда небольшой отряд милиции, так нынче назывались стражи порядка, те, что сменили старую уездную полицию, да и жандармерию заодно. Они сразу направились к дому дядьки Панкрата, он считался негласной властью в деревне, и пока новая власть ещё не успела поставить здесь своих людей, мирилась с местным самоуправлением.

Старший бесцеремонно зашёл в дом.

— Эй, Панкрат, ты дома?

— Дома, дома, — отозвался дядька Панкрат откуда-то сзади.

— Чего это ты прячешься?

— Я не прячусь, я работаю, дел то по хозяйству хватает, некогда дома на печи сидеть.

— Ладно, не шуми, показывай лучше, кого это вы здесь выловили в лесу.

— А вы по этих приехали? Ну, тогда пошли, они у нас в пустующем сарае, на краю деревни закрыты.

— Что за люди?

— Да кто их знает, тихие, вроде, спокойные. Как поймали, то очень сильно рычали, а потом успокоились, днём всё больше спят, а по ночам все шушукаются. Сбежать не пытались, есть едят, на детишек не кидаются. В общем, похоже, люди.

— А ты за кого их принял?

— Да не я, это народ болтает, что, мол, Ети поймали, а я сам себе тоже меркую, откуда вдруг у Ети одёжа возьмётся? Они без оной по лесам вроде бегают, да и не видел их ни кто, ни разу, так только слухи. Только вот мне сдаётся, что это те, что зимой в дальних горах сгинули.

— Да как же они могли прожить столько времени без еды, без питья?

— Тайга, небось, кормила, да поила.

— Может и так, может и так. Ладно, открывай, — мирно беседуя, они дошли до сарая, в котором были закрыты Фирсов с Быстровым.

— Только ты Фёдор Палыч осторожно, они днём то спят, мне, почему то сдаётся, что они дневного света не переносят, и как видят его, очень сильно ревут.

— Хорошо, разберёмся. Двое, к окнам, взять их на прицел, на всяк случай, открывай Панкрат.

Дядька Панкрат открыл двери и предусмотрительно ретировался, за спины милиционеров, а старший милиционер шагнул в открытые двери. Двое пленников спали, свернувшись калачиком на свежем сене. От давно не мытых тел разносилась страшная вонь по всему сараю, такая, что милиционеры, были вынуждены закрыть шапками носы.

Старший, Фёдор Палыч, как назвал его дядька Панкрат, достал из ножен шашку и ткнул поочерёдно спящих, те подскочили, рыкнули и моментально закрыли руками глаза.

— Кто здесь? Что случилось, — спросил один из них.

— Во, ты смотри, разговаривают, Панкрат, это точно не Ети, — отозвался один из милиционеров.

— Хватит болтать, — прикрикнул на него старший, — берите их, руки, ноги вяжите, да в телегу, повезём в уезд, там и разбираться будем, кто такие, и что в тайге делали. — Милиционеры кинулись исполнять приказ, а сам развернулся и выскочил на улицу, отдышаться.

— Ну, всё, Пакрат, забираем мы их у тебя, сарай можешь дальше по назначению использовать, да вот только сдаётся мне, проветриваться он теперь года два будет. Фу, ну и вонище от них.

Тем временем связанных пленников уже уложили на телегу и отряд, был готов отправиться в обратный путь.

— Бывай, Панкрат, — попрощался Фёдор Палыч, уселся в седло и повёл своих людей, прочь из деревни, в направлении уезда.

Устроившись на телеге, пленники успокоились, скрутились калачиком, так чтобы лица были надёжно спрятаны от дневного света и успокоились. Они не подавали признаков жизни на протяжении всего пути, милиционерам даже иногда казалось, что те померли, но для ясности решили их не трогать. На месте есть начальство, оно разберётся, живые, мёртвые, и решит, что с ними делать дальше.

Но как только солнце село за верхушки сосен, пленники зашевелились и что-то начали потихоньку между собой обсуждать. Милиционеры пытались прислушаться к тому, что они говорят, но так ничего и не поняли. Во-первых, те говорили очень тихо, а во-вторых, как-то больно неразборчиво.

— Быстров, а Быстров, — тихонько позвал Фирсов.

— Чего тебе?

— Слушай, Быстров, нас точно в ЧеКа везут, а там выяснят кто мы и что мы, да и смысла нет никакого, скрывать. Вот только про груз молчать нужно, так и доложим, что утопло оно. Как ты считаешь?

— Я не знаю, может всё честно рассказать?

— Послушай меня, если я сейчас хоть немного усомнюсь в тебе, то я моментально тебе глотку перегрызу, ты мне больше не нужен.

— Так, а что мы ещё будем им рассказывать? Где были, куда отряд делся?

— Вот здесь и расскажем про пещеры, что, мол, так и так, кладбище у них там, и они весь отряд туда обманом затащили и там уничтожили, нам только и удалось выжить. И про тех, кто там жить остался, тоже молчок, говорим, что всех казаки с офицерами потом ушли их подземелий, а мы потерялись там и столько времени выбирались.

— Спросят, что ели там столько времени.

— Скажем, что крыс всяких ловили, да червяков, только бы выжить. Всё понял?

— Да всё.

— Вот этой самой линии и держимся, и смотри у меня, если только что не так подумаешь, я уже не говорю, что скажешь. Я тебя из-под земли достану, и кровь твою по капелькам выпью. Понял меня?

— Да понял я Паша, понял. Нам бы с тобой ещё зрение вернуть, а то без глаз толку-то от всего этого золота?

— Забудь это слово Серёжа, убедительно тебя прошу, вспомним его, только когда получится этот груз в Китай вывезти. Вот там и назовём его тем словом, которым он называется. До тех пор это просто груз.

— Почему забыть-то?

— Если не забудешь, обязательно проговоришься.

— А тогда всё забываю.

— Вот и молодец, а пока давай дальше спать, в ЧеКа нам точно поспать не дадут.

Они вновь скрутились калачиком друг возле друга и заснули.