Дворцовая зала.

Явление I

Миллон , Армилла .

Миллон

(с жаром)

Армилла, сердца моего отрада, Армилла, сердца моего погибель, Я больше не могу…

Армилла

                 Что вас печалит?

Миллон

Мой брат Дженнаро любит вас, и вам, Жестокой, это хорошо известно, Но вы храните в тайне от меня То, что узнать мне – смертный приговор, Не знать же – много тысяч раз ужасней Ужаснейшей из всех смертей.

Армилла

                         Миллон, Что за безумье обуяло вас?

Миллон

Нет, бессердечная, я не безумен! Известные вам выходки Дженнаро, Его заносчивое поведенье Свидетельствуют сами за себя. Недавно верные мои министры Видали, как он бродит по дворцу, В угрюмые раздумья погруженный И словно сам не свой. Стенанья, слезы, Мучительные вздохи, горький плач – Все это до того красноречиво, Что истину утаивать не стоит. Я вас молю, снимите этот гнет С моей груди! Скажите все, убейте Одним ударом!

Армилла

             Я не отрицаю, Миллон, что поведение Дженнаро И эти вздохи, слезы, о которых Вы говорите, и меня смущают. Моя душа открыта перед вами. Миллон, я обожаю вас, и, если Я говорю неправду, гром небесный Да поразит мою главу. Я рада Стать вашею женой. Я не могла бы Правдивей доказать мою любовь. Вас удивляет, может быть, такая Внезапная и пламенная страсть, Такая вдруг возникшая в душе Привязанность. Вам может показаться, Что в ней есть романическое нечто И неправдоподобное. Но в этом В немалой доле виноват ваш брат: За тот недолгий путь, что мы сегодня С ним совершили, в самых ярких красках, С великой нежностью и с увлеченьем Он мне все время говорил о вас. И ваш прекрасный облик, мягкий нрав, Сердечность, прямоту и постоянство Он так восторженно мне описал, Что я, еще не видя вас, была Покорена и сердце вам вручила. Не знаю, можно ль осудить Дженнаро За столь усердное вниманье к брату. Вот все, что я могу о нем сказать.

Миллон

Но почему поступками своими Меня он явно хочет оскорбить? И почему вздыхает? Почему Старается расстроить нашу свадьбу? Армилла, несомненно он охвачен Внезапной и мучительной любовью. Он чувствует, что он лишиться должен Пленительного солнца, но ни вам, Ни мне он не решается открыться И борется с собой. Но вот и он. О жизнь моя, во имя той любви, Которую вы подарили мне, Хоть я не заслужил ее, во имя Священных уз, которые нас свяжут И могут быть расторгнуты лишь смертью, Молю вас – прежде, чем идти во храм, Устройте так, чтобы он вам открылся. А мне позвольте слушать в стороне. Пусть вас не обижает этот страстный, Ревнивый пыл, снедающий меня, И эта жажда вами обладать, Но обладать спокойно.

(Скрывается.)

Армилла

                   Не тревожьтесь, Меня вы не обидите ничуть.

Явление II

Армилла , Дженнаро, Милон , укрытый.

Дженнаро

(не замечая Армиллы, мрачный, в сторону)

Мне до сих пор как будто удавалось Избавить брата моего от смерти. Но вот уже для свадьбы все готово, А я не знаю, как его спасти От яростного чудища, которым Ему грозит безжалостный Норандо! О маломощный ум людской! О трепет, Объявший плоть и кровь мою! О, тайна. Терзающая дух мой, я не в силах Тебя открыть!

(Видит Армиллу; приходит в ужас.)

            О боже! Здесь Армилла! Она могла меня услышать… Ужас Оледенил мне сердце, и уже Я чувствую, как превращаюсь в камень.

Армилла

(подходя к нему)

Дженнаро, это ль радость и веселье Так горячо желанной нами свадьбы? Рыданья, вздохи, странные поступки, Ничем не объяснимые обиды Зажгли раздор. Такие ль торжества Сопровождают свадьбу? Эту свадьбу, Которой вы желали так давно, Которую вы сами так усердно Готовили для брата? Таково Счастливое начало дней моих В его дворце? Скажите мне, Дженнаро, Скажите правду: может быть, настолько Велик ваш страх перед моим отцом, Перед его неодолимой властью, Что вы не в силах совладать с собой? Скажите правду.

Дженнаро

(в сторону, в волнении)

              Боже мой! Она Наверно слышала меня!

(С деланой искренностью.)

                    Армилла, Какие праздные, пустые мысли Смущают вас! Чего страшиться нам? Здесь, во дворце, ничто нам не грозит.

Армилла

Но почему же вы себя ведете Так странно и так дерзко? Почему Стараетесь нарушить мой покой, Покой Миллона и расстроить свадьбу? Скажите правду.

(Вкрадчиво.)

              Может быть… Дженнаро, Скажите правду. Может быть, вот это Мое, какое ни на есть, лицо Внушило вам нежданную любовь, Встревожившую вас? Ах, нет, Дженнаро, Я знаю, думать так – нехорошо. Ведь правда? Вы бы ни за что на свете Не нанесли такой обиды брату, Которого так любите, ведь правда? Ведь вы родного брата своего, Который вам так дорог, никогда Не согласились бы убить, ведь правда?.. Вы плачете? О боже, что я вижу? Вы плачете!

Дженнаро

          Армилла, как могли вы Подумать это! Брата я люблю Сильнее самого себя. И в вас Я должен бы любить супругу брата…

(В сторону, горестно.)

Я слишком много высказал… О мука! О истязанье!

(Армилле.)

           Ничего другого Я не могу, не должен вам сказать И не скажу…

(Становится на колени.)

          И только умоляю Всей силою души, во имя вашей Любви к Миллону и во имя боли, Пронзающей меня, о, если есть Хоть капля состраданья в вашем сердце, Отсрочьте свадьбу и не отдавайте Себя в добычу брату…

(Плача, берет Армиллу за руку.)

Миллон

(яростно выступая вперед)

                  А, предатель В личине брата! Ясно все! Армилла, Во храм! Алтарь готов. О, я сумею Вас оградить и оградить себя От покушений и от оскорблений Соперника, который тем преступней, Что он мне брат. Уста мои не дрогнут Отдать приказ. Еще одно бесчинство, И он падет. Брат, трепещи. Идем, Ночь близится, а я нетерпелив И не согласен ждать. Идем, Армилла.

Армилла

(в сторону)

О скорбная, безрадостная свадьба!

(Уходит вместе с Миллоном.)

Дженнаро

(в неистовстве)

О нестерпимый приговор судьбы! Проклятый Ворон! Проклят будь тот миг, Когда мой брат пронзил тебя стрелой И ты пал мертвым! На меня теперь Взирают с ужасом и отвращеньем Мой брат, Армилла, двор и весь народ, А я невинен. Что моя невинность, Когда я не могу ее открыть?

(Плачет.)

Явление III

Дженнаро , Норандо .

Раскрывается стена, и чудесным образом появляется Норандо.

Норандо

Ну, что ж, открой ее. Ты превратишься В холодный мрамор.

Дженнаро

                 Ты, Норандо! Как Сюда проник ты?..

Норандо

                Суетный вопрос. Я все могу. Ты сокола убил, Убил коня и гнев еще ужасней Зажег в моей груди. Ты месть мою Пока отсрочил, но она свершится, И этой ночью твоего Миллона Пожрет дракон. А, впрочем, если хочешь, Предупреди его, и ты мгновенно Окаменеешь. Пусть погибнет мир, Но оскорбленье, гордому Норандо Тобою нанесенное, отмстится.

(Хочет скрыться.)

Дженнаро

(с мольбой)

Норандо… О Норандо… Повелитель… Послушай…

Норандо

          Я тебя не стану слушать. Вперед наука – похищать девиц.

(Исчезает в стене.)

Стена закрывается.

Дженнаро

(в отчаянии)

О беспощадный враг, неумолимый Преследователь, неотступней тени Крадущийся за мною по пятам И населивший грудь мою и мозг Неистовством, терзанием и страхом, Клубком ужасным ядовитых змей!

Явление IV

Дженнаро , Панталоне .

Входит Панталоне ; на голове под шляпой у него белая повязка, рука на перевязи.

Дженнаро

(горячо)

Ах, добрый, верный старец! Вы один Еще, должно быть, любите меня! Но как вы здесь, когда мне говорили, Что вы на попечении хирургов, Не в состоянье двигаться, опасно Ушибленный конем? Я и на вас Навлек несчастье. Друг мой, я смиренно Прошу прощенья.

Панталоне

Прощения у меня? У вашего слуги? У человека, который вас обожает? Который нянчил вас? У джудеккинского сердца? Правда, я побывал в руках у хирурга, он мне вправил эту руку, которая оказалась вывихнута, положил мне белковую примочку на голову, которая оказалась слегка пробита, как видите (снимает шляпу и показывает повязку), и натер мне мазью все тело, которое было сплошь в кровоподтеках. Я не мог шевельнуться, не мог дышать. Но слова… слова, сыночек дорогой, сильнее всех пластырей на свете. Слышать каждую минуту: «Во дворце раздор между братьями. Король во гневе. Принц оскорбил его на сто ладов. Они бранились. Король угрожал жизни принца. Неминуема трагедия. Весь город волнуется». Такие лекарства хуже самой болезни, конечно, но они согнали меня с постели, заставили позабыть боль, дали силу этому бедному старому калеке, бесполезному, но сердечному, прийти вас повидать, прийти услышать из ваших уст причину всей этой смуты, подать вам искренний, дружеский совет и, услужая вам, принести в жертву жалкий остаток своих дней, если ничего другого он сделать не сможет.

Дженнаро

(тронутый, в сторону)

Как трогателен бедный старичок!

(Громко.)

Не плачьте, Панталоне. Все, что вам Рассказывали, – правда; только плакать Об этом должен я, а не другие.

Панталоне

Сыночек дорогой, сердце мое дорогое! О, простите, если я с вами говорю, словно я вам отец, а не как подданный, не как слуга. Скажите мне все. Чем вызваны эти ваши неожиданные поступки, эти обиды, эти оскорбления, которые вы нанесли вашему брату, – вашему брату, так безраздельно любимому? Если у вас лежит что-нибудь на душе, если вы чем-нибудь обижены, откройтесь мне. Если вы окажетесь правы, то я, хоть и старик, каким вы меня видите, первый подскажу вам способ, как добиться удовлетворения, но способ благородный и достойный вас. А резать сокола в чужих руках, рубить ноги коню, когда другой на него садится, это, извините меня, в Джудекке назвали бы подлостью, местью живодера, а не принца, как вы. Если за мной есть какие-нибудь заслуги, если вам дорога ваша честь, если вас не радует смерть бедного старика, который любит вас, не таитесь передо мной, удостойте… удостойте меня вашего доверия. Не дайте мне умереть зрителем надвигающихся бедствий, при одной мысли о которых я чувствую, как мне пронзают сердце сто кинжалов. (Плачет.)

Дженнаро

О дорогой мой друг, достойный старец, Пример редчайший верного слуги, Честь города, который вас родил; Вам хочется пресечь мои страданья, Но вы их умножаете, стремясь Найти первопричину той причины, Которая ввергает вас в печаль.

(В сторону.)

Я слишком много высказал. О боже! Застыла кровь!

Панталоне

Полно, дорогой мой! Перестаньте вещать, как оракул, откройте мне все. Положим конец этой распре. Дайте мне руку. Пойдем вместе во храм и там, посреди всего народа, собравшегося на свадьбу, покажите себя веселым, обнимите брата родного вашего, облобызайтесь с ним, и пусть прикусят себе языки все эти сплетники, завидующие миру и согласию.

Дженнаро

(взволнованно)

             Так, значит, брат во храме, И свадебный обряд уж начался?

Панталоне

(удивленно)

Батюшки мои!.. Вот так так!.. Что я слышу? Или эта свадьба вам не по душе? Вы, может быть, неравнодушны к этой… А, ведь и правда, почему бы и нет? Вы молоды… Иной раз не убережешься… Что бы вам сказать мне, когда мы были на галере? Я повернул бы нос в обратную сторону, и мы поплыли бы… почем я знаю, ну, хотя бы в Джудекку.

Дженнаро

(в сторону)

Мне страшно слово вымолвить. Все время Мне кажется, что предо мной Норандо, Что тело начинает каменеть. Я должен думать о спасенье брата И ни о чем другом. От разговоров Я должен уклоняться.

(Громко.)

                  Панталоне, Я знаю, что в моей тяжелой доле Мне все враждебны, и из всех людей Лишь вы один меня не разлюбили. Я вам клянусь, и я клянусь богам, Что мне мой брат дороже самой жизни, Что я в Армилле чту мою невестку, Что я не мог не сделать то, что сделал. Вот все, что я скажу вам. Честь мою, И славу, и невинность я вверяю Вам одному – и покидаю вас.

(В сторону.)

Мне кажется, что небо мне внушило Надежный способ. Я спасу Миллона Иль жизнь мою пожертвую ему.

(Хочет идти.)

Панталоне

Нет, нет, я иду за вами, я хочу быть с вами. Постойте, послушайте. Скажите мне…

Дженнаро

Останьтесь здесь. Я приказал. Прощайте.

(Уходит.)

Панталоне

(пожимая плечами)

Останусь. Я слуга. Должен повиноваться. Но что это за загадки?

«Я вам клянусь, и я клянусь богам, Что мне мой брат дороже самой жизни. Что я в Армилле чту мою невестку, Что я не мог не сделать то, что сделал»!

Разгадай, кто может. Я ничего не понимаю. Какая-то чертовщина тут кроется, но ручаюсь всей кровью, какая у меня есть в жилах, что он сказал правду. Я знаю этого мальчика. Я его вырастил. Он с младенчества всегда был сама искренность. Он никогда не был способен солгать. Если ему случалось разбить чашку, или стащить яблоко, или намочить на пол, он никогда не был способен оправдаться выдумкой, как его учила покойная моя жена, которая была ему мамкой, – что это, мол, кошка, служанка, песик. Боже сохрани! Он сразу говорил: «Это я, это я, прошу у вас прощения, больше не буду!» И так с первого дня, как он начал говорить, и по сей день, когда ему уже двадцать лет, он никогда не был способен сказать неправду. Я знаю, каких терзаний ему стоило похитить обманом принцессу. Но дело шло о жизни его брата, надо было так поступить. О небеса, внушите мне, как мне защитить невинность, доказать которую я не могу, но которая несомненна! Бедняга! Себя он вверил мне, мне одному. Всеми он покинут, сокровище мое драгоценное!

Явление V

Панталоне , Леандро .

Леандро

(входит озабоченный)

Скажите, адмирал, вы не видали, Где принц Дженнаро?

Панталоне

(удивленно)

Почему вы меня об этом спрашиваете?

Леандро

                   Потому что должен Исполнить порученье короля.

Панталоне

(в сторону)

Беда! (Громко.) А какое у вас поручение, дорогой синьор Леандро?

Леандро

(раздраженно)

Видали вы его иль не видали?

Панталоне

Видал. Но скажите мне, ради бога, что вам приказано.

Леандро

Куда же он пошел, что я нигде Его не нахожу?

Панталоне

Когда я узнаю, в чем состоит ваше поручение, я вас осведомлю.

Леандро

            Я не обязан Вам открывать монаршие веленья. Я раздобуду принца и без вас.

(Поспешно уходит.)

Панталоне

Ах, собаки, собаки! Наверно, имеется какой-нибудь решительный приказ, и жестокий. Его преследуют, его хотят заточить в темницу.

Явление VI

Панталоне , Тарталья .

Тарталья

(входит озабоченный)

Адмирал, вы не видели Леандро?

Панталоне

Как же, видел. А на что он вам? (Насмешливо.) У вас такой веселый вид, словно вы собрались на свадьбу. Вы, наверно, ему несете какие-нибудь приятные вести.

Тарталья

Куда он пошел? Скажите скорее. У меня приказание от короля.

Панталоне

Ах, дорогой Тарталья, если вы мне друг, если вы меня любите, скажите мне, какое у вас приказание.

Тарталья

Мне это не трудно, могу сказать теперь же. Леандро было приказано арестовать принца в его покоях. Для меня дозу усилили. Король неспокоен, ему этого мало. Он желает, чтобы принца немедленно отвезли на Остров Плача и там заточили.

Панталоне

На Остров Плача! Король против такого достойного брата? Против родного брата? Такая жестокость? Бедный, невинный принц!

Тарталья

Невинный? Он зарезал сокола у него в руках, убил под ним коня. Да вы должны это помнить. У вас по этому случаю рука на перевязи и голова пробита.

Панталоне

Все это ничего не значит. Никто не знает, почему он так поступил. Я-то знаю, или, вернее, не знаю, но только знаю, что он невинен.

Тарталья

А если после всех этих дерзостей король застал его на коленях перед принцессой, целующим ей руки, ласкающим ее и говорящим сквозь слезы: «О радость моя, о жизнь моя, не выходите замуж за моего брата, если не хотите, чтобы я умер»? Что это – тоже невинность?

Панталоне

(в сторону)

Черт побери! Это уже не шутки! (Громко.) Ну, так что? Вам ли проникнуть в эти тайны?

Тарталья

Тайны! Тут объяснений не требуется. Король затаил еще большие подозрения, особенно не видя его среди присутствующих во храме, и отлично делает, решая убрать прочь такого брата, который может учинить еще худшее зверство и даже зарезать его из ревности в кровати вместе с супругой. Весь двор возмущен и обозлен на принца, народ волнуется. Это такой маков цвет, которому надо снять головку. А у вас голова пробита и, очевидно, мозги шатаются; потому вы и рассуждаете, как полоумный.

Панталоне

А я нахожу, что вы – министр-предатель, человек черной души, один из тех, кто, как говорит пословица, чуть что – готов кричать: «Бей собаку, она бешеная!» Человек, который только и делает, что потворствует королевским страстям ради собственного благополучия; который вместо того, чтобы лить воду, раздувает огонь и, не думая о том, что возникает гибельная распря между родными братьями, так любившими друг друга, радуется этому, чтобы самому выдвинуться, тогда как плакать надо и сердце должно разрываться, как оно разрывается у меня, несчастного старика, которому больше не знать покоя и который, может быть, сегодня вечером испустит дух под гнетом этого горя. (Плачет.)

Тарталья

Несмотря на все дерзости, которые вы мне наговорили, дорогой адмирал, вы меня тоже доводите до слез, потому что я знаю любовь, которую вы питаете к принцу Дженнаро. Но виноват не я. Виноват он. И повеления его величества должны быть исполнены.

Панталоне

Да, это верно, королю мы должны повиноваться. Лишь я один из всех придворных, хоть и бедный джудеккинец, постарался бы умягчить душу моего короля, и, если бы он упорствовал в своей вражде к брату, я бы скорее отказался от должности, лишился бы своего положения, дал бы надеть себе оковы на ноги, чем явиться к мальчику вестником такого несчастия, такого бедствия.

Тарталья

В Неаполе, дорогой Панталоне, люди воспитаны не так, как у вас в Джудекке; там королевские повеления исполняются быстро и без такого героизма,

Панталоне

Исполняйте же их. А я, родом из Джудекки, изволите ли видеть, сударь мой, еще покажу вам, как бросают удобства и богатства, чтобы кончить дни в изгнании, неразлучно с несчастным бедняком, который всеми покинут, но будет мне всегда дороже жизни.

Явление VII

Тарталья , Панталоне , Труффальдино .

Труффальдино входит в большом волнении и спрашивает, знают ли они о необычайном происшествии.

Панталоне спрашивает, уж не помирился ли принц с братом.

Тарталья спрашивает, не учинил ли Дженнаро какого-нибудь зверства.

Труффальдино становится в позу декламирующего трагика и начинает торжественным голосом: «В то время как народ…» Прерывает декламацию, умоляет не перебивать его, потому что один поэт написал для него повествование в стихах, дабы он мог прославиться, и он надеется, что затвердил его наизусть.

Панталоне, – пусть он кончает поскорее, потому что предстоят еще худшие несчастия.

Тарталья, – предстоят новые безумства Дженнаро.

Труффальдино вновь напускает на себя смешную важность и с трагическим пафосом читает весьма напыщенно нижеследующее повествование, академически жестикулируя со свойственной его характеру неуклюжестью.

В то время как народ, сойдясь толпами, В великолепном храме ожидал Свершенья брака и верховный жрец Стоял пред алтарем, король Миллон Взял за руку прелестную Армиллу, И вот, под звуки сладкогласной меди И мелодических древес, под грохот Тимпанов и гармонию напевов Скрепился долгочаемый союз. Но что это? Внезапно воздух храма Наполнился сычами и другими Зловещими пернатыми полночи, Которые, порхая здесь и там, Печальным криком огласили своды, И сотни псов, и вновь другие сотни, Рассеясь по торжественному зданью, Чудовищно завыли. Со стены Обрушилось прозрачное зерцало И превратилось в мелкие осколки, И чаша с солью с высоты алтарной Упала, опорожнясь. В этот миг На голову монарха оседает Огромный филин. Грузная сова Вцепляется в прическу королевы И острым когтем треплет волос черный И рвет ее божественный тупей.

(Отирает пот.)

Панталоне нетерпеливо спрашивает, чем же все это кончилось.

Труффальдино заявляет, что устал говорить стихами, что он боится надоесть, потому что ему несвойственно выражать мысли в стихах, и что он кончит прозой. Король и народ были смущены зловещими предзнаменованиями. Леандро подошел к королю и доложил, что Дженнаро нигде не удалось разыскать. У короля явились тягчайшие подозрения, и он стал опасаться, что его брат поднимет мятеж. Он приказал поставить войска под ружье, а всем придворным быть эту ночь на страже, удалился с супругой в брачные покои и т. д.

Панталоне, в отчаянии, что Дженнаро неизвестно где; боится, не пошел ли он топиться, и, громко жалея его, уходит в одну сторону.

Тарталья, узнав, что ночью ему придется быть на страже, решает запастись крепким табаком, чтобы не уснуть, и уходит в другую сторону.

Труффальдино уходит тоже, чтобы приготовить своих охотничьих собак и напустить их ночью на Дженнаро, если тот вздумает неистовствовать.

Занавес