Стояло пасмурное утро. Хотя на улице было еще тепло, пожелтевшие листья и серое небо рождали тоску о прошедшем лете.

Арлетт возилась на кухне. Сегодня вечером к ним должна была зайти Аннет со своим мужем. Она приходилась Арлетт дальней родственницей по линии отца. И раз судьба их свела и распорядилась так, что они жили в одном городе, они поддерживали теплые родственные отношения. Аннет было тридцать четыре года. Милая, добродушная толстушка, она часто и с удовольствием навещала Арлетт. И когда та с Бернаром уезжала, Аннет забирала Тома к себе. У нее росло двое замечательных малышей. Один из них, Жерар, был ровесником Тома, и дети прекрасно ладили.

При всей своей округлой конституции Аннет любила поесть, и к ее приходу Арлетт всегда готовила что-нибудь вкусное.

На сей раз она решила сделать гусиный паштет. Гудела электромясорубка, перетирая мясо. Арлетт нарезала лук. От запаха пищи на нее накатила тошнота. Она выключила мясорубку.

На улице стоял какой-то шум, постоянно хлопала дверь машины, раздавались незнакомые голоса.

Арлетт выглянула в окно. Из соседнего дома выносили мебель. Грузчики деловито сновали, вынося громоздкие ящики и закидывали их в специальный контейнер для перевозок.

Значит, Филипп нашел новую квартиру. Они переезжают. В душе она почувствовала облегчение и в тоже время ощутила грусть. Как бы там ни было, господа Бушор неплохие люди и если бы не… Не хотелось об этом вспоминать. И все равно ей было жаль. Как будто что-то теряла.

Но в конце концов все шло к лучшему. Ведь жить бок о бок, зная, что твой муж и твоя соседка когда-то были любовниками… Нет. Так лучше. Матильда перестанет видеться с Бернаром, и ему будет легче. Да и ей тоже.

На расстоянии они быстрее смогут забыть друг друга.

А смогут ли?..

Из дома вынесли пианино. Подбежал Тома и стал на нем играть.

— Тома! — Арлетт крикнула ему в форточку. Но мальчик продолжал барабанить по клавишам.

Арлетт обула туфли, набросила кофточку и вышла на улицу.

— Тома! Разве ты не слышишь? Беги домой.

Немного постояв и окончательно убедившись, что мама не отстанет, мальчик закрыл крышку. И, тяжело вздохнув, медленно поплелся домой. Ему было жаль, что соседи уезжают. Тетя Матильда рисовала ему такие смешные картинки. И по дяде Филиппу он будет скучать. Почему они уезжают? Неужели здесь так плохо?

Филипп увидел Арлетт и поспешил к ней навстречу.

— Добрый день! — он протянул руку.

— Здравствуйте, Филипп. Уезжаете?

— Да.

Филипп замялся. С Арлетт они находились в одинаковом положении и без слов понимали друг друга. Оба испытывали неловкость. Он — из-за жены, она — из-за мужа.

— Вы нашли квартиру? — спросила Арлетт, пытаясь рассеять обоюдное замешательство.

— Да. В самом центре. Очень большая и удобная квартира, — Филипп оживился. — Правда, немного шумновато. Ничего. Ничего.

— А как Матильда? Ей лучше?

— Да, немного лучше. Поправляется. Как только все улажу с переездом, заберу ее из больницы.

Грузчики из агентства перевозок заканчивали работу. Они выносили последнюю часть интерьера дома Бушоров — громоздкий дубовый комод. В нем Матильда хранила свои вещи: разные бумаги, документы, письма, рисунки.

Дверь контейнера захлопнулась.

— Мы уезжаем, мсье. В доме ничего не осталось.

— Да, да, конечно. Спасибо.

Филипп повернулся к Арлетт.

— Ну что ж. Пора ехать и мне.

Немного подождав, будто собираясь что-то сказать, он протянул руку.

— Ну что ж, прощайте, Арлетт. Думаю, что расстаемся друзьями.

— Конечно, Филипп. Пусть у вас все будет хорошо, — Арлетт протянула руку. — До свидания.

На несколько секунд он задержал ее руку.

— И вам я желаю счастья. Прощайте. — И поспешил к машине.

Арлетт долго смотрела вслед, пока его «фиат» не скрылся из виду. На душе было горько, как будто она в чем-то чувствовала свою вину. Арлетт медленно пошла в дом. Готовить паштет для гостей.

* * *

Филипп быстро шагал по больничным коридорам с большим чемоданом в руке. Наконец, все проблемы с переездом кончились. Все улажено и готово к приезду Матильды.

Он открыл дверь.

— Здравствуй, Матильда! Здравствуй. Сегодня у нас большой день.

Она сидела на кровати, настраивая приемник. Филипп подошел к ней, чмокнул в щеку. Она обвила руками его шею.

— Я очень рад, Матильда.

Он положил на кровать чемодан и открыл его.

— Сколько всего принес! Умница, — увидев свои вещи, Матильда оживилась, ее глаза заблестели. За два месяца заточения она соскучилась даже по собственной одежде.

— Моя любимая рубашка, — Матильда бережно взяла ее в руки.

— Она немного разорвана, — сказал Филипп. — Я привез еще и голубую.

Матильда покрутила блузку в руках. На груди не хватало двух пуговиц. Их вырвал Бернар в порыве страсти во время их встречи в гостинице. Она нежно прижала рубашку к себе.

— Ничего. Она мне все равно нравится. Люблю белое.

И стала дальше перебирать вещи. Комбинации, чулки, юбки.

— Привез даже мой новый плащ!

Они покупали его вместе перед самой больницей. Тогда она еще не знала, что попадет сюда.

Матильда встала с кровати и пошла в ванную.

— Какую юбку мне надеть: прямую или плиссированную? — спросила она.

— Надень плиссированную.

Пока она переодевалась, Филипп прохаживался по комнате. Он думал о том, как они будут жить на новом месте и спасет ли оно от новых бед? Смогут ли они начать все сначала? Он, конечно, готов все забыть. Но Матильда… Вряд ли.

Но главное, она поправилась. Как оживилась, когда увидела одежду. Это хороший признак. Она интересуется нарядами. А ведь как долго лежала со стеклянными глазами, безразличная ко всему и ко всем. Сколько он пережил тогда. Теперь он молил Бога, чтобы этот кошмар никогда больше не повторился. Никогда. Пусть все останется в прошлом. А оно уже не вернется.

Матильда вышла из ванной. В голубой шелковой блузке и серой плиссированной юбке она вновь стала прежней жизнерадостной Матильдой, которую он знал и любил. Она бросилась ему в объятия.

— Увези меня, увези меня, — шептала она, прижимаясь все крепче.

* * *

Филипп вел машину по оживленным улицам Гренобля. Матильда сидела рядом и смотрела на спешащих куда-то пешеходов, несущиеся с бешеной скоростью автомобили, на городскую суету. Она отвыкла от такого скопления народа, от шумной сутолоки большого города.

Филипп без умолку болтал, рассказывая о новом доме, о том, как они будут там жить. Новое место всегда несколько меняло образ жизни. Но Матильда не слушала его.

Они проезжали улицу де ля Гар, минуя бесконечную вереницу аптек, кафе, маленьких магазинчиков, забегаловок и пивных. Здесь все было незначительным и мелким, ни одного крупного солидного заведения. А вот и маленькая гостиница мадам Жанвье. У Матильды защемило сердце. В этом неприметном сереньком здании с безобразной старой лестницей, ведущей на второй этаж, несколько месяцев назад она предавалась сладким минутам любви, воруя у судьбы крохотные кусочки счастья.

Тело вновь пробирала дрожь. Она еще больше съежилась, прижимая к себе сумочку, в которой лежали предписанные доктором Мертэлем лекарства.

Филипп повернул налево. Это была уже более современная широкая улица с густой тенью деревьев и зеленью газонов. Возле высокого дома из красного кирпича он остановил машину.

— Прошу! — он открыл дверцу и подал руку Матильде. — Это наш новый дом. Ну, разумеется, не весь. Наша квартира на четвертом этаже.

Матильда взглянула наверх. Широкие окна, занавешенные белым тюлем, показались ей чужими и отталкивающими. Здесь все было по-другому, все не так. Это чисто городское жилье не шло ни в какое сравнение с милым серым особнячком в тихом пригороде. Но так как все произошло по ее вине, не оставалось ничего другого, как тяжело вздохнуть и войти в подъезд.

Филипп заметил, что жена не в большом восторге от его находки, но не подал вида. Взяв под руку, он повел ее в дом.

* * *

Новая квартира выходила окнами на солнечную сторону. Две спальни, гостиная, библиотека и даже рабочий кабинет для Матильды. Он был небольшой, оклеенный нежно-голубыми, в мелкую крапинку, обоями. В углу стоял стол, а напротив — новый мольберт, купленный Филиппом специально к приезду Матильды. На стенах размещались аккуратные белые полочки, на которых лежали рисунки, краски, карандаши.

— Ну как, нравится?

— Ты просто гений, Филипп, — она поцеловала мужа. — Спасибо тебе за все.

На глазах у нее выступили слезы.

— Ну что ты, что ты, Матильда, — Филипп нежно обнял жену и прижал к себе. — Не надо. — Теперь все будет хорошо. Идем, я покажу, как я обставил нашу спальню.

* * *

Комната действительно получилась великолепной. Она была побольше, чем в пригороде, и белый гарнитур выглядел здесь особенно шикарно.

— Обои я здесь переклеил. Тут были какие-то песочные и не очень хорошего качества.

Матильда провела рукой по стене. Белые, с выпуклым рисунком и нежно-голубоватыми разводами, обои были просто прелестны. Наверное, Филиппу пришлось солидно потратиться. Они стоили приличную сумму.

— Твои вещи я сложил в шкаф. Если хочешь, ты, конечно, можешь все переложить.

— Да, да, конечно. Все замечательно, Филипп. Тебе пришлось здорово потрудиться, чтобы сделать все вот так.

Филипп подошел к Матильде, нежно коснулся ее щеки, провел рукой по волосам.

— Ты мне очень дорога, и я хочу, чтобы мы были счастливы.

Они обнялись и долго стояли так, размышляя каждый о своем.

В глубине души Филипп не верил своим словам. Надежда на счастье после того, что произошло, выглядела смешно и наивно. Но тем не менее, они должны жить. А жизнь без надежды просто не имела смысла.

Зато Матильда ни минуты не сомневалась, что лучшее в жизни, если оно и было, то уже давно прошло. Оставалось только смириться с грустной действительностью и продолжать свое жалкое однообразное существование с каждодневными завтраками, обедами, прогулками в парке и чтением головокружительных любовных романов перед сном, как это делали порядочные французские дамы из общества. Она будет рисовать, издавать занимательные детские книжки, а потом давать бесконечные автографы восхищенным читателям и нужные интервью настырным журналистам. Она станет настоящей светской дамой. Ей будут рукоплескать, восторгаться ее талантом и красотой. А потом, оставаясь вечерами наедине с собой, она будет горько плакать по утраченной любви и несбывшимся грезам.

* * *

Тома возился со своей новой игрушкой. Тетя Аннет в день своего последнего визита подарила ему заводной луноход, который таинственно гудел, когда его включали.

По телевизору показывали футбольный матч. Бернар, даже не переодевшись, развалился в кресле. Он очень устал. Работа в две смены, как бы там ни было, утомляла.

Из кухни тянуло острым ароматом. Арлетт готовила соус бешамель. В его состав входил белый перец.

Бернар с нетерпением ожидал ужина. За день он очень проголодался. Даже не обедал. А от этого заразительного запаха у него кружилась голова.

— Арлетт, я не могу больше ждать!

— Пять минут!

Бернар встал, прошелся по комнате. Поглядел в окно. Там было темно. Тусклый фонарь едва освещал соседний дом. Он стоял одиноко и угрюмо. Света не было ни в одном окне.

Интересно, неужели Филипп все время проводит в больнице? Может быть, что-то случилось? Бернар больше не ходил туда. Он понимал, что его визиты не нравятся Арлетт, а врать ему не хотелось. Тем более, он уже ничем не мог помочь Матильде, а только лишний раз ее тревожил.

И все-таки… восемь часов. Почему же нет Филиппа?

— Они уехали, — Арлетт коснулась его плеча.

Она заметила, как муж застыл у окна и невольно прочитала его мысли. От ее прикосновения Бернар вздрогнул.

— Кто уехал? — он сделал вид, что думал совсем о другом.

— Но ты же смотрел на дом мсье Бушора, — Арлетт улыбнулась. — Не надо притворяться, дорогой. Тебе это не идет. Идем ужинать.

Арлетт взяла за руку Тома. Немного постояв, Бернар пошел за ними.

В чашках уже дымился бульон. Бернар ел молча. Ему было неловко перед Арлетт, но еще больше его заинтриговали ее слова. Неужели они уехали? А может, он не так понял? Но спросить не решался. Арлетт может заподозрить что-нибудь в излишней заинтересованности.

Но она будто читала его мысли.

— Ты меня неверно понял, Бернар. Наши соседи уехали. Филипп нашел новую квартиру. Кажется, где-то в центре. И перевез вещи.

Бернар едва не подавился супом. Он ведь ничего об этом не знал.

— И когда? — он сделал равнодушное лицо.

— Позавчера. Я забыла тебе сказать. У нас была Аннет. А потом ты работал.

Значит, их не было здесь уже несколько дней. Вот так. Сезон тенниса закончен. Следовательно, Матильду он больше не увидит. Разве что когда-нибудь случайно встретятся в Гренобле. Вместо долгожданного облегчения тоска охватила его душу. Как будто в один миг он потерял что-то необыкновенно дорогое. Да, теперь он действительно потерял ее. И ничего не будет о ней знать.

От этих мыслей он совсем поник. Бернар сидел, неподвижно застыв, держа ложку в тарелке.

— Суп недосолен? — Арлетт догадывалась, чем была вызвана его задумчивость.

Но он не шелохнулся. И продолжал сидеть со стеклянными, ничего не видящими глазами.

— Тебе не понравился суп? — громко спросила Арлетт.

— А? Нет, нет. Суп замечательный, — Бернар очнулся. — Но немного островат. Да, островат. Вероятно, ты переборщила с приправами.

— Но ты всегда любил острое…

Бернару нечего было сказать, и он решил промолчать. Тома лениво водил по тарелке ложкой. Ему нравилось подражать отцу.

— А ты, Тома, чего не ешь?

— Суп слишком острый, — мальчик скорчил кислую гримасу.

Арлетт, переглянувшись с Бернаром, рассмеялась. Сынишке она почти не добавляла приправ. Его солидарность с отцом казалась забавной.