Сцена 1
На сцене торшер, два кресла и коробка, обозначающая телевизор. Полная темнота.
Входят Джин и Моррис. Джин — женщина за сорок. Садится с ногами в кресло и смотрит телевизор. Моррис на несколько лет моложе ее. Стоит в стороне от телевизора.
Звучит песня группы Hot Chocolate «It Started with a Kiss».
Свет над сценой быстро загорается, в то время как музыка так же быстро умолкает. Джин и Моррис только что смотрели трансляцию розыгрыша Национальной Лотереи. Они ничего не выиграли. В момент, когда загорается свет, они одновременно издают стон, означающий крайнее разочарование.
Джин. Эх, чего бы я только ни сделала, если бы выиграла двадцать миллионов!
Моррис. И что же, интересно, ты бы не сделала?
Джин. Для начала я бы не дала тебе ни копейки!
Моррис. Отлично! Правда, ответ немного не в кассу, но все равно неплохо.
Джин. Подумать только, ни одного номера не угадала…
Моррис. И я ни одного.
Джин. Обычно у меня хоть один совпадает.
Моррис. Я никогда не выиграю. Свою порцию удачи я уже использовал, женившись на тебе!
Джин. Хоть один да угадываю.
Моррис. Что ж, значит, обычно тебе больше везет.
Джин. Неудачная неделя выдалась.
Моррис. Больше шансов слетать на Луну, чем выиграть в этой чертовой лотерее.
Джин. Двадцать миллионов на этой неделе! Значит, кто-то где-то…
Моррис ходит по дому, берет в руки газету.
Моррис. Да… В августе стукнет сорок один, а жизнь так и проходит без толку.
Джин. А моя что — не проходит?
Моррис. Да ну тебя. С тобой стало невозможно разговаривать.
Джин. Нет, ты ответь мне: что, думаешь, моя не проходит?
Моррис. Я этого не говорил.
Джин. Потому что и моя жизнь тоже как песок сквозь пальцы утекает. Я вот сижу иногда в этом кресле и думаю: куда только подевались последние двадцать лет? Поэтому я и играю в лотерею — хоть какое-то занятие.
Моррис. Так и я о том же. Что ты, что я… У меня все-таки было чем заняться, а ты совсем недавно вышла на работу.
Джин. Как недавно? Уже семь лет прошло!
Моррис. Какая разница, мы ведь не соревнуемся. Больше, меньше…
Джин. Я уже семь лет в этом чертовом видеопрокате!
Моррис. Хорошо, хорошо, семь так семь.
Джин. В марте было семь. Тоже пролетели, как один день.
Моррис. Как бы там ни было, все равно у вас там нет ни одного нормального фильма. Хоть ты что-нибудь сделай!
Джин. Неправда, есть.
Моррис. Точно тебе говорю: за эти семь лет я лично ни одного приличного кино там не нашел.
Джин. Будто ты знаешь, что приличное, а что нет.
Моррис. Я что пытаюсь сказать: мне в жизни азарта не хватает!
Джин. Можно подумать, у тебя было много азарта, когда ты играл для профсоюзных работников в Гуле или в Клубе лейбористов.
Моррис. Конечно.
Джин. Это откуда же?
Моррис. Никогда нельзя было сказать наперед, удастся нам унести ноги после концерта или нет.
Джин. Зато тебя никогда дома не было.
Моррис. Так меня и сейчас никогда нет дома, верно?
Джин. Но тогда это было каждый вечер, и в выходные тоже. Каждый вечер!
Моррис. Неважно. Тогда было круто! Всегда что-то новенькое. И я как представлю себе, что ближайшие пятнадцать лет я так и буду каждый день сидеть в своей будке с десяти вечера до восьми утра и таращиться на кучи металлолома, то перспектива играть «Облади-Облада» трижды за вечер в клубе пенсионеров уже не кажется такой отталкивающей.
Джин. Я-то знаю, почему ты скучаешь по тем временам.
Моррис. Так я ведь только что сам объяснил.
Джин. Нечего притворяться!
Моррис. И почему же тогда?
Джин. Все из-за нее.
Моррис. Из-за кого?
Джин. Сам прекрасно знаешь.
Моррис. Из-за Конни, что ли?
Джин. Давай, давай, сознавайся.
Моррис. Что??
Джин. Она тебе всегда нравилась.
Моррис. Что???
Джин. (Передразнивает его) «Что, что?» Меня не проведешь.
Моррис. Что за чушь?
Джин. Ты на нее запал с самого начала.
Моррис. Ну что ты несешь?
Джин. Думаешь, я не догадывалась?
Моррис. Да? Ой, как интересно!
Джин. И она знала, и все остальные тоже.
Моррис. О чем знала-то?
Джин. Знала и подыгрывала тебе.
Моррис. Да нет, что ты.
Джин. Все она прекрасно знала.
Моррис. Она мне вовсе не нравилась.
Джин. Ты просто был слишком нерешительный.
Моррис. Да я ее года три не видел.
Джин. Однако ты сразу понял, о ком я говорю.
Моррис. Простое совпадение. Даже странно.
Джин. Нет, ты догадался, о ком я.
Моррис. Джин!
Джин. Догадался, догадался!
Моррис. Елки-палки! Да в группе всего и была одна женщина! Надеюсь, ты не думала, что я на Гордона глаз положил? Хотя, честно говоря, мне всегда казалось, что Гордон сам на меня имел виды.
Джин. Ага, очень остроумно.
Моррис. Куда мне с тобой тягаться.
Джин. Конечно, куда тебе.
Моррис. Ну, еще бы! Только самое грустное, что ты сама не знаешь, когда у тебя смешно выходит, а когда нет.
Джин. А ты только орать умеешь.
Моррис. Я что, ору сейчас, что ли?
Джин. Я даже рада, что ты почти каждую ночь на работе.
Моррис. А уж я-то как рад! В последний месяц мне уже
кошмары начали по ночам сниться.
Джин. С тобой я вообще никогда не высыпаюсь. Елозишь по всей кровати.
Моррис. А это тут при чем?
Джин. И вообще, что ты за человек?
Моррис. Мне показалось, ты недовольна, что я кричу на тебя. Господи, да тут нужен ум, как у Эйнштейна, чтобы запомнить все твои претензии.
Джин. Ты вечно как развалишься на всю кровать!
Моррис. Но тебя-то я не трогаю.
Джин. Вот это точно. Этим ты никогда особо не отличался.
Моррис. Интересно, что ты хочешь этим сказать?
Джин. Никогда особо не усердствовал.
Моррис. Неправда.
Джин. С тобой спать все равно, что с граммофоном. Храпишь, как старый боров.
Моррис. Вот видишь, о чем я? За твоими мыслями просто не угнаться, моя дорогая.
Джин. И подбородки все трясутся, когда ты храпишь.
Моррис. Понятно.
Джин. И живот тоже.
Моррис. Может, еще что-нибудь?
Джин. Будто я сплю с кем-то беременным.
Моррис. Давай лучше опять про Конни поговорим?
Джин. А изо рта как воняет!
Моррис. Вот для этого и изобрели телевизор! Чтоб люди вроде нас не разговаривали друг с другом!
Джин. Ты как ляжешь на спину — и давай сразу храпеть. Я даже иногда тебе нос зажимаю. Чтоб не храпел. Помогает.
Моррис. Неудивительно!
Джин. Я тебе ноздри зажимаю и держу, пока ты не проснешься.
Моррис. Ты что — серьезно?
Джин. Просто пальцами зажимаю ноздри — и все, ты сразу перестаешь.
Моррис. Теперь понятно, почему у меня кошмары начались. Я же сплю с доктором Джекилом! И с мистером Хайдом.
Моррис меняет положение и начинает читать газету.
Джин. Моррис, а что бы ты с деньгами сделал, если бы выиграл?
Моррис. Я бы фантазировал… И еще, наверное, все время бы улыбался — от уха до уха! Но деньги тратить бы не стал.
Джин. Тогда в чем разница-то?
Моррис. Ну и что? А ты что бы сделала?
Джин. Я бы поехала в Голливуд!
Моррис. В Голливуд? Нет, я бы лучше в Бридлингтон.
Джин. Вот ты и езжай в свой Бридлингтон. А еще я бы поехала в Венецию….. Так и вижу себя в Беверли Хиллз в окружении кинозвезд! А потом, после возвращения, я бы выгнала тебя к чертовой матери и нашла бы себе молодого.
Моррис. Если бы я выиграл, то сам ушел бы. Я бы этого больше не вытерпел.
Джин. Хотя нет, я бы не хотела начинать все заново с кем-то еще. В результате все равно выходит шило на мыло.
Моррис. Надеюсь, что нет.
Джин. Я бы согласилась тебя променять на кого-то другого только за очень большие деньги.
Моррис. Да неужели?
Джин. Я лучше купила бы большой красивый дом, с большим газоном, и стала бы играть в крокет.
Моррис. Почему вдруг в крокет?
Джин. Просто я никогда в него не играла.
Моррис. Крокет скучный.
Джин. А ты откуда знаешь?
Моррис. Знаешь что? Я даже рад, что мы не выиграли.
Джин. Почему?
Моррис. Ты только представь, во что мы превратились бы. Мы и без денег не можем ни о чем договориться. А что бы мы стали делать с таким состоянием?
Джин. Не знаю.
Моррис. Хотя я знаю, что ты бы сделала. Ты, наверное, выкупила бы этот дурацкий видеопрокат, с потрохами.
Джин. Я бы поехала на экскурсию по всем киностудиям…
Моррис. Нет, ты только подумай: двадцать миллионов!
Джин. Да…
Моррис. Двадцать миллионов!
Джин. Можно было бы уже не волноваться ни из-за каких счетов…
Моррис. Нет, но двадцать миллионов!
Джин. Кстати, не забудь оплатить ту квитанцию.
Моррис. Двадцать миллионов…
Джин. Она и так уже просрочена.
Моррис. Мне бы хоть шестьдесят монет…
Джин. Ты бы все равно не знал, что с такими деньгами делать.
Моррис. Двадцать миллионов — а я даже ни одного номера не угадал! Очень показательно для моей никчемной жизни.
Моррис выходит с газетой в руках. Джин смотрит телевизор.
Музыка: Jim Capaldi «Love Hurts».
Затемнение.
Сцена 2
Джин смотрит передачу «Свидание вслепую». Музыка постепенно стихает. Входит Моррис. Позже по ходу действия он наденет форменный джемпер охранника и пальто.
Моррис. Нет, это надо запретить.
Джин. Почему?
Моррис. Это отвратительно.
Джин. Вовсе нет.
Моррис. По-моему, такое нельзя показывать по телевизору.
Джин. Да почему?
Моррис. Просто порнография какая-то.
Джин. С чего ты взял?
Моррис. Я знаю, что говорю.
Джин. Почему? Ты скажи.
Моррис. Потому что это неприлично.
Джин. Очень даже прилично.
Моррис. А я говорю — неприлично. Из-за таких вот передач вся нация загнивает. Засоряются мозги. Поэтому на улицах насилие, поэтому хулиганы опять распоясались. Таким образом они протестуют против этого мусора.
Джин. Почему сразу мусора?
Моррис. А ты сама посмотри.
Джин. Я пытаюсь, но ты мне все загораживаешь.
Моррис. Нет, я на это смотреть не могу.
Джин. Подумаешь, большое дело: всего лишь «Свидание вслепую».
Моррис. Я знаю, что это такое.
Джин. Это же так просто, смеха ради.
Моррис. Ты только посмотри, что на них надето. На этой вот что надето? И вообще они все уродины, все три.
Джин. Кто бы говорил.
Моррис. Они даже текст не свой говорят, а заученный.
Джин. Как это?
Моррис. А вот так. Просто обдуриловка какая-то. Набирают этих ребятишек, приводят на телевидение, унижают перед миллионами зрителей, а потом раз — и все, больше про них никто никогда не услышит. А ведь у нас молодежь считает это наивысшим достижением — появиться в «Свидании вслепую»! Неужели там кто-то действительно кого-то себе находит?
Джин. А мне нравится.
Моррис. «Привет! Если бы ты был моим тренером по теннису, я бы давала тебе выигрывать каждый гейм, сет и матч…» — ну что это? Что это? Кто так разговаривает? И о чем они потом будут говорить всю оставшуюся жизнь? Об ударах справа с верхней подкруткой?
Джин. Мне все равно нравится.
Моррис. Спорим, что он ее выберет? Эту, под третьим номером? Ты только посмотри на нее, господи прости, на кого она похожа? Что она сказала?
Джин. Не знаю, я из-за тебя ничего не слышу.
Моррис. Что она сказала?
Джин. Я не слышу!
Моррис. Ну, что я говорил? Он выбрал номер три. Смотри, смотри, она же ростом под два метра, наверное, а он карлик рядом с ней. Какое жалкое зрелище. А ведущая? Она-то во что одета?
Джин. Я не знала, что она хромает. А ты знал?
Моррис. Смотреть на это не могу! Что за пошлятина.
Джин. Ой, она точно хромает, эта, под третьим номером.
Моррис надевает пальто.
Моррис. Ладно, я пошел.
Джин. Да, я помню, тебе сегодня идти в больницу.
Моррис. Я только на часок, потому что в девять мне уже надо на работу.
Джин. Возьми на кухне журналы, отнеси ей. Она любит их почитать.
Моррис. Как ты сама понимаешь, это не самое большое развлечение — просидеть час с моей матерью.
Джин. Твоя сестра тоже должна бы к ней ходить.
Моррис. Это еще одна ситуация, которую я не могу контролировать.
Джин. Вот ты всегда и во всем видишь только черную сторону.
Моррис. Но ведь это правда.
Джин. Да, кстати, пока не забыла: я исправила твои номера.
Моррис. Как это?
Джин. Просто поменяла номера.
Моррис. Зачем?
Джин. Потому что они были неправильные.
Моррис. Как неправильные?
Джин. Так.
Моррис. Неправильные?
Джин. Ну да.
Моррис. Как, интересно, мои номера могут быть неправильными?
Джин. Не знаю. Просто неправильные.
Моррис. Я же их сам выбирал — как они могут быть неправильными?
Джин. Ну, просто я посмотрела и…
Моррис. Ушам своим не верю!
Джин. То есть я…
Моррис. Исправила мои номера!
Джин. У тебя ведь никогда не бывает номера двадцать шесть.
Моррис. Как ты могла?!
Джин. У тебя там было двадцать шесть.
Моррис. Я целую неделю сидел их придумывал.
Джин. Просто я решила…
Моррис. Но я всю неделю над ними корпел! Чтобы рассчитать эти номера, я слушал, сколько раз пролают собаки, считал сорок; считал, как идиот, сколько кусков металлолома свалили на одном квадратном метре. А ты берешь и меняешь!
Джин. Я думала, у тебя ошибка.
Моррис. Вот теперь — ошибка.
Джин. У тебя ведь всегда было восемнадцать, разве нет?
Моррис. Так это мой день рождения.
Джин. Но в этом билете у тебя не было восемнадцати, а вместо этого ты поставил двадцать шесть.
Моррис. Ну да.
Джин. Вот я и подумала: он, наверное, ошибся, забыл свой день рождения.
Моррис. Как я могу забыть свой день рождения?!
Джин. Так ты почти все забываешь.
Моррис. Я твои номера когда-нибудь исправляю?
Джин. Нет.
Моррис. Меняю у тебя что-нибудь?
Джин. Нет.
Моррис. Вот и ты в мои не лезь.
Джин. Хорошо. Извини.
Моррис. А если вдруг выпадет двадцать шесть?
Джин. Ну, извини.
Моррис. Кстати, ты читала в газете про этого бедолагу в Виндермере? Он поменял свои номера и из-за этого потерял четыре миллиона. Просто не могу поверить! Что, если выпадет двадцать шесть, и мы из-за тебя упустим свой шанс?
Джин. Но при этом ты должен угадать и все остальные.
Моррис. Вот в этом вся ты!
Джин. Может, восемнадцать выпадет.
Моррис. Ну конечно, разбежалась. Ты еще скажи, свиньи летают!
Джин. Все может быть.
Моррис. Это настолько типично для тебя, Джин. Ты во все должна вмешиваться, все делать по-своему. Прямо как моя мать. Но одна мать у меня уже есть, спасибо! Которая, кстати, сейчас умирает в больнице. Еще одной мне не надо. Жены должны быть любовницами, а не матерями. Тебе об этом известно?
Джин. Это что, текст из какой-то песни, что вы пели?
Моррис. Тебе надо вечно лезть во все, что я делаю! Господи боже, ты даже говоришь мне, что надевать!
Джин. Так ты мне за это спасибо должен сказать.
Моррис. Ты так считаешь?
Джин. Если бы я ничего не говорила, ты бы вечно ходил как клоун.
Моррис доведен до отчаяния.
Моррис. Ну, я не знаю… Должно же в жизни быть хоть что-то помимо этого!
Джин. Раз собрался, так иди уже. И так опаздываешь. Мать будет беспокоиться.
Моррис. Хорошо, мама!
Джин. Я вынуждена все тебе подсказывать, ты такой бестолковый.
Моррис готов выйти, но замечает, что по телевизору сейчас начнут передавать результаты розыгрыша лотереи.
Моррис. Погоди-ка.
Джин. Что еще?
Моррис. Давай глянем, что там будет.
Джин. Еще поспорить хочешь? Без споров жить не можешь, да?
Моррис. Просто хочу посмотреть, выпадет ли двадцать шесть.
Джин. Да брось ты, иди уже, куда шел.
Моррис. Дай посмотреть.
Джин. Сколько там разыгрывают на этой неделе?
Моррис. Восемь миллионов.
Джин. Возьми ручку.
Моррис. Ну-ка, что там?
Джин. Вон первый номер покатился…
Моррис. Шесть.
Джин. Шесть. У меня есть шесть.
Моррис. И у меня.
Джин. Шестерка почти каждую неделю выпадает.
Моррис. Разве?
Джин. Семь! У меня мимо. А у тебя есть. У тебя семерка есть!
Моррис. Есть семь!
Джин. Неплохое начало.
Моррис. Я же тебе говорил, я чувствую, что мне повезет, помнишь?
Джин. Может, больше ничего не угадаешь.
Моррис. Вот спасибо!
Джин. Тебе всегда везет, как утопленнику.
Моррис. Заткнись.
Джин. Десять? Опять нет. Что-то на этой неделе все числа какие-то небольшие.
Моррис. А у меня есть. У меня есть! Десять есть! Я уже три угадал!
Джин. Так это мы, значит, уже десять фунтов выиграли?
Моррис. Ура, хоть что-то выиграл!
Джин. Ну, давай, теперь восемнадцать.
Моррис. Даешь восемнадцать!
Джин. Господи… я аж вся трясусь.
Моррис. Ну… ну…!
Джин. Что там у них?
Моррис. Ну же, давай!
Джин. Хоть бы восемнадцать!!
Джин в сильном возбуждении скачет вокруг телевизора.
Моррис. Сядь, успокойся, а то сглазишь. (Он указывает на телевизор.) Ой, что это? Что такое? У них какие-то неполадки.
Джин. Только не это!
Моррис. Может, ненадолго.
Джин. Наверное, из-за погоды.
Моррис. Временное что-то…
Джин. Черт побери!
Моррис. Да, наверное, ненадолго. Дай бог, выпадет восемнадцать.
Джин. Дай бог.
Моррис. Хотя вот увидишь, там будет двадцать шесть.
Джин. А я говорю — восемнадцать.
Моррис. Если выпадет двадцать шесть, я тебя убью, это я тебе сразу говорю.
Джин. Но ведь может быть и восемнадцать, и двадцать шесть.
Моррис. Помяни мое слово, будет двадцать шесть. Честно, если двадцать шесть выпадет, я просто умру. Заранее предупреждаю: я тебя придушу собственными руками, если будет двадцать шесть… Не знаю, что я с тобой сделаю!
Джин. Смотри, смотри: опять включилось!
Полное затемнение.
Моррис и Джин оказываются в полной темноте. У них отключили электричество, и оба в полном недоумении.
Моррис. Что за черт?
Джин. Что такое?
Моррис. Эххх!
Джин. Электричество отключили.
Моррис. Не может быть!
Джин. Попробуй включить свет.
Моррис. Проклятое электричество.
Джин. Ну что?
Моррис. Ничего.
Джин. А ты тот счет оплатил?
Моррис. Когда?
Джин. Когда я тебя просила.
Моррис. Что, совсем отключили?
Джин. В понедельник.
Моррис. В понедельник?
Джин. Я тебя просила заплатить, нам уже последнее предупреждение прислали.
Моррис. Не помню.
Джин. Все-то ты забываешь.
Моррис. Это ты виновата.
Джин. Да? Это как же?
Моррис. Тратишь все до копейки на дурацкие лотерейные билеты.
Джин. Нет, это все из-за тебя, ты должен был заплатить, ведь я тебя просила. Даже специально квитанцию выложила на стол.
Моррис. Ничего такого не помню.
Джин. Ничего не помнишь!
Моррис. Радио включи.
Джин. Что?
Моррис. Радио включи, по радио номера тоже передают.
Джин. Так там батарейки сели.
Моррис. С каких это пор?
Джин. С понедельника, когда ты матч по радио слушал, потому что тебе было неохота телевизор включать. Эта хреновина у тебя всю ночь работала, я из-за этого спать не могла.
Моррис. Не может быть…!
Джин. Я ведь просила тебя батарейки купить.
Моррис. Да, точно, это был понедельник. Ну что за невезение!
Джин. Ты должен был зайти в супермаркет, но ты забыл, потому что опоздал на автобус.
Моррис. Если после всего этого выпадет двадцать шесть, я повешусь.
Джин. Подожди-ка…
Моррис и Джин начинают истерически хохотать.
К их смеху присоединяются Энни и Норман. Энни — очень эмоциональная, странноватая на вид, женщина. Норман — тоже очень колоритная личность. У него выпирающий живот и большая лысина.
Энни. (Изумленно) Два миллиона?!
Норман. До сих пор не могу поверить!
Моррис. Вы бы нас видели, когда тут электричество отключили!
Энни. Два миллиона!
Моррис. Просто немое кино!
Джин. Но, тем не менее, он все равно пошел послушать свою группу.
Энни. А где деньги-то?
Моррис. Наверху, под кроватью.
Энни. Не может быть!
Моррис. Ей-богу. Ты бы видела нашу кровать: она теперь выше чуть ли не на три фута. И дверь с трудом открывается.
Норман. Говорят, каждый человек знает кого-то, кто рано или поздно выигрывает. Так говорят.
Энни. И что вы будете делать со всеми этими деньгами?
Джин. Тратить к чертовой матери.
Норман. То есть, настанет момент, когда каждый из нас будет знать кого-то, кто выигрывает в лотерее.
Моррис. Мы пока еще не решили, что делать.
Джин. Мы веранду будем строить.
Энни. Вам нужно переезжать отсюда. Не здесь же оставаться.
Джин. Я всегда мечтала о веранде.
Моррис. Мы уже ванную отремонтировали.
Энни. Как — уже?
Джин. Да, первым делом. Я прямо так и сказала: Моррис, хочу джакузи!
Энни. Ничего себе! У вас деньги как вода…
Норман. Так значит, говоришь, всего четыре победителя?
Моррис. А ты слышал, что она мне номера поменяла?
Норман. Бьюсь об заклад, ты был готов ее прикончить!
Энни. Значит, не думаете переезжать?
Джин. Да с какого перепуга-то?
Моррис. Хотим здесь кое-что переделать.
Джин. У меня весь дом будет как новенький!
Энни. Но Джин, ты сама посуди, зачем вам здесь оставаться? Правда, Норман?
Норман. Да отстань ты.
Энни. Ну как же так? Это как-то неправильно.
Джин. Нет-нет, мы никуда отсюда не уедем.
Энни. А я бы ни за что не осталась здесь жить.
Норман. Ну что ты к ним пристала? Пусть делают, что хотят.
Энни. Мне бы чего-нибудь новенького захотелось…
Норман. Значит, ты у нас теперь мультимиллионер! Ну и как оно тебе?
Моррис. Да как-то…
Норман. Совсем другое дело, верно?
Моррис. Ну да…
Норман. А насчет работы что решил?
Моррис. Насчет какой работы?
Норман. Я бы на твоем месте никогда в жизни больше не работал!
Энни. Знаете, а ведь в прошлом месяце мы тоже чуть не выиграли. Угадали два номера, а во всех остальных промахнулись всего на один.
Норман. Мы прямо глазам не поверили.
Моррис. Что, правда?
Норман. Ага. Два номера в яблочко, а остальные всего на один промахнулись.
Моррис. Да, чего только не бывает.
Норман. Я так ей и сказал: что ж ты хочешь, это ведь лотерея.
Моррис. Вот именно.
Норман. Два номера прямо в точку, а остальные всего на один, представляете?
Энни. И что теперь? Поедете в кругосветное путешествие?
Джин. В субботу летим в Лос-Анджелес. Зададим им жару!
Энни. Вы ее только послушайте: прямо как Джоан Коллинз!
Джин. А что? Мы это заслужили, давно пора.
Моррис. Думаю, к выходным Джин уже все потратит.
Джин. Могу попробовать.
Норман. Первым классом летите?
Джин. А разве есть еще какой-то?
Норман. Теперь у вас все будет по-другому.
Энни. Вам надо купить новую машину. А то ведь эта у вас годами в гараже стояла. Возьмите Ягуар или еще чего.
Моррис. Там видно будет.
Энни. Говорю тебе, берите новую.
Джин. Да Моррис много не ездит.
Энни. А этот вот подумывает о новой машине.
Норман. Только думаю пока.
Энни. У них на работе сокращения. Правда, Норман?
Норман. Да, двести человек — на улицу.
Моррис. Ты же сам говорил: вовек бы не работал!
Энни. В общем, если его сократят, то просто не знаю, что с нами будет.
Норман. Двести человек выгоняют! Это вам не шутка.
Моррис. Ничего, он что-нибудь придумает. Он всегда умел выкручиваться. Так ведь, Норман?
Норман. Двести человек! У них это называется «рационализация»!
Энни. Хотя я ему сразу сказала: теперь у нас в семье есть миллионер, так что не пропадем, верно?
Моррис. Ну да. Мы вот веранду сейчас будем пристраивать.
Норман. Должно неплохо смотреться.
Моррис. А то, что сейчас в задней части дома — все под снос.
Норман. Нормально получится.
Моррис. Значит, говоришь, двести человек?
Норман. Нет, точно будет нормально смотреться.
Джин. Энни, давай я тебе джакузи покажу.
Энни. Меня там удар хватит!
Джин. Пойду покажу Энни джакузи…
Энни и Джин собираются уходить со сцены. Норман и Моррис на авансцене.
Энни. А можно я в ней полежу?
Джин. Если хочешь.
Энни. В ней пузырьки, да?
Джин. Пузырьки? Да в ней как в стиральной машине!
Энни и Джин уходят.
Молчание.
Норман. Дааа…
Моррис. Чего?
Норман. Черт побери!
Моррис. Чего ты?
Норман. Вот я смотрю на тебя и думаю: черт побери! Думаю: черт побери, мой свояк теперь стоит целое состояние!
Моррис. А-а, вот ты про что.
Норман. А внешне ничуть не изменился.
Моррис. Что, правда?
Норман. И никаких тебе забот!
Моррис. Это точно.
Норман. То есть вообще никаких.
Моррис. Ну, я бы так далеко не загадывал…
Норман. Да брось ты, старик!
Моррис. И тем не менее…
Норман. Говорят, можно обратиться за консультацией, или что-то в этом роде. Я как-то в газете читал: одного бедолагу направили к психотерапевту, потому что он не знал, как со своими деньгами управляться. Я тебе вот что скажу: если у вас возникнут такие проблемы, просто отдайте все деньги нам с Энни, уж мы-то найдем, на что их потратить вместо вас.
Моррис. Кто бы сомневался!
Норман. Их могут за вас инвестировать.
Моррис. Да, мы уже были у консультанта.
Норман. Вы, небось, можете жить на одни проценты?
Моррис. По правде говоря, я как-то пока не вникал. Это все произошло так неожиданно, понимаешь? То есть, я, конечно, и раньше о всяком таком подумывал, как бы жизнь полностью изменить — а тут на тебе! Как гром средь бела дня.
Норман. Да, просто невероятно. Я бы сидел и пересчитывал их целый день. А как их вам отдали? Чеком или как?
Моррис. В однофунтовых монетах.
Норман. Ничего себе! Так это целый грузовик, что ли?
Моррис. Именно.
Норман. Смотрю я на тебя — а ты все-таки совсем не изменился.
Моррис. Ну и ладно.
Норман. И что главное — очень вовремя денежки на вас свалились.
Моррис. Это точно.
Норман. Энни говорила, у вас с Джин как-то не очень в последнее время…
Моррис. А-а, здесь не разберешь, кто прав, кто виноват, Норман.
Норман. Еще она говорила, будто ты на работе хватаешься за все, что подворачивается.
Моррис. Теперь у нас будет новая жизнь.
Норман. Хотя ты бы послушал, как мы с Энни цапаемся…
Моррис. Ну, ясное дело.
Норман. В доме почти все время полный бедлам. Да у нее просто не все дома!
Моррис. Что, правда?
Норман. А то!
Моррис. Что ж…
Пауза.
Норман. Нет, то есть, конечно…
Моррис. Просто что-то у нас…
Норман. Да я все понимаю.
Моррис. Хотя все-таки уже двадцать два года.
Норман. И в горе, и в радости, как говорится.
Моррис. Вот-вот.
Норман. А ведь чем дальше — тем хуже, так ведь?
Моррис. Тоже верно.
Норман. Но, с другой стороны, у вас сейчас вроде как новый старт, правда?
Моррис. Думаешь?
Норман. Точно тебе говорю. Кто-то там, наверху, очень хорошо о тебе позаботился, старик.
Моррис. Скажешь тоже.
Норман. А что еще вам надо? Теперь у вас все наладится. Но я вот что тебе скажу: если бы я выиграл, я бы от своей ушел — на следующий день! Я тут как-то даже купил билет мгновенной лотереи, где просто стирать надо. Куда там! Стирай-не стирай — один пшик.
Моррис. Да, вот кто деньги гребет лопатой!
Норман. А ты, старик, ты ведь будто заново родился! Сам подумай: ты же можешь делать абсолютно все, что пожелаешь. Вот это я называю новой жизнью. Все, что только пожелаешь! Хоть на рыбалку ходи каждый божий день!
Моррис. Но не факт, что я что-то поймаю.
Норман. Да если бы ты только захотел вернуться к старой клубной жизни, это же всего один телефонный звонок! «Аллё! Говорит Моррис, ударник и миллионер!» Ты бы мог вернуться в группу Конни Уайлд, они бы тебя с руками оторвали.
Моррис. Это мысль.
Норман. А уж там тебе с ней точно что-нибудь да обломится, а, старик? Еще будешь меня благодарить.
Моррис. Однако двадцать два года «семейного счастья»…
Норман. Зато это твой шанс поступить так, как тебе заблагорассудится. Ты можешь даже дать денег своей сестре Вере, чтоб она больше не горбатилась в той парикмахерской.
Моррис. Она все что-то говорит про переезд. Ее муж Даг получил новую работу.
Норман. Все пути открыты, Моррис!
Моррис. Прямо-таки «прекрасный новый мир».
Норман. Ты матери уже рассказал?
Моррис. Нет еще.
Норман. Ее аж удар хватит.
Моррис. Надеюсь, что нет. У нее и так уже четыре было.
Моррис и Норман смеются.
Музыка: «Storm in a Teacup» группы Four Seasons.
Затемнение.
Сцена 3
Больничная палата.
Молли, мать Морриса, лежит на широкой больничной кровати. Ей под восемьдесят, она выглядит очень больной, но, тем не менее, у нее ясный, живой взгляд.
Входит Моррис; на нем короткая куртка. Он молча смотрит на мать.
Моррис. Ну, как ты?
Молли. Что-то ты поздно сегодня.
Моррис. Никак не мог припарковаться.
Молли. Уже почти десять.
Моррис. Да нет, еще только семь…
Молли. Почти десять часов!
Моррис. Ладно, какая разница… (Садится у кровати.)
Молли. Я думала, ты уже не придешь.
Моррис. Ну конечно, я ведь всегда опаздываю, ты это хотела сказать?
Молли. И всю жизнь опаздывал.
Моррис. Вот-вот.
Молли. Всегда и везде, даже когда был маленький.
Моррис. Мгм.
Молли. Вечно все делал не вовремя.
Моррис. Ну да.
Молли. С детства был маленьким паршивцем.
Моррис. И что мне теперь — удавиться?
Молли. Вечно чем-то недоволен. Что бы мы для тебя ни делали — всем недоволен!
Моррис. Ты бы лучше отдохнула, мама.
Молли. И еще чертыхался.
Моррис. Кто?
Молли. Ругался, как сапожник.
Моррис. Кто — я?!
Молли. Черт-те это, черт-те то…
Моррис. Да не может быть!
Молли. Вечно ругался.
Моррис. Наверное, от тебя набрался.
Молли. Да я никогда в жизни…!
Моррис. Больше-то особо нечего было взять.
Молли. Помню, мы как-то были в Блэкпуле, и мы с твоим отцом пошли взглянуть, что делается на улице. Дождь лил, как из ведра. Ты не помнишь?
Моррис. Ты мне это рассказываешь каждый раз, как я прихожу.
Молли. И вот лило, и лило…
Моррис. И что дальше?
Молли. Потом ты спустился к двери. На тебе было теплое клетчатое пальто, что тебе дедушка купил, помнишь? И ты сказал: «Я в такую хреновую погоду не никуда не пойду, не хочу засрать пальто».
Моррис. Не помню.
Молли. Прямо так и сказал: «хреновая», «засрать».
Моррис. Нет, не помню.
Молли. Я еще сказала твоему отцу: и где только он такого нахватался?
Моррис. Понятия не имею.
Молли. Все время выражался.
Моррис. И с тех пор никак не могу остановиться.
Молли. Вот именно.
Моррис. Как ты себя чувствуешь?
Молли. А вот твой отец никогда не ругался.
Моррис. Нет, никогда.
Молли. По крайней мере, дома.
Моррис. Я помню.
Молли. Никогда не ругался.
Моррис. Так как ты себя чувствуешь?
Молли. Я, конечно, не знаю, что он там себе позволял на работе, но дома он никогда не выражался.
Моррис. Это точно.
Молли. Вера заходила.
Моррис. Правда?
Молли. Сегодня днем.
Моррис. Очень хорошо.
Молли. У нее такая ужасная прическа!
Моррис. Да?
Молли. Не знаю, что она с волосами сделала. Уродство какое-то. Торчат во все стороны. И кажется, будто на нее птичка наделала.
Моррис. А-а, я знаю, что ты имеешь в виду.
Молли. И вообще она что-то не очень хорошо выглядит.
Моррис. Неважно выглядит, говоришь?
Молли. Я и то выгляжу лучше ее!
Пауза.
Моррис. Мам, у нас хорошие новости.
Молли. По ночам такая жара.
Моррис. У нас с Джин хорошие новости.
Молли. Да? Ну и слава богу.
Моррис. Вернее, нам страшно повезло.
Молли. Хотела бы я про себя сказать то же самое!
Моррис. Скоро скажешь, мама!
Молли. А я — то думала, она уже не сможет забеременеть.
Моррис. Да нет, я не об этом…
Молли. Напомни, как ее болезнь называется?
Моррис. Эндометриоз. Мам, я не об этом…
Молли. Мне такого не говорили, когда я больше не могла иметь детей.
Моррис. Да я не про это…
Молли. А как без детей-то?
Моррис. Да, да, ты права, мама.
Молли. То есть, я хочу сказать, ведь у меня кроме вас с Верой ничего в жизни не осталось.
Моррис. Ну да.
Молли. А Вера, кстати, прекрасно выглядит!
Моррис. Новая стрижка, да?
Молли. Да, и так ей идет!
Моррис. Мама, мы тут … мы с Джин немного деньгами разжились.
Молли. Кто — ты?
Моррис. Мы с Джин.
Молли. Вот и прекрасно, будет очень кстати, когда ребенок родится.
Моррис. (Шепотом) Мы выиграли в лотерею!
Молли. Какую батарею?
Моррис. (Смеется) Да нет, мы выиграли два миллиона в лотерею!
Молли. Что-о?!
Моррис. Да, правда.
Молли. Ни черта себе!!!
Моррис. Именно! Мы с Джин теперь миллионеры!
Молли. Ну надо же, как повезло!
Моррис. Самим не верится.
Молли. Я вот никогда ничего не выигрывала.
Моррис. Теперь мы сможем о тебе хорошо позаботиться.
Молли. Помню, выиграла как-то сорок фунтов в Бинго, и то очень давно.
Моррис. Теперь тебе не надо ни о чем беспокоиться.
Молли. Я не хочу в дом престарелых!
Моррис. Я знаю.
Молли. Уж лучше я тут останусь.
Моррис. Но ты не можешь здесь оставаться.
Молли. Нет, я лучше останусь!
Моррис. Ну что ты, мама, у нас же теперь куча денег!
Молли. И что мне проку с этого?
Моррис. Будет прок, вот увидишь.
Молли. Нет, для меня уже слишком поздно.
Моррис. Мы в Америку едем.
Молли. Зачем это?
Моррис. Так, отдохнуть.
Молли. Отдохнуть? Тогда проще было бы просто лечь сюда… Будь там осторожен!
Моррис. Хорошо, мама.
Молли. И не забудь взять с собой побольше чистого белья!
Моррис. Обязательно. Ты, небось, тоже не прочь с нами поехать, а?
Молли. Да ни за что!
Моррис. К тебе Вера будет ходить, а потом мы подыщем тебе местечко поудобнее.
Молли. Я никуда не хочу переезжать.
Моррис. Сама знаешь, я ведь тебя не брошу.
Молли. Ты меня уже однажды бросил — ради Джин.
Моррис. С чего это ты вдруг?
Молли. Бросил меня тогда.
Моррис. Я же тебя люблю, ты прекрасно это знаешь.
Молли. Так ты миллионер, говоришь?
Моррис. Ну, признайся: ведь ты знаешь, что я тебя люблю?
Молли. Я помню, как ты начал чертыхаться.
Моррис. Когда я выиграл, я тоже чертыхнулся!
Молли. Правда?
Моррис. Еще как, черт побери!
Молли. Два миллиона?
Моррис. Ага.
Молли. Да, я нашла бы на что потратить такие деньги! Я бы пошла на рынок и все просадила у овощного прилавка! Батюшки, ты на себя в зеркало-то смотрел? Столько денег, и даже не удосужился побриться!
Моррис. Ну, что про это говорить…
Молли. А ведь когда-то у тебя не было ни гроша…
Моррис. Я всегда останусь тем же, мама.
Молли. Да уж, пожалуйста.
Моррис. Это всего лишь деньги, правда?
Пауза.
Молли. Эх ты!
Моррис. Что еще?
Молли. Столько денег, а даже паршивого цветочка не догадался мне принести. Тьфу!
Музыка.
Затемнение.
Сцена 4
Отель в Беверли Хиллз. Ранний вечер.
Официант расставляет крупные цветы в вазе на комоде. Уже собирается уходить, когда входит Джин. Видно, что она ходила за покупками: у нее в руках несколько явно дорогих пакетов, коробок и т. д.
Официант. Прошу прощения, мадам! Я просто освежал вашу комнату.
Джин. Это ничего. Меня ноги совсем не держат. Мы весь день мотались по Родео Драйв. Вниз-вверх — раз сто, наверное.
Официант. Приятно провели время?
Джин. Да, отлично! Только здесь совсем нечем дышать, правда?
Официант. Это всего лишь смог. Вы довольны вашим номером, мадам?
Джин. Надо сказать, это не совсем то, что мы ожидали.
Официант. Это единственное, что у нас нашлось. Сейчас очень большой наплыв гостей.
Джин. Да уж, я успела заметить! Еле протиснулась через лобби. В жизни не видела сразу столько сигар. Терпеть не могу их запах!
Официант. Я могу еще чем-то быть вам полезен? Может быть, вам принести что-то из напитков или еще что-нибудь?
Джин. Что угодно отдала бы сейчас за стакан шэнди!
Официант. Шэнди? Что это?
Джин. Просто пиво с лимонадом.
Официант. ОК, нет проблем. Я лично для вас смешаю и подам. Незамедлительно. Может быть, что-нибудь из еды?
Джин. Нет, я уже съела бургер.
Официант. Вы из Австралии?
Джин. Нет, из Англии.
Официант. Англичанка? Прекрасно. Энтони Хопкинс, да?
Джин. Из Йоркшира.
Официант. Из Йоркшира?
Джин. Да.
Официант. А где это?
Джин. На севере.
Официант. А, понятно. Около Эдинбурга?
Джин. Да нет, около Йорка. Слышали про Йорк? Очень старинный город и такой красивый.
Официант. Нет, простите, не слышал. У нас тут не бывает ничего старинного.
Джин. Йоркшир очень большой, вроде вашего Техаса.
Официант. Да бросьте! Что, правда??
Джин. Значит, у вас тут все звезды останавливаются, да?
Официант. Да, когда бывают в городе.
Джин. Интересно, может, в этой комнате кто-то знаменитый жил? Например, Ширли Темпл?
Официант. Вам очень повезло, что для вас нашелся свободный номер.
Джин. Да, я вообще везучая.
Официант. По-моему, сегодня у нас Том Круз остановился на ночь.
Джин. Вы шутите?
Официант. Ни в коем случае!
Джин. Том Круз?!
Официант. Совершенно верно.
Джин. В этом отеле? А в каком номере?
Официант. Не могу знать.
Джин. Том Круз?!! Это, наверное, сон наяву?
Официант. Все так говорят.
Джин. Хотя мне, между прочим, больше всех Клинт нравится.
Официант. Да, он потрясающий актер.
Джин. Вы видели «На линии огня»?
Официант. Естественно.
Джин. Я пересмотрела все фильмы с Клинтом.
Официант. Неужели?
Джин. А вам понравилось?
Официант. Что, простите?
Джин. «На линии огня».
Официант. Да, ничего, нормальный фильм.
Джин. Как он там бежит рядом с машиной, а? С ума сойти!
Официант. Да?
Джин. Просто супер!
Официант. Клинт тоже у нас останавливается. Я лично его обслуживал несколько раз.
Джин. Не может быть!
Официант. Чистая правда.
Джин. Ему ведь шестьдесят, да?
Официант. Но он прекрасно выглядит. Вы не находите?
Джин. Да, что правда, то правда. Интересно, а он в каком номере?
Официант. Вы что, одна здесь?
Джин. Увы. С мужем.
Официант. Ему тоже шестьдесят?
Джин. Ведет себя точно на шестьдесят.
Официант. Наверное, он похож на Клинта?
Джин. Издеваетесь?
Официант. Тогда он, наверное, в полиции работает?
Джин. Нет, по правде говоря, он ночной сторож.
Официант. Значит, один шэнди, правильно? Пиво с лимонадом. Какое пиво предпочитаете? Будвайзер, Бекс, Мичелоб?
Входит Моррис. На нем шорты и рубашка в калифорнийском стиле. Видно, что он изнывает от жары.
Джин. Хочешь шэнди, Клинт?
Моррис. Нет, я буду Кока-Колу.
Официант. Конечно, сэр. Диетическую или с консервантами на букву Е?
Моррис. Диетическую.
Джин. Оказывается, здесь останавливается Том Круз!
Моррис. Тогда я буду то же, что он обычно пьет.
Джин. Там внизу что-то происходит.
Моррис. Знаю. Я только что видел Джека Николсона.
Джин. Где?
Моррис. Внизу, у бассейна.
Джин. Что же ты меня не крикнул?
Моррис. Так это ведь метров триста отсюда!
Джин. Невероятно: Джек Николсон!
Моррис. Да, представляешь, прямо на него внизу наткнулся.
Джин. Все-таки мог бы меня позвать.
Моррис. Кстати, это было бы ничего, а? «Джек? У вас найдется минута? Хочу познакомить вас с моей женой Джин, она работает в той же отрасли, что и вы — в кинопрокате».
Официант. Итак, один шэнди, одна Кола. Пять минут!
Официант выходит.
Джин. Ну как же ты не позвал меня посмотреть на Джека Николсона?
Моррис. И что бы ты ему сказала? «Привет, Джек»?
Джин. Ну, все равно.
Моррис. «Привет, Джек. Я продаю много видео с вашим участием».
Джин. А он высокий?
Моррис. Выше, чем обычно в нашем телевизоре.
Джин. Этот говорит, они все сюда приезжают.
Моррис. Они сейчас все внизу сидят. У них, наверное, вечеринка.
Джин. А я еще никого знаменитого не видела!
Моррис. Ну почему же? Ты видела дом Бинга Кросби.
Джин. Только полдома.
Моррис. Ты видела, где похоронена Мэрилин.
Джин. Я видела Майкла Дугласа!
Моррис. Когда?
Джин. В парфюмерном магазине.
Моррис. Это был не он.
Джин. Он!
Моррис. Совсем не похож.
Джин. Это был Майкл Дуглас! Уж я-то знаю. А ты все равно никогда фильмов
не смотришь: засыпаешь через две минуты прямо в тапочках. Хоть из пушки стреляй.
Пауза.
Моррис. Да, они все там.
Джин. Нет, все-таки как же ты мне про Джека мог не сказать?
Моррис. Я еще и Деми Мур видел.
Джин. И как она — симпатичная?
Моррис. Не знаю, она ничего не говорила, но…
Джин. Мне она не нравится: везде какая-то одинаковая.
Моррис. Они все везде одинаковые.
Джин. Господи, совсем нечем дышать!
Моррис. А еще я только что был в сортире вместе с Жан-Клод Ван Даммом.
Джин. Не может быть!
Моррис. Клянусь. Я еще ему на ботинки набрызгал.
Джин. Врешь!
Моррис. А он даже ничего не сказал.
Джин. Моррис!
Моррис. Ни словечка.
Джин. Ты смеешься?
Моррис. Нет. Я там встал, обрызгал его немножко — случайно, а потом еще так на него посмотрел — ну, ты знаешь, как я умею. Ни слова не сказал!
Джин. Нет, ты серьезно?
Моррис. Да шучу я, дурочка!
Джин. А я-то думала…
Пауза.
Моррис. Хотя Джека Николсона я правда видел. Даже кивнул ему, но он не ответил.
Пауза.
Джин. Может, он просто тебя без формы не узнал.
Моррис. Может быть.
Пауза.
Что-то я устал.
Джин. Еще бы, сколько мы сегодня километров отмахали.
Моррис. Да, посмотрели все, что здесь есть интересного.
Пауза.
Джин. Разве что Диснейленд остался.
Моррис. Что?
Джин. Завтра поедем в Диснейленд.
Моррис. Куда?
Джин. Говорю же, в Диснейленд.
Моррис. Когда?
Джин. Завтра.
Моррис. Так ведь это очень далеко.
Джин. Возьмем опять машину напрокат.
Моррис. Ну и что дальше?
Джин. Ты разве не хочешь туда съездить?
Моррис. Ну, не то, чтобы очень…
Джин. А я думала, тебе всегда хотелось.
Моррис. Да, когда-то…
Джин. Вот уж повеселимся вдоволь.
Моррис. Да, но…
Джин. Я всю жизнь мечтала.
Моррис. А ты не думаешь, что мы для этого немного староваты?
Джин. Нет. Там, говорят, здорово.
Моррис. Ну, не знаю.
Джин. Вот увидишь.
Моррис. Просто мне кажется, мы там будем странновато выглядеть.
Джин. С чего ты взял?
Моррис. Так просто.
Джин. Ну как это мы можем выглядеть странновато?
Моррис. Просто я как-то себя чувствую…
Джин. Ты опять должен все испортить, да?
Моррис. Да нет, только вот…
Джин. Вечно испортишь настроение.
Моррис. Почему это?
Джин. Тебе тут не нравится, что ли?
Моррис. Конечно, нравится.
Джин. Тогда в чем дело?
Моррис. Ну, просто как-то… сам не знаю, честно говоря.
Джин. Да почему?
Моррис. Потому.
Джин. Так, мы опять загадками стали говорить!
Моррис. Нет, но…
Джин. Да мы же только смеху ради, зато потом будем всем рассказывать, что мы там были.
Моррис. Если ты настаиваешь, то я скажу: я считаю, что мы не должны туда ехать.
Джин. Почему же?
Моррис. Давай не будем.
Джин. Нет, будем!
Моррис. Давай не будем еще раз сыпать соль на раны, Джин!
Джин. Господи боже, мы в двух тысячах километров от дома! Ну, в чем еще дело?
Пауза.
Моррис. До сих пор мое самое дальнее путешествие было в Торремолинос.
Джин. Ох, Моррис, Моррис, ну почему ты обязательно должен испортить момент?
Моррис. Ты помнишь?
Джин. Мы жили в гостинице Анжела.
Моррис. Для чего, спрашивается, я сюда притащился?!
Джин. Хороший был отельчик.
Моррис. У нас была комната с видом на море.
Джин. Да, точно.
Моррис. За это нам пришлось доплатить лишних пятьдесят фунтов. Но мы очень хотели, чтоб с видом на море.
Джин. Да.
Моррис. И мы втроем спали в одной кровати.
Пауза.
Джин. Не смей!
Моррис. Я скучаю о ней.
Джин. Шесть лет прошло.
Моррис. Я помню.
Джин. Ну и что ты хочешь делать?
Моррис. Что угодно, только не Диснейленд.
Джин. Да, прости.
Моррис. Ты не виновата.
Джин. Мне даже в голову не пришло…
Моррис. Просто на меня иногда накатывает.
Джин старается разрядить атмосферу.
Джин. Ты только посмотри на нас! Мы же в Беверли Хиллс! Одна шэнди пьет, другой — Колу. Курам на смех!
Оба смеются.
Моррис. Да, позор…
Джин. Давно надо было приехать. Но ты никогда не хотел.
Моррис. Просто у нас на это не было денег.
Джин. Тебе хватало рыбалки в Бридлингтоне. Чертов Бридлингтон! Пятнадцать лет подряд!
Моррис. Там хорошо.
Джин. У меня ушло шесть месяцев на то, чтобы тебя уговорить сесть на самолет и слетать в Испанию.
Моррис. Чем тебе Бридлингтон-то плох?
Джин. Да ничем.
Моррис. Мы провели там много счастливых дней.
Джин. Но все-таки это не то.
Моррис. Спорим, что Джек Николсон никогда не бывал в Бридлингтоне? Или Деми Мур. Или твой Клинт. Уверен, что они даже никогда в жизни не ели жареной рыбы с картошкой прямо из газеты!
Джин. Они жизни не знают!
Моррис. Да откуда?!
Джин. И уж точно никогда не останавливались у Грязнухи Морин в Скипси!
Моррис. Это точно!
Джин. Такого они бы в жизни не забыли!
Моррис. И еще наверняка они никогда не отдыхали в трейлере!
Джин. Спорю на что угодно!
Моррис. Да что они вообще знают о жизни?!
Джин. Даже как-то грустно за них.
Моррис. Наверное, вели такую затворническую жизнь.
Джин. Да, подумать только: весь этот необузданный секс, оргии и кокаин — а настоящей жизнью так и не жили.
Моррис. Помнишь, про это еще песня есть?
Джин. Какая?
Моррис. Та, где про Лас Вегас, и про все незнакомые места, и про то, чего женщина не должна видеть…
Джин. (Помогает ему, на ходу переделывая слова) «Я побывала даже в раю, но никогда не бывала в Бридлингтоне»! Конечно, помню.
Оба смеются. Пауза.
Куда ты хочешь дальше ехать?
Моррис. Но мы не можем просто так брать и тратить деньги.
Джин. Почему же? Можем.
Моррис. Можно здесь до субботы остаться.
Джин. Ни за что! Куда ты хочешь? Хочешь в Венецию?
Моррис. В Венецию?
Джин. Рим?
Моррис. Что?
Джин. Ну, Нью-Йорк, Майами?
Моррис. Нет, я…
Джин. Там можно ловить рыбу: акул и все такое прочее. Да, мне бы это понравилось!
Моррис. Черт побери, Джин, ты даже с кредиткой от «Маркс и Спенсер» не умела управляться! Не смеши меня.
Джин. Значит, в Венецию.
Моррис. Погоди!
Джин. В Венецию! Я всегда туда хотела.
Моррис. В какую еще Венецию?
Джин. Все. Решено.
Моррис. Нет, подожди…
Джин. Да в чем дело-то? Ты что, виноватым себя чувствуешь?
Моррис. А что?
Джин. Да или нет?
Моррис. Ну, допустим.
Джин. А я нет.
Моррис. Правда?
Джин. Вот что, например, Энни и Норман стали бы делать, если бы они выиграли? Думаешь, сидели бы дома из страха почувствовать себя виноватыми?
Моррис. Нет, наверное…
Джин. Так в чем же дело?
Моррис. Я просто думаю: почему мы?
Джин. Что ж нам теперь делать? Вообще перестать жить?
Моррис. Ты права…
Джин. Вот моя мать ничего в жизни не видела, верно? Помнишь, как Энни свозила ее в Лидс? Помнишь?
Моррис. Конечно.
Джин. Они из Барнсли поехали на автобусе. На мамин день рождения.
Моррис. Да.
Джин. Потом она не переставала об этом рассказывать. Как она съездила в большой город. Помнишь, она все говорила: «Что будет, когда я своим в клубе расскажу!» Ей исполнилось семьдесят один, когда она, наконец,
набралась храбрости съездить в Лидс. Я не преувеличиваю!
Моррис. Да-да, я помню.
Джин. Боже, я как подумаю об этом …
Моррис. И что?
Джин. Как я об этом вспомню, мне в голос кричать хочется! В какой-то паршивый Лидс!
Моррис. Мгм.
Джин. Она себя возомнила невесть кем после того, как попала в большой супермаркет! И когда она умерла, помню, кто-то рассказывал, каким огромным событием стала для нее та поездка в Лидс, и как она потом хвасталась. И всего-то один раз съездила. Однажды я пыталась отправить ее на экскурсию в Истбурн, но она сказала, что это слишком далеко… Так почему ты должен чувствовать себя виноватым? Нам не повезло — мы заслужили это! Хотя, конечно, на нашем месте мог оказаться и кто-то другой. Ты помнишь, сколько раз вы играли ту последнюю программу?
Моррис. Сотни!
Джин. Вот именно!
Моррис. И что с того?
Джин. И сколько раз ты мне говорил: «Все, больше не могу»?
Моррис. Тоже сотни.
Джин. А сколько ночей ты просидел, глядя на свой металлолом?
Моррис. Ох, слишком много.
Джин. Сколько раз ты сидел и думал: где она, настоящая жизнь?
Моррис. Ты права, черт побери!
Джин. А помнишь ту однорукую пианистку в Скарборо?
Моррис. Барбару Лукас?
Джин. Да-да, правильно.
Моррис. И что?
Джин. Да ты заслужил сотню тысяч уже только за то, что согласился с ней работать.
Моррис. Как и со всеми остальными.
Джин. А тот ди-джей в Тисайд?
Моррис. «Сегодня и только сегодня для вас играют Сладкие Сенсации!» Кошмарная ночь!
Джин. Ты и за нее заслужил сотню тысяч.
Моррис. А может и того больше!
Джин. Так в чем тогда дело?
Моррис. Просто мне до сих пор кажется, что это сон!
Джин. Ладно, допивай свою Колу, Клинт!
Моррис. И куда мы едем?
Джин. Мы едем в Венецию.
Моррис. Когда?
Джин. Сейчас!
Моррис и Джин выходят.
Музыка.
Затемнение.
Сцена 5
Дома. Вечер. Рождество.
Входит Норман. На нем рождественская бумажная корона [6] . Останавливается и смотрит в сторону недавно пристроенной веранды.
Входит Энни. Она в приподнятом праздничном настроении. Видно, что она много выпила. Держит в руках пачку писем. Тоже смотрит в сторону веранды, затем садится.
Энни. Ты видел веранду?
Норман. Ее трудно не заметить. Теперь и сада почти не осталось.
Энни. Все-таки им надо было отсюда переехать.
Норман. Одно утешение: теперь стрижка газона не будет отнимать у него много времени.
Энни. Это почему?
Норман. Так там остался всего какой-то квадратный метр. Если вдруг туда прилетят сразу два воробья, начнется толкотня.
Энни. Что ты думаешь о Моррисе?
Норман. Я бы начал с того, что он сильно урезал свои обязанности по уходу за садом.
Энни. Он изменился, ты не находишь?
Норман. Нет.
Энни. Изменился, и еще как. Стал просто неврастеник какой-то.
Норман. Ну что ты болтаешь?
Энни. Джин все та же, а вот он изменился.
Норман. Я только знаю, что стряпня твоей сестры точно не изменилась.
Энни. Это правда, Джин никогда не умела готовить.
Норман. Она готовит все те немногие блюда, которых я обычно опасаюсь.
Энни. И шерри дешевый, правда? А ты это читал?
Норман. Что это?
Энни. Письма.
Норман. Это я и сам вижу.
Энни. Напрасно они разрешили публиковать свой адрес. Вот если нам когда-нибудь доведется выиграть, мы будем держать рот на замке.
Норман. Да, шерри у них всегда был дешевый.
Энни. Нет, ты это видел?
Норман. А она знает, что ты их взяла?
Энни. Но мы же не чужие.
Норман. Все-таки ты не должна их читать.
Энни. (Копается в письмах.) А в Венеции было неплохо, судя по всему.
Норман. Нет, ты только представь: они возвращались «Восточным Экспрессом»! Это же просто выброшенные деньги!
Энни. Как тебе твой подарок?
Норман. Какой подарок?
Энни. Вот именно, что какой.
Норман. Я-то ожидал машину или что-то в этом роде.
Энни. Вот и я про то же.
Норман. Я даже подумал: сначала прикинусь дураком, а когда они станут совать нам ключи от машины, пущу слезу и поцелую Морриса. А они мне подарили то же самое, что дарили последние шесть лет!
Энни. И мне.
Норман. Идиотское мыло на веревочке!
Энни. А ты видел, что я получила?
Норман. Я еще прошлогоднее не измылил. У меня в ванной уже целая коллекция спортивных машинок из мыла!
Энни. И это после всего, что мы им накупили?!
Норман. Одной веревки, наверное, уже метров десять накопилось.
Энни. Я, между прочим, тридцать фунтов отдала за тот кухонный миксер.
Норман. Что правда — то правда, у Морриса карманы всегда были будто наглухо зашиты!
Энни. Нет, ты только послушай…
Норман. Как-то нехорошо, что ты это читаешь.
Энни. «Дорогой такой-то, моей дочке необходима серьезная операция».
Норман. Да брось ты это читать!
Энни. (Продолжает читать) «Мы уже несколько месяцев пытаемся собрать необходимую сумму. Если Вы можете выделить нам хоть какие-то средства, мы будем очень благодарны. Ваши Дженни Райт и ее мама».
Норман. Черт знает что!
Энни. Да…
Норман. Вот бедолаги.
Энни. Интересно, они что-нибудь послали?
Норман. Девочку жалко.
Энни. Как ты думаешь…
Норман. Может, ей тоже послали мыло на веревочке.
Энни. Ой, смотри, тут письмо от Конни Уайлд.
Норман. А ей-то что надо?
Энни. Просто пишет, что видела их фотографию в газете.
Норман. Да, в той их давнишней истории все-таки дело было нечисто…
Энни. Теперь все, кому не лень, полезут изо всех щелей…
Норман. Чертовы прилипалы. Меня от таких тошнит!
Энни. Нет, какая нахалка! Еще пишет!
Норман. Готовы пойти на что угодно.
Энни. (Продолжает читать) Вот послушай еще.
Норман. Перестань читать, они же могут войти!
Энни. О, это просто великолепно! Тут написано: «Чтоб вы сдохли, везучие сволочи!»
Норман. Так это я послал!
Из кухни выходит Моррис.
Моррис. Вот и еще одно Рождество позади.
Норман. Рождество — это хорошо!
Моррис. Я, например, больше всего люблю рождественский кекс, даже больше индейки.
Норман. Твоя жена все еще не разучилась готовить, вот что я тебе скажу.
Моррис. Да, неплохо стряпает, правда? Мы сначала думали нанять кого-то, но потом Джин все же захотела…
Энни. (Продолжает читать) А вот еще тут кто-то хочет отправить своего дедушку в кругосветное путешествие. Ах, ей всего семь лет! Как мило!
Моррис. Не могу все это читать, у меня просто сердце разрывается!
Энни. У него рак, и она хочет отправить его в круиз, чтобы он выздоровел!
Норман. Все, хватит!
Энни. Ах, правда это ужасно?
Моррис. Понимаете, мы даже не всегда уверены, что письма подлинные.
Норман. А помните, как кто-то помог той малышке с лейкемией? Мне кажется, это был кто-то из выигравших в лотерею. Просто взял и послал им семьдесят кусков. То есть, они же им правда были нужны, так ведь? А в больницах элементарно коек не хватает. Я лично считаю, что те, кто выигрывает, должны отдавать какую-то часть в больничный фонд, вместо того чтобы мотаться по курортам.
Моррис. Это вместо государства, ты хочешь сказать?
Норман. Ну, этим проходимцам же нет дела, верно? Зато они нашли деньги выкупить письма Черчилля. Вот за письма моего деда никто бы не отвалил тринадцать миллионов из денег налогоплательщиков.
Энни. Он был чудной старикан, твой дед! Так что еще не известно…
Норман. А оперный театр? Пятьдесят пять миллионов на ремонт! Да кто в нее ходит, в эту оперу? Грабеж бедных в пользу богатых, вот что это такое!
Моррис. Да ну тебя.
Норман. Точно тебе говорю. Я считаю, надо ограничить сумму выигрышей. Например, один миллион в день. По-моему, так было бы лучше. Семь миллионов в неделю, по миллионеру в день. Вот если бы я выиграл — я б отдал, честное слово.
Моррис. Интересное дело получается: почему-то, когда выиграешь, то потом как-то не хочется их тратить.
Энни. Мы это уже поняли.
Норман. Сколько процентов у вас набегает за неделю?
Моррис. Нет смысла меня об этом спрашивать.
Норман. Я тут как-то прикинул. Я ей уже говорил: две тысячи в неделю. Два куска одних процентов каждую неделю!
Входит Джин. Она выглядит усталой и озабоченной.
Джин. Вроде все закончила.
Энни. Молодец.
Джин. Не надо это читать, Энни.
Энни. Я так просто смотрела.
Джин. Напрасно. Я сама еще не успела все просмотреть.
Энни. Так кому вы в результате послали деньги?
Джин. Пока никому.
Энни. Почему?
Джин. Потому. Я еще не все прочла.
Энни. Я бы все деньги отправила. А ты, Норман?
Норман. Мне ничего не нужно. С меня хватит и мыла на веревочке.
Джин. Тут столько писем!
Энни. Я бы все отдала!
Джин. Да? Ты вроде сама всегда была любительницей сорить деньгами не считая.
Норман. Конечно, я бы тоже отдал, но…
Джин. Просто сначала нам надо со своими делами разобраться.
Норман. Ты никогда не любила расставаться с деньгами, так ведь, Джин?
Джин. Не в этом дело…
Энни. А в чем же?
Джин. У нас своих проблем пока хватает.
Энни. Ну, на рождественские подарки у вас не так много денег ушло, правда? Так что хоть тут сэкономили.
Джин. Что ты хочешь этим сказать?
Энни. Я просто говорю, что в этом году подарки у вас были слабоваты. Мы вот с Норманом по-настоящему для вас постарались, а взамен ничего не получили.
Джин. А чего вы ожидали?
Энни. Ну…
Джин. Мы никого особо баловать не собираемся.
Энни. Вот то-то и видно! Никому из родни пока ничего не обломилось.
Норман. Почему? Матери Морриса обломилось.
Моррис. Просто мы не хотели начинать сразу все тратить очертя голову.
Энни. Вот я и говорю…
Моррис. Я не считаю правильным начинать всех осыпать дорогими подарками.
Норман. Могли бы хоть попробовать.
Энни. Я-то думала, что мы получим что-то особенное, но, очевидно, ошибалась.
Моррис. Мы подумывали об этом.
Энни. «Подумывать» недостаточно, правда? Мы в это Рождество могли бы давно быть на Родосе!
Норман. Она это несерьезно. Джин, ты ведь знаешь, после шерри она что угодно наплетет!
Энни. Нет, серьезно! Я считаю, это просто позор! Они могли хотя бы приличные подарки нам купить. Мы и то больше денег на них потратили, а оба сидим без работы. Позор да и только!
Джин. Я думаю, вам лучше уйти.
Энни. Лично я в шоке, честное слово.
Джин. Тебе лучше уйти, Энни.
Энни. С вами обоими стало невозможно разговаривать. Возомнили о себе неизвестно что!
Джин. Правда, лучше уже идите.
Моррис. Да вы что, в самом деле? Мы сейчас все как следует обсудим…
Джин. Уходите!
Энни. Вы и раньше-то считали себя бог знает кем, когда у вас ни гроша не было. А теперь и подавно.
Моррис. Да нет, Энни, ты не можешь действительно так думать.
Энни. Почему же? Могу.
Моррис. Брось, лучше давайте еще выпьем и забудем обо всем.
Энни. Моррис вообще мнил себя чуть ли не Элвисом, когда в той группе играл. А ведь над тобой все потешались! И мы все знали про ваши шуры-муры, а теперь она тебе еще и письма пишет! Я бы такого не стала терпеть.
Джин. Ты это о чем?
Энни. И это после всего, что мы для вас сделали!
Джин. Что вы сделали для нас? Да мы вас не видели полгода. А теперь, когда мы выиграли, вы телефон обрываете каждые десять минут.
Моррис. Кому еще шерри? Норман, налить?
Норман. Лучше не надо.
Моррис. Энни? Будешь шерри?
Норман. Думаю, ей достаточно.
Энни. Я вам вот что скажу: если я сейчас уйду, то больше ноги моей здесь не будет.
Моррис. Джин?
Джин. Давай.
Энни. И веранда ваша черт знает на что похожа! Только сад испортили.
Джин. Энни, пожалуйста, уходи!
Энни. Но вообще-то тебе лучше почитать те письма.
Джин. Я почитаю.
Энни. Уверена, что в конце концов Конни Уайлд обломится больше, чем нам.
Джин. А она-то здесь при чем?
Энни. При том, не беспокойся. Со всеми ее «Удачи» и «Всего наилучшего». Та еще штучка.
Моррис. Постой, постой…
Джин. А что же ты мне не сказал, что она тебе написала?
Моррис. Я собирался.
Джин. Понятно.
Энни. Мы еле сводим концы с концами, чтобы в доме электричество не отключили, а вы даже на Рождество не удосужились купить нам приличные подарки! Можете подтереться своими деньгами! Потому что нам от вас ничего не надо. Правда, Норман?
Норман. Ну…
Энни. Так что можете их себе в задницу засунуть! Пошли, Норман.
Энни выходит.
Норман направляется к двери.
Моррис. Прости, старик.
Норман. Вот тебе и жизнь с чистого листа!
Норман выходит.
Джин. Почему ты мне не сказал об этом письме?
Моррис. Джин!
Джин. Ведь я просила тебя не ходить на их чертов концерт.
Моррис. А я чем виноват, если она мне написала? Это была не моя идея фотографироваться для газеты. И я никого не просил, чтобы этот проклятый выигрыш достался именно нам!
Джин. Я так и знала, что что-то случится, если она тебя снова увидит!
Моррис. Давай не будем об этом.
Джин. От нее не отделаешься, как от фальшивой монеты.
Моррис. У нас и так чудный денек выдался. У твоей Энни крыша совсем поехала, а тут еще это Рождество… Так что хватит об этом.
Джин. Энни не имеет никакого отношения к тому, что эта тебе письма пишет.
Моррис. Она мне не пишет.
Джин. Не надо чепухи говорить!
Моррис. Я ведь говорил, что именно так и будет.
Джин. Она всегда была жутко завистливой.
Моррис. Я предупреждал!
Джин. Видеть не может, когда у кого-то что-то получается.
Моррис. Пожалуйста, мы можем оставить эту тему?
Джин. А Энни какова?!
Моррис. Энни просто дрянь и всегда была такой.
Джин. Она ведь прекрасно знает о моих проблемах, но все равно завидует, когда нам что-то хорошее выпадает. Я хочу сказать, это же всего какие-то два миллиона, правда? Она всегда такой была. У нее вон свои дети есть, а они домой что-то не больно часто заглядывают.
Моррис. Вот об этом я и говорю…
Джин. А Норман? И что только она в нем нашла?
Моррис. Я знал, что так и будет.
Джин. Как «так»?
Моррис. А ты вспомни, что было в аэропорту.
Джин. Что было?
Моррис. Он ведь чуть-чуть промахнулся, а то бы в нас врезался.
Джин. Кто промахнулся?
Моррис. Да самолет, помнишь? Пролетел всего нескольких сантиметрах от нас, когда мы выходили из аэропорта в Лос-Анджелесе.
Джин. Разве это было близко?
Моррис. А где же это, по-твоему, было?
Джин. Ну, просто недалеко.
Моррис. Недалеко? Недалеко — это когда в двух милях.
Джин. Ох, хватит уже, Моррис!
Моррис. Это было так близко, что я даже унюхал, чем пахло от пилота!
Джин. Пожалуйста, не начинай сначала.
Моррис. А в Венеции? Помнишь тот несчастный случай?
Джин. Какой еще несчастный случай?
Моррис. Когда из автобуса вывалилось стекло и упало на лодку. Ты что, не видела? Прямо в Гранд Канал, совсем рядом с нами. Нам же головы могло снести к чертовой матери!
Джин. Нет, я не видела.
Моррис. А теперь я уверен, что в новой веранде заведутся лягушки!
Джин. Энни верна себе. Говорила тебе, что им нужно подарить что-нибудь посолиднее!
Моррис. Я так и знал, что начнутся споры, раздоры. Господи, до чего же мне осточертело выяснять отношения!
Джин. Так ты сам первый и начинаешь! Но как же ты мог не сказать мне об этом проклятом письме?
Моррис. На дворе Рождество, а мы чем занимаемся?!
Джин начинает что-то искать в ящиках комода.
Джин. Ты что, мои вещи куда-то переложил?
Моррис. Какие вещи?
Джин. Билеты.
Моррис. Какие билеты?
Джин. Да лотерейные, какие еще!
Моррис. Зачем тебе?
Джин. Хочу проверить.
Моррис. Только не говори мне, что ты опять купила лотерейный билет!
Джин. А почему нет?
Моррис. Просто не могу поверить!
Джин. Да почему нет-то?
Моррис. Поверить не могу…
Джин. Так Рождество же.
Моррис. А что, если мы выиграем?
Джин. Да ну тебя!
Моррис. Тебе двух миллионов мало?
Джин. Я же просто так, от нечего делать.
Моррис. Джин, ну что ты такое говоришь? Не понимаю, честное слово! Мне даже не верится, что ты опять принялась за старое. Ты же судьбу испытываешь, вот что ты делаешь! Это такая глупость. Если мы опять выиграем, с нами же разговаривать никто не станет!
Джин включает телевизор и садится.
Джин. Угомонись, Моррис.
Моррис. Вот увидишь, это принесет нам несчастье.
Джин. Почему это?
Моррис. Потому что всегда так бывает.
Джин. Да ничего подобного.
Моррис. Случится какая-нибудь беда.
Джин. Да не выиграем мы, не волнуйся.
Моррис. Я так ясно все себе представляю…
Джин. Ну, скажи, кому может так чудовищно везти, а?
Моррис. Дом до крыши будет завален письмами, полными ненависти. Если мы опять выиграем, у меня будет нервный срыв, я тебя предупреждаю! Я и так уже думаю, что могу умереть в любой момент, а если ты еще раз выиграешь, это будет конец, я уверен! Конец нашему везению!
Джин продолжает смотреть телевизор и записывает номера.
Джин. Ой, смотри, шестерка… Я угадала!
Музыка: You Win Again («Ты вновь выигрываешь») группы Hot Chocolate
Затемнение.
Занавес.