Г., прошедшая неделя была кошмаром, и когда она закончилась, я поняла, что устала гоняться за тобой. Если ты хочешь развода, он состоится, и я даже не буду возражать.

П.

Генри приходилось ждать на крыльце дома номер семнадцать в парке Грэмерси в разную погоду, но в такую хорошую — никогда. Его рукав по-прежнему опоясывала траурная повязка, и, стоя там в темном пиджаке и котелке, Генри думал о более серьезных вещах, нежели солнечный свет. В записках, выведенных изящным почерком, Диана сообщала, что он в любое время может её навестить, и не нужно оглядываться на чье-то мнение, но Генри был так занят, что нашел время зайти к Холландам только в воскресенье. Прежде чем поднести палец к кнопке звонка, он не успел подумать, что прошел уже почти год с тех пор, как он ждал на том же самом месте, с неохотой собираясь сделать предложение старшей сестре девушки, в которую позже влюбился. На этом настоял его отец, добавив, что воскресенье — приемный день у Холландов, и если бы Генри тогда не послушался его, кто знает, что бы случилось.

По другую сторону стеклянной двери показалась стройная девушка с большими зубами. Протягивая шляпу, Генри сначала принял её за ту самую служанку, что застала их с Дианой после первой совместной ночи. Генри задумался, что получила та горничная за их тайну, где она сейчас, и поразилась ли бы, услышав, что Пенелопе Хейз, однажды заплатившей несомненно высокую цену за эти сведения, стал безразличен собственный брак. По крайней мере, это следовало из лежащей в его кармане сложенной записки, прочтенной уже бесчисленное множество раз.

— Дома ли мисс Диана? — спросил он.

— Да, — нерешительно ответила девушка. — Как и миссис Холланд, и мисс Эдит Холланд, — добавила она, словно предупреждая.

— Пожалуйста, скажите им, что пришел мистер Генри Шу…

— Я знаю, кто вы, мистер Шунмейкер. — Горничная неловко наклонила голову, словно жалея о своих словах, и открыла скрипучую боковую дверь. Генри подождал, пока служанка объявит о его приходе, а затем вошел в небольшую старомодную гостиную, где принимали гостей женщины семейства Холланд.

— Здравствуйте, Генри, — поприветствовала его миссис Холланд, поднимаясь со своего места возле окна.

Сидевшая ближе к пыльной каминной доске Эдит тоже встала, а Диана, с как всегда цветущим и слегка запыхавшимся видом утопающая в подушках турецкого уголка, приподнялась на локтях. Слова хозяйки дома прозвучали прохладно. По колебанию миссис Холланд, стоявшей от него на расстоянии целого персидского ковра с вытертым за годы использования узором, Генри понял, что до неё дошли неприятные слухи о его связи с Дианой. Но, конечно же, миссис Холланд не выражалась открыто.

— Соболезную вашей утрате, — так же холодно продолжила она.

— Как и все мы, — добавила тетя Дианы голосом, показавшимся мягким в сравнении с тоном вдовы её брата.

— И мне очень жаль, что я не смогла прийти на похороны, — продолжила миссис Холланд, не обращая внимания на родственницу. — Но думаю, что Диана достойно представила нашу семью. — Она втянула воздух, и Генри понял, что пожилая леди не знала о задумке Дианы явиться на похороны, потому что если бы это было в её власти, она не позволила бы никому из Холландов и близко подойти к Шунмейкерам, пока ходят такие слухи.

Диана быстро переводила взгляд влажных темных глаз с Генри на мать и обратно. Значит, она без разрешения матери отправилась посмотреть, как хоронят его отца. К своему удивлению, Генри понял, что способен любить Диану ещё сильнее за мужество и беспечность, которые потребовались от неё, чтобы мирно и бесхитростно стоять там, поодаль, но достаточно близко, чтобы он мог чувствовать её присутствие.

— Конечно, я понимаю, что сейчас сложно не мне одному, — ответил он. — Мы все что-то потеряли. Хотя я слышал, что у Элизабет все хорошо — пусть наша помолвка не закончилась так, как задумывалось, надеюсь, вы знаете, что я очень рад за вашу дочь.

— Спасибо.

— Для меня стало великим утешением, что член семьи Холланд пришёл на похороны моего отца — знаю, он бы это оценил — и я вдвойне рад, что этим человеком оказалась мисс Диана, чудесное зрелище для моих глаз, измученных после долгих месяцев на фронте и этой внезапной трагедии.

Миссис Холланд на секунду прикрыла веки, распознав ложь, и ещё пристальнее уставилась на гостя. Но Генри не дрогнул. Он взял себя в руки и понял, что способен стоять перед этой величественной хрупкой матроной со всем достоинством представительного мужчины своего класса.

— Не позволите ли мне пригласить вашу дочь на короткую прогулку в парке? Она всегда находит верные слова утешения, а меня в эти дни мало что может успокоить.

Диана уже поднялась. Её все ещё немного загорелая грудь и руки обтягивал бледно-розовый жатый ситец — Генри почти удивился, увидев её в красивом платье после их приключений на Кубе и заметив, что её густые каштановые волосы отросли достаточно, чтобы завиваться чуть ниже ушей. Одежда никогда не скрывала её характера, и то, как платье дополняло её движения, лишь подчеркивало так обожаемые Генри живость и девичье поведение.

— Я не указ своей дочери. — Слова миссис Холланд прозвучали сухо, с едва заметной ноткой гнева.

— Я скоро верну её вам, — пообещал Генри. А затем слегка поклонился на прощание.

Диана не спеша и грациозно прошла через уставленную мебелью гостиную, хотя Генри хорошо знал, что она прилагает массу усилий, чтобы не броситься к нему. Сам же он с трудом сдерживал улыбку, рвущуюся наружу при мысли, как же ему повезло, что в него влюбилась такая красавица. С каждой новой встречей Диана только хорошела. Генри вышел за ней в коридор и подождал, пока она завязывала на шее ленту соломенной шляпки.

Они неторопливо пошли по парку. Диана легонько опиралась на руку Генри. Совсем так же он гулял с Элизабет в тот день, когда сделал ей предложение, ещё не зная, какой восхитительной окажется её сестра. Тогда он был неловок, а сейчас чувствовал себя полностью свободным. Конечно, он старался не вести себя чересчур интимно, поскольку мать Дианы определенно наблюдала за ними из окна. Генри осенило, что он не стал бы возражать против молчания на протяжении всей прогулки этим теплым летним днем.

Когда они обогнули северо-западный угол парка, Диана весьма церемонно сказала:

— Как жаль, что в последнее время мы мало видим вас, мистер Шунмейкер. — Ей словно нравилась сама идея притворяться едва знакомыми, дабы избежать косых взглядов и сплетен. Генри хотел поддержать её игру, но понял, что от этого ему становится грустно. Он не видел ничего смешного в разлуке. Внезапно разговор в подобном ключе, с соблюдением манер и светских уловок, показался ему напрасной тратой времени. — Но мне известно, что на вас свалилось очень много дел после того рокового происшествия.

Он взглянул на её лицо, по большей части прикрытое тенью от шляпы, и пожалел, что не может сейчас показать, насколько сильно любит её.

— Я скучал по вас, — тихо ответил он.

— А я по вас, — ответила она тем же манерным голоском, а затем прошептала: — Вы даже не представляете, насколько.

— Я мог бы с этим согласиться… — возразил Генри, за руку с Дианой проходя через открытые ворота в зеленый парк. Под их ногами шуршал гравий, пока они шли мимо скамеек и цветочных клумб. — Но я тоже остро чувствую, как мне вас не хватает.

Генри заметил, как под соломенными полями шляпки её ротик изогнулся в улыбке, и это порадовало его, хотя он все сильнее хотел очутиться с Дианой лицом к лицу.

— Ну, очень скоро, мистер Шунмейкер, мы с вами взойдем на борт корабля, направляющегося в страну, где нас никто не знает, и где я буду всецело принадлежать вам. 

Генри невольно закрыл глаза.

— Как раз об этом… — начал он.

— О Генри. — Диана остановилась и развернулась, чтобы наконец посмотреть прямо ему в глаза. — Не откладывай отъезд ещё на неделю. Я этого не вынесу.

— Но все изменилось! — Генри не заготовил речь и сейчас жалел об этом. Почему-то он считал, что Диана уже успела сама понять, как им повезло. Генри искренне радовался тому, как удачно все сложилось, но слова нехарактерно для него не шли с языка теперь, когда понадобилось объяснить сложившееся положение Диане. — Неожиданная смерть моего отца, безусловно, трагична, но из неё можно извлечь и пользу: мы наконец можем быть вместе. По-настоящему вместе. Его политические амбиции и влияние больше ничего не значат. Теперь, когда он умер, я получу все его наследство, и мне ничто не мешает развестись с Пенелопой, кроме нескольких старомодных пораженцев, которые в любом случае сойдут с ума задолго до того, как наши дети сделают первые шаги. — При мысли об этом Генри улыбнулся. — Даже Пенелопа больше не станет нам препятствовать.

Он сунул руку в карман и вытащил смятую записку, которую беспокойно теребил на пути к Холландам. Диана прочла записку, но, хотя та была короткой, долго не поднимала на Генри глаз.

— Диана, разве это не чудесно? Смотри — неделю назад все было так запутанно и сложно. Но не сегодня. — Он взял её тонкие ручки, говоря почти нараспев: — Теперь у меня есть собственные деньги и собственный дом. Все сделают так, как я скажу. Они назовут тебя миссис Генри Шунмейкер, и ты станешь хозяйкой дома!

Наконец Диана вздернула подбородок и посмотрела Генри в глаза. При виде её лица он сначала вздохнул с облегчением, но затем растерялся, разглядев в нем пустоту. Описываемое им будущее казалось ему таким ясным, таким великолепным, но на лице Дианы отражалось лишь смятение. Было похоже, что она тщится понять, о чем он толкует. Солнце стояло высоко в небе, и Диана щурилась от света.

— Ведь ты же хотела именно этого? — спустя несколько секунд спросил он.

— Генри, мне жаль, но… — Она выпустила его руки. — Нет. Я хочу не этого. Чего я хочу, так… Я хочу…

На её лице бушевала буря эмоций, и в следующую секунду Генри понял, что Диана не может закончить предложение, потому что вот-вот расплачется. Слово «нет» оглушило его и теперь звенело в ушах, словно рядом кто-то ударил в огромные цимбалы.

— Но… — начал он, да так и не договорил. Диана уже помчалась прочь из парка, оставив Генри в потрясенном одиночестве под неуместно ярким солнцем.