Матери со старомодными взглядами уверены, что окна на ночь нужно закрывать, дабы предотвратить возможность проникновения посторонних лиц в спальни их дочерей. Мы же ратуем за современный подход: свежий воздух полезен для здоровья девушек, и в теплые ночи окна можно оставлять приоткрытыми.
Ван Камп. «Пособие по ведению домашнего хозяйства для леди», издание 1899 года 

Несмотря на то, что фейерверки все еще расцвечивали небо, Диане казалось, что веселое празднование постепенно стихает и удаляется от них. Она посмотрела в зеркало, подмигнула себе и улыбнулась своим мыслям. Таким сладким и таким недостойным… Сердце ее переполняла радость, и Диана в эти минуты чувствовала себя абсолютно счастливой. Ей хотелось летать от восторга, когда она вспоминала прошедший день, наполненный волнующими загадками, многозначительными взглядами, тайными и опасными любовными посланиями. Диана мечтательно вздохнула, подвинула маленький стульчик, на котором сидела, поближе к большому зеркалу в золоченой раме, и пригладила рукой непослушные кудри. Почти час назад Клэр помогла ей раздеться, смыть краску, вымыть ноги и уложить волосы на ночь. Но спать Диане не хотелось. Она совсем не устала, напротив, чувствовала удивительный прилив бодрости. Девушка посмотрела на себя в зеркало и кокетливо надула губки. Она определенно нравилась себе в этой длинной белой сорочке, через которую слегка просматривалась ее маленькая аккуратная грудь.

– Это вовсе не сумасшествие, – горячо прошептала она своему отражению, проводя пальцами по соскам, – что вы не можете забыть обо мне, Генри Шунмейкер.

– Не могу с вами не согласиться!

Диана вскрикнула и чуть не упала со стула. Вздрогнув, она инстинктивно прикрыла руками грудь и съежилась от страха. Медленно повернувшись к окну, выходившему в сад, девушка с изумлением увидела человека, о котором думала весь день.

– Что вы здесь делаете? – прошептала она, подбегая к большому двойному окну, оставленному открытым, дабы впустить немного ночной прохлады. Генри стоял снаружи, на узком резном балконе, растрепанный, в закатанных брюках и белой рубашке, немного смятой и запачканной, и, улыбаясь, смотрел на нее с восторгом и затаенной страстью.

– То есть… Как вы сюда попали? – запинаясь, продолжила Диана, потому что Генри, похоже, собирался только восхищенно смотреть на нее и молчать.

– Я свернул с Девятнадцатой улицы, перелез через решетку Ван Дорансов, а потом через вашу. А оттуда легко попасть на балкон, – Генри взмахнул рукой и поклонился девушке, – И вот я здесь!

Диана смущенно кусала губы и не знала, что сказать, – она ожидала чего угодно, но увидеть сегодня в своей спальне мужчину своей мечты… Легкое розовое покрывало на кровати, горы книг на столе, старая медвежья шкура у камина – все это казалось очень старомодным и в то же время очень девичьим.

– Я думала о вас весь вечер, – застенчиво произнесла она, и щеки ее вспыхнули.

Генри все еще стоял между окном и чугунной решеткой балкончика, и Диана заметила, что его лицо обгорело на солнце.

– Хотел бы я сказать то же самое, – Диана открыла было рот, но тут Генри подмигнул, не дав ей вымолвить ни слова, – Но я с утра до вечера был пьян и лишь теперь, уже выпив изрядное количество кофе, могу признаться, что тоже думаю только о вас.

– Правда? – Диана покраснела еще сильнее и почувствовала, что сердце ее сейчас выпрыгнет из груди. – Я не ожидала…

– Ди? – раздался приглушенный голос из-за двери. Генри инстинктивно пригнулся. Диана подумала сначала о матери, потом о Клэр, и ее прошиб холодный пот. Она умоляюще посмотрела на Генри и приложила палец к губам. Как же ей хотелось коснуться его! Обнять, расстегнуть все пуговицы на рубашке и опуститься на мягкий ковер. Генри взмахнул рукой, расширил глаза и растерянно взглянул на дверь, потом на Диану…

– Ди? Можно мне войти, я…

Генри беззвучно спросил, что ему делать, и Диана энергично замахала руками в его сторону. «Уходи», – одними губами прошептала она. Он быстро повернулся, не переставая улыбаться, и исчез за перилами балкона. Диана услышала треск ломающихся веток, но не осмелилась обернуться, потому что в этот момент открылась дверь.

– Ди? – робко произнесла Элизабет, просовывая голову.

– О, – Диана испуганно уставилась на сестру, чье платье было мокрым и порванным, а волосы растрепаны так, словно она побывала в эпицентре урагана.

– Ты почему так легко одета? Простудишься! Надо прикрыть окно, – и тут раздался треск, стук падения и звук, похожий на возглас боли, – Что там творится?

– Все хорошо! Это просто люди возвращаются с парада, – быстро и уверенно сказала Диана, спеша закрыть окно прежде, чем это сделает сестра. Она с трудом поборола в себе порыв выглянуть с балкона и убедиться, что с Генри все в порядке. Похоже, ее сестре сейчас было гораздо хуже, – Что с тобой, Элизабет? Твое платье… – Она указала на рваный грязный подол роскошного одеяния сестры, которое теперь выглядело так, словно им мыли кухню.

– О, я… я упала с лестницы! Хотела взять воды, но юбка, должно быть, зацепилась, и…

– Ты что, плакала? – перебила ее Диана. Глаза сестры припухли и покраснели.

– Нет. То есть немного. – Элизабет робко взглянула на сестру, – Это просто… – Губы у нее дрожали, и она выглядела несчастной и беззащитной.

Диана удивленно смотрела на нее, силясь понять, что именно сестра пытается ей сказать. Юную мисс Холланд в эти минуты обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, она радовалась, что Генри ушел, и к тому же ушел незамеченным. Диану настолько смутило его внезапное появление, и она так боялась сказать или сделать что-нибудь не то… С другой стороны, она жалела, что Генри так быстро исчез, и немного злилась на сестру за столь несвоевременное вторжение. Но глядя на Элизабет, она понимала, что не может на нее злиться. Сестра выглядела сейчас такой слабой и несчастной, что у Дианы защемило сердце от жалости и тревоги…

Элизабет опустила плечи и вздохнула, словно пытаясь подобрать слова.

– Ты помнишь картину Вермеера, которую подарил мне папа?

Диана подняла глаза к потолку и возразила:

– Он подарил Вермеера мне – она очень хорошо помнила эту историю. Отец заказал картину из Парижа, когда миссис Холланд ждала второго ребенка, и предполагалось, что полотно будет висеть в комнате младшей дочери. Но потом маленькая Элизабет поразила всех глубоким пониманием композиции, и тогда отец разрешил, чтобы до шестнадцатилетия Дианы картина висела в комнате старшей сестры. Однако к тому времени отец умер, и никто уже не хотел обсуждать вопрос о перемещении картины.

– Но потом ее повесили у тебя! – добавила она с ноткой горечи.

– Возможно, – сказала Элизабет. По ее голосу Диана поняла, что сестра всего этого не помнит, и пожала плечами. Ей не нужно было спорить о таких мелочах, когда красивый мужчина, обрученный с сестрой, тайно посещает ее ночью через окно. Элизабет глубоко вздохнула. – Думаю, теперь это не имеет значения. Я просто хотела… То есть, если все будет в порядке… – Элизабет вновь съежилась и закрыла лицо руками, чем окончательно привела Диану в замешательство.

– Ну, успокойся. Можешь спать здесь, если хочешь, – Диана подошла к сестре и обняла ее. Потом помогла снять платье, пытаясь не думать о Генри и тех прекрасных мгновениях, когда он стоял у ее окна. Главное, что их не обнаружили. И главное, что сейчас она может помочь сестре, утешить ее – Диана еще ни разу не видела ее такой несчастной и подавленной. Но даже когда сестры, впервые за долгие годы, легли спать на одной кровати, Диана долго еще не могла заснуть. Почти до утра она сгорала от страстного желания поцеловать единственного холостяка Нью-Йорка, который уже не мог ей принадлежать…