Есть одна древняя даосская притча о дереве. Старым и кривым было оно. Каждая ветка скручена, обезображена узлами и наростами. И вот некто, проходя мимо него, поделился с собеседником такой мыслью: «Ах, какое это бесполезное дерево! Ствол и ветви кривы настолько, что невозможно придумать хоть какую-то цель, которой оно могло бы послужить».

Вторым собеседником был Чжуан-цзы, и он ответил: — Дерево, стоящее на вершине горы, — враг самому себе... Дерево корицы съедобно — и его срубают! Лаковое дерево — источник дохода, и люди калечат его. Каждый знает, как полезно быть полезным. Но, похоже, никто не знает, как полезно быть бесполезным.

Именно бесполезность этого дерева послужила ему защитой. Никому ни для какой цели оно не понадобилось, и потому никто не срубил его, и оно прожило до глубокой старости, реализуя свою собственную природу.

«Никто, кажется, не знает, как полезно быть бесполезным». Что же значит быть бесполезным? Это особый вид пустотности, когда не заполняется пространство стремления стать чем-то, быть чем-то особенным, когда ум освобожден от постоянно работающей идеи достигнуть чего-то. «Стать бесполезным» значит отодвинуться на задний план и предоставить своей природе выразить себя простым, свойственным ей образом.

Один известный монах, живущий в Таиланде, резюмировал эту стратегию ума — а пожалуй, и всю Дхарму — в следующей фразе: «Нет ничего, чем нужно быть; нет ничего, что нужно делать; нет ничего, что нужно иметь». То есть — ничего специального. Все эфемерно, все течет, все изменяется каждый миг. Если мы освободимся от стремления быть чем-то особенным, как-то особенно выглядеть, чем-то особенным обладать, освободимся от желания делать, быть, иметь, то мы сольемся с естественным развертыванием Дхармы.

Многие даосские писания содержат в себе мысль о желательности быть в этом мире невидимкой. Вот рассказ о том, как один китайский принц охотился на обезьян. Когда он пришел в лес, то сидевшие на деревьях обезьяны, как и следовало ожидать, бросились врассыпную. Но одна из них осталась сидеть на конце ветки как ни в чем не бывало, и принц пустил в нее стрелу. Храбрая обезьяна с великим проворством поймала стрелу в воздухе и, продолжая сидеть на месте, казалось, по-прежнему насмехалась над охотником. Тогда принц приказал всей своей свите стрельнуть из луков одновременно. С разных сторон взвились на этот раз стрелы — и обезьяна упала мертвой.

Что стало причиной гибели обезьяны? То, что она с вызовом демонстрировала свою ловкость и гордилась ею. Такое же происходит и с нами, когда мы действуем во власти желания показать, насколько мы хороши, красивы, умны, и когда поступаем исходя из концепта «Я», тогда само наше поведение создает силы, прямо противоположные смыслу его и ввергающие нас в ситуацию напряжения и конфликта. Проходить невидимкой по этому миру значит не пытаться воинственно утверждать свою ловкость и прочие достоинства, не делать спектакля из своего существования. Это такая стратегия ума, которая свободна от чувства «Я», от чувства своей важности, от системы стремлений, питающихся эгоцентризмом. Все что надо — это быть в настоящий момент в гармонии с настоящей ситуацией.

Что меня больше всего поразило, когда я начинал практику медитации, так это обилие действий, за которыми обнаруживалось стремление реализовать некий имидж: здесь были мысли и о выборе определенной одежды, и идея выработать особый стиль отношений с людьми и т. п. Все вращалось вокруг представления о самом себе, о концепте своей индивидуальности, который я создал раньше и теперь пытался изо всех сил поддерживать. Жить, стараясь быть верным искусственно созданному имиджу, чрезвычайно обременительно. Это создает постоянное напряжение между тем, каков ты на самом деле в данный момент, и тем имиджем, который пытаешься воплотить. Такое поведение противоположно стратегии невидимки, здесь отсутствует пустотность эго, необходимая для погружения в Дхарму, в Дао. Мы должны помнить: нет ничего такого, чем нужно быть; ничего такого специального, что нужно делать; ничего такого особенного, что нужно иметь. В нашей власти отказаться от имиджей, от усилий соответствовать им; в нашей власти отпустить все напряжения, вызванные этой утомительной игрой. Все, что надо, — это спокойно погрузиться в себя и предоставить процессу развертываться по его собственным законам, отказавшись от предвзятых идей о своей сущности.

В своей книге «Сознание Дзэн — сознание начинающего» Судзуки-роси дает превосходный пример, помогающий понять всю свободу и широту этого типа ума. Он пишет, что лучший способ надзора за поведением коровы — это держать ее на большом пастбище. Корову трудно контролировать на малой и ограниченной площади. Но дайте ей широкое пастбище — и тогда сама широта этого пространства будет ей прекрасным надзирателем. Точно так же, лучший способ управления умом — это предоставление ему свободы. Нет надобности в том, чтобы его как-то ограничивать, сдерживать и заключать в узкие пределы. Погрузитесь в себя, и пусть он будет предоставлен сам себе, свободный от каких бы то ни было установок, устремлений, от идеи надобного или желаемого. Дайте ему необозримое пастбище и наблюдайте его самовыражение. Установка на то, чтобы чего-то добиться, стремление чем-то стать — подобные вещи нередко простираются и в сферу духовной практики. Тогда мы оказываемся под властью идеи достижения, а это для практики очень большая помеха. Это весьма далеко от понимания пустотности, характеризующей развертывающийся процесс, это далеко от пустотности Дао.

Одному писателю, имя которого Уэй By Уэй, удалось очень точно и кратко выразить идею самопогружения, свободного от установок. Он говорит: «То, что мы ищем, есть само это ищущее». Или еще короче: искомое = ищущее. Это не есть нечто вне нас, до чего мы должны дотянуться и схватить. Он говорит: «Существует только один вопрос, и само это вопрошание уже есть ответ». Вопрошание есть то, что происходит в настоящий момент. И именно это есть ответ на вопрос. Ответ не есть нечто находящееся «снаружи», нечто, что мы должны найти или открыть. Ответ на единственный грандиозный вопрос — о том, кто мы есть, — и есть само это вопрошание об этом. Сказанное помогает пониманию дзэн-системы медитации и обучения, которое прибегает к методике коан, т. е. решению как бы неразрешимых проблем. Уму задается проблема, не имеющая рационального ответа, например такая: «Каким будет звук хлопка, в котором участвует одна ладонь?» Если мы будем заниматься поиском ответа путем решения этой проблемы, то это будет значить, что мы не понимаем процесса. Сам вопрос по поводу проблемы [постановка проблемы], само спрашивание в ситуации коан, — и есть уже ответ. Фактически решение коан совсем не является каким-то частным, конкретным ответом. Это вызов к способности дать тотальную реакцию в текущем моменте. В этом и состоит вся наша практика: быть тотально, целиком в этом моменте — в спрашивании и в отвечании. Здесь не ожидается поиск решений в форме какого-то утверждения или определенной рациональной идеи, концептуального понимания; здесь речь идет о тотальном переживании процесса в настоящем моменте.

Наибольшими препятствиями и помехами при погружении в медитацию оказываются привязанности к имиджам самого себя и к представлениям о том, чем мы, в сущности, являемся и какими нам хотелось бы быть. Они ненужно усложняют предельно простое переживание происходящего. Находясь на духовном пути, люди часто становятся пленниками того или иного имиджа. Они начинают жить под знаком этого имиджа, будь то, по их представлениям, образ йога или медитирующего монаха или особо проникнутого духовностью человека, тем самым они создают себе повод для постоянной внутренней борьбы в попытке быть на высоте заранее придуманного для себя поведения.

Когда я проходил обучение в Индии, у меня было три разных учителя. Занятия под началом каждого из них были важным уроком в понимании того, что не существует единого пути реализации духовного поиска, явленной в индивидуальности. Просветленность не требует жесткой выраженности в определенном типе личности. Эти три учителя были совершенно не похожи друг на друга ни характером, ни манерой. И тем не менее каждый из них был воплощением мудрости, любви и силы, не создавая конкретного имиджа для этой воплощенности.

По словам Уэй By Уэя, смиренность есть просто отсутствие «того», «кто» мог бы быть гордым. Это не есть какая-то позиция, или поза, или личность. Истинная смиренность есть отсутствие «Я», пустотность эго. Мои учителя были естественным воплощением этого «отсутствия», этой пустотности, причем каждый в своей естественной для него манере. Видеть, как Дхарма проявляет себя в столь разных формах, было прекрасной подсказкой для понимания того, что не существует одного единственного проявления даже максимально выраженных духовных черт, которые мы должны были бы взять за образец. Нет того эталона личности, в который мы должны были бы пытаться прорасти в этом процессе очищения. Все, что надо делать— это без приготовленных заранее установок погрузиться в себя и предоставить своей личности проявляться естественным для нее образом, то есть дать возможность Дхарме развертываться по ее законам. Нет ничего, что нужно было бы делать, чем-то быть, что-то иметь. И именно при таком состоянии ума мы можем и делать, и быть, и иметь, пользуясь по всем этом полной свободой.

Есть рассказ в традиции дзэна, касающийся предустановленных идей (концептов) о самом себе и о других, в котором описывается, как одного великого учителя дзэна посетил губернатор города Киото. Слуга принес учителю визитную карточку пришедшего, на которой стояло имя, сопровождаемое титулом: «Губернатор Киото». «Мне не о чем говорить с таким человеком, — сказал учитель. — Скажи ему, пусть уходит отсюда». Слуга вернул гостю карточку с извинениями. «Да, это была моя ошибка», — сказал губернатор и соскреб слова «губернатор Киото». После этой операции он попросил слугу еще раз обеспокоить учителя. «О, да ведь это он! — воскликнул учитель, когда увидел визитную карточку. — Зови же его! Этого человека я хочу видеть».

Когда этот человек представился губернатором, он был очень далек от Дхармы. Когда же он представился тем, кем был в тот момент, свободным от имиджа, свободным от концептов, то это уже означало, что он погрузился в происходящее и готов к встрече с великим учителем дзэна. Умение относиться к другим, будучи свободным от границ и требований имиджа, разрешает высокую динамичность взаимоотношений. Зачастую мы помещаем себя и других в маленькие ментальные отсеки или ящички, — мол, этот человек такой-то и такой-то, мне известны его намерения и чего от него можно ожидать. В наших отношениях с людьми господствует принцип жестких статических оценок. Мы на все накладываем концептуальную сетку и смотрим сквозь нее. Но ведь на самом деле каждый момент все из- меняется — наш ум, наше тело, окружающая нас и других ситуация. Когда мы сохраняем гибкость ума и свободу от концептов и автоимиджей, то это дает нам возможность учитывать все текущие изменения, и наше понимание отношений с людьми приобретает ясность и необремененность готовым мнением.

Подавляющая часть нашей жизни вращается вокруг идеи своего эго, которое мы стараемся реализовать или удовлетворить. Связанная с этим энергия переносится нами и в духовную практику, ибо, верные своему менталитету, мы пытаемся теперь воевать с этим эго, полагая, что оно есть нечто, от чего нужно «избавиться». Но это сражение, которое мы даем своему эго, отнюдь не соответствует правильному пониманию динамики всего процесса.

Перу Уэй By Уэя принадлежит шутливая притча под названием «Гусь»:

Разрушить эго? Псов на «Я» науськать? Побить его? Презрением облить? Иль — указать ему перстом на двери? Смешно, не правда ль? Где ж оно? Вперед! Ага! Вот то-то! Прежде — разыщите. Знакома ль вам пословица о гусе, Которого не сваришь, не поймав? Друзья! Не знаю проще затрудненья: Такого гуся не было и нет.

Сколько усилий, сколько энергии мы вкладываем в то, чтобы уничтожить эго, не удостоверившись даже в его существовании. Но, приступая вообще к этой проблеме, мы прежде всего должны уяснить себе, что уничтожать нечего. Ни стремиться здесь не к чему, ни избавляться не от чего. Единственное (хоть и не самое простое), что нам надо сделать, — это перестать ежемоментно творить эго в своем уме. Быть свободными в текущем моменте от концепта его, от его имиджа, от хватания за него как тонущий за соломинку. Быть простым, непринужденным и все приемлющим. В этом состоянии невидимки и слияния со всем отсутствует надобность в борьбе, отсутствует эффект напряжения.

Есть прекрасная поэма в прозе, описывающая возможность такого образа жизни:

«Что значит — истинный и цельный человек? В далеком прошлом жили эти люди. Их не страшило в мнениях своих быть одинокими. Ни подвигов, ни планов. Не рвали волосы они при неудачах, не раздували ноздри от побед. Те люди спали глубоко, без снов и безмятежно утром просыпались, не ведая укусов суеты. Проста была их пища, а дыханье — спокойно, детски чисто, глубоко. Свободные от вожделенья жизни, и страха смерти были они чужды. Рожденье в мир триумфом не считалось, уход туда — как шаг через порог. Пришел легко, уходишь не цепляясь. И помнили они — пришли откуда, и не ломали голову: куда?.. По жизни шли легко, не пробивая плечом дорогу и сцепивши зубы. Жизнь принимали с радостью, любую; смерть — беззаботно, в чем бы ни пришла. Им нужды не было сопротивляться Дао и нужды не было способствовать ему. И вот таких людей мы называем природными и цельными людьми. Их ум свободен, мысли их прозрачны, чело их ясно, лица хороши. Быть может, были они холодны? О, нет. Не холодней, чем осень. Иль горячи? Да нет, не горячей весны. Все, что ни шло от них, лилось спокойно и было просто, как сезонов круг».

Вопрос: Как можно делать усилие, не имея стремления?

Ответ: Усилие как раз и направлено на то, чтобы освободиться от стремлений; мы погружаемся в себя, как бы отодвигаясь от мира, — для того, чтобы в текущем моменте пребывать в состоянии полного-бодрствования-мысли. Вероятно, многие из вас испытали — на фоне крепнущей осознанности — свой удавшийся уход, ускользание от капкана проекций своего эго или от цепких пут концептов. Когда ум находится в этом пространстве, то нет ничего, что нужно было бы делать специально. Сидя в медитации, вы просто сидите и безо всяких усилий осознаете все происходящее.

Вопрос: Я на сегодня пришла к мнению, что совершеннейшим выражением моей Дхармы было бы пребывать в состоянии неосознаваемых мечтаний. Но, проявляя терпение, я хочу уйти от этого; и все же единственное, что я могу сделать, — это ждать конца спектакля, бросая взгляд за его пределы.

Ответ: Вполне возможен инсайт, проникающий взгляд в суть вещей, обязанный осознанию именно этого потока своих далеких от полного-бодрствования-мысли дневных видений, образов мечты. Даже очень краткое осознание того факта, что ум сейчас блуждает, есть уже показатель возможности жить, не вовлекаясь в это царство концептов и теней.

Вопрос: Нет ли противоречия между необходимостью выбора средств к существованию и пафосом этого учения?

Ответ: Все необходимое, относящееся к нуждам внешней жизни, можно осуществлять исходя из осознанности адекватных потребностей, отнюдь не обязательно — из проекций своего эго. Наша деятельность не обязательно должна быть воплощением идеи реализации нашего имиджа, ведь мы можем делать и то, что истинно соответствует текущему моменту, сохраняя открытость служению и будучи мотивированы любовью и состраданием. Тогда все проявления нашей внешней жизни будут протекать просто и без напряжений. Здесь, как и в медитации, справедлива формула: нет ничего специального, что нужно делать; ничего такого, чем следует быть; ничего специфического, что желательно иметь.

Вопрос: А как насчет неизбежности составления планок на будущее?

Ответ: Планирующий ум — это процесс, происходящий в данный момент. Осознавайте этот процесс планирования как проявление именно настоящего момента. Будьте с тем, что происходит, пользуясь всей системой концептуального мышления в мирских делах, но сохраняйте глубокий уровень силою осознавания того факта, что весь этот процесс ограничен текущим моментом. Действуйте без привязанности к плодам своей деятельности.

Вопрос: Когда я занят речевым процессом, то есть когда я говорю, я как бы окутан облаком идей о том, что я собираюсь сказать. Хотелось бы понять, что собой действительно представляет умение и слушать, и говорить при полном-бодрствовании-мысли.

Ответ: Есть только один способ понять это: надо извлечь подсказку из того метода, которым пользуется дзэн в своих коанах. Например, учитель дзэна задает ученику решение проблемы «My», и вот ученик, сидя на подушечке, соображает: «My»... Хм... «My»... Что же мне сказать ему, когда он спросит меня, в чем смысл «My»?.. Хм... «Муу...» Впрочем, какой коан будет задан, это безразлично. И вот он идет на встречу с учителем, все время вертя в голове мысль: «Что же я ему скажу?» И когда учитель спрашивает, что же он открыл по поводу этого «My», он начинает путаться в словах. Учитель щелкает его по голове палкой. Ему ясно, что ученик далек от того, чтобы находиться в настоящем моменте. Ведь ответом на этот вопрос вовсе не является развернутый, обстоятельный ответ; истинный ответ в том, чтобы точно находиться в текущем моменте. Ответом будет любая тотальная реакция, пустая в отношении концепта эго. Сама постановка вопроса уже является и ответом. То, что мы ищем, есть то, что ищет. Искомое и ищущее — одно и то же. Все это находится здесь, сейчас, в этом моменте. Но ум наш привык всегда искать какого-то легкого ответа, который нам кто-нибудь дал бы. Когда, мол, я узнаю ответ, то смогу ухватиться за «это самое», иметь «это», владеть «им». Вот тут-то мы и получаем щелчок по голове. Щелчок по голове уместился в этом моменте и заполнил его, он — вот он, здесь и теперь.

Вопрос: Что можно сказать в этом контексте о процессе слушания музыки?

Ответ: Музыка — прекрасный пример того, как при потере погруженности в текущий момент теряется объект внимания. В данном случае выпадают целые куски музыки! Когда вы слушаете музыку, а ум при этом начинает думать, то ведь музыка не останавливается, чтобы вас обождать; все то время, пока вы думаете, вы не слышите музыку. Она может играть роль великолепного упражнения для тренировки способности оставаться непрерывно в потоке звуков, а значит, и в потоке любых объектов в практике медитации. При слушании музыки делается замечательно очевидной эфемерность происходящего. Музыка не есть нечто единое, мгновенно обозримое; она — континуальный процесс, в котором элементы возникают и исчезают, приносятся и уносятся.

Вопрос: Мне кажется, что между осознанностью и погруженностью в процесс есть разница. Я могу быть поглощена музыкой, не осознавая этого. То есть я, видимо, достаточно глубоко погрузилась в момент, но не осознаю своего пребывания в этом моменте.

Ответ: Здесь проявляется различие между концентрацией и полным-бодрствованием-мысли. Вы можете быть очень однонаправленны в своем внимании к музыке, но в то же время не полностью находиться в состоянии полного-бодрствования-мысли. Хотя частично п-б-м здесь присутствовать будет обязательно. В этом случае превалирует фактор однонаправленности, в результате чего ум стабилен, не колеблется и не блуждает. Добавьте сюда полноту полного-бодрствования-мысли, и вы получите всю полноту практики.

Вопрос: Как происходит очищение и что нужно для этого делать?

Ответ: Вся красота практики в том, что очищает само состояние осознанности. Тут нет установления для себя определенной программы, мол, «я намерен очиститься», которая уже сама в себе есть некоторое противоречие. Очищает не что иное, как осознанность того, что происходит вот в этот самый момент. В этом моменте мы приходим к реализации принципа Дао: отсутствие надобности чего-то достигнуть или кем-то стать, что-то специальное делать или что-то особенное иметь. Все что надо — это погрузиться в себя и все текущее осознавать.

Вопрос: На протяжении веков многие великие просветленные существа проповедовали учения, писали книги, сочиняли и играли музыкальные произведения, занимались искусством. Не является ли все это их выражением самих себя?

Ответ: Если вы невидимка, в смысле Дао, то есть когда у вас не возникает желание проявлять себя в делах или в ролях, то вы фактически можете быть совершенно свободны и в том, и в другом. Действительно, многие из величайших просветленных существ спонтанно изливали свое понимание вещей, выражали Дхарму через искусство и литературу, но это происходило без установки на самопоказ или самоутверждение. Это было частью естественно развертывающегося процесса — совершенно свободное, интуитивное выплескивание созревших форм, назревшей энергии. Это не было проекцией чувства своего «Я» или результатом импульса, который выражается словами: «а вот взгляните-ка на это!» Да, многие из великих учителей были и художниками, и поэтами, но это искусство и это творчество были рождены пустотностыо эго.

Вопрос: Можно ли все-таки иметь какое-то желание — скажем, желать сделать что-то или желать оказывать помощь другим и т. д. — и при этом не впасть в эгоизм?

Ответ: Дело в том, что имеется семантическое затруднение при использовании слова «желание» (desire), т. к. оно может отражать два разных состояния. В одном смысле слово «желание» подразумевает все виды жажды приобретательства: здесь и «хватание», и «жадность». В другом же смысле желание синонимично мотивации, побуждению. Желание в смысле мотивации может быть порождаемо пустотностью это, мудростью, любовью, состраданием. Такая мотивация очень отличается от актов, подсказанных жаждой хватания и концептом «Я». Будда после своего просветления был учителем в течение сорока пяти лет. В этой деятельности было очень много того, что передается словом «делать», однако за этим деланием, не стоял никто. Это было естественное развертывание Дхармы. Мы в своей жизни тоже «развертываемся» по-своему, проявляя собственную личность и натуру. Если мы можем это делать в форме спонтанной реализации, предоставляя процессу развиваться в каждый данный момент, а не исходя из установки типа: «Я должен это сделать, чтобы стать известным, богатым и т. п.», — тогда абсолютно все становится возможным. Это грандиозное открытие свободы! Обретая свободу от автоимиджей и я-концепций, мы становимся намного более способными к интуитивным восприятиям и поступкам и к тонкому реагированию на изменение ситуации. Нося же в себе идею- самих себя и намерение быть таким-то и выглядеть так-то, мы оказываемся в шорах концептов и становимся пленниками очень узкой тропы, диктуемой определенным имиджем и жесткой программой, и тогда мы полностью теряем чуткость к изменяющимся вокруг нас обстоятельствам. Именно открытость и чуткость придают всему процессу характер гармонического взаимодействия. Нет никакой необходимости ограничивать себя узкими рамками автоимиджа. Будьте в состоянии текучести. Будьте открытыми.