Акхиландамма родилась в 1871 г. в маленькой деревушке под названием Десур, расположенной примерно в пятидесяти километрах к северо-востоку от Тируваннамалая. В соответствии с традицией, все еще широко распространенной в то время, ее «выдали замуж» в пятилетнем возрасте. Такие малолетние невесты обычно жили со своими родителями, пока не достигали совершеннолетия, после чего переезжали в дом мужа. Однако, поскольку ее муж умер, когда ей было всего семь лет, она провела все свое детство и юность в доме родителей. По правилам того времени, она не могла повторно выйти замуж и, став взрослой, решила посвятить свою жизнь служению садху. Хотя первоначально она тянулась к Рамане Махарши, она также служила Шешадри Свами и Виттхобе, эксцентричному святому, который жил в Полуре, около тридцати километров к северу от Тируваннамалая. Бхагавана она впервые встретила в 1896 г., когда он жил в храме Аруначалешвары. Она увидела, как священнослужитель этого храма собирает молоко после абхишеки с алтаря Амман и дает его Бхагавану Первый даршан не произвел на нее особого впечатления.

И только в 1903 г., когда она поднялась на гору к Шри Бхагавану она впервые почувствовала его силу С того момента она была его постоянной посетительницей. Она не пропускала ни одного празднования дня рождения Бхагавана, всегда посещала фестиваль Дипам и пуджи Гуру Джнянасамбандхару и часто приходила и в другие дни года. При каждом своем посещении она приносила еду для Бхагавана и его преданных.

Когда она жила в своей родной деревне с матерью, многие преданные Бхагавана останавливались у нее. Для того чтобы служить таким преданным, Акхиландамма и Мастан Свами (которого она познакомила с Бхагаваном) в 1914 г. основали там матх (религиозный центр). Это был первый «центр Раманы», основанный не в Тируваннамалае. Туда привозили многих первых последователей Бхагавана – Кунджу Свами, Рамасвами Пиллая, Мадхаву Свами и Раманатху Брахмачари. Там они лечились от болезней.

Кунджу Свами, один из выхоженных ею пациентов, оставил свой отзыв в предисловии к ее биографии: «Мне известно, что в течение последних сорока лет эта женщина подавала еду Бхагавану Шри Рамане Махарши и Махану Шешадри Свами. Еще с того времени, когда Бхагаван жил в Скандашраме, когда кто-либо из учеников в ашраме заболевал, она всегда забирала их в свою деревню, в матх, и ухаживала за ними. Она отпускала их обратно только после того, как они поправлялись».

В 1903 г. я приехала в Тируваннамалай. Однажды бродя в окрестностях горы и собирая цветы, я увидела толпу людей, двигавшуюся по направлению к Баньяновой пещере, которую тогда называли пещерой Садгуру Свами. Я спросила их: «Куда вы идете? Что там интересного?» Кто-то из толпы ответил мне: «Там есть один Брахмана Свами. Он совсем еще дитя, но он сидит неподвижно, не ест и не пьет». Я удивилась и захотела увидеть этого свами. Возможно, через эти слова меня коснулась и притянула милость Бхагавана.

Моей первой мыслью было: «Могу ли я принести ему еды? Говорят, что он Брахмана Свами (что значит «свами-брахман»). Если я принесу ему еды, возможно, он не примет ее». Хорошенько обдумав этот вопрос, я купила маленькую сахарную конфету в качестве символического подношения и пошла к нему.

Как он выглядел! Я впервые увидела Бога, который словно магнитом притягивает к себе умы тех, кто его видит. Даже несмотря на то что он был грязен и покрыт пылью, его святое тело сияло, подобно золоту. Когда я увидела этого саньяшна-аскета, с таким худым телом, что кости торчали, мой ум растворился и на глаза навернулись слезы. Юный Бог открыл глаза и благосклонно обратил на меня свой взгляд. Я подошла, положила рядом с ним конфету и простерлась перед ним. Когда Бхагаван взял кусочек конфеты и съел его, садху, который был рядом, вернул мне остаток как прасад.

Состояние, в котором находилось тело Бхагавана, внушило мне одновременно благоговение и глубокую печаль. Я так распереживалась, что не могла говорить. Пока я стояла, переполненная чувствами, вошел брахман лет пятидесяти, держа в руке сладости. Увидев его, Бхагаван улыбнулся; брахман же разрыдался. Не в силах сдержать слез, он вышел, чтобы привести себя в порядок.

Я пошла за ним и спросила: «Сэр, почему Свами вам улыбнулся и почему вы заплакали?» Он ответил: «Ма, я родственник Свами. Этот Свами из нашего города. Он сын известного адвоката, но дошел до такого состояния. Мне невыносимо думать об этом, поэтому я плачу. Он улыбнулся мне, потому что знает меня».

Потом я спросила нескольких находящихся там людей: «Возьмет ли Свами пищу, если я принесу ее?» и получила положительный ответ. С того дня я приходила регулярно. Каждый раз я приносила фрукты, клала перед ним и совершала намаскар.

Затем я вернулась в Десур. В то время Бхагаван не жил на одном месте. По большей части он жил в пещере Вирупакша, а на лето перебирался в какую-нибудь из близлежащих пещер (например, в пещеру Мангового дерева или пещеру Садгуру Свами). Когда я снова приехала на даршан, Бхагаван сидел в пещере Вирупакша, лицом на юг. Паланисвами был тем садху, которому посчастливилось помогать Бхагавану в то время. Он был с ним рядом и днем и ночью и подавал ему еду. В тот день он тоже сидел в пещере Вирупакша, лицом на восток.

Я не спеша прошла внутрь пещеры, поставила рядом с Бхагаваном молоко в качестве подношения, затем вышла и встала в тени. Когда я снова увидела Бхагавана, поток безграничной любви устремился к нему из моего сердца, но вместе с этим чувством появились невыразимое уважение и страх. Это совершенно естественно для людей – чувствовать почтение и страх, находясь рядом с Бхагаваном. Так же естественно для человеческого «я» умолкать в его присутствии.

В этом святом месте царила атмосфера благодати и силы. Она лишала дара речи, заставляла неметь ум и тело – все это было столь сильно, что посетители сами по себе становились безмолвными. Там не было правил, предписывающих сохранять тишину, но в его святом присутствии посетители-новички, пришедшие на даршан, автоматически успокаивались и вели себя тихо.

Какое-то время я ждала снаружи. Вышел Паланисвами. В сосуде оставалось некоторое количество молока, и он вернул мне его как прасад Бхагавана. Я приняла его и вернулась домой очень счастливая. С того самого дня эта бедная женщина имела счастье получать прасад Бхагавана в течение многих лет.

Когда Бхагаван жил в пещере Вирупакша, Кандасвами (один из близких последователей, который очень любил Бхагавана) выбрал место для нового ашрама выше на горе. Он показал это место Бхагавану, и Бхагавану оно понравилось. Тогда Кандасвами начал строить новый ашрам. Он в одиночку вырубил колючие кусты, выровнял землю и посадил кокосовые пальмы. С того момента ашрам строился в духе служения Шри Рамане, тихо и без саморекламы. В память о Кандасвами его назвали Скандашрамом.

Когда Скандашрам еще строился, Бхагаван часто ходил туда из пещеры Вирупакша. Поскольку Паланисвами тогда был очень болен, он оставался в пещере. В один из таких моментов я пришла туда и принесла еду для Бхагавана. Я оставила принесенные мною рис, самбар и расам снаружи пещеры. Затем заглянула внутрь, но Бхагавана не увидела. Паланисвами, лежавший в пещере один, пригласил меня войти. Я подошла к нему и сказала, что принесла Бхагавану бхикшу (подношение в виде пищи). Он ответил: «Бхагаван поднялся в Скандашрам, но он скоро вернется, потому что мне нездоровится. Бхагаван думает, что здесь некому обо мне позаботиться, поэтому он скоро придет ко мне».

Услышав это, я подумала о Бхагаване, о том, как он устроил так, чтобы я служила преданным. Я осознала, что остаться с Паланисвами – мой долг. Я сразу же начала готовить для него горячую воду, чтобы он мог принять ванну. Бхагаван вернулся из Скандашрама, когда вода была почти готова. Я поклонилась ему и отошла в сторону. Бхагаван пошел прямо к Паланисвами и спросил о его здоровье. Паланисвами просто ответил: «Я сейчас приму ванну».

Я объяснила Бхагавану, что грела воду в его отсутствие и что сейчас она готова. «Очень хорошо!» – выразил свою радость Бхагаван. Повернувшись к остальным, он сказал: «Все голодны. Давайте скоро поедим».

Паланисвами тоже хотел твердой пищи, но Бхагаван сказал, что ему можно только кашу. Паланисвами ответил: «Я с удовольствием поем расам, который приготовила Десурамма (так ласково прозвали Акхиландамму). Я смешаю его с рисом и сьем». Затем он отозвал меня в сторонку и сказал: «Приготовь расам с перцем, чатни с горохом и подай Бхагавану». Я сделала так, как он сказал, и подала пищу всем, кто там был, кроме Паланисвами. Все ели, включая Бхагавана. Паланисвами я дала просто рис, смешанный с расам. Он съел его и, похоже, остался доволен. Однако это был его последний прием пищи и примерно через неделю он умер. Возможно, именно милостью Бхагавана он принял свою последнюю пищу из рук этой женщины.

Когда Бхагаван только перебрался в Скандашрам, там ничего не готовили. Бхагаван и его преданные, жившие с ним, питались ежедневными подношениями посетителей. Всю пищу делили на всех поровну. Однажды Каммакши Аммал и я пришли туда и принесли еды. В тот же день неожиданно явились на даршан к Бхагавану пять или шесть руководителей матхов. Поскольку мы не знали об их визите заранее, мы не приготовили для них еды.

Когда пришло время принимать пищу, к Бхагавану подошел один преданный и сказал: «Все ждут. Можно нам приступать к еде?»

Бхагаван, зная, что еды на всех не хватит, ответил: «Подождем еще немного».

Через какое-то время неожиданно явилась группа людей. Они принесли большие посудины, полные еды. Поприветствовав Бхагавана, они предложили ему пищу. Бхагаван попросил их сначала раздать еду всем присутствующим и только после этого встал, показывая тем самым, что и он готов поесть.

В «Шри Рамана Гите» один преданный спросил: «Как распознать в человеке присутствие джняны?» На что Бхагаван ответил: «Присутствие джняны распознается по видению равностности, которая выражает себя в форме абсолютной любви ко всем живым существам». Сам Бхагаван тому пример, потому что всю его жизнь можно считать иллюстрацией такой равностности.

Бхагаван никогда не принимал ничего, что подавалось ему одному и не подавалось другим. Даже когда ему давали лекарство, он брал только часть, а остальное раздавал преданным, которые были с ним рядом. Он настаивал не только на том, чтобы подношения делились на всех, но также и на том, чтобы ему не давали больше, чем другим. Он также не брал ничего, что было бы лучшего качества, чем то, что раздавалось его преданным. Он принимал только небольшое количество еды, если преданные настаивали на том, чтобы ему подавали в первую очередь.

Приготовив еду, я всегда клала большую часть в большой котел, а остаток – в маленькую миску для Бхагавана. Когда я подносила Бхагавану эту маленькую миску, он иногда говорил: «Ты даешь мне слишком много! Разве того, что останется в этом маленьком котле, хватит на всех?» Тогда мне приходилось уверять его: «Я принесла много еды. Этого достаточно, чтобы положить каждому большую порцию».

Убедившись, что это правда, Бхагаван соглашался принять подношение.

Поскольку все знали это правило, Бхагаван доверял нам распределять пищу поровну на всех после того, как ему дадут немного. Однако в более поздние годы, когда Бхагаван узнал, что этот принцип не всегда строго соблюдается, он перестал позволять кому бы то ни было подавать ему пищу в первую очередь. Вместо этого он настаивал на том, чтобы ему подавали в последнюю очередь, когда все присутствующие уже получили свою долю. Он также не начинал есть, пока всем остальным, кто делил с ним трапезу, не закончат раздавать еду. Все эти правила соблюдались и после того, как он перебрался в новый ашрам у подножия горы.

В те годы, когда Бхагаван жил в Скандашраме, счастье делить с ним трапезу выпадало в равной степени птицам, животным и людям – его преданным. Бхагаван никогда не делал различий между людьми-преданными и животными-преданными. Всем доставалась равная доля его сострадания. Иногда казалось, что животным-преданным везло даже больше, чем людям. Примерами тому были корова Лакшми, олень Валли, пес Джеки и обезьяна по имени Нонди Пайан (мальчик-калека).

Когда Бхагаван только перебрался в Скандашрам, «мальчик-калека» приходил и ел вместе с нами. Хотя ему и давали отдельную тарелку-лист, он обычно брал рис с листа Бхагавана. Счастливчик! Ни у кого из людей не было такого преимущества.

Однажды Бхагаван со своими преданными сидел в ожидании раздачи пищи. «Мальчик-калека» сидел рядом с ним. Как только я положила еду Бхагавану, не успев еще положить остальным, «мальчик-калека» зачерпнул несколько горстей риса с тарелки Бхагавана и съел. Бхагаван брал очень мало риса, но даже эти крохи был рад разделить с обезьяной. Когда я положила еще риса на лист Бхагавана, чтобы возместить сьеденное обезьяной, обезьяна зарычала на меня, выражая агрессию. Бхагаван сразу же повернулся к нему и сказал с укором: «Эдей! Эдей! Она одна из нас». Тогда обезьяна успокоилась. Какое удивительное чувство равенства было в этих словах!

Однажды я приготовила мурукку (мелкие хрустящие изделия из рисовой муки, жаренные во фритюре) для Бхагавана и принесла их в Скандашрам. Я не сказала ему заранее, что принесу их. В тот же самый день Четтьяры из Наттукоттая также приготовили мурукку и принесли их. Когда они простерлись перед Бхагаваном и подали ему свое подношение, я заметила, что их мурукку были красивой формы и очень хорошего цвета. Мне было очень стыдно делать свое подношение одновременно с ними, потому что мои мурукку были много хуже. Я решила подождать, пока не раздадут их подношение.

Вначале мурукку, принесенные Четтьярами, поднесли Бхагавану. Он отломил от одной из них маленький кусочек и попросил, чтобы все остальное раздали всем присутствующим. Затем я достала свои мурукку и положила перед Бхагаваном. Он взял целую мурукку и съел целиком. Его помощник, Айясвами, стал раздавать остальное. Когда он проходил мимо Бхагавана, тот подался вперед и взял с тарелки еще одну штуку.

Доедая вторую мурукку, он спросил Мастана Свами: «Мастан, что туда подмешано?»

Кто может понять, чем руководствовался Бхагаван в своих действиях или что он пытался донести до нас? У Бхагавана нет санкальпы*. Он сам никогда не решает, что ему следует говорить или делать. Слова и действия Бхагавана – это спонтанные благодатные лилы вездесущего Гопода. Этот случай научил меня, что никто не может определить или объяснить, почему милость Бхагавана проявляется тем или иным образом.

Когда я только начала приходить к Бхагавану, в ашраме еще не было построек и не было правил. Бхагаван почти всегда был один, под открытым небом или в пещере. Иногда с ним был Паланисвами. Даже тогда не было ограничений для преданных. Когда я подавала еду Бхагавану, я ждала, когда он закончит, а затем ела с того же листа. Так я делала много лет.

Бхагаван не только милостиво позволял мне это, но иногда даже способствовал в этом. В конце того периода, когда Бхагаван жил в Скандашраме и с ним жили его мать, Чиннасвами и многие другие, никто из них никогда не мешал мне пользоваться этим преимуществом, когда я навещала их. Даже позже, когда появился Шри Раманашрам, это право предоставляли мне всякий раз, когда я приходила туда.

Через некоторое время в Скандашраме мать Бхагавана и другие преданные начали готовить пищу сами. Даже тогда я продолжала готовить и приносить еду, потому что привыкла делать это с самого начала. Эчаммал и Камакши Аммал, невестка Мудальяр Патти, также продолжали готовить и приносить еду даже после того, как в ашраме появилось все необходимое для приготовления пищи.

Как-то раз, когда Бхагаван жил в Скандашраме, ко мне пришла Камакши Аммал и сказала: «Бхагаван с преданными завтра собираются подняться на вершину горы. Они попросили нас приготовить утром пищу и принести ее в Скандашрам». Для меня это было радостное задание. На следующее утро я встала очень рано, приготовила еду и взяла ее в Скандашрам. Камакши Аммал и Эчаммал сделали то же самое.

Вскоре после нашего прихода Бхагаван и его преданные отправились в путь. Восхождение с Бхагаваном принесло мне огромное счастье. По дороге к вершине Аруначалы, на расстоянии примерно трех четвертей пути от начала подъема, справа от тропы есть место под названием Семь Источников, – там из скалы бьют семь источников. Чуть выше этих источников камни естественным образом сложились в формемантапам. В середине мантапам находится большой круглый камень, напоминающий сиденье. Он лежит так, будто его специально туда положили. Лучи солнца не проникают в то место. Даже в полдень там можно ощутить прохладный ветерок. Дойдя до этого места, Бхагаван сообщил нам, что останется там один, а остальным следует подняться на вершину, а затем вернуться.

Мастан Свами и Перумал Свами упросили Бхагавана остаться с ним, а остальные пошли на вершину, оставив все приготовленные припасы у Семи Источников. На спуске я заблудилась, поскольку шла медленно и отстала от остальных. Пока я гадала, как мне теперь найти Бхагавана, Бхагаван сам послал несколько человек, чтобы найти меня. Они громко звали меня, и я вышла на их зов. Я вернулась к Семи Источникам, чувствуя себя очень счастливой, ведь Бхагаван даровал мне столько милости и любви.

Когда мать Бхагавана в конце концов поняла, что ее сын – это сам Бог, она пришла к нему и обрела в нем свое прибежище. Когда она стала жить в Скандашраме, Бхагаван не только следил за ее физическим здоровьем, но также воспользовался возможностью поднять ее на высокий духовный уровень. Всех, кто приходил к нему, Бхагаван делал более духовно зрелыми своей милостью, просто направляя на них взгляд, но в случае со своей матерью он ускорил процесс духовного созревания необычайно строгими мерами. Во многих случаях, направляя на истинный путь своих брата и мать, он делая им строгие замечания, демонстрировал гнев или вовсе игнорировал их. Его целью было поднять их на более высокий духовный план. Это происходило много раз, но я расскажу только о трех таких случаях, поскольку все они произошли с моим участием.

Однажды я пришла в Скандашрам и принесла молоко и фрукты. Поприветствовав Бхагавана, я встала в стороне. Бхагаван посмотрел на свою мать, стоявшую рядом, и попросил ее отведать мое подношение. В то время мать Бхагавана еще не рассталась со своими ортодоксальными привычками, поэтому не желала принять даже фрукты и молоко, принесенные человеком не брахманской касты.

Не объясняя причины, она ответила Бхагавану: «Ешь сам». Бхагаван, зная причину, по которой его мать отказалась принять подношение, сказал ей: «Хорошо, тогда возвращайся в свой дом в Мадурае». Затем съел часть фруктов и выпил немного молока, а остальное отдал Паланисвами. Съев немного, Паланисвами отдал мне остаток как прасад Бхагавана. При каждой возможности, делая подобные замечания своей матери, Бхагаван изгонял из нее представление о кастовых различиях.

В другой раз, когда Бхагаван, его мать и несколько других преданных сидели в ашраме, я ходила по помещению, выполняя какую-то работу. Несмотря на то что я двигалась очень осторожно, осознавая, что нахожусь в присутствии великих людей, я, должно быть, ненароком задела сари матери Бхагавана. Его вывесили сушиться там, где я в тот момент работала. Бхагаван, с целью помочь матери сделать ее ум более зрелым, повернулся к ней и шутливо заметил: «Смотрите, смотрите! Ваше сари, вывешенное сушиться, соприкоснулось с телом Десураммы! Правоверность улетучилась! Идите постирайте его и совершите омовение». Мать Бхагавана, явно смущенная, пробормотала: «Нет, нет», и замолчала.

Есть еще одна история, свидетелем которой я была и которая показывает, насколько строг был Бхагаван к матери. Однажды я пошла в Скандашрам на даршан.

После того как я поклонилась Бхагавану, его мать спросила меня: «Что ты принесла?» Я ответила, что принесла приготовленные зеленые листья.

«Что за листья?» – спросила она. Я ответила: «Листья, которые растут на горе».

Мать Бхагавана сказала с некоторой досадой: «Только вы знаете, где можно найти такие листья. Они очень вкусны, если их приготовить».

Я сделала вывод, что ей нравится этот сорт растений. В тот же день я пошла на гору, собрала еще этих листьев, принесла в Скандашрам и спрятала под кустами, которые росли рядом с ашрамом. Затем подошла к матери Бхагавана и тихо сообщила ей, что я собрала листья и спрятала их рядом с воротами ашрама. Она же не стала делать из этого секрет. Громким голосом она сказала Раманатхе Брахмачари: «Раманатха, Десурамма принесла листья. Возьми их».

Бхагаван, услышав распоряжение матери, взглянул на нее и сказал сурово: «Похоже, что вы опять по привычке просите тех, кто приходит сюда, о разных вещах».

Видя, что создала проблему для матери Бхагавана, я вмешалась прежде, чем она успела ответить: «Нет, Бхагаван, мать ничего не просила. Я сама их принесла». На это Бхагаван ответил со смехом: «Мать все так же по привычке просит».

Из этого на первый взгляд незначительного эпизода можно сделать глубокие выводы. Тот, кто пытается скрыть что-либо от Бхагавана, обманывает только себя. Это глупо – скрывать что-либо от Бхагавана. Он вскрывал такие замыслы просто для того, чтобы очистить наш ум. В этой истории, несмотря на то что я говорила очень тихо, милость и сила Бхагавана заставили его мать ответить достаточно громко, чтобы выдать мой тайный замысел. Думаю, в тот раз Бхагаван упрекнул свою мать, чтобы усилить в ней чувство отречения. Он хотел, чтобы она осознала, что не должна зависеть ни от чего в этом мире. Даже если Бхагаван не вмешивался, когда происходило что-то подобное, он все равно знал об этом. Если он молчал, то только ради своих учеников.

Однажды, когда Бхагаван был в Скандашраме, я поднялась на гору со всем необходимым, чтобы раздать бхикшу. Бхагавана нигде не было, и я спросила Акханданандара, которого также называли Аппадурай Свами, где Бхагаван. Он ответил: «Сегодня как раз тот день, когда Бхагаван обривает голову, так что нужно подождать». Он также сказал мне, что, поскольку сегодня полнолуние, это очень благоприятное время для получения упадеши [устного наставления] от великих душ, и добавил: «Когда Бхагаван придет, попроси его передать тебе упадешу посредством слов и милости».

Я по природе такой человек, что у меня нет ни желания, ни возможности просить о таком. Видеть Бхагавана, думать о нем и служить ему – этого достаточно, чтобы я была счастлива. Более того, как человек необразованный, я чувствовала, что не имею достаточных знаний для того, чтобы спрашивать его о чем бы то ни было. И даже если бы и спросила, у меня были сомнения относительно того, способна ли я понять его ответ. Тем не менее именно в этот день мне почему-то захотелось сделать так, как посоветовал Акханданандар.

Когда процедура обривания была закончена, Бхагаван пришел и сел рядом с нами. Он пока еще не совершил омовения. Я подошла к нему, поклонилась, встала и сказала: «Бхагаван, скажите мне, пожалуйста, что-нибудь».

Бхагаван пристально посмотрел на меня и спросил: «Что тебе сказать?» Я была одновременно озадачена и сконфужена. Мной овладела смесь страха, благоговения и сильного желания услышать дарующие милость слова Бхагавана, и я потеряла дар речи. Оторопевшая, я просто стояла перед ним. Бхагаван понял мое затруднение. Никто ничего скрыть от него не может. Ему достаточно одного взгляда, чтобы понять состояние души любого. Он благосклонно посмотрел на меня и сказал: «Будь, не оставляя себя».

Я не могла понять смысл этой высокой упадеши и не представляла себе, как ее практиковать, но как только эти слова слетели с уст Бхагавана, я почувствовала огромное удовлетворение и мой ум озарило потрясающее сияние! Эти слова, данные мне милостью Бхагавана, возникали в моем уме снова и снова, подобно накатывающим волнам. Они приносили мне неописуемое счастье. Я стояла, наслаждаясь чувством, вызванным одной этой фразой. Даже сейчас эта упадеша звучит у меня в ушах, и от этого у меня внутри разливается безграничный покой. Возможно ли описать милость Бхагавана?

Что было сказано мне? Как это – быть, не оставляя себя? Что значит быть оставленным? Что значит – «себя»? Пусть духовные учителя, ведантисты объясняют все эти вещи. Для меня они непостижимы. Более того, у меня нет стремления понять их. Счастье, обретаемое не только пониманием этой фразы, но также и практикованием, – то самое счастье даровал мне Бхагаван в тот момент, когда эти слова слетели с его уст. Мне не нужно понимать их умом, потому что я сразу же пережила то состояние, на которое указывали слова, даже не понимая на самом деле их значения. Я приняла этот непосредственный опыт, это абсолютное удовлетворение, как плод этой упадеши. Через этот опыт я пришла к пониманию того, что в благом присутствии Бхагавана простое высказывание, данное его милостью, может принести плоды и реализацию всех духовных практик, таких как шравана [слушание], макака [размышление] икидидхья-сана [созерцание или пребывание].

Передав мне этот наказ, Бхагаван остался сидеть и сидел очень долго. Я тоже продолжала стоять перед ним. Похоже, это имело огромное значение. Смысл состоял в том, что, передав упадешу посредством слов «будь, не оставляя себя», Бхагаван показал на примере, как это можно выполнить – пребывая в этом состоянии.

* * *

Я выражала свое почтение Бхагавану, разбивая перед ним кокос, возжигая камфору и совершая арати. Раньше, когда Бхагаван жил на горе, он милостиво разрешал мне совершать этот обряд.

Однажды Бхагаван со своими преданными пошли на гирипрадакшику. Я была в толпе, шедшей за ним. Я и еще две женщины – Эчаммал и Камакши Аммал – задумали совершить обряд почитания Бхагавана прямо в пути. Чиннасвами не любил, когда разбивали кокосы и возжигали камфору внутри ашрама. Он предпочитал, чтобы такие церемонии проводились перед усыпальницей матери (Раманы). Поэтому мы трое, никого не предупредив, принесли все необходимое для того, чтобы провести пуджу Бхагавану во время прадакшины.

Совершая гирипрадакшину, Бхагаван всегда ходил очень медленно и останавливался через равные промежутки времени. Во время одного такого привала Эчаммал разбила кокос и зажгла камфору в благом присутствии Бхагавана. На следующем привале то же самое сделала Камакши. Когда Бхагаван остановился у Ашрама Гаутамы, пришла моя очередь. Я разбила кокос, зажгла камфору и поклонилась ему. Бхагаван посмотрел на меня и мягко спросил: «Вы трое сговорились принести кокосы и фрукты?» Наш замысел был раскрыт. Бхагаван позволял нам так поступать, потому что знал, как много для нас значит возможность почитать его таким обрядом.

Однажды во время фестиваля Дипам я пошла в Скандашрам, чтобы получить даршан Бхагавана, и принесла с собой кокос и камфору. Там я впервые встретила Дандапани Свами, недавно поселившегося в ашраме. Когда я пришла, Бхагаван отсутствовал. Увидев кокос и камфору, Дандапани Свами понял, зачем я пришла. Он пытался помешать мне осуществить мой план, запретив проводить обряд почитания Бхагавана. Я не собиралась слушаться приказов, но чтобы успокоить его, молча выслушала его лекцию о том, что ритуальное почитание Бхагавана запрещено правилами ашрама. Потом пришел Бхагаван.

Он издалека заметил меня и, сопроводив свои слова благожелательным взглядом, поинтересовался: «Когда ты пришла?» Это была обычная фраза, которой Бхагаван приветствовал меня. Всегда, когда я приходила из своей деревни с едой для него, он неизменно спрашивал, когда я пришла.

Дандапани Свами очень удивился. Он приказывал и угрожал мне, полагая, что я новичок и что я никогда раньше не встречала Бхагавана. Когда он увидел, что мы с ним хорошо знакомы, он успокоился и ушел, оставив нас вдвоем. Я провела свою обычную пуджу Бхагавану, не переставая думать о его милости.

У Бхагавана было уникальное качество – он оберегал своих преданных. В отличие от большинства духовных и религиозных деятелей, он ничего от нас не хотел. Чтобы получить от глав матхов какую-то милость, преданные должны предлагать им пищу и совершать намаскар. Но Бхагаван был совсем не такой. Если он даже не хотел, чтобы его приветствовали, разве мог он желать подношений еды? Бхагаван никогда не приветствовал поклонение преданных в форме разбивания кокосов и возжигания камфоры. Некоторые из нас, давних преданных Бхагавана, все же выражали свое почтение таким образом, но Бхагаван не одобрял этого. Он не пытался запретить пуджи, так как знал, что это дает нам удовлетворение, но после окончания ритуала обычно просил больше не делать этого.

Однажды я пришла к Бхагавану с двумя кокосами, намереваясь предложить один Бхагавану, а другой – самадхи (его) матери. Бхагаван, конечно же, знал о моих намерениях. Он сказал: «Я идол, который ест. В храме стоит идол, который не ест. Разбей кокос перед Богом, который не ест».

В другой раз, перед тем как совершить гирипрадакшину, я зажгла камфору перед Бхагаваном, простерлась перед ним и ушла. Позже я узнала, что после того как я ушла, несколько молодых людей тоже зажгли камфору и совершили простирание перед Бхагаваном. Бхагаван пожаловался: «Все это из-за Акхиландаммы».

Бхагаван дарует свою милость, не дожидаясь, когда его об этом попросят. Так разве же он разливает свою милость в обмен на наши пуджи и подношения? Вовсе нет! Разве милость – не естественное его состояние?

Хорошо известно, что многие из преданных Бхагавана, получавшие его даршан в его ранние годы, когда он жил у Аруначалы, почитали его как самого Джнянасамбандхара. Этот мудрец также реализовал Я, будучи ребенком. Тот, кто захочет сравнить две эти судьбы, найдет много общего. Сам Бхагаван часто превозносил джняну Джнянасамбандхара. Они оба родились в день Ардхра Даршанам, их обоих сильно притягивала Аруначала, и оба они шли к ней одинаковым путем. На пути к Аруначале оба останавливались в храме Арайяниналлур. «Скипетр» джняны, которым Джнянасамбандхар владел до шестнадцати лет, принял Бхагаван, тоже в возрасте шестнадцати лет. Сходство между ними поразительно. Потому, когда в Шри Раманашраме ежегодно праздновалась Гуру-пуджа Джнянасамбандхара, я всегда ходила туда, получала даршан Бхагавана и предлагала бхикшу.

После того как в Шри Раманашраме начали готовить еду, я все еще хотела предлагать бхикшу всем преданным Бхагавана. Но как я могла предложить ее брахманам? Я решила эту проблему, покупая овощи и другие продукты и передавая их ашраму с указанием, что их следует приготовить для брахманов.

Сама я готовила еду для Бхагавана и преданных-не-брахманов и приносила ее в ашрам. В первое время существования Шри Раманашрама, когда еще не было всего необходимого для приготовления пищи, Бхагаван никогда не делал замечаний по поводу того, что я готовлю и приношу еду. Однако когда ашрам начал разрастаться, построили большую столовую, в которой можно было готовить и подавать несколько сотен порций еды в день. И даже тогда я продолжала готовить еду дома и приносить ее в ашрам.

Однажды после того как столовая уже была построена, я принесла в ашрам бхикшу на Гуру-пуджу Джнянасамбандхара. Бхагаван взглянул на меня и сказал: «Зачем ты так утруждаешь себя? Если ты просто пожертвуешь продукты, ашрамиты приготовят и подадут их».

С этого момента, не в силах ослушаться благодатного повеления Бхагавана, я отдавала ашраму продукты, какие только могла, только бы продолжать свое служение. К тому же мне порой удавалось готовить еду для Бхагавана и его преданных, так как с этого момента мне разрешили помогать готовить завтрак для ашрама. Поскольку Бхагаван ничего на это не возразил, бывая в ашраме, я всегда пользовалась счастливой возможностью приготовить завтрак.

В последние дни жизни Бхагавана, когда я жила в Десуре, я часто думала и беспокоилась о здоровье Бхагавана. Я решила пойти увидеться с ним, потому что испытывала огромное желание получить даршан, а также огромную печаль из-за того, что он так страдал. Когда я подошла к воротам ашрама, брахман, которого я не знала, не разрешил мне войти. Мне стало невыносимо печально, потому что мое желание увидеть Бхагавана было нестерпимым. К счастью, милостью Бхагавана, там оказался один из жителей ашрама, который знал меня. Барьеры, правила и законы, созданные для того, чтобы поддерживать спокойную атмосферу в ашраме в последние дня жизни Бхагавана, не могли устоять перед ревущими волнами моего океана печали. Этот ученик сообщил Бхагавану о моем приходе и мне позволили войти в комнату Бхагавана и получить даршан. Войдя, я попыталась сдержать эмоции, но мое самообладание рухнуло в предчувствие того, что я скоро потеряю своего единственного Господа. Я разрыдалась: «Бхагаван! Бхагаван решил оставить тело! Что же мне делать?»

Тысячи прекрасных душ стояли снаружи, и все они, как и я, хотели получить даршан. Разве не безграничной милостью Бхагавана я оказалась единственной, кто был допущен к нему? Глубоко озадаченная его благосклонностью, я склонилась перед моим Господом и вышла, ошеломленная. Стоит ли говорить, что я очень не хотела уходить. После того как я вышла из комнаты, Бхагаван послал мне следующее сообщение через того ученика, который открыл мне дверь: «Почему тебе так жалко это смертное тело?»

Я догадалась, что Бхагаван утешал меня, желая сказать: «Не жалей это тело, я всегда буду твоим спасителем!» Когда до меня дошел смысл этого сообщения, я ощутила ясность ума.

Когда Бхагаван достиг махасамадхи, моя душа погрузилась в бездонный океан печали. Позже, когда я обнаружила, что милость и благотворное присутствие Бхагавана все еще живут в моем сердце, печаль, которую я ощущала из-за его физического ухода, уменьшилась.

Теперь, когда я приезжаю в Тируваннамалай, я преклоняюсь передлингамом, воздвигнутым на самадхи

Бхагавана, получаю даршан преданных Шри Раманы и предлагаю им бхикшу, в зависимости от своих возможностей. Я надеюсь провести маленький остаток своей жизни, продолжая это дело.